- •Оглавление
- •Введение. Теория языка вчера и сегодня
- •1. «Принципы истории языка» Пауля. Декарт, естествознание и история
- •3. Гуссерль и его программа в «Логических исследованиях»
- •Глава I принципы науки о языке § 1. Идея и план аксиоматики
- •1. Точное восприятие, три вида понимания
- •2. Исходный объект науки о языке. Понятийный универсум лингвиста
- •3. Аксиомы науки о языке
- •4. Четыре принципа
- •§ 2. Модель языка как органона (а) Формы существования конкретных языковых явлений
- •3. Экспрессия и апелляция как независимые переменные наряду с репрезентацией. Три книги о языке
- •§ 3. Знаковая природа языка (в) Модель структуры языка
- •2. Анализ понятия знака, сравнительная психология, общая формула
- •5. Проблема абстракции
- •§ 4. Речевое действие и языковое произведение; речевой акт и языковая структура (с)
- •1. Речевое действие и языковое произведение, эмпрактическая речь, la parole
- •2. Языковое произведение искусства. Теория речевого действия
- •3. Языковая структура, критика, приемы лингвистического структурализма, более высокая ступень формализации, внеязыковые аналогии: товарные знаки, монеты, слова. Межсубъектность
- •4. Теория речевых актов. Штейнталь и Гуссерль. Анализ теории актов Гуссерля. Социальный характер языка
- •§ 5. Слово и предложение. Система s-f языкового типа (d) Понятие языка и его признаки
- •3. Продуктивность полевых систем
- •4. Логика и лингвистика
- •Глава iiуказательное поле языка и указательные слова
- •§ 6. Психологические предпосылки позиционных способов указания в индоевропейских языках
- •1. Миф о дейктическом происхождении языка
- •6. Вспомогательные средства du-дейксиса и istic- дейксиса
- •7. Jener- дейксис
- •8. Общий вопрос
- •3. Безусловная необходимость средств указания
- •5. Традиционная классификация местоимений и ее критика
- •§ 8. Дейксис к воображаемому и анафорическое употребление указательных слов
- •2. Субъективная ориентация и ее компоненты
- •3. Ориентация в пространстве и речевое указание
- •5. Ориентация во времени
- •6. Три основных случая дейксиса к воображаемому
- •7. Психологическая редукция
- •8. Перенесения. Драматическое и этическое изложение
- •§ 9. Эгоцентрическое и топомнестическое указание в языке
- •1. Инклюзивное и эксклюзивное «мы»
- •2. Слияние указательных частиц с предлогами
- •3. Эгоцентрические и топомнестические указания. Класс продемонстративов. Примеры из японского и индейских языков
- •Глава iiiполе символов языка и назывные слова
- •§ 10. Симпрактическое, симфизическое и синсемантическое окружение языковых знаков
- •1. Эмпрактические высказывания
- •2. Закрепленные названия
- •3. Аналогия из сферы геральдики
- •4. Синсемантика изобразительных ценностей в картине
- •5. Проблема эллипсиса
- •§ 11. Контекст и факторы поля в отдельности
- •2. Перечень контекстуальных факторов (по Паулю). Новое разбиение на три класса, его полнота
- •3. Апология синтаксиса извне
- •§ 12. Поля символов в неязыковых репрезентативных инструментариях
- •1. Лексические значения и репрезентативные поля; пояснения на примере двух неязыковых репрезентативных инструментариев
- •2. Поле живописания художника, изобразительное поле актера; о полевых ценностях
- •3. Понятие символа, предлагаемое определение. Из истории понятия «символ»
- •4. Соотношение образа и символа; материальная верность и реляционная верность
- •5. Своеобразие языковой репрезентации. Посредники в языковом репрезентативном инструментарии (объяснение на основе аналогии). Внутренняя форма языка
- •§ 13. Звукоподражательный (звукописующий) язык
- •1. Апологеты теории звукописания. Контраргументы
- •2. Живописательные потенции звуковой материи
- •3. Пределы живописания в структурном законе языка
- •4. Один пример из эксперимента Вернера
