говорили в начале: структура — модель или конкретный объект? Мы выяснили, что структурное исследование имеет место всегда, когда удается свести конкретный объект к модели. Но мы оставили открытым другой вопрос: структура — орудие метода или онтологическая реальность? Если структура это орудие, которое я изготавливаю для того, чтобы обосновать тот или иной подход к объекту, то отрывок из Старобиньски завершает наше исследование. Но что если структура представляет собой онтологическую реальность, которую я открываю как окончательную и неизменную? Вот вопрос, который теперь встает перед нами.

54SeC, pag XX

55Речь о схватывании, изначальном акте, "изначально конституирующем объект" (E. Husserl, Idee per una

fenomenologia pura, Torino, 1965, 2a ed , pag 422 )

289

3. Второе сомнение: онтологическая реальность или оперативная модель?

I. Структура как оперативная модель

I.1.

От первых структурных изысканий в лингвистике до исследований систем родства Леви-Стросом структурная модель используется для того, чтобы свести к однородному дискурсу несходный опыт. В этом смысле модель выступает как оперативная, как единственно возможный способ сведения к однородному дискурсу живого опыта несходных объектов, и следовательно, как некая логическая истина, истина разума, а не факта, некая металингвистическая конструкция, позволяющая говорить о различных феноменах как о знаковых системах.

В этом случае понятие структурной модели рассматривается в свете операционистской методологии, не предполагая утверждений онтологического порядка; и если вернуться к аристотелевской субстанции и колебаниям между онтологическим и эпистемологическим полюсами, го выбор будет сделан в пользу последнего. Ученый, использующий модели в своих исследованиях, неизбежно вынужден согласиться с позицией Бриджмена: "Я считаю модель полезным и необходимым инструментом мышления, поскольку она позволяет мыслить вещи, не объединенные родством, в терминах родства" 56.

Таким образом, с точки зрения "методологического" структурализма нижеприведенное высказывание Ельмслева, кажется, не подлежит обсуждению: "Под структурной лингвистикой понимается совокупность исследований, основывающихся на некой гипотезе, согласно которой с научной точки зрения вполне правомерно описывать язык так, словно он — некая структура в принятом выше смысле... Мы также настаиваем... на гипотетическом характере структуральной лингвистики... Всякое научное описание предполагает, что объект описания мыслится как некая структура (и следовательно, анализируется с помощью структуральных методов, позволяющих выявить отношения между составляющими ее частями) или как часть некой структуры (и стало быть, как присоединяющийся (синтез) к другим объектам, с которыми он находится в каких-то отношениях, позволяющих выявить более масштабный объект, включающий в качестве

56 Percy Bridgman, La logica della fisica moderna, Torino, 1965, pag 75

290

составных частей как первый, так и вторые)... Нам могут заметить, что если это так, то принятие структурального метода не навязывается объектом исследования, но представляет собой свободный выбор исследователя. И если это так, то перед нами старая проблема, обсуждавшаяся в средние века, вытекают ли выявляющиеся в процессе анализа понятия (концепты, классы) из самой природы объекта (реализм) или же из метода (номинализм). Вопрос этот явно эпистемологического свойства и выходит по крайней мере за рамки нашего сообщения, если не за рамки компетенции лингвиста в принципе"57.

Ельмслев говорит, что эпистемология помогает глубже поставить эту проблему, при этом лингвистика наравне с физикой поставляет для этого материал, но само решение проблемы лежит вне компетенции лингвиста. Другими словами, для корректного использования структурных моделей не обязательно быть убежденным в том, что их выбор предопределен объектом, достаточно знать, что это вопрос

метода 58. Научно обоснованный метод — это, в конечном счете,эмпирически адекватный метод Если ученому хочется думать, что он открывает неизменные структуры, присущие всем языкам (или, добавим мы, всем феноменам), и если эта уверенность помогает ему в работе, тем лучше для него, и даже, как говорит Бриджмен, "удача поворачивается к тем, кто, выявляя связи между явлениями, заранее уверен, что они есть" 59.

1.2.

