Приложение

Вот некоторые моменты из жизни Наполеона, записанные Радзинским в его увлекательном романе «Наполеон. Жизнь после смерти». Думаю, каждому мальчишке необходимо проникнуться этими строками: «…Но у маленькой красавицы (матери) были крепкие кулаки… Она понимала – только кулаками можно шлифовать мой характер. Мою вздорность она превращала в упорство. Я не хочу идти в церковь – пощечина. Я увязался за ней в гости – она велела остаться. Но я иду, молча, упрямо иду за ней. Полуоборот матери, и внезапная боль – пощечина. Удар беспощаден! От бешенства я бросаюсь на землю – хочу разбиться, чтобы напугать ее. Истошно кричу, но она даже не оборачивается. Гордая, прямая спина удалявшейся матери… И до смерти я буду помнить тот день: жару, пыль, твердость земли – твердость матери. Уважение к силе, к ее непреклонности вошло в мое сознание вместе с пощечинами…

На самом деле я был мал, но крепок, как сталь. И уже не раз научил своих сверстников уважать и опасаться моего маленького тела. Я вступал во все драки. Главное – ввязаться в драку, и тогда тебе спуску нет! Так я учил свое тело бесстрашию. Я выбирал самых сильных – они сбивали меня с ног, но я вставал и шел на них. Я научил их не только страшиться моих кулаков, но и моей непреклонности. Так требовала моя честь. Так учила мать. Уверен, все доброе и злое в человеке – от матери. Запишите: «Она всегда учила меня гордости, чести и славе»…

Характеристика данная ему: «Крепкое сложение, отличное здоровье. Честен и благороден, отличался прилежанием к математике… будет превосходным моряком».

«Моя юность – мое одиночество. Мои товарищи постоянно болтают о любовных приключениях. У меня никого. Мое тогдашнее страдание… впрочем, обычное юношеское страдание. Я обожал гетевского «Вертера» - мой любимый тогда роман. Мысли о самоубийстве… Но у меня не было несчастной его любви, а я хотел иметь право глубоко страдать. И я нашел предмет постоянного страдания: поруганная судьба моего маленького острова. И я писал в дневнике: «о, моя угнетенная родина! Если нет больше отечества – патриот должен умереть…Я всегда в одиночестве, даже когда кругом люди. О чем я тоскую нынче? О смерти. А ведь как никак я стою лишь на пороге жизни. Мои земляки, закованные в цепи, целуют французскую руку, которая их сечет. Если бы нужно было умереть кому-то одному, чтобы вернуть свободу моему острову, я не раздумывал бы ни секунды…

Хотя теперь я думаю, что истинная причина моего страдания была совсем иной. Во мне появилась уверенность… в моей избранности! Не могу точно сказать, когда появилась эта мысль – вполне возможно, она была всегда. Просто с возрастом ее голос становился сильнее и сильнее. Я читал и перечитывал Плутарха, биографии Цезаря, Александра Македонского, - истории жизни великих властелинов, земных богов – как руководство для своей будущей жизни. Я ревниво отмечал, во сколько лет они достигли первых великих успехов. Хотя, будучи достаточно трезвым, я понимал: невзрачный, нищий, неродивый… в стране спеси, где главное – родиться знатным… Да, у меня не было ни одной лазейке в великое будущее… Скорее всего, здесь и была истинная причина моего постоянного страдания. А единственное прибежище от этого страдания – чтение о великих…