- •5. Две группы живописующих слов
- •6. Старые представления об удельном весе звукописания
- •7. Исследования в. Эля. Факторы противоположного характера
- •§ 14. Языковые понятийные знаки
- •1. Этимон. Магическое мышление и номинация. Открытие психологии мышления: семантические сферы
- •2. О синхитических понятиях
- •3. Несовместимость радикального номинализма с центральным фактом фонологии
- •4. Дж. Ст. Милль об общих и собственных именах
- •5. Теория актов Гуссерля
- •6. Заинтересованность лингвистики в объективном анализе. Монадная конструкция Гуссерля
- •7. Живой и доминантный этимон. Заключительные замечания о собственных именах
- •§ 15. Индоевропейская падежная система - пример полевого механизма
- •1. Смешанная система в индоевропейском языке. Существительные среднего рода в системе Вундта. Слишком широкое понятие падежа
- •3. Критика учения Вундта. Коннотации глагола
- •5. Акциональная категория как внутренняя языковая форма
- •§ 16. Критическая ретроспектива идея символического поля
- •Глава IV строение человеческой речи элементы и композиции
- •§ 17. Материально обусловленное оформление звукового потока речи
- •1. Материально обусловленное и грамматическое оформление
- •3. Моторная теория слога, баллистические импульсы
- •4. Компромисс. Критика Стетсона, возражения на критику. Фактор резонанса
- •§ 18. Мелодический облик и фонематическая характеристика слов
- •1. Фонематические и химические элементы, сравнение
- •2. Мелодический облик и особые приметы словесных единиц
- •3. Звуковые характеристики и вещественные признаки. Трубецкой и Менделеев. Геральдический экскурс
- •4. Подсчет осмысленных слогов в немецком языке. Релевантность мелодического облика
- •5. Центральная идея фонологии. Фонема как опорный момент, иерархия оппозиций. Проблема абстракции в новом облике
- •6. Новый закон о постоянстве. Сравнение с вероятностными константами
- •§ 19. Простое и сложное слово. Признаки понятия слова Идея чистого лексикона
- •1. Определение простого значения по Гуссерлю. Дистантные композиты Бругмана
- •2. Флективное слово и композит
- •3. Признаки понятия «слово». Опыт определения
- •4. Проблема классов слов
- •§ 20. Функции артикля
- •1. К истории артикля и теории артикля. Три функции артикля по Ваккернагелю
- •2. Формант существительных, теоретическое объяснение
- •§ 21. Сочинение с союзом «и» По поводу теории гештальтов
- •1. Сочинительная связь в числительных: разбор примера. Сочинительное «и». Итоги: соединение объектов и сочинение предложений
- •2. Парный композит
- •§ 22. Языковедческое исследование композита. Слово со сложной символической значимостью. Бругман против Пауля
- •1. Результаты сравнительно-исторического анализа
- •3. В защиту противопоставления атрибутивных и предикативных комплексов
- •4. Разлитое между именными и глагольными композитами
- •5. Интерференция позиционных факторов с музыкальными и фонематическими модуляциями. Предпочтение постпозиции в романских языках
- •6. Реализация признаков понятия слова в композите
- •§ 23. Языковая метафора. Сематологическое ядро теории метафоры
- •1. Психологические основы. Исторические данные. Внеязыковые параллели. Две метафоры из детской речи
- •2. Физиогномический взгляд. Функциональное удовольствие
- •3. Эффект различения, техническая модель двойного фильтра. Закон снятия. Пластичность значений
- •4. Гипотеза Вернера о табу. Критика: метафора и параявление
- •5. Общие итоги
- •§ 24. Проблема предложения
- •1. Определение Риса
- •2. Разноаспектность трех признаков Риса
- •3. Проверка традиционных определений. Грамматическое понятие о предложении
- •§ 25. Предложение без указательного поля
- •1. Коррелятивные предложения (именные предложения)
- •6. Абсолютно свободные от указания предложения логики