С другой стороны, попытка выявления однородных структур в различных явлениях (и тем более, если речь идет о переходе от языков к системам коммуникации, а от них — ко всем возможным системам, рассматриваемым как системы коммуникации) и признания их устойчивыми, "объективными" — это нечто большее, чем просто попытка, это непременное соскальзывание от "как если бы" к "если" и от "если" к "следовательно". Да и как требовать от ученого, чтобы он пускался на поиски структур и при этом не позволять ему хотя бы на минуту допустить, что он занимается реальными вещами? В лучшем случае, если он и начинает как законченный эмпирик, то по завершении трудов он непременно убежден, что вывел некую константу человеческого ума.

57L. Hjelmslev, Essais linguistiques, cit., pagg.100—101

58«Начальная гипотеза, отметим себе это, ничего не говорит о "природе" изучаемого объекта Она весьма далека от философских или метафизических глубин вещи-в-себе» (ор. сit., pag. 22)

59Bridgman, oр cit., pag. 197

291

I.3.

Опасность такого рода, впрочем вполне контролируемую, можно ощутить в работах Хомского. Как признает

сам Хомский, исходным пунктом его воззрений является картезианский рационализм 60, он тяготеет к гумбольдтовскому идеалу языка как "underlying competence as a system of generatives processes"*, порождающей

грамматики как "system of rules that can iterate to generate an indefinitely large number of structures"* 61 . Однако — в то время как искомые константы носят сугубо общий и формальный характер и не участвуют в определении

типов структурных моделей, соотносимых с конкретными языками 62, — он настаивает на том, что предпочтение одной модели порождающей грамматики другой ее модели носит условный и оперативный

характер и верифицируется функционированием самой модели 63. Так, даже выставляя себя сторонником рационализма (в классическом смысле слова, т e признавая существование языковых универсалий, а также врожденных предрасположений человеческого ума) Хомский напоминает, что "Общая лингвистическая теория наподобие той, что вкратце была описана выше, должна поэтому рассматриваться в качестве специфической гипотезы (курсив наш), по существу

рационалистического толка в том, что касается природы мыслительных структур и процессов"64

60	Noam Chomsky, De	quelques	constantes	de la théorie	linguistique, in	Problèmes du	langage, Paris,
1966 О проблеме языковых универсалий ср. (J.Н. Greenberg, ed) Universals of Language, MIT, 1963
61	Cp. Aspects	of	Theory	of	Syntax, М Ι	Τ 1965,	cap

1 Методологическое введение Хомский Н Аспекты теории синтаксиса М , 1972

62"В настоящее время мы не можем подойти вплотную к построению такой гипотезы о врожденных схемах,

которая была бы достаточно обширной, подробной и определенной, чтобы объяснить факт усвоения языка Следовательно, главной задачей лингвистической теории должно стать развитие представлений о языковых универсалиях, которые, с одной стороны, не будут опровергнуты действительными различиями, существующими между языками, и, с другой стороны, будут достаточно содержательными и эксплицитными, чтобы объяснить быстроту и единообразие процесса овладения языком" (ор cit., pagg. 27—28, ук соч., с 30) "Существование формальных универсалий глубинного уровня в смысле приведенных примеров предполагает, что все языки строятся по одному образцу, но не предполагает, что имеется какое-то взаимнооднозначное соответствие между конкретными языками" (ор cit., pag.30, ук соч., с 32)

63Хомский неоднократно подчеркивает сугубо предположительный характер "генеративного метода, при том что

речь идет о гипотезе разума" (ср. ор сit. pag. 53) См также введение к Syntactic Structures (Aja, 1964) и на с 51 акцент на методологическом характере генеративистского подхода В Aspects, cit, pag.163 он настаивает на том, что синтаксическая и семантическая структура естественного языка по сю пору остается "глубокой тайной" и всякая попытка определения их неизбежно должна рассматриваться как временная и ограниченная

64Aspects, cit., pag. 53

292

В известном смысле, Хомский, воспитанный на эмпиризме современной науки, относится к философии как к импульсу, как к некоему психологическому обеспечению, и результаты его

исследований (как и исследований Ельмслева) могут быть использованы также и теми, кто вовсе не разделяет его философских воззрений. Ведь можно же не разделять вполне философской гипотезы Якобсона о том, что весь универсум коммуникации подпадает под принцип дихотомии, проявляющийся как в бинаризме смыслоразличителей в лингвистике, так и в бинаризме теории информации, и все же признавать, что бинарные оппозиции чрезвычайно эффективны при описании коммуникативных систем и сведении их к однородным структурам.

