Россия на рубежеXvi–xviIстолетий

1. Хозяйственное разорение 70-80-х годов XVI ст. Крепостническая политика правительства.

2. Царь Борис Годунов.

Длительные войны России, опричнина потребовали огромного напряжения всех сил государства, привели к значительной хозяйственной разрухе, до предела обострили социальные противоречия. В конце 60-х годов XVI ст. в стране явно обозначились признаки хозяйственного разорения, которое в последующие два десятилетия приняло прямо-таки катастрофические размеры. К моменту смерти Ивана Грозного (1584 г.) в Московском уезде под пашней находилось лишь 16 % земли, а 84 % запустело. На каждое жилое поселение в Подмосковье приходилось три пустых. Еще хуже обстояло дело в районе Новгорода и Пскова, прилегавших к театру военных действий, а позднее и охваченных ими: здесь в обработке осталось только 7,5 % земли.

В писцовых книгах и актах того времени очень редко встречается термин «починок» – признак процветания земледельческой культуры, зато книги пестрят скорбными словами «пустоши, что были деревни». Досоветские и многие советские историки, прежде всего Б. Д. Греков, А. А. Зимин, В. И. Корецкий главную причину этого явления видели в бегстве крестьян с насиженных мест на юг, в поле. По их мнению, бегство явилось закономерным следствием тех крайне неблагоприятных социальных условий, в которых оказались непосредственные производители. Например, за XVI ст. государственные налоги выросли в 30 раз, причем государственной централизованной ренте теперь принадлежала ведущая роль. Усилили крепостническую эксплуатацию крестьян и частные владельцы. По словам англичанина Д. Флетчера, побывавшего в России

в конце столетия, «купцы и мужики… с недавнего времени обременены большими и невыносимыми налогами».

Кроме этого, Русское государство на рубеже 60–70-х годов постигло грандиозное по своим последствиям стихийное бедствие – голод и чума. Наконец, нашествие в 1571 г. крымских татар, дошедших до Москвы и опустошивших все на своем пути, еще больше усилили разруху.

Это заставляло крестьян закладываться за монастырями и привело к их массовому уходу и побегам на юг, где природа была милостивее, а правительственный контроль менее обременительным. Все это привело к тому, что вместо много – или среднепосевных крестьянских хозяйств к концу столетия почти сплошь находились маломощные дворовые хозяйства, резко сократившие площади наделов.

От голодной смерти и тяжелых налогов бежали не только крестьяне, но

и население городов. По данным источников, в Великом Новгороде, Пскове, Коломне, Муроме до 84-94 % посадских дворов обезлюдели.

Разорение крестьян и посадских людей задело многих мелких и средних землевладельцев. Некоторым из них «не с чего было впредь службу нести». Писцовые книги Бежецкой пятины за 1588 г. пестрят такими записями: «Помещик Федор Денисов, сын Титов… поместье пусто, крестьян нет…». Брат Федора Иван «обнищал, кормитца меж дворы». «Помещик Алексей Ильин, сын Измаилов…поместье пусто, крестьян нет». Такое положение в стране к концу 70-х годов обострило борьбу в среде феодалов за рабочие руки, за крестьян. По большому счету, страна оказалась на грани серьезного социального взрыва.

Правительство Ивана Грозного поняло, к каким последствиям могла привести экономическая и социально-политическая обстановка в стране. Наряду

с переговорами о мире с воюющими державами правительство спешило изыскать средства и для упорядочения внутреннего положения в стране.

Созванный 15 января 1580 г. в Москве «Освященный собор» запретил монастырям приобретать земли у служилых людей «для воинского оскудения, что воинство велие прииде во оскудение». Однако, как показала жизнь, это решение оказалось малоэффективным. Нужны были более глубокие и длительные мероприятия, затрагивающие самые основы хозяйственной жизни.