И, конечно, встреча с Александром Македонским. Я прочел о нем все. Сделал множество выписок по маршруту его завоеваний. Я в совершенстве изучил географию Египта, Персии, Индии. У меня появилась безумная идея… Да – вы поняли. Тогда все бредили переселением душ… и мне все больше казалось, что когда-то я был – им. И я поклялся повторить его великие планы в нашем жалком веке… или умереть. И я сумел! Через тысячелетия повторил грандиозные завоевания древности в нынешнем пугливом мире, который так страшиться всего грандиозного и так обожает жалкую меру… Всемирность – с этого ощущения начинается гений… Офицеры – богатые дворянчики. И я – полунищий, живущий на жалкое жалование… Я был тогда влюблен. Первая любовь для возвышенной души – пострашнее недуга. Ее звали Софии, дочь госпожи Коломбье… Да, помню ее фамилию. У этой дамы собирался местный салон, она была законодательницей мод валанского общества. И, надо сказать, она меня поняла и, думаю, даже оценила. Юный, нелюдимый, нищий подпоручик был принят в ее салоне. И, конечно же, я тотчас влюбился в ее дочь. Какое это было блаженство – сидеть подле Софии… и есть вишни. Да, мой друг, все мое блаженство свелось к тому, что мы ели вишни. Потом, через много лет мы встретились… она была замужем, бедствовала… После всех неосуществленных любовных мечтаний я записал в дневнике: «считаю любовь вредной для общества. О, если бы боги избавили мир от любви». Я сделал тогда выбор: я буду любить одну даму – Славу. И у нее не будет соперниц». Да, Наполеон обливался слезами на поле боя от любви к нелюбящей его Жозефине, что ж в этом он был слаб, но эта слабость как сила страсти простительна в нем.

«Я был худ, страдал от чесотки, и сзади меня часто принимали за девочку. Подчинить этих полупьяных великанов можно было только одним – мужеством».

«Я теперь часто вспоминаю: кроткий отдых после обеда, она (Жозефина) читает мне вслух, а я лежу без сил на кровати. Но это лишь мгновения – и вот я опять надеваю на себя железный ошейник верного пса Франиции! Смотрю на Жозефину. Она порой чертовски умна… легкое движение – дотронулась до моей шеи… Поцелуй… И фраза: «Это я поправила на тебе железный ошейник».

«Бой начался на рассвете. Я смотрел с холма, как вставало солнце, как строились в колонны русские – сверкали на солнце пушки, были видны даже белые перевязи на зеленых мундирах… Они не знали, что все для них уже кончено. Сколько их, радующихся сейчас солнцу, ясному утру, будут лежать на этом поле… на дне реки…

Огонь открыли корпуса Ланна и Мортье. И моя артиллерия показала, что такое настоящая работа! Потом в бой пошла кавалерия. Как живописно зрелище кавалерийской атаки… особенно в такой великолепный день! Солнце играет на шлемах, саблях, кирасах… Трубные звуки… беспощадная сеча между храбрецами…»

(Прим. ред. Отметим, что Ницше, как упоминает его сестра, был сильно потрясен блеском и радостью солдат, идущих на верную смерть. Вот она - искра его философии).

«Она (королева Луиза) приехала в Тильзит шестого июля в полдень. Ей было уже тридцать два года, но… «свежа как роза»… Она была в великолепном белом платье. Я появился через два часа после ее приезда. Приехал с прогулки верхом, был в егерском мундире и с хлыстом, что весьма контрастировало с ее роскошным туалетом. Я имел на это право, я был победитель!»

А следующим эссе о «даме с хлыстом», как ее называет Мэри Мейн в своей замечательной книге: «Эвита, женщина с хлыстом», которую я советую прочесть. Судьбой этой женщины, я думаю, должна проникнуться каждая девочка. (Интересно, что в одном популярном фильме Эву Перон сыграла «Мадонна», имеющая похожую судьбу).

Выдержки из журнала: «Она парила над коленопреклоненной, простирающей руки толпой: светлое платье, светлые волосы, собранные в пучок, алебастрово-бледное прекрасное лицо. Сеньора лежала в хрустальном гробу, стеклянную плиту, на которой он стоял, поддерживали в воздухе прозрачные тросы. С тех пор как ее набальзамированное тело выставили в часовне здания аргентинских профсоюзов, Эве Перон успели поклониться полмиллиона человек: мужчины плакали, женщины падали в обморок, несколько человек пытались покончить с собой.