Уместен вопрос, а возможно ли, занимаясь научной деятельностью, не отдавать себе отчета в рискованности таких эпистемологических обобщений и, выдвигая осторожные гипотезы, не испытывать недоверия к глобальным философским ответам, тем более тяжеловесным и сковывающим, что они заданы с самого начала. И, однако, чтение некоторых текстов Леви-Строса после всего того, что нами говорилось выше, вовсе не настраивает на мирный лад.

II. Методология Леви-Строса: от оперативной модели к объективной структуре

II.1.

Такой показательный текст, как вступительная лекция к курсу в Коллеж де Франс, позволяет проследить, как принципы методологического структурализма постепенно преобразуются в структурализм онтологический. В примитивных обществах различные техники, взятые сами по себе, предстают сырыми фактами, между тем, помещенные в общей контекст жизни общества, они оказываются эквивалентами серии значащих выборов; так, каменный топор превращается в знак, потому что занимает то место в общем целом, которое в каком-нибудь другом обществе принадлежало бы другому орудию, используемому в тех же целях (как видим, и здесь значение является позициональным и дифференциальным). Установив символическую природу своего предмета, антропология вменяет себе в обязанность описывать системы знаков и описывать их согласно структурным моделям Антропология получает свой материал уже упорядоченным, уже данным, но по этой самой причине неуправляемым, потому и приходится ей работать с моделями,

"c'est adiré des systèmes desymboles qui sauvegardent les propriétés caractéristiques de l'expérience, mais qu' à différence de l'espérience, nous avons le pouvoir de manipuler" ("т. e. с системами символов, которые воспроизводят отличительные черты опыта, но которыми в отличие от него можно манипулировать").

293

В уме ученого, моделирующего опыт, разыгрывается умственное действо созидания моделей, обеспечивающих продолжение исследовательской деятельности.

Следовательно, структура не схватывается простым эмпирическим наблюдением: "elle se situe au dela" ("она расположена по ту сторону"). И, как уже говорилось, она представляет собой систему, держащуюся внутренней связанностью, связанностью, недоступной при наблюдении изолированной системы и выявляемой в процессе ее преобразований, благодаря которым в по видимости несходных системах обнаруживаются сходные свойства Но чтобы допустить возможность этих преобразований, возможность транспозиции моделей, необходимо

некое обеспечение в виде разработки системы систем. Другими словами, если существует система правил, делающая возможной артикуляцию языка (лингвистический код), а также система правил, делающая возможным артикуляцию брачных обменов как формы коммуникации (код родства), то должна существовать система правил, устанавливающая отношения эквивалентности между лингвистическим знаком и знаком родства, эквивалентность формальную, точное позициональное соответствие одного термина другому, эта система и будет представлять собой то, что, употребляя термин, не используемый

нашим автором, мы назовем метакодом, позволяющим определить и назвать подведомственные ему коды 65 .

II.2.

Проблема, которая незамедлительно встает перед Леви-Стросом, состоит в следующем, универсальны ли эти правила (правила кодов и метакодов)? И если это так, то что это за универсальность? Понимать ли ее в том смысле, что речь идет о неких правилах, которые, будучи однажды сформулированы, пригодны для объяснения самых различных феноменов, или в том смысле, что это реальность, глубоко упрятанная в

каждом из изучаемых явлений? В рассматриваемом тексте ответа Леви-Строса сквозит явное предпочтение опера-

65 В "Сыро» и вареном" Леви-Строс пишет "Коль скоро сами мифы базируются на кодах второй степени (коды

первой степени составляют язык), эта книга представляет собой код третьей степени, призванный обеспечить взаимную переводимость разных мифов" Другими словами, "по мере продвижения вперед структурного анализа изучаемое мышление все более обнаруживает свое внутреннее единство, связность и исчерпывающий характер Структуры все более удаляются от начальной конкретности, становятся все более общими и простыми, покрывая все более широкую сферу явлений и тем самым обеспечивая их интеллегибильность" (ит.