Первым среди них следует назвать предпринятое в 1581 г. новое общее описание земель. Писцы направлялись в новгородские пятины, наиболее запустевшие и разоренные. В последующие годы описание охватило всю страну

и продолжалось до 1592 г. Правительству было очень важно выяснить состояние земельного фонда. От этого зависели раскладка налогов и другие стороны административно-хозяйственной деятельности. Следует заметить, что новым писцовым книгам в дальнейшем предстояло стать юридическим основанием крестьянской крепости. Писцы, руководствуясь государевым указом, раздавали вконец «охудавшим» помещикам и вотчинникам широкие льготы. Их освобождали от платежа государственных налогов на два-три года, а то и на 10 лет. Однако льготы предоставлялись с одним условием: за это время «пашню распахать, поля огородить, лес под сенные покосы расчистить, дворы поставить, крестьян поселить». Последнее требование было особенно существенно, потому что земля без крестьян из кормилицы превращалась в тяжкую обузу для служилого человека, обязанного нести с нее ратную службу.

Вместе с тем прекращение поступлений в государеву казну с поместных и вотчинных земель, получивших податные льготы, ничем не компенсировалось, а сами эти льготы оказывались ничтожно малыми по сравнению со старинными монастырскими податными привилегиями (тарханами). Крестьяне, привлекаемые тарханами, продолжали покидать земли служилых людей

и скрываться за монастырскими стенами. Это настоятельно требовало лишить монастыри их исключительного положения, препятствовавшего правительственным попыткам «устроить землю».

Церковный собор, собравшийся 20 июля 1584 г., подтвердил решение собора 1580 г. о запрещении монастырям приобретать земли. Кроме того, отменил монастырские тарханы, «покаместа земля поустроитца, и помочь во всем учинитса царским осмотрением», и запретил монастырям держать закладчиков. Особое внимание собор уделил крестьянскому вопросу. Его решение об отмене тарханов мотивировалось, в частности, тем, что крестьяне «выйдя от служилых людей, живут у тарханщиков во льготе, и от этого происходят большие убытки воинским людям».

Сразу же после принятия соборного приговора особые «государевы посланники» стали взимать с монастырей государственные налоги, в том числе

и за прошлые годы, и вывозить крестьян-закладчиков. Отпал целый ряд затруднений, связанных с подготовкой и проведением описаний. Помещики и вотчинники, недавно получившие податные льготы, попали в лучшие условия

и могли теперь рассчитывать на приток к ним крестьян. В такой обстановке старый порядок крестьянских переходов разладился. Многие землевладельцы перестали соблюдать нормы Юрьева дня. Всякими законными и незаконными способами, мирными средствами и судом, насилием и хитростью они старались задержать в своих хозяйствах рабочую силу. Как правило, в этой борьбе терпели поражение мелкие и средние помещики, на которых ложилась основная тяжесть несения военной службы. Вотчины крупных бояр и особенно монастырей обладали большей экономической устойчивостью.

В этих условиях, чтобы приостановить уход населения и гарантировать помещикам рабочие руки, правительство осуществило ряд новых мероприятий по крестьянскому вопросу. Сущность их заключается в полной ликвидации права крестьянского перехода, еще большем их закрепощении. По мнению многих исследователей, право перехода крестьян было окончательно уничтожено введением так называемых заповедных лет. Заповеди вводились еще в 30-х годах в отдельных районах Российского государства. Однако в целом по стране правило Юрьева дня действовало до 1580 г. включительно.

В 1581 г., считает историк Б. Д. Греков, был издан закон о заповедных летах, который отменил крестьянские переходы, предусмотренные 57 статьей Судебника 1497 г. и 88 статьей Судебника 1550 г. По его мнению, с этого года закон имел не региональное, а общегосударственное значение и распространялся на всю территорию русского государства. Он вводился как мера временная, «покаместа земля поустроитца». Его отмена считалась современниками в любой момент возможной и ожидаемой. «Никаких не может быть сомнений

в том, – писал Б.Д. Греков, – что мы имеем перед собой закон… введенный

в действие не навсегда, а на время». Б. Д. Греков утверждал, что по мере проведения описания земель режим заповедных лет все более укреплялся. Под запрещение выхода подводилось юридическое основание в виде новых писцовых книг. Они стали рассматриваться как основные документы, удостоверяющие права феодалов на крестьян. Такой же точки зрения придерживается историк

В. И. Корецкий, который, как и в свое время В. Н. Татищев, утверждал, что специальный закон о запрете крестьянского перехода появляется в 1592-93 гг.