- •§ 26. Анафора. Сочленения речи
- •2. Словесный ряд в речи и изобразительный ряд в кинематографе
- •4. Богатство и бедность анафорического указания
- •§ 27. Формальный анализ сложного предложения (краткий отчерк)
- •1. Примеры лапидарной и полиартрической речи. Происхождение египетского релятава
- •3. Тип по Кречмеру. Начальная стадия. Резюме
- •4. Сравнение обоих типов
- •5. Понятие гипотаксиса. Полевой разрыв. Гипотеза Марти, новейшие исследования
- •6. Новая гипотеза: теория типов
1. Примеры лапидарной и полиартрической речи. Происхождение египетского релятава
Приводимый Димке древнеегипетский текст из «Истории Синухета» (SinuheВ5) гласит:
«Я совершил хождение на юг | я не намеревался идти в резиденцию | я полагал: возникнут битвы | я не верил: я буду жить после них | я перешел воды Маати недалеко от Сикоморы | я пришел на остров Снефру | я пробыл там на поле | я отправился рано | начинался день | я встретил человека — стоящим поблизости | он приветствовал меня почтительно | он боялся | подходило время ужина | я приближался к „городу быков» | я переправился туда на корабле — не было на нем руля — в веянии западного ветра | я проследовал мимо... | я направил свои стопы на север...»
Грамматически расчлененный период из Фукидида (Hist. belli Pelopon.VII / 69, 2) выглядит следующим образом:
Никиас
положением вещей полностью смущенный и видящий
сколь велика и близка уже была опасность — ибо уже были почти готовы отправиться — и полагающий —как это бывает большей частью при сражениях столь
большой важности — —всюду еще чего-то недостает — и еще недостаточно сказано призвал опять отдельных судоводителей
Называющий их по имени их отца и по их собственному имени и по их роду и призывающий каждого в отдельности никто не должен рисковать тем
что он к славе своей прибавил никто не должен дать померкнуть тем доблестям
которыми блистали предки и напоминающий об отечестве которое наслаждается прекраснейшей свободой о предоставленной в нем всем гражданам свободе устраивать
свой образ жизни и говорящий иное что люди обычно совершают которые находятся в подобном положении которые не страшатся того что кому-то могло бы показаться устаревшим и также то, что люди в подобных случаях говорят похожего друг другу
что относится к женам детям и богам отечества считая это, однако, полезным в данном положении.
И без моего комментария ясно, почему автор в египетском тексте видит отражение «духа египетской культуры», а в греческом тексте — отражение многообразной расчлененной сущности эллинизма. Результатом его наблюдений является утверждение, что в текстах из сочинительного демонстратива возникаетподчинительный релятив. Если говорить точнее, последний знак можно обнаружить повсюду и в древнейших текстах; однако в них он встречается редко, а впоследствии появляется значительно чаще и в тех местах, где первоначально выступал только первый. В тех случаях, где мы, согласно Димке, в любом индоевропейском языке должны ожидать примерно следующей последовательности предложений:«Когданастал день, я встретил человека,который спочтением приветствовал меня,посколькуон боялся», — в древнеегипетском тексте предложения стоят рядом, не будучи связанными друг с другом. Но такое преобладание паратаксиса не становится существенно меньшим при переходе от более торжественных к обыденным прозаическим текстам и в более позднее время под влиянием греков и римлян, когда наблюдается большая легкость и гибкость. Если бы возникала необходимость раскрыть содержание понятия «лапидарный язык», которое вполне приложимо и к греческим, и к римским надписям на камне, то, как я полагаю, вряд ли можно было бы найти более яркий образец, чем тексты на высокоразвитом языке древних египтян.