перевод Andrea Bonomi, Implicazioni filosofiche nell antropologia di Claude Levi-Strauss, in "Aut Aut", 96—97, 1967)

294

тивного подхода, эти структуры являются универсальными, поскольку в задачи антрополога как раз входит разработка трансформационных моделей, все более усложняющихся по мере того, как они охватывают все более разнородные явления (сводя, например, к одной модели примитивное и современное общество); но это процедура, осуществляемая в лабораторных условиях, — построение исследующего ума: не имея истины факта мы довольствуемся истиной разума 66.

Вывод безупречен и вполне соответствует требованиям, которые можно предъявить ученому. Но вот тут-то в ученом и возвышает голос философ: если мы убедились операционально в применимости инвариантных кодов к различным феноменам, разве это не доказывает сразу и со всей очевидностью существование универсальных механизмов мышления и, следовательно, универсальность человеческой природы?

Конечно, может вкрасться вполне методологически оправданное сомнение: а не поворачиваемся ли мы спиной к человеческой природе, когда выявляем наши инвариантные схемы, подменяя данные опыта моделями, и вверяемся абстракциям, как какой-нибудь математик своим уравнениям? Но ссылаясь на Дюркгейма и Мосса, Леви-Строс сразу же напоминает, что только обращение к абстрактному делает возможным выявление логики самого разнородного опыта, открытие "потаенных глубин психологии", глубинного слоя социальной реальности, чего-то "присущего без исключения всем людям"67.

Трудно не заметить совершающегося здесь быстрого перехода от оперативистского к субстанционалистскому пониманию моделей разработанные в качестве универсальных, они применимы универсально и, стало быть, свидетельствуют об универсальной субстанции, гарантирующей возможность их применения. Можно было бы возразить, что модели универсально применимы, потому что построены так, чтобы применяться везде и повсюду, и это наибольшая "истина", к которой может привести методологическая корректность. Нет сомнения, что определенные скрытые константы обеспечивают возможность их применения (и это подозрение будит исследовательскую

66"В сущности, мы занимаемся не чем иным, как разработкой языка, достоинства которого, как и всякого языка,

заключаются исключительно в его связности и в том, что с помощью очень небольшого количества правил отдается отчет в очень большом количестве самых разнообразных явлений в отсутствие недоступной истины факта мы постигаем истину разума" (Похвала антропологии, in Razza e storia, cit., pag. 69 )

67Ibidem, pag. 73—74 Процитируем также Мосса "Люди общаются с помощью символов но они могут располагать

этими символами и вступать с их помощью в общение только потому, что у них одни и те же инстинкты"

295

мысль), но разве есть какие-нибудь основания утверждать, что то, что обеспечивает функционирование модели, имеет форму модели?

II.3.

Смысл нашего последнего вопроса ясен: тот факт, что нечто обосновывает функционирование данной модели, нисколько не исключает того, что это самое нечто обеспечивает функционирование и других (и самых разнообразных) моделей; с другой стороны, если нечто имеет ту же самую форму, что и модель, тогда получается, что предложенная модель исчерпывающе описывает реальность и нет никакой необходимости продолжать строить уточняющие модели.

Было бы несправедливо сказать, что Леви-Строс так уж легко соскальзывает от одного утверждения к другому, но нельзя не сказать, что в конце концов он это делает.

Предполагался ли такой переход заранее? Позволительно спросить: утверждение универсальных механизмов мышления это западня, фатально уготованная Леви-Стросу, или это установка, которой он придерживался с самого начала? Конечно, сходные идеи возникают всякий раз, когда ученый оказывается

перед необходимостью ввести в какие-то рамки процесс прогрессирующего разрастания артикулируемых структур.