Иную точку зрения высказал В. О. Ключевский. Он назвал исторической сказкой мнение об установлении крепостной зависимости новым специальным указом. «Не правительственные распоряжения, – писал В.О. Ключевский, –

а реальные условия жизни, задолженность крестьян положили конец крестьянским переходам». Мнения В. О. Ключевского придерживались советские историки А. М. Сахаров и Р. Г. Скрынников. Они утверждали, что нормы заповедных лет «не стали формой закона». Иначе говоря, пишет Р. Г. Скрынников, «никакого специального указа о заповедных летах в виде мотивированного законодательного акта не существовало. Прикрепление податного населения

к тяглу осуществилось путем серии практических распоряжений, не имевших значения государственного закона».

Сейчас трудно сказать, где находится истина, кто из поименованных авторов точнее и глубже отразил в своих исследованиях объективную реальность. Ведь ни указ 1581 г. Ивана Грозного о введении заповедных лет, на предполагаемом существовании которого построены выводы Б. Д. Грекова, ни гипотетический закон 1592-1593 гг. царя Федора Ивановича, взятый за основу в рассуждениях В. И. Корецкого, до сих пор не найдены.

Наиболее убедительной и перспективной представляется точка зрения

Р. Г. Скрынникова. Действительно, отменой Юрьева дня интересы непосредственных производителей были принесены в жертву феодальным землевладельцам, испытавшим острую нужду в рабочих руках.

Усиление феодального гнета вызвало протест народных масс. Так,

в 1593-1595 гг. борьбу с монастырскими властями вели крестьяне Иосифа-Волоколамского монастыря. Участились крестьянские побеги. В такой обстановке и был издан Указ 1597 г. устанавливавший пятилетний срок для сыска

и возвращения беглых крестьян. «Которые крестьяне из-за бояр, и из-за дворян… ис поместей и из вотчин… выбежали до нынешнего 106-го году (1597 г.) за пять лет… давати суд и сыскивати накрепко всякими сыски… А по суду

и по сыску тех крестьян беглых з женами и з детьми и со всеми их животы их назад, где хто жил». Годы, в течение которых феодалы могли разыскивать убежавших от них крестьян, получили название урочных лет. Появление такого указа объясняется участившимися спорами между феодалами за рабочие руки. При этом при отсутствии четкого законодательства трудно было доказать правоту истца или ответчика. Так, 3 мая 1594 г. дьяк Андрей Щелкалов, разбирая спор двух Новгородских помещиков, не мог точно установить истину. Чтобы разрешить спор, он записал: «…а старее пяти лет суда и управы в крестьянском вывозе и во владенье челобитчиком не давати и им отказывати». Так одним росчерком пера главный дьяк государства аннулировал старые «заповедные лета» 80-х годов. Многолетняя практика возвращения крестьян старым землевладельцам привела к тому, что временные и преходящие меры стали постепенно превращаться в постоянное узаконение. Сознание современников чутко уловило этот рубеж. В 1595 г. новгородские монахи смогли написать: «Ныне по государеву указу крестьяном и бобылем выходу нет».

Указ от 24 ноября 1597 г. явился очередной ступенью на пути закрепощения крестьян. Это был первый общегосударственный закон о беглых, в котором получила обобщение многолетняя практика борьбы землевладельцев с крестьянскими побегами. Скорее всего, в эти годы зародилась известная поговорка: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!»

