- •Определимся с терминами
- •Форма и содержание
- •Правда vs/@/& ложь
- •Non/Fiction
- •§ 2. Персонажи
- •Где взять?
- •Как оживить?
- •Показать и рассказать
- •§ 3. Сюжет и нарратив
- •Сюжет и нарратив
- •Романный и постклассический нарратив
- •Основной драматический вопрос или фабула
- •Конфликты
- •Три составные части сюжета
- •Смерть в Венеции
- •§ 4. Повествовательная позиция
- •Повествовательная позиция
- •Первое лицо
- •Периферийное первое лицо
- •Распределенное первое лицо
- •Третье лицо
- •Расределенное третье лицо
- •Всевидящий всезнающий автор
- •Объективное повествование
- •Ты, читатель
- •Что выбрать?
- •§ 5. Описание.
- •Описания Живая и мертвая вода
- •Ингридиенты хорошего описания
- •Используйте все чувства
- •Будьте изобретательными
- •Будьте странными
- •Советский авангард
- •Изъясняйтесь вразумительно
- •Эпитеты и говорящие детали
- •Говорящие детали
- •Описания через восприятия персонажа
- •§ 6. Диалог
- •Значение диалога в фикшне
- •Неотождествленность диалога стенограмме
- •Сжатый диалог
- •Семантика диалога
- •Полифонический диалог
- •Открывающий диалог
- •Текст и подтекст
- •Правила оформления диалога
- •§ 7. Время и место
- •Время года и погода
- •Временнóй шаг
- •Быстрое и медленное время
- •Нелинейный ход времени повествования: флэшбеки и прологи
- •Герой в хронотопе
- •§ 8. Стиль
- •Голая метафора
- •Как выбрать?
- •Споры о вкусах
- •§ 9. Тема произведения. Этапы работы над ним
- •Тема и фабула
- •Формулировка темы
- •Как тема появляется
- •Этапы работы над произведением
- •Как научиться хорошо писать
- •§ 10. Как издать готовую книгу?
- •Труднее оргазма
- •Три пути
- •На что обратить внимание в догворе с издательством
- •Маркетинг — двигатель книжной торговли?
- •Лотерея в вавилонской библиотеке
Ты, читатель
Для полноты картины надо сказать и о повествовании от второго лица — когда автор обращается к персонажу на «ты» — «ты пойдешь, ты сделаешь».
Примеры эти, надо признать, очень малочисленны и относятся к области экспериментальной или мемуарной прозы. Самый известный русскому читателю пример — «Владимир или прерванный полет», мемуары Марины Влади. Она рассказывает о своем герое именно таким образом «ты пришел, ты спел, ты обнял»... — и, конечно, она имела право на такую интимность.
Менее известно, однако, что Влади опиралась не только на свои чувства, но и на традицию авангардного французского «нового романа». В частности — на роман 1967-го года авангардиста и экспериментатора Жоржа Перека «Человек, который спит». Перек подробно, шаг за шагом, описывает процесс выпадения из обычной жизни молодого героя-студента. Ты перестаешь сдавать экзамены. Ты ходишь каждый день в одно и то же кафе и заказываешь один и тот же тошнотворный бизнес-ланч. Ты все больше и больше времени проводишь в постели, стремясь слиться с окружающим миром. Но попытка исчезнуть из общества, слиться с безличным миром, терпит поражение: «Нет. Ты не анонимный властелин мира, против которого история была бессильна». В данном случае второе лицо оправдано не только экстравагантностью автора, но и типичностью персонажа, совпадающего с потенциальным читателем — неудовлетворенным буржуазным обществом парижским студентом конца 60-х. Так что его «ты» равно может быть адресовано и к читателю, и к герою.
Иронично обыгрывает эту технику Итало Кальвино. Вот как начинается его роман «Если однажды зимней ночью путник»:
Ты открываешь новый роман Итало Кальвино «Если однажды зимней ночью путник». Расслабься. Соберись. Отгони посторонние мысли. Пусть окружающий мир растворится в неясной дымке. Дверь лучше всего закрыть: там вечно включен телевизор. Предупреди всех заранее: «Я не буду смотреть телевизор!» Если не слышат, скажи громче: «Я читаю! Меня не беспокоить!» В этом шуме могут и не услышать. Скажи еще громче, крикни: «Я начинаю читать новый роман Итало Кальвино!» А не хочешь — не говори: авось и так оставят в покое.
Устройся поудобнее: сидя, лежа, свернувшись калачиком, раскинувшись. На спине, на боку, на животе. В кресле, на диване, в качалке, в шезлонге, на пуфе. В гамаке, если есть гамак. На кровати. Разумеется, на кровати. Или в постели. Можно вниз головой, в позе йоги. Перевернув книгу, естественно[6].
Удачный (хотя едва ли осознанный) пример использования элементов «мы-повествования» — рассказ Конан-Дойла «Сквозь пелену»: герой, современный автору благовоспитанный джентльмен, во сне переносится духовно в далекое прошлое и вместе со своими предками-скоттами отправляется атаковать римский военный лагерь, с восторгом ощущая себя одним из них, из этих диких варваров.
Что выбрать?
С таким широким выбором — как определить, какая повествовательная позиция подходит именно вам?
Помимо универсальных советов (отталкиваться от любимого писателя/ произведения) можно предложить задуматься над такими вопросами:
начав писать от первого лица, не загоните ли вы себя в угол? То есть не возникнет ли ситуация, что герою надо видеть что-то, чего он видеть не может, или знать что-то, чего он знать не может? И наоборот: с вашими героями в ваших обстоятельствах, не слишком ли вам часто придется прибегать к драматизированным внутренним монологам, более подобающим первому лицу, чем третьему?
Разумеется, предвидеть все это заранее невозможно никогда и никому. Красноречивый пример того, как писатель не сразу находит свой путь — Марсель Пруст. Гигантский цикл романов «В поисках утраченного времени» написан от первого лица — чья тождественность самому Прусту сразу ни у кого не вызывала сомнений. И долгое время Пруст и «я-повествование» считалось просто синонимами — казалось невозможным представить, что этот утонченный психологист-декадент может писать как-то еще. Пока в 1952 году, через тридцать лет после смерти Пруста, не были опубликованы наброски его юношеского романа «Жан Сантей», которые, безусловно, и были тем ростком, из которого выросло раскидистое дерево из семи романов «Потерянного времени»... но которые были написаны в третьем лице. Так что нет никакой трагедии, если на какой-то стадии работы вы поймете, что все надо переписать с другой повествовательной позиции. Слава богу, в наши дни редко кому приходится делать это «на лету», как Диккенсу в «Лавке древностей».
[1] Из «Облака в штанах»:
Пока выкипячивают, рифмами пиликая,
из любвей и соловьев какое-то варево,
улица корчится безъязыкая —
ей нечем кричать и разговаривать.
[2] Перевод В. Хинкиса
[3] — Я слишком известен в Москве, профессор. Что же мне делать?
— Господа, — возмущённо кричал Филипп Филиппович, — нельзя же так. Нужно сдерживать себя. Сколько ей лет?
— Четырнадцать, профессор... Вы понимаете, огласка погубит меня. На днях я должен получить заграничную командировку.
— Да ведь я же не юрист, голубчик... Ну, подождите два года и женитесь на ней.
— Женат я, профессор.
— Ах, господа, господа!
Двери открывались, сменялись лица, гремели инструменты в шкафе, и Филипп Филиппович работал, не покладая рук.
«Похабная квартирка», — думал пёс.
[4] Перевод Н. Волжиной
[5] Перевод Н. Любимова
[6] Перевод Г. Киселева