Семья — это конкретная реализация, сообщение, построенное на основе того кода, каковым является система родства какого-то племени; но этот код в свою очередь становится сообщением, построенным на основе того более общего кода, каковым является система родства, общая для всех племен, и этот новый код есть не что иное, как частная реализация более фундаментального кода, позволяющего свести к общему знаменателю (на основе одних и тех же структурных законов) код родства, языковой код, кулинарный, мифологический и т. д.

Спрашивается, как следует понимать этот код, разработанный с тем, чтобы обосновать все прочие? Поскольку уже никакого более общего кода не выделить (как мы увидим позже, обратный ход неизбежен, однако мы ограничимся предположением, что ученый удовлетворен полученными результатами, позволяющими ему описать все рассмотренные до сих пор явления), то что это — предел, кладущийся конструированию оперативных моделей, или же основополагающий комбинаторный принцип, которому подчиняются все коды, изначальное устройство человеческого ума, в котором законы природы предстают как конституирующие законы культуры 68?

68 Андреа Бономи в упомянутой статье, представительствуя от имени феноменологии, старается подчеркнуть у

Леви-Строса моменты, несомненно имеющие место, он видит в структурном бессознательном — о чем речь позже

— не столько хранилище содержаний, сколько "активное артикулирующее начало", хорошо понимая, что оно-то и гипостазируется под именем бессознательного. На самом деле, у Леви-Строса оба эти момента то противопоставляются, то смешиваются, в то время как второй очевидно присутствует в текстах, которые мы обсудим в Г.4, имеются и другие пассажи, в которых подчеркивается, что целое, исследуемое структурным анализом (например, мифы), никогда не предстанет завершенным. Сырое и вареное. Cit. pag.19—21. В Г 5.VIII.1

мы увидим, что Деррида вскрывает это противоречие (см., также ниже Γ.3.ΙΙΙ 2).

296

II.4.

Неоднократно Леви-Строс достаточно двусмысленно определяет код. В "Неприрученной мысли" очевидны колебания между идеей множественности кодов и постулатом единого кода, обосновывающего правила универсальной перекодировки: говорится, например, что тотемические понятия составляют коды для выработавшего и принявшего их общества 69; говорится, что коды являются средством фиксации определенных значений и их транспозиции в другие системы (и следовательно, имеются в виду средства, которые воздействуя на системы Значений, тем самым воздействуют на коды, переводя их в термины других кодов с помощью чего-то такого, именуемого "кодом", являющегося метаязыком по отношению к предыдущим)70 ; говорится также, что системы значения представляют собой более или менее

удачно разработанные коды 71, или даже выдвигается гипотеза, как, например, на заключительных страницах, посвященных историографии, согласно которой различные

исторические эпохи следует изучать, прилагая к ним не только общий хронологический код, но и в свете частных хронологических кодов (события, значимые для кода, оперирующего тысячелетиями, не являются таковыми для кода, измеряющего время месяцами, и наоборот)72 ... Итак, разработка правил трансформации одного кода в другой представляется возможной, но вместе с тем не полагается никаких пределов индивидуации различных социальных и исторических кодов всякий раз, когда построение определенной модели проясняет механизм той или иной знаковой системы.

II.5.

Если бы дело ограничилось этим, никаких вопросов бы не возникло. Структура-код могла бы выводиться исследователем на основе среднестатистического узуса (так, код "язык X" был бы только совокупностью условий использования данного языка определенным сообществом) и рассматриваться как зависящая от него структура, которая по мере выявления обретает характер нормы (с той оговор-

69La pensée sauvage, Paris, 1962, pag. 120. Леви-Строс К. Неприрученная мысль В кн. Леви-Строс К Первобытное мышление, М., 1994. С. 111—336

70Ibidem, pag. 183, ср также pag.197 и особенно 228.

71Ibidem, pag. 302.

72Ibidem, pag.344

297

кой, что впоследствии она претерпевает изменения под влиянием узуса, когда отклонения от нормы перестают рассматриваться как отклонения).