Эва Перон, жена "сильного человека Аргентины", военного разведчика, заговорщика, диктатора, бессменного президента, правившего страной вот уже двенадцать лет, после смерти стала личной святой своего мужа - и Ватикан отлучил полковника Перона от церкви. Аргентинским беднякам не было до этого дела, они шли через всю страну пешком, чтобы помолиться перед гробом и попросить Сеньору о чуде. Зато богатые кварталы Буэнос-Айреса глухо роптали - там всегда ненавидели Кобылу, вид заполонивших столицу оборванных орд лишил просвещенное меньшинство остатков душевного равновесия. Все знали, что за обрушившимися на аргентинских олигархов конфискациями стояла она. Газеты, которыми распоряжалась Эва, раньше принадлежали оппозиции - первая дама страны запугала прежних владельцев и выкупила их за бесценок. До поры до времени буржуа это терпели - президент и его женщина не подрывали основ их благополучия. Эва Дуарте Перон висела в своем святилище, окутанная запахом благовоний, окруженная религиозным поклонением, а офицеры столичного гарнизона держали пари на то, когда произойдет военный переворот.

Эва Дуарте обивала пороги буэносайресских театриков, пробовалась на радио, подрабатывала в кино, но шансов пробиться у нее не было. Она жила в грошовых пансионах, спала с теми, кто мог составить ей протекцию, отказывалась от обеда ради пары новых чулок и безропотно глотала унижения - к ним сеньорите Дуарте было не привыкать. Она была внебрачной дочерью, бастардкой; отец, средней руки землевладелец, ничего не желал о ней знать, а мать перебивалась случайными заработками...

На плите кипело оливковое масло, протиравшая пол девочка сделала неловкое движение, задела ручку кастрюли и дико, нечеловечески закричала. Вбежавшая в кухню мать в ужасе закрыла глаза руками: лицо и руки ребенка были кроваво-красного цвета, кожа слезала с них лоскутами. Врач сказал, что на месте ожогов должна образоваться келоидная ткань, и личико Эвиты покроется шрамами и рубцами. Прошел месяц, хирург снял бинты - и ахнул: под ними сияла белоснежная, гладкая, девственно-чистая кожа. Она стала главным украшением сеньориты Дуарте - увидев девушку в первый раз, Перон шепнул приятелю, что сидящая напротив малышка похожа на Богоматерь.

Показания бывших соседей Кобылы, свидетельства хозяйки отеля, парикмахера, импресарио, хирурга, который делал ей аборт. Рядом записаны слова медсестры: она уверяет, что ее бывший шеф чудовищно искромсал Сеньору - бедняжка никогда не сможет иметь детей, трудно представить, как ей вообще удалось выжить...

Театральный агент вспоминает, как он шуганул малышку Дуарте из-за своего ресторанного столика: она была чересчур надоедлива и вешалась на всех, кто мог ей помочь, - да вот только желающих лечь с ней было немного... Две фривольные открытки: на одной Эва Дуарте полулежит на постели, закинув руку за голову, на другой, изогнувшись, пытается снять бюстгальтер - выглядит она при этом чрезвычайно убого... Показания полицейского осведомителя - он уверяет, что в 1935 году, оставшись без ангажемента, сеньорита Дуарте занималась проституцией...

Действительность, как обычно, оказалась прозаичнее. Считается, что Эва начала свою "карьеру" в столице в качестве простой уличной проститутки. Очевидно, ее первые впечатления от такого рода деятельности оказались глубокими. Через несколько лет, на вершине своей славы, она прикладывала огромные усилия для легализации проституции в Аргентине, но безрезультатно. Уличная деятельность маленькой Эвиты продолжалась, скорее всего, совсем недолго. Она пошла другим путем. Знакомясь и сходясь с состоятельными и влиятельными мужчинами, переходя из рук в руки, она продвигалась по карьерной лестнице вверх, в высший свет аргентинского общества. Тот период ее столичной жизни можно счесть крайне активным. Будущая первая леди Аргентины активно снималась в порнографических журналах (в дальнейшем эти издания по ее приказу изымались и уничтожались). Даже после замужества ее частенько называли за глаза шлюхой. Впрочем, иногда ей выкрикивали это прямо в лицо - и не только на родине, но и во время зарубежных поездок.

Даже после замужества Эва так и не смогла окончательно избавиться от ярлыка "потаскушки", как ее за глаза иногда называли. Однажды, во время официального визита в Италию, Эва ехала в открытом автомобиле по улицам Милана вместе с отставным адмиралом, сопровождавшим ее в этой поездке. Услышав крики разгневанной толпы, Эва, повернувшись к своему путнику, воскликнула: "Вы слышите? Они меня называют шлюхой!" "Я их прекрасно понимаю, мадам, — ответил ей адмирал. - Я не был в море уже 15 лет, а меня по-прежнему называют адмиралом".

