3. Что было дальше

Далеко за полдень, после вылазки Ивана Африкановича, деревня понемногу начала успокаиваться. Только иные бабы, прежде чем идти куда, оглядывались и, уже убедившись, что все спокойно, шли.

В избе Мишки Петрова на полу спал связанный, пьяный и потому безопасный Иван Африканович, спал и пьяный Пятак, спал и старик Федор. Только Куров не спал, он не напился, поскольку был всех похитрее, в придачу он числился сторожем на ферме.

Хотя летом ему почти нечего было делать на дворе, он все же отправился туда. Пришел, хромой, по батогу в каждой руке, сел на бревно.

- Это чего там мой-то наделал?-спросила Катерина. - Напьются до вострия да и смешат людей-то.

- Да чего, ничего вроде. Поплясать не дали, вот и вышел из всех рамок. А так ничего. За телятами-то все ты ходишь аль сдала кому?

- А кому я их сдам-то? Ладно вон Надежка еще пособляет. Спасибо девке.

- Не ушло начальство-то?

- Вон в водогрейке сидят, пишут чего-то. Начальство, о котором спросил Куров, как раз выходило из водогрейки.

Это был председатель колхоза вместе с тем самым приезжим из района, что предлагал Ивану Африкановичу написать список людей, которые косят в лесу по ночам.

- Ну, теперь, Леонид Павлович, в телятник, - сказал председателю приезжий.

Телятник стоял рядом. Красивая, крепконогая Надежка сверкнула на них яблоками своих глазищ, убежала в коровник.

- Надежка!-Куров погрозил одним из батогов.- Опять ворота открыты оставила!

Однако Надежка не слышала, и Куров, как конвой, с батогами пошел следом за начальством, слушая разговор.

Приезжий важно стукал ногой в перегородки, принюхивался и заглядывал в стайки.

- Что, Леонид Павлович, не сделали еще нагляднуюто?-спросил он председателя.

- Наглядная, Павел Семенович, будет.

- Когда?

- Заказали в городе, будет наглядная.

- Успеете к совещанию животноводов?

- Нет, Павел Семенович, к совещанию не вывернуть,- сказал председатель.

- А ведь дорога ложка к обеду, Леонид Павлович.

- Будет, будет наглядная.

Куров не успевал ходить за ними и опять сел на бревно, блаженно потыкал батогом в землю. И вдруг он услыхал Мишкин пьяный голос:

Сами, сами бригадиры, Сами председатели, Никого мы не боимся, Ни отца, ни матери.

Мишка шел с Митькой к ферме, оба слегка покачивались, и Куров начал делать им предупреждающие знаки, чтобы не ходили. Но где там. Оба дружка правились прямиком к ферме. "Ну и бес с ними,-подумал Куров,- сами на глаза уполномоченному лезут. Ну и прохвосты!"

Между тем прохвосты увидели начальство, а начальство увидело прохвостов.

Митька козырнул:

- Здравия желаю!

- Кто такой?-спросил приезжий председателя.

- А-а, гость, дачник, - отмахнулся председатель.

- Покажите ваши документы!-уполномоченный подошел к Митьке. - Где работаете? В отпуске?

- Так точно! В отпуске!-Митька опять козырнул.- А теперь вот третий день... поднимаю сельское хозяйство.

- Я тебе говорю, документы есть? В какой организации?

Митька с серьезным видом порылся в заднем кармане брюк, вынул какую-то бумажку.

- Так... - Уполномоченный начал читать. Вдруг он побагровел, разорвал Митькин мандат, повернулся и пошел.

- Мы еще разделаемся с тобой!-обернулся он напоследок. - Ты у меня еще попляшешь. Отпускник!

Митька хохотал на глазах у перепуганных доярок и хлопал себя по ягодицам.

- Ой! Начальничек. Ой! Перекурим, что ли? Однако начальство уходило все дальше и ничего не слышало. Пока Митька перекуривал и рассуждал с Куровым, Мишка ни с того ни с сего запустил движок в будке, потом незаметно присоседился к Надежке, свалил ее на солому и начал мять, а Надежна весело визжала и отталкивалась.

- Надежка! - позвал Куров, когда ребята ушли в будку.

- Ступай сюда, чего я тебе скажу-то.

- Чего, дедушко?-Надежка все еще рдела щеками и не могла отдышаться.

- А вот что. Ведь этот Мишка-то все время из-за тебя на ферму ходит, вроде бы и сторож-то я, а он тут все дни проживает. Только ты придешь, а он тут и есть, прикатил.

Самая ты для него наглядная-ненаглядная. Пра!

Надежка сказала: "А ну тебя!"-и убежала в телятник.

Старик поднял разорванную надвое Митькину бумажку, расправил, сложил и, откинувшись, шевеля усами, начал старательно читать по складам:

- "Про... проти... тиво... зачат... Противозачаточн..

очное сред... средство. Противозачаточное средство. Спо...

способ упо... употребления". Ишь, мать-перемать!-Куров бросил бумажку и растер ее каблуком.-Митрей? Я думал, ты ему бланку на гербовой бумаге вручил, а у тебя тут воно какая директива. Это чтобы алиментов помене платить?

- Ну! - Митька расхохотался. - А тебе, дедко, не надо такого лекарства? У меня есть.

- Нет, парень, не требуется. Меня уж на том свете с фонарями ищут. Не боишься, что в сельсовет-то вызовут?

- Мне ваше начальство, знаешь... Я его в гробу видел. В белых тапочках.

- Чево?

- До лампочки.

Куров не понял, что значит "до лампочки", переспрашивать постеснялся, сказал:

- А вот я в Сибири был, так там уполномоченных уважают, не то что у нас. Туда на мягкой машине, обратно на машине, а как привезут, кряду барана режут. В другой раз оне уж и знают, в какой дом идти. У меня в дому тоже, помню, после войны уполномоченные стояли. Иной все лето живет, а осенью ему, значит, замена приходит. Один раз приехал новый, ушел вечером собранье проводить. А ко мне мужики пришли покурить. Олеха-сусед говорит: "А что, робята, давно думаю об одной загвоздке". - "О какой загвоздке?" "А о такой, что охота мне узнать, чего оне в портфелях носят. Такие портфели толстые, как пузыри, и застежки светлые". - "Как, - говорю, чего, бумаги всякие, директивы. Ну, квитанции там... Списки какие". Я, значит, только до ветру вышел, а мужики в это времё спорить, кто одно говорит, кто другое. Взяли да и открыли портфель-то, он за шкапом стоял. "Давай, - говорят, - поглядим, да и дело с концом, чтобы не было у нас разногласия и сумненья". Открыли, да и хохочут, в портфеле-то пол-литра белого. Ну и бумаги, конешно, списки...

- Да ну? - Митька словно бы обрадовался.

- Вот тебе крест, проверили. А вот которые еще до колхозов ходили, те ни-ни. Строгие были, ни себе, ни людям спуску не давали. Все ходили в одной форме, голос подавали, только когда собранье.

Куров помолчал, глубокомысленно и неспешно потыкал батогом в землю, поглядел на небо:

- Прежде, робята, не так. Прежде уполномоченный придет, и глядеть не на что - кожа да кости. Ходили больше сухие, тонконогие, жидель на жи'деле. А тепериче уполномоченный пошел сплошь густомясый. Поглядишь, что клубочки катятся. Так у вас что, Иван-от Африканович как? Все еще в африканских веревках? Спит?

- А чего ему сделается! Пробудится, дак развяжем. И Митька с Мишкой, будто по команде, повернули головы: из водогрейки как раз выходила Надежка.