В материале, который анализировал Димке, имеются необычайно интересные с языковедческой точки зрения факты. Постараемся уяснить себе эти факты путем конструирования по их образцу и с помощью выработанных нами для этого понятий. Если я, начав рассказывать по-немецки, скажу es kam ein Mann«пришел человек» и затем употреблю to-дейктическое указательное слово то это вовсе не означает, что оно является истинным относительным местоимением. По-видимому, в праиндоевропейском языке существовала (неизменяемая) указательная частица. Вопрос: как же обстоит дело с семантической и с синтаксической функциями этой частицы? В повествовательном тексте ни о каком demonstratio ad oculos не может быть и речи. Но надо подумать, не находился ли до того, как сформировалось четкое анафорическое употребление, все же дейксис к воображаемому на переднем плане. Если я стану рассказывать: «NNжил сто лет тому назад в Вене. Там тогда были...» — то действует дейксис к воображаемому. Скажем же еще раз: es kam ein Mann(и далее) to.Можно предположить, что рассказчик в своем воображении как бы указывает пальцем на то, что перед ним находится. Относящийся к теории языка вопрос о происхождении релятива в четкой формулировке гласит: чем отличается известный в наших языках релятив от такого дейксиса к воображаемому?
Бругман вообще не усматривал здесь никаких различий; надо было бы показать ему факты древнеегипетского,языка, подробно описанные Димке. Из них ясно по меньшей мере, что древнеегипетское toбыло в сущности не ретроспективным указанием, а при таком употреблении проспективным (катафорическим) и что для возникшей позднее потребности в анафоре был изобретен специальный дополнительный знак. С точки зрения теории языка это наиболее интересное наблюдение в работе, которую мы рассматриваем. Ведь дейксис к воображаемому не нуждался бы в дополнительном знаке; если то, что имеется в виду, стоит перед моим, говорящего, внутренним взором и перед внутренним взором моего слушателя, то для указания на него, достаточно простогоto.Напротив, по-иному обстоит дело в том случае, когда в своем высказывании я как бы оборачиваюсь назад и намереваюсь указующе еще раз затронуть только что произнесенноеслово и с помощью номинативной значимости этого слова обратить внимание слушающего на тот же самый предмет. Такое обращение назад является первым шагом в конструировании релятива; этот шаг ведет к релятивной частице (Relativpartikel).
При втором шаге к такой частице добавляется полевой знак, и она превращается, таким образом, в (склоняемое) местоимение.Это прогресс, который, вероятно, можно было бы подтвердить полученными (путем конструирования) примерами из индоевропейского языка. Для точности необходимо сказать, что деление на первый и второй шаги не имеет в приведенном анализе временного значения. Это чисто логическое расчленение. Такие шаги не зависят друг от друга, они могли совершаться одновременно и независимо друг от друга. Само собой разумеется, что я не в состоянии оценивать содержательную корректность интерпретаций Димке. Я могу лишь сказать, что если я правильно понимаю Димке и если он надежно обнаружил и описал первый шаг, то языковед этому не удивится, а, наоборот, подумает, что тут нечто такое, чего в результате чисто феноменологического анализа можно было бы где-либо ожидать. Возможно, когда мы научимся лучше видеть подобные вещи, этот шаг можно будет обнаружить с большей отчетливостью еще где-нибудь. Для древнеегипетского языка было бы желательно узнать, в какой мере возникший релятив впоследствии приобретал временные, условные и т.д. оттенки значения или объединялся с обозначавшими их специальными знаками. Этого вполне можно было бы ожидать как развития, параллельного истории индоевропейского языка.
2. Тип по Паулю
Релятив — анафорический знак kat'exochen.Когда и где он возник, сказать трудно ввиду известного всем многообразия союзов и гипотактических образований. Можно ли, следовательно, считать появление релятива в каком-либо языке искомым источником наличия в нем многообразных гипотактических форм? Ответ:нет;существуют ведь и другие способы возникновения релятива. Избежать опасности, связанной со слишком быстро сконструированной на основе единственного принципа теорией, можно в том случае, если на основе ясных примеров будут выявлены образования, имеющие иную структуру. С чисто формальной точки зрения и исходя из простого предложения, при этом происходило, видимо, либорасширение,либообъединение:в первом случае (грубо говоря)из одного предложения возникают два,а во втором —из двух одно.Среди языковедов имеются и последовательный представитель теории расширения — Г.Пауль. и последовательный сторонник теории синтеза — П.Кречмер.