Указ 1597 г. носил компромиссный характер. Ему свойственна глубокая противоречивость. Полностью он не удовлетворил никого. Особенно недовольны им были мелкие служилые люди, которые, как Вам известно, обязаны были жить и нести службу за счет своего небольшого хозяйства. Постоянное же пребывание в войсках не позволяло им тратить много времени на судебные тяжбы, что и приводило к потере рабочих рук. Относительно выгодным этот указ оказался только для крупных светских и духовных феодалов. Они владели крупными вотчинами в различных частях государства и располагали широкими возможностями переманить чужих крестьян и укрыть их у себя. По мнению

В. И. Корецкого, короткие урочные лета удовлетворяли и служилых людей южных уездов. Здесь плодородной земли они имели много, и на краю с Диким полем можно было укрыть значительное число пришлых крестьян. Вероятно,

в силу государственных интересов (охрана южных границ), правительство не всегда строго производило здесь розыск беглых крестьян.

В 1607 г. Поместный приказ издал пространное Уложение о крестьянах,

в текст которого включили своего рода историческую справку: «При царе Иоане Васильевиче крестьяне выход имели вольный, а царь Федор Иоанович по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьном заказал, и у кого колико тогда крестьян где было, книги учинил». Как видим, прошла перепись, и писцовые книги стали основанием крепости крестьян своим хозяевам. Указ о крестьянах, изданный в 1607 г. впервые определял санкции за прием и держание беглых. Устанавливался штраф в пользу государства

и «пожилое» старому владельцу беглого.

В 1597 г. была усилена и зависимость холопов. Кабальные холопы лишились права освобождаться, уплатив долг. Только смерть хозяина делала их свободными – обычно лишь для того, чтобы снова пойти в холопы. Люди, служившие по вольному найму, – «добровольные холопы» после полугода службы обращались в настоящих холопов, хотя, как и кабальные, освобождались после смерти своего господина.

Правительство принимало меры и к восстановлению экономической жизни городов. Б. Ф. Годунов обещал народу позаботиться о том, чтобы «все посадские люди жили в покое и тишине, и в благоденственном житье, и тесноту б им, и убытков, и продаж ни от кого ни в чем не было». Как мы отмечали выше, в годы разрухи посады пришли в упадок и обезлюдели. В Можайске, например, в 1595-1596 гг. жилых дворов оставалось только 11 %, а 89 % пустовали. Власти, чтобы возродить городскую жизнь, прибегли к экстренным мерам, которые получили наименование «Посадское строение». В Болхове, Кореле

и Ростове власти предприняли попытку вернуть на посад старых тяглецов, ушедших на помещичьи земли и переселившихся в городские дворы крупных феодалов или, как тогда говорили, «заложившихся» за дворян. В Казани и Зарайске администрация конфисковала и приписала к тяглу несколько монастырских слобод. Во Владимире власти пополнили посад крестьянами патриаршей слободы, в Калуге «збирали» на посад оброчных крестьян из монастырских

и дворцовых владений. В Ростове правительство «осадило» в посадское тягло торговых людей «из-за митрополитов и из-за монастырей и всяких чинов». Эти меры приводили к ликвидации «белых» слобод, устраняли конкуренцию белослободчиков. Возрождение платежеспособной тяглой общины в городах отвечало интересам казны и одновременно требованиям влиятельной купеческой верхушки.

В то же время посадская реформа по своей сути была противоречива. Государство пыталось возродить города ценой прикрепления членов посадской общины к тяглу. Покровительствуя городам, монархия направляла их развитие феодальным, а не буржуазным путем. Правительство, проводя «посадское строение», строго отграничило дворян (их называли служилыми людьми «по отечеству», т. е. по происхождению) от прочих воинских людей (их называли людьми «по прибору» и набирали из числа горожан). Тех, кто не принадлежал

к феодальному сословию, облагали, наряду с посадскими людьми, податями. Известно, что «стройщики» Бориса «положили» в тягло городовых пушкарей

и других служилых людей по прибору в Переяславле и Зарайске. Мелкие служилые люди, включенные в состав податного сословия, в полной мере испытали на себе гнет крепостнического государства.