Несчастный огрызочек, неприкаянный, обреченный прозябать на городских свалках воробей - откуда же взялась женщина, которой поклоняется простонародье? Кажется, что за эти годы она стала выше ростом: королевская стать, лучистые глаза, ослепительная улыбка - внутреннему сиянию, исходившему от Эвы Перон, невозможно было противостоять. В 1945 году, после того как она и Перон вышли на балкон президентского дворца, вслед за тем, как ее назвали госпожой Перон, Эва превратилась в другую.

Заметим, что Перон находился под сильным влиянием идей национал-социализма и был активным сторонником Адольфа Гитлера. В бедной и отсталой Аргентине идеи фашизма находили благодатную почву. На волне нацистской пропаганды Хуан Перон вскоре стал диктатором Аргентин, а Мария Эва Дуарте превратилась в Эву Перон - первую леди страны.

Флер Коулс в те годы жила в Буэнос-Айресе и прекрасно помнит публичные выступления Эвы Перон:

"Она всегда начинала речь скромными словами и произносила их тихим голосом. Она называла себя лишь проводником истинного бога аргентинцев ­ ее мужа. Но постепенно ее голос набирал силу, звучал все громче и громче и, наконец, переходил в крик. Я никогда не слышала выступлений Гитлера, но, думаю, в нагнетании атмосферы она ему не уступала. У меня ее вступления вызывали страх", - рассказывает Флер Коулс. Она даже жестикуляцию переняла у фюрера и чем-то, равно как и судьбой, была похоже на него.

Те, кто близко был знаком тогда с Эвой, утверждают, что она была холодной, расчетливой и хитрой женщиной, которой двигала лишь жажда власти и богатства, а не любовь или даже хотя бы страсть.

27 процентов детей в Аргентине в то время были, как и Эва, незаконнорожденными. К этому все привыкли и относились очень спокойно. Существовало, однако, неписанное правило — незаконнорожденный ребенок никогда не мог рассчитывать на высокую должность в будущем. Поэтому у женщин в аргентинском обществе существовало лишь одно средство, с помощью которого она могла добиться своих целей. Этим средством был секс, и Эвита отлично знала, как им пользоваться.

Провинциальная девочка приезжает в столицу и начинает пробиваться на сцену - недоедает, ходит в стоптанных туфлях, верит в счастливую звезду и ждет своего часа. Девушку бросают любовники, девушка проваливается в одном театре за другим - никому нет дела до того, что она собой представляет, но она уверена, что аплодисменты в ее жизни еще будут.

И чудо все-таки случается, судьба дарит ей великую роль. Семь лет подряд Эва Перон будет играть Первую Женщину Страны, верную подругу Первого Мужчины Аргентины - под конец она и сама поверит в то, что Бог избрал ее, чтобы призреть бедных.

Долгие годы она была талисманом, козырной картой полковника Перон: когда президенту приходилось плохо, Эва брала в руки микрофон - и на площадях собирались взбудораженные толпы. Духовная Водительница аргентинской нации, Принцесса бедняков, Святая Эвита... Полковник Перон позволил ей стать доброй волшебницей, феей, исполняющей желания бедняков, - титулы, которыми наградил Эву правительственный официоз, в трущобах произносили почти что с религиозным трепетом.

Эва Перон раздала две с половиной тысячи домов и квартир, три с половиной тысячи стипендий и семь тысяч восемьсот раз стала крестной матерью. Она принимала людей во Всеобщей конфедерации труда - очередь огибала два квартала, места в ней занимали с семи утра. Эва колесила по всей стране: раздавала деньги жертвам железнодорожных катастроф, открывала сельские школы - и при этом на равных разговаривала с президентом США и Папой Римским... А началось все с того, что серенькая, неприметная девица скользнула в ложу мирно смотревшего балет Хуана Перона, положила ему руку на обшлаг мундира и шепнула второму человеку страны давно приготовленную фразу: "Спасибо вам, полковник, за то, что вы есть".