С другой стороны, если структуры разворачиваются в целях понимания различных сообщений, то и сообщения, в свою очередь, ориентируют на выявление определенной структуры. Необходимость понимания сообщения побуждает соотносить его с определенным кодом: всякая декодификация начинается с дешифровки: чтобы понять знаковую форму, я соотношу ее с системой знаков и, стало быть, с кодом, значимым именно в этом его качестве. Это нетрудно сделать по отношению к сообщениям с легко узнаваемыми кодами, социальная и конвенциональная природа которых достаточно очевидна, как, например, в случае словесного сообщения. Но как быть в случае системы родства? Но как быть если я еще не располагаю кодом, но должен распознать его в сообщении, дешифровать его? В этом случае я полагаю код (умственную конструкцию, оперативную модель) и тем самым придаю смысл структуре сообщения. Код полагается как модель для разных сообщений (точно так атомная модель Бора представляет собой модель структуры атомов отдельных элементов, как, например, модель атома водорода, которая, в свою очередь, моделирует феномен, в противном случае остающийся вне сферы нашего опыта). Но каковы критерии оценки значимости кода, вложенного мною в сообщение? Он оценивается на основе своей способности упорядочивать это и другие сообщения, предоставляя возможность говорить о них в однородных терминах (т. e. используя один и тот же инструментарий определения). Выявить унитарные структуры (т. e. коды) в различных сообщениях (чтобы затем, в свою очередь, соотнести унитарный код-структуру с частным сообщением, построенным на основе более общего кода, позволяющего соотнести его с другими, более частными кодами) значит понять разнородные феномены с помощью одного и того же концептуального инструментария. То, что разные языки (различные коды, понятые как сообщения-реализации некоего кода лингвистических кодов) сводимы к ограниченному числу оппозиций, свидетельствует только о том, что, прибегая к этой умозрительной конструкции, мы получаем возможность определить их в совокупности, причем наиболее экономно. Опыт отлился и окостенел в модели, но ничто с эпистемологической точки зрения не дает нам основания утверждать или отрицать, что мы обнаружили в нем нечто более окончательное, нежели бесконечную возможность других корреляций.

II.6.

Таким мог быть вывод. Но у Леви-Строса этот намечающийся на многих страницах вывод сталкивается с другим, более настойчивым, более окончательным, который постепенно берет верх: всякое

298

сообщение интерпретируется на основе кода, все коды взаимопреобразуемы, потому что все они соотносимы с неким Пра-кодом, Структурой Структур, отождествляемой с Универсальными Механизмами Ума, с Духом или — если угодно — с Бессознательным. Материя структурного исследования та же, что и материя всякого коммуникативного поведения, будь то поведение представителя примитивного или цивилизованного общества, это само наличное объективное мышление

Проблема восхождения от кода к метакоду, обсуждавшаяся нами в оперативистских терминах, предстает у Леви-Строса как в определенной степени уже решенная на путях некоего философского верования в объективность законов мышления. "Вне зависимости от того, будет ли исследование ограничиваться изучением одного общества, или же оно будет охватывать несколько обществ, все равно придется проводить глубокий анализ различных сторон социальной жизни для достижения уровня, на котором станет возможным переход от одного круга явлений к другому; это значит, что нужно разработать некий всеобщий код, способный выразить общие свойства, присущие каждой из специфических структур, соответствующих отдельным областям. Применение этого кода может стать правомерным как для каждой системы, взятой в отдельности, так и для всех систем при их сравнении. Таким образом, исследователь окажется в состоянии выяснить, удалось ли наиболее полно постичь их природу, а также определить, состоят ли они из реалий одного и того же типа ... Произведя подобное предварительное приведение к простейшему виду (сопоставление систем родства и лингвистических систем), лингвист и антрополог смогут поставить перед собой вопрос, не связаны ли различные разновидности средств общения ... в том виде, в котором они могут наблюдаться в одном и том же обществе, с аналогичными бессознательными структурами. При положительном решении этого вопроса мы были бы уверены в том, что нам удалось прийти к действительному выражению основных отношений" 73.