Это противопоставление не взято с потолка. Даже внешне оно прослеживается в том, как Г. Пауль после описания распространенногопростого предложения (Ein-Satz)озадачивает читателей своей книги заявлением: «Уже в предшествующем изложении мы переступили границы так называемого простого предложения и затронули область предложения сложного. Ведь при подлинно историческом и подлинно психологическом подходе становится ясно, что мы не можем настаивать на этом разграничении» (Paul. Die Prinzipien..,§ 100; русск, перев., с. 171). Уже здесь содержатся элементы полемики, она приобретает отчетливую форму в вопросе, как же было вначале. Пауль оспаривает не только основной тезис, в который, согласно Кречмеру, верили специалисты «начиная с Аделунга», но выражает свое несогласие в виде ошеломляющего утверждения, будто бы истинный паратаксис вообще никогда не существовал. «Мы уже видели, что при подчинении один из членов может обладать известной самостоятельностью; с другой стороны, ясно, что сочинение с полной самостоятельностью отдельных предложений вообще не встречается, что предложенияне могутбыть соединены друг с другом,не вступая при этом в своего рода подчинительную связь» (Paul.Ор. cit„ S.147 f.; выделено мною.—К.Б.;русск, перев., с. 175). Другими словами: вначале был гипотаксис, и он никогда не был преодолен.
А что же сказал бы Г. Пауль о древнеегипетском тексте? По-видимому, следующее: здесь еще отчетливее, чем где-либо, вы видите, что я прав. Ведь вы не станете меня убеждать, что рассказывающий о той встрече ранним утром случайно расположил предложения в той последовательности, в какой вам это необходимо, чтобы, прибегнув к помощи трех соединительных знаков, сделать из нее настоящий индоевропейский период! Нет, египтянин выстроил предложения в точно такой же последовательности, как и вы, чтобы одно из них уточняло другое и из них возникла бы логически стройная речь. А это и есть именно то,что Г.Пауль называет подчинением. После этого нельзя спорить, можно лишь спросить, соответствует ли его понимание существу дела и целесообразно ли оно. Является ли непременно придаточным предложением любое предложение, которое каким-либо образом «детерминируется» соседним предложением? У такого специалиста, как Г.Пауль, несомненно, имеются «исторические и психологические» причины для того, чтобы отказаться от распространенного мнения и пойти своим путем.
Однако с феноменологической точки зрения слабым местом его теории является именно то, что представителям противоположной концепции он приписывает никогда не высказывавшееся мнение о «самостоятельности» (каждого предложения в паратактическом ряду). Если я как защитник критикуемых введу обсуждаемую нами самодостаточность предложения без указательного поля, это как раз то, что требуется для возражения Г.Паулю. Предложение может быть столь же самодостаточным, как и предложения логиков, и в то же время быть по содержанию необходимым в определенном месте четкой аргументации; его содержание может также уточняться или само уточнять в ткани логически организованного контекста. Но когда мы приступаем к рассмотрению гипотаксиса и его фиксированных форм, все это временно можно не принимать во внимание. Однако уже сейчас следует сказать, что необходимость вернуться к обсуждению всего этого возникнет позднее в соответствующем месте. О том, насколько оно необходимо, будет сказано ниже. Но пока мы изложим хорошо продуманную теорию Г.Пауля.
