Вопрос 31. Имена Господа по Четвероевангелию. Общий богословский смысл имен Сын Божий; Сын Человеческий; Сын Давидов. Самооткровения Спасителя по Ин («я есть хлеб жизни» и другие). Иисус и Мессия

Надо сказать, что за некоторыми исключениями во всех четырех Евангелиях слово «Христос» употребляется как наименование, но не как имя собственное. В четырех местах, однако (речь идет об отрывках редакторского характера), оно используется как имя собственное, что вполне обосновано. Что касается Пилата, то он, по-видимому, использовал его в саркастическом смысле. В некоторых местах оно употребляется без определенного артикля, однако, по-видимому, используется как наименование, а не как имя собственное. Согласно тому греческому тексту из Евангелия от Марка (Мк. 9:41), которым мы располагаем, Иисус употребляет слово Христос как собственное имя. Однако, вполне возможно, в процессе передачи текст был искажен и что изначально в нем значилось «потому что вы Мои». Ученики нигде не обращаются к Иисусу как к Мессии. Что же касается всех других случаев, то в них данное слово используется как наименование.

Все это сразу заставляет думать о том, что в христианской общине присутствовал элемент исторического контроля над евангельской традицией. Если допустить (как это делают некоторые представители критики формы), что она была радикально пропитана той верой, которую исповедовала эта христианская община, можно было бы ожидать, что слово «Христос» будет использоваться в качестве имени собственного и в евангельской традиции, поскольку в таком качестве оно широко использовалось в эллинистической церкви во время написания Евангелий. Однако тот факт, что христианская церковь сохранила мессианскую терминологию в присущей тому времени исторической форме (не смешивая ее со своей собственной христианской терминологией), дает основание предполагать, что евангельская традиция не претерпела исторических искажений. Есть два отрывка, которые требуют особого внимания: исповедание Петра в Кесарее Филиппийской и осуждение Иисуса синедрионом. Марк пишет, что где-то в середине своего служения Иисус обратился к ученикам с вопросом о том, кто Он такой: «За кого почитают Меня люди?» (Мк. 8:27). Петр ответил: «Ты — Христос» (Мк. 8:29). Затем Иисус повелел им никому не говорить о Нем и с тех пор начал учить их, что Ему надлежит пострадать и умереть. Когда Петр как бы упрекнул Его за эти мысли, Иисус в свою очередь упрекнул Петра, назвав его сатаной (Мк. 8:33).

У Матфея это событие написано более пространно, и ответ Петра гласит: «Ты — Христос, Сын Бога Живого» (Мф. 16:16). Далее Матфей добавляет отрывок из какого-то своего, особого источника; в этом отрывке говорится о создании церкви на камне (т. е. Петре), а также содержится ответ Иисуса на исповедание Петра, который гласит: «Блажен ты силой, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, а Отец Мой, Сущий на небесах» (Мф. 16:17).

Относительно того, что Петр понимал под своим исповеданием Иисуса, мнения расходятся. некоторые считают, что под словом «мессия» Петр понимал распространенную в ту пору иудейскую надежду на то, что однажды явится Божий Помазанник, Царь из Давидова колена, наделенный сверхъестественной силой, который, уничтожив порочную политическую власть и политические организации, соберет Израиль в Царстве Божьем. Сторонники радикальной критики формы сводят повествование Марка к исповеданию Петра и к прямому и резкому отрицанию Иисусом идеи мессианства как дьявольского соблазна. Считается, что Иисус назвал Петра сатаной не потому, что тот отверг идею страдания Мессии, но потому, что он вообще лелеял идею мессианства. Есть сходное решение данной проблемы, согласно которому исповедание Петра, записанное у Матфея, и слова благословения, сказанные Иисусом Петру, являлись событием, происшедшем в ином историческом контексте. (см. Ин. 6:69). Однако евангелист ошибочно связал его с тем, что произошло в Кесарее Филлипийской. С данной точки зрения, Иисус тоже отвергает исповедание Петра, как полное непонимание миссии Иисуса, включавшей в себя искушение сатаной, которое Иисус отвергает и за которое упрекает Петра.