Сначала он ее жалел, потом полюбил, а затем не смог без нее обходиться - Перон знал, что Эва в любую минуту отдаст за него жизнь. Ее главным козырем стала любовь. В окружении полковника Перона были люди, которые умели лучше льстить, время от времени у него появлялись другие женщины, многие из приверженцев были готовы отдать за него жизнь - но никто из них не шел ни в какое сравнение с его женой. Эвита была его собственным творением - он создал ее из нелепой маленькой актриски, вложил в нее новую душу, дал ей высокую цель. Она хотела завоевать мир, а для этого ей надо было покорить и удержать его, Хуана Доминго Перона. Восемь лет Эва была его мечом, утешительницей, тенью, больше ему было не на кого опереться...

Перон подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу - он думал о том, что Эвита, в сущности, сыграла с ним злую шутку. Она подчинялась ему во всем и всегда умела настоять на своем: когда он был молод, Эва спасла его, выведя на улицу толпу оборванцев, и ему, почти против своей воли, пришлось стать народным президентом. Эвита умела разговаривать с простыми людьми.

Злопамятная, себялюбивая, мстительная, коварная, она разделалась со всеми, кто ее когда-то обидел, разорила всех, кто мог ей угрожать, и теперь его ненавидит полстраны. Жены генералов шептались о ее коллекции бриллиантов - таких камней не было ни у одной из них.

После того как у Эвы обнаружили рак матки (официальным диагнозом стала лейкемия, но ему нашептали-таки, что причиной болезни был полуподпольный аборт), она не могла с ним спать - но никому не удавалось удовлетворить его так, как это делала она. Наверное, ее научили этим штукам за кулисами столичных театриков (жаль, что он не успел их закрыть), может быть, о ее маленькой округлой груди и жадном, ищущем языке сейчас вспоминают и другие мужчины... Это не важно - у них нет того, чем обладает он. Они не видели Эву в ее последние дни - исхудавшую, с огромными, обведенными кругами глазами. Она не шептала им, пересиливая чудовищную боль: "Милый, я люблю тебя больше жизни..." Почему он не исполнил ее последнюю волю, зачем затеял весь этот чудовищный фарс с бальзамированием - ведь она просила похоронить ее в семейном склепе?..

Без Кобылы тиран бессилен. Толпа не придет ему на помощь, а развязать гражданскую войну Перон не посмеет - Эва была куда решительнее мужа...

Доктор Ара успокоил офицеров: теперь в жилах Сеньоры течет коктейль из химикатов, некоторые не вполне понятные науке реакции неизбежны. Это его шедевр: если бы господа соблаговолили взглянуть на рентгеновские снимки, то убедились бы в том, что все внутренние органы на месте - такого не удавалось ни тем, кто мумифицировал фараонов, ни русским ученым, сохранившим тело господина Ленина. Сеньора абсолютно нетленна: пройдут века, а она будет все так же прекрасна... Ему удалось создать произведение искусства, и он хотел бы знать, что новое правительство страны собирается сделать с телом.

При слове "нетленна" офицеры усмехнулись, услышав последний вопрос испанца, пожали плечами. Эве Перон предстояло исчезнуть, превратиться в призрак, фантом, тень - у нее не должно быть ни надгробного памятника, ни места погребения. Ни пирса, с которого бы сбросили на морское дно залитый цементом труп, ни лесной опушки, где бы развеяли пепел: тайное всегда становится явным, туда, где упокоятся ее останки, простолюдины пойдут молиться.

История с телом бывшей первой леди стала напоминать фарс - военные не успевали его перепрятывать. Со складов армейского гарнизона контейнер с гробом перевезли на военно-морскую базу - но венки со свечами появились и там. Та же история повторилась и в хозяйственных помещениях полицейской академии, и на базе ВВС, и у подъезда Генерального штаба - в конце концов тело Эвиты упрятали в его подвал. Наконец, новый президент страны потерял терпение и приказал убрать эту стерву с глаз долой, избавиться от нее раз и навсегда... И тут случилось то, о чем в буэносайресских казармах до сих пор рассказывают страшные сказки.

Майор Арандия был честным служакой: верил в Бога, был предан непосредственному начальству, нежно любил жену и, как и положено доброму христианину, от души ненавидел Перона вместе с его Кобылой. Спрятать тело в своем доме Арандия предложил сам - уж там-то новые идолопоклонники до него не доберутся. У особнячка были чересчур узкие двери и лестницы - гроб вынули из контейнера и поставили в кабинете хозяина. С тех пор жена капитана потеряла покой и сон.

Бедная женщина не могла понять, что, собственно говоря, происходит - к ней в дом принесли какой-то ящик, около которого с оружием наготове днюет и ночует ее кроткий муж... Арандия осунулся, побледнел, стал рассеянным и нервным, на втором этаже начали раздаваться какие-то странные шорохи. Служанка рассказала ей о том, что в ящике, который хозяин поставил в кабинете, лежит огромная, похожая на спящую женщину кукла... Бедняжка решила, что ее муж стал извращенцем, и решила докопаться до правды - как-то вечером она поднялась наверх и подняла крышку гроба. Задремавший в своей спальне Арандия услышал шорох, ворвался в кабинет и разрядил в склонившуюся над заветным ящиком фигуру всю обойму двадцатипятизарядного маузера. Его жена скончалась на месте, вскрытие показало, что она была беременна, несчастный офицер пошел под военный трибунал - после этого и военная полиция, и управление контрразведки начали испытывать перед своей пленницей мистический ужас.

Революция дышала военным в затылок инфляция вышла из-под контроля, безработица побила все мыслимые и немыслимые рекорды, студенты шли в партизаны, рабочие стреляли в полицейских, солдаты были готовы выйти из повиновения, и генералы позвали Перона обратно - семидесятивосьмилетний старик дождался-таки своего часа. Перед тем как призвать его на царство, правительство сделало ему щедрый подарок: президентское жалованье за все годы изгнания и тело Эвы, извлеченное из могилы на кладбище Мадджори под звуки военного оркестра.

Перон и Мария Эстела ...Снежно-белая кожа, ясный лоб - обрюзгший, сморщившийся, одряхлевший Перон в ужасе смотрел на своих жен: Эва казалась намного привлекательнее Марии Эстелы, и на губах у нее играла издевательская улыбка. У ее ноздрей появилось голубое облачко, и молодая жена, вскрикнув, схватила Перона за руку - она поняла, что ее чары здесь ничего не стоят.

То, что произошло дальше, не поддается объяснению. Когда Перон возвращался в Аргентину, тело Эвы везли в аэропорт в огромной черной машине под охраной испанских карабинеров. По дороге они повздорили и начали стрелять друг в друга, едва успев отъехать от дома Перона, - автомобиль врезался в стену, шофер свернул себе шею. В кузове у гроба лежали два трупа с простреленными головами.

В Буэнос-Айресе Эву ждал почетный караул: увитый лентами катафалк, солдаты с примкнутыми штыками. На повороте машину занесло, и двое пехотинцев качнулись навстречу друг другу. Штыки вошли точно в шеи: почетный караул перерезал друг друга.

Перон помнил, что Эва просила предать ее тело земле, и не стал повторять опыт с часовней и хрустальным гробом: он похоронил ее в склепе загородной президентской резиденции Оливас под двумя стальными плитами десятисантиметровой толщины и через несколько лет лег с ней рядом.

Там она лежит до сих пор: мрачный склеп черного мрамора, ведущие вниз ступени, наглухо запертая дверь, неприметная табличка с надписью: "Семья Дуарте". А кладбищенский сторож рассказывает случайно забредающим сюда туристам, что внизу, рядом с матерью и сестрами, ждет своего часа Сеньора. Красивая и молодая, с загадочной улыбкой на губах.

Жизненный путь Эвиты оборвался внезапно и трагично. Любимица нации скончалась в возрасте Христа. Скорбь аргентинцев была безгранична. Можно без преувеличения сказать, что на похоронах первой леди страны рыдали все. Память об этой выдающейся женщине и по сей день живет в сердце каждого аргентинца. Человеческая память - феномен избирательный. Сейчас мало кто вспоминает о темных сторонах биографии Эвы. Но все граждане Аргентины знают сказку о бедной девушке, которая стала принцессой, но при этом никогда не забывала о своем происхождении и пыталась, чем могла, помогать простым людям своей страны».