Как видим, хозяйственное разорение страны заставило правительство искать пути выхода из сложного положения. В феодальном государстве и были найдены феодальные пути: прикрепление крестьян к земле, а горожан к посаду, усиление налогового бремени.

Борис Годунов на царстве. 18 марта 1584 г. умер Иван Васильевич Грозный. Как часто бывало во многих странах, где господствовала тирания, в правительстве России не оказалось талантливых людей, способных изменить существующий политический строй. Восторжествовали российские традиции. Вновь, как это бывало и раньше, в борьбу за власть вступили различные боярские группировки. Дьяк Иван Тимофеев писал: «Бояре долго не могли поверить, что царя Ивана нет более в живых, когда же они поняли, что это не во сне, а действительно случилось. Через малое время многие из первых благородных вельмож, чьи пути были сомнительны, помазав благоухающим миром свои седины, с гордостью оделись великолепно и, как молодые, начали поступать по своей воле; как орлы, они, с этим обновлением и временной переменой, вновь переживали свою юность и, пренебрегая оставшимся после царя сыном Федором, считали, как будто и нет его». И это объяснялось рядом причин, корни которых следует искать во времени правления Ивана Грозного и, прежде всего, опричнины. Кроме того, в ноябре 1581 г. Грозный в порыве гнева убил своего старшего сына Ивана. Право на российский престол получал следующий сын Федор.

По словам очевидцев – Федор отличался болезненностью, слабым телосложением. Походка у него была нетвердая. На лице, поражавшем своей бледностью, постоянно бродила улыбка. «Царь прост и слабоумен, – отметил английский посол Флетчер,– мало способен к делам политическим и до крайности суеверен». По отзыву папского нунция Поссевино, умственное ничтожество Федора граничило с идиотизмом, почти с безумием. Среди знати Федор не пользовался популярностью. Его не боялись и не уважали. «Русские на своем языке называют его дураком», – говорил о Федоре шведский король.

Иван Грозный, зная о болезни сына, никогда не готовил его к управлению государством. Поэтому накануне своей смерти Иван создал при Федоре регентский совет. Австрийский посол Николай Варкоч сообщал в Вену: «Покойный великий князь Иван Васильевич перед своей смертью составил духовное завещание, в котором он назначил некоторых господ своими душеприказчиками и исполнителями своей воли. Но в означенном завещании он ни словом не упомянул Бориса Федоровича Годунова, родного брата нынешней великой княгини, и не назначил ему никакой должности, что того очень задело в душе». Однако, по утверждению англичанина Горсея, главным правителем Иван Грозный сделал Бориса Годунова, а в помощники ему определил Ивана Мстиславского, Ивана Шуйского, Никиту Романова и Богдана Бельского. Многие российские историки считают, что в совет входили Б. Ф. Годунов (на его сестре был женат царь Федор), Б. Я. Бельский (активный деятель опричнины); представители родовой знати: И. П. Шуйский, И. Ф. Мстиславский и дядя царя по материнской линии Никита Романович Юрьев. Понятно, что такое соседство не предвещало ничего хорошего.

Прошло всего две недели после смерти Ивана Грозного, а в первых числах апреля в Москве уже вспыхнуло восстание, направленное против Б. Бельского. Как утверждают свидетели, Б. Бельский хотел захватить власть и восстановить опричные порядки. Б. Бельский был отправлен в ссылку. Однако противоречия внутри правительственного кружка не исчезли и вскоре проявились во всей полноте.