Пауль исходит — и это является определяющим для его теории — из повествовательного предложения (S ®Р) без указательного поля и прослеживает, что же происходит, если к общему Р добавляется еще один Sили к общему S— второй Р. Мы сами, опираясь на логику Эрдманна, использовали эту схему расширения, чтобы разъяснить функцию слова und«и» (с. 290 и сл.). К сказанному можно лишь добавить, что Пауль, будучи грамматистом, ощущает различие между und,связывающим предметы(sachbündelnd)и und,соединяющим предложения (satzfügend),и чуть ли не с удивлением отмечает, что из отношения S ®Р возникли «все остальные синтаксические отношения за исключением одного-единственного, а именно:копулятивногообъединения нескольких элементов в единый член предложения» (Paul.Ор. cit„ S. 138). Такое ограниченное признание своеобразия атрибутивных конструкций с und,если разобраться, оправдывает сопротивление Пауля новаторам в теории (слово) сложения. Теорию Пауля о распространенном предложении следовало бы еще раз, но намного четче изложить тому, кто, как и мы, связал бы с указанным различием тот примечательный факт, что при нескольких субъектах в предложении Р имеет то показатель единственного, то показатель множественного числа: senatus populusque Romanus decrevit (decreverunt)«сенат и народ римский постановил (постановили)». Но этот вопрос мы не будем рассматривать. Ниже речь пойдет лишь об und,соединяющем предложения.
В тех случаях, когда und,соединяющее предложения, выступает при одном-единственном субъекте между двумя предикатами, логик справедливо скажет, что наличествуют два суждения. Пауль же считает, что налицо гипотактическое образование: Er fiel um und starb«Он упал и скончался». Того, что здесь схвачена и изображена объективная связь двух событий, никто не станет оспаривать. И если иногда такого рода предметная связь — это лишь простое следование событий, то в других случаях она может быть сколь угодно богаче и нюансированней: er liebte und verzieh «Он любил и простил»;Er heuchelt und erreicht sein Ziel«Он лицемерит и достигает своей цели». Но зачем пространно рассуждать о других возможностях или поддерживать гипотезу о том, что в таких образованиях может стоять только один субъект? Специфику теории Пауля можно достаточно четко охарактеризовать, если в дополнение к первому тезису «расширение» обсудить и второй о конструкциях с und.Кратко теорию Пауля можно сформулировать так: вначале было und, распространяющее (satzerweiternd)ирасчленяющее (satzzerlegend) предложение.
Подробности в предлагаемом здесь кратком очерке вряд ли необходимы. Идея Пауля хотя и является односторонней, однако ее нельзя опровергнуть. И из того, в чем она верна, знаток истории и мастер интерпретации, каким был Пауль, выводит соображения общего порядка, которыми глава об основных синтаксических связах насыщена в большей степени, чем любое иное краткое описание синтаксиса. О том, что undвовсе не всегда должно присутствовать эксплицитно, но может и не упоминаться или быть заменено другим словом из одной с ним группы, Пауль, естественно, знал так же хорошо, как и мы. Относительно чистый паратаксис в его понимании он усматривает в параллельных предложениях типа Er lacht, sie weint«Он смеется, она плачет» и признает анафору «очень существенным шагом» в развитии синтаксиса. Анафора для него — это средство экономии. «Можно было бы представить себе более обстоятельный способ выражения, при котором каждое предложение повторялось бы дважды — один раз как самостоятельное, другой — как зависимое. Подобное повторение — которое и в самом деле встречается, но редко, в виде исключения — в языке заменяют местоимением или указательным наречием» (Paul. Ор. cit., S.148; русск, перев., с.176).
Несомненно, это сказано корректно, этого нельзя опровергнуть, можно лишь углубить, если признать, что рефлексивноеуказание представляет собой необычайно поразительный и отнюдь не само собой разумеющийся феномен, и если появление истинного релятива представить как поворотный пункт в истории гипотаксиса. Пауль намечает тему, но не разрабатывает ее. Он также отмечает в последнем абзаце своей главы тот источник гипотактических образований, который Кречмер выносит в начало; однако здесь лишь констатируется, чтопобужденияивопросы могут «вступать в логическую зависимость» (от повествовательного предложения) и превращаться при этом «в обозначения условия или уступки»: Quidvis opta et veniet«Желай чего угодно — сбудется»(Paul.Ор. cit.,S.150; русск, перев., с. 178). Обратим еще раз внимание на etв интересующем нас месте и приготовимся к попытке изменить объяснения там, где (как у Кречмера) этоиуже больше не несет на себе акцент.