Серьезная проблема, однако, заключается в том, не понимал ли Петр под помазанным того царя-воителя, о котором говорится в псалмах Соломона. Когда Иаков и Иоанн просят о том, чтобы им в царстве было уготовано особое место, речь, по-видимому, идет не столько о том победоносном царстве, которое установит царь-воитель из Давидова колена, сколько об апокалиптическом царстве Сына Человеческого (Мк. 10:37). Более того, в поведении Иисуса не было ничего, что заставляло бы думать, что таковым царем он и является. Ученики, наверное, слышали ответ Иоанну Крестителю, в котором Он действительно утверждал, что является исполнителем ветхозаветной мессианской надежды, однако таким исполнением, которое может оскорбить людей (Мф. 11:2-6). Петр слышал весть Иисуса о Божьем царстве, видел творимые Им чудеса исцеления и изгнания бесов, поэтому легче заключить, что под словом «мессия» Петр понимал того, кто должен исполнить ветхозаветную мессианскую надежду, пусть даже и не как царь-воитель. Петр еще не понимает, в чем заключается мессианство Иисуса, однако, как бы улавливает его отблески. Матфей проясняет это, истолковывая его поведение как указание на Того, Кто есть Сын Божий. по-видимому, так же мессианство Иисуса понимал и Марк, поскольку у него есть своя христология Сына божьего (Мк. 1:1). Иисус благословляет Христа за то, что Ему явлена эта истина (Мф. 16:17), и это благословение, по-видимому, больше связано с идеей сыновства, чем с идеей мессианства. Для того, чтобы осмыслить Божье сыновство Иисуса, действительно потребовалось божье откровение, в то время как для осмысления мессианства этого не понадобилось.

Во втором отрывке повествуется о слушании дела Иисуса членами синедриона, стремившимися отыскать хоть какие-то законные основания для того, чтобы приговорить Его к смерти. Несколько человек дали противоречивые показания и были расценены как лжесвидетели (Мк. 14:56). В конце концов первосвященник прямо спросил его: «Ты, Христос, сын Благословенного?» (Мк. 14:61). Не совсем ясно, что он понимает под этими словами; поскольку это выражение не являлось распространенным наименованием Мессии. Вполне вероятно, что до первосвященника дошли какие-то слухи о том, что Иисус говорил нечто подобное. У Марка Иисус отвечал решительно и однозначно: «Я» (Мк. 14:62). Однако тут же определяет природу Своего мессианства: Он — небесный Сын, а не мессианский Царь.

У Матфея совершенно иной вариант ответа: «Ты сказал» (Мф. 26:64). В другом тексте явно принадлежавшем марку, содержится такой же вариант, как и у Матфея. Если бы ответ Иисуса не был бы однозначно утвердительным, данный вариант не являлся каким-то отрицанием. «Ответ утвердительный, однако он указывает на некоторое отличие в истолковании». То отличие, которое Иисус поясняет, говоря о небесном Сыне Человеческом и в силу которого Он тотчас же был приговорен к смерти за богохульство. У нас нет свидетельств, которые говорили бы, что человек, выдававший себя за Мессию, богохульствовал: не это, а слова Иисуса о том, что Он воссядет одесную Отцу, — вот что стало причиной Его осуждения. Однако римского наместника это нисколько не интересовало, и перед Пилатом Иисус был обвинен в том, что называл себя «Мессией» (Лк. 23:2). Пилат спросил, не Он ли иудейский царь? (МК. 15:2). И Иисус ответил так же как и в синедрионе: «Ты говоришь». Это не было ни явным отрицанием, ни однозначным утверждением. Однако Пила понял, что Иисус не повинен в подстрекательстве к мятежу. Тем не менее он уступил нажиму иудейских вождей, и Иисус был казнен на основании формального обвинения в этом подстрекательстве и в том, что Он якобы называл Себя царем, бросая вызов Риму (Мк. 15:26).

Итак, завершая наш обзор, мы можем сказать, что Иисус нигде в открытую не называл Себя Мессией, однако и не отрицал Своего мессианского предназначения, если таковое Ему приписывалось. Когда в синедрионе Он был прямо обвинен в том, что выдавал Себя за Мессию, Он согласился, однако дал Свое определение этого слова: да , Он Мессия, но небесный Мессия, как Сын Человеческий. Свой последний вход в Иерусалим Иисус совершим верхом на осле и, по-видимому, желая этим символическим действием исполнить пророчество из книги пророка Захарии о кротком царе (Зах. 9:9). Восторженный прием, который устроила ему толпа, крик «Благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего Давида» (Мк. 11:10), — все это свидетельствует о том, что слова и дела Иисуса пробудили в людях мессианские упования, накалившиеся до крайности. Однако, когда несколько дней спустя Пилат вывел Иисуса толпе, избитого, связанного и окровавленного, Он был похож на кого угодно, но не победителя врагов Израиля. Совершенно иная реакция, выразившаяся в осуждении Иисуса, и готовность распять его (Мк. 15:13) психологически понятны, если мы вспомним, с каким нетерпением иудеи ожидали Мессию.