31 мая 1584 г. состоялся официальный обряд венчания Федора на царство. В праздничные дни Борис Годунов получил чин конюшего (ближнего боярина). Взлет Годунова не мог не взволновать знать. Попытки И. Ф. Мстиславского и П. И. Шуйского устранить Бориса от власти закончились безрезультатно. И. Мстиславский в 1585 г. постригся в монахи, а П. Шуйский был сослан

в ссылку, где вскоре умер. В следующем году умирает и Н. Р. Юрьев. Еще раньше в Углич под надзор приказных людей был отправлен вместе с матерью Марией Нагой, шестой женой Грозного, малолетний царевич Дмитрий. (Этот мальчик в 1591 г. погибнет в Угличе при невыясненных обстоятельствах. Однако в начале XVII ст. его имени предстоит сыграть печальную роль в истории России).

Борис Федорович Годунов становится фактическим правителем государства. Уже летом 1585 г. русский дипломат в Польше говорил о Годунове, что «разумом бог его исполнил и о земле великий печальник». Государев конюший

и ближний боярин от собственного имени вел дипломатическую переписку,

а с 90-х годов его официально именуют «правителем».

Суждения о личности Бориса Годунова противоречивы. А. С. Пушкин в своем известном произведении устами боярина Василия Шуйского дает Борису нелестную характеристику: «Вчерашний раб, татарин, зять Малюты». Истоки трагедии Годунова он усматривал в отношении народа к власти. Борис погиб потому, что от него отвернулся собственный народ. «Крестьяне, – подчеркивал А.С. Пушкин, – не простили ему отмены Юрьева дня, ограждавшего их свободу». Историк и писатель Н. М. Карамзин утверждал, что Б. Ф. Годунов мог бы заслужить славу одного из лучших правителей мира, если бы он родился на троне. В глазах Карамзина лишь законные самодержцы были носителями государственного порядка. Борис узурпировал власть, убив последнего члена царской династии, и потому само провидение обрекло его на гибель.

С. М. Соловьев сравнивает Годунова с английским Оливером Кромвелем. Советские историки не имеют единой точки зрения в оценке происхождения Бориса и его грамотности. Вместе с тем они считают Бориса талантливым государственным деятелем. Человек, пробившийся к трону благодаря своим родственным связям и деловым качествам, знавший несколько иностранных языков, имевший прекрасную библиотеку, он надеялся установить в России мир и процветание. Однако, как пишут авторы пособия “Россия и мир”, «судьба, казалось, задалась целью не дать осуществиться надеждам Годунова. Вместо установления социального равновесия, он был вынужден еще больше закрепостить крестьян, вместо организации правильной промышленности и торговли – бороться с голодом и разрухой после опричной Руси, вместо того, чтобы способствовать просвещению, – воевать. Иными словами, рожденный строить, учить и учиться, будучи чуждым косности и предрассудкам, этот разумный, уравновешенный царь потратил все свои силы на борьбу с завистью, невежеством, эпидемиями – и проиграл, умерев то ли от нервного истощения, то ли от яда».

Годунов стал правителем страны, которая, как мы уже выяснили, находилась в чрезвычайно тяжелом экономическом положении, страны, в которой до предела обострились социальные противоречия. В таких условиях наряду с мерами по восстановлению хозяйства необходимо было разрешить социальные конфликты, укрепить и церковную организацию. Сторонники сильной церкви доказывали, что Россия к концу XVI ст. стала средоточием всемирного православия. Поэтому её должно возглавлять лицо, имеющее духовный сан. Подле православного самодержца должен стоять патриарх, как было в Константинополе.

Создание патриаршества, прежде всего, конечно, поднимало международный авторитет и престиж Русской православной церкви. В то же время и во внутренней жизни страны, в ходе ограничительных мероприятий, направленных против отдельных привилегий церкви, правительству необходим был надежный, сильный союзник. Им стал Иов, возведенный в московские патриархи 26 января 1589 г. константинопольским патриархом Иеремией.

Иов, человек посредственных способностей, первый церковный сан получил

в опричной Старице. В 1581 г. стал коломенским епископом. С приходом к власти Бориса Годунова Иов становится архиепископом, а через несколько месяцев митрополитом. Новый руководитель церкви не блистал образованием и умом. Заменой таланта ему служила преданность Борису. Единственно – он мог выразительно и без запинки читать наизусть длиннейшие молитвы, «аки труба дивная, всех, веселя и услаждая».

Царь Федор умер 6 января 1598 г. С его смертью пресеклась династия Калитичей (Рюриковичей) на Руси. Россия оказалась перед проблемой выбора нового царя. Реальными претендентами являлись родственники царя – Романовы, выходец из Литвы, глава думы – Ф. Мстиславский и фактический правитель государства Борис Годунов. Не теряли времени и князья Шуйские, которые происходили из рода Рюриковичей.

Борьба за власть вновь расколола Боярскую думу. За рубеж поступала информация о том, что московские бояре «никак не могут помириться, между ними великое разногласие и озлобление». Противоборствующие стороны всеми силами старались заручиться поддержкой столичного населения. Бояре настойчиво призывали народ присягнуть Боярской думе. При этом, например, Романовы выступали с резкой критикой деятельности правителя.

Зададим себе вопрос: чем можно объяснить такое отрицательное отношение со стороны московского боярства к Борису, который почти за 15 лет правления при царе Федоре сделал достаточно много для укрепления России? Нам представляется, что правильный ответ на этот вопрос дает Р. Г. Скрынников, который подчеркивает, что в среде российского общества и прежде всего боярства были сильны традиции. Бояре считали, что во главе государства должен стоять богом избранный царь (Рюрикович) или представитель старомосковского родовитого боярства. При этом бояре отрицали даже возможность занятия престола Романовыми, несмотря на их родство с Федором, поскольку Романовы принадлежали к старомосковскому, но не знатному роду.

Не терял времени и Борис. Им была объявлена амнистия, сняты недоимки по налогам. Делались попытки заменить прямые налоги косвенными и регламентировать повинности крестьян. Борис старался привлечь на свою сторону

и служилое дворянство. Его активно поддерживал московский патриарх Иов.

В феврале 1598 г. в Москву на Земский собор, которому предстояло избрать нового государя собрались (по подсчетам С. М. Соловьева 474 человека; Н. М. Карамзина – 500; В. О. Ключевского – 512; С. П. Мордвиновой – 600;). (Р. Г. Скрынников ставит эти цифры под сомнение), представители различных сословий. Патриарх Иов 9 марта предложил собору составить грамоту об утверждении Бориса на царство: «Да будет впредь неколебимо, как во утвержденной грамоте написано будет». Несмотря на яростное сопротивление членов Боярской думы избранию Бориса, 3 сентября 1598 г. он короновался в Успенском соборе Московского кремля. По случаю коронации царь пожаловал высшие боярские чины многим знатным лицам. В числе удостоенных особых милостей были Романовы и Бельский. Бояре получили гарантии против возобновления казней. Государь дал тайный обет не проливать кровь в течение 5 лет. При этом постарался, чтобы его обет ни для кого не остался сокрытым.

Начало царствования Бориса казалось на редкость благополучным. Однако жизнь внесла коррективы в планы нового правительства.

В 1600-1602 гг. Россию постигли страшные стихийные бедствия: заморозки, засуха, неурожай, сильный голод. В одной Москве, по свидетельству келаря Троице-Сергиева монастыря Аврамия Палицына, за два года и четыре месяца похоронили на трех кладбищах 127 тысяч человек. В городах и селениях мертвецы лежали по улицам, площадям и дорогам, так как некому было их хоронить. И в то же время у монастырей и бояр хранились большие запасы не- молоченного хлеба. А. Палицын отмечал, что у многих имелись «давные житницы не истощены и поля скирд стояху…». Еще более красноречив рассказ иностранца И. Массы: «У знатных господ, а также во всех монастырях

и у многих богатых людей амбары были полны хлеба, часть его уже погнила от долголетнего лежания, и они не хотели продавать его, ожидая еще большего повышения цен… Голод, бедствия и ожесточение людей были слишком велики». Правