Блок. «Стихи о прекрасной даме»

Роман Александра Александровича с Любовью Дмитриевной Менделеевой развивался напряженно и нервно. Блок то терзался ревностью, мучился от суровой холодности благовоспитанной Любы, то переходил к экзальтированному поклонению идеалу, воплотившемуся для него в этой золотоволосой, румяной, спокойной и радостной девушке.

Так было в жизни. А рядом с жизнью шли его стихи, одно за другим, день за днем, как дневник, как исповедь. Создавалась книга стихов о великой любви, о Прекрасной Даме. Реальные перипетии реального романа — ревность, холодность, встречи, тоска, экстаз благоговения — все переносилось в иной план, претворялось в стихи. Они были сложны, туманны, высокомерно закрыты для непосвященных. Но сквозь всю их туманность и усложненную символику просвечивали конкретные события.

Мы знаем, что в роковую ночь объяснения у Блока в кармане была записка, в которой он писал о намерении убить себя, если Любовь Дмитриевна не согласится стать его женой.

Все это так — у «Стихов о Прекрасной Даме> есть жизненная основа. Но жизненные факты претворены здесь в поэзию, возвышены до обобщений, до символов. В любой обыденной мелочи поэт видит знамение, присутствие высшего, тайного смысла:

из всей груды ежедневного, обычного, хотя и чрезвычайно важного лично для него, он творит высшую красоту и тайну.

Всматриваясь в жизнь, Блок ищет ее скрытый смысл, ее душу, ее второй план—духовный, мистический.

Блок в это время находился под огромным влиянием идеалистического учения Владимира Соловьева — предтечи русского символизма — известного философа, талантливого поэта, религиозного публициста и критика. Дуалистическое учение Соловьева признает двойственную природу всего сущего: внешний, видимый мир, согласно этой философии,— только бледное отражение того высшего, духовного мира, который открывается лишь немногим, лишь посвященным.

Избавительницу мира от зла и греха Блок, вслед за Соловьевым, видит в мудрой Мировой Душе, воплощенной в женском начале — Вечной Женственности. В воображении Блока возвышенные функции Вечной Женственности, Спасительницы мира воплощаются в его вполне реальной невесте — Любе Менделеевой. Она для него — не просто любимая. Она — Светлая, Вечная, Царевна, Хранительница-Дева, Несравненная Дама. Таков ее идеальный образ в блоковской ранней лирике. И любовь к ней — не просто земное, пусть и огромное чувство, но озарение, приобщение к высшему смыслу миря.

Предчувствия, которыми пронизаны все стихи этого цикла,— не просто предчувствия счастья, ответа на любовь, но ожидание чуда.

Эти предчувствия, при всей их отвлеченной религиозной сущности, полны живой страсти, напряженной тревоги, ликования, юношеской экзальтации.

В лучших стихах цикла нет холодного рационализма. Мы воспринимаем их как прекрасное одухотворенное человеческое чувство, устремленное к идеалу. Это великое чувство ясно, чисто и строго. А ощущение предчувствий и надежд полно неясного, весеннего очарования.

Весной 1903 года происходит литературный дебют Блока: несколько его стихотворений были напечатаны в религиозно-философском журнале «Новый путь», издаваемом Мережковским, в «Литературно-художественном сборнике» студентов Петербургского университета и в альманахе «Северные цветы». А в октябре 1904 года в московском издательстве «Гриф» выходит первая книга Блока — «Стихи о Прекрасной Даме» (помечена 1905 годом).

Начальный период творческого пути А. Блока отмечен страстным ожиданием вселенского обновления. В «Стихах о Прекрасной Даме» (1897-1904) звучат мистические грезы об идеале, идея-мечта о грандиозных событиях, ожидание «огненных бурь» и потрясений. Зрелые стихотворения поэта все чаще пронизывают чувство необходимости установить новые отношения с действительностью. В письме к С.М. Соловьеву от 8 марта 1904 года А. Блок признается: «Во мне что-то обрывается, и наступает новое в положительном смысле, причем для меня это желательно, как когда реже». В «Стихах и Прекрасной Даме» намечается оригинальное свойство блоковского восприятия мира – искренность переживаний. Поэт не боится упреков в откровенности поэтического представления интимного мира, утверждая, что лишь любовь является источником познания мира: «…Только влюбленный имеет право на звание человека». Чувство, убеждает поэт, упраздняет эгоизм, приближает личность к абсолютным категориям Красоты и Добра, раскрывает божественную сущность мироздания и ценность человеческой жизни. Тема подвига получает в поэзии Блока новой звучание: на смену мужественному служению идеалу приходят мотивы интуитивно-вдохновенного проникновения в чудо любви, ожидание и предощущения «тайного союза» с чувственной природой мироздания. Тем не менее ощущается, что Блок отдает явное предпочтение антиаскетизму. Прекрасная Дама уничтожает «страх сердечный», она поет «сладостно и нежно», навеки «ласковые сны».

Одинокий, к тебе прихожу, / Околдован огнями любви. / Ты гадаешь. - Меня не зови - Я и сам уж давно ворожу. (1901) …. Предчувствую Тебя. Года проходят мимо - / Всё в облике одном предчувствую Тебя. Весь горизонт в огне - и ясен нестерпимо, / И молча жду, - тоскуя и любя. (4июня 1901) …. Будет день, словно миг веселья. / Мы забудем все имена. / Ты сама придешь в мою келью / И разбудишь меня от сна. (31.10.1902)

БИЛЕТ 16

Проза Розанова. «Уединенное», «Опавшие листья»

Свои лирические миниатюры Розанов (1856-1919) называл по-разному: эмбрионы, опавшие листья, мимолетное, последние листья. В своих книгах он создал особый жанр листвы. Она представляет нам собою целостное, но неоднородное литературное явление. Уединенное – это отчаянная попытка выйти из-за ужасной занавески, которой литература отгорожена от человека. Писатель стремился прорваться к людям, которых он искренне и глубоко любил. В «Листве» Розанов от авторского повествования обращается к многоголосию, напоминающему полифоничность поздних романов Достоевского. Создается впечатление разнообразного шума голосов. Неумолчный шум в душе. Листва не рассчитана на неотрывное чтение, как читаются повести или романы. Перед нами весьма своебразная смесь глубины прозрений и наблюдений художника, высказанных неподражаемо самобытным словом гения, попытка соединить несоединимое. Нередко в Листве усматривали исповедальный стиль. Попытка «нового» есть уже в Уединенном. В отличе от афоризмов, мыслей великих людей, записи Розанова не только носят характер недосказанности, но и направленности на самого автора.Смысл своих записей Розанов видит в попытке сказать то, чего до него никто не говорил, потому что не считал это стоящим внимания. «Я ввел в литературу самое мелочное, мимолетное, невидимые движения души, паутинки быта». В Листве Розанов попытался ухватить внезапно срывающиеся с души восклицания/, вздохи, обрывки мыслей и чувств. Обретя форму уединенного или листы, Розанов как бы отказался от всех иных литературных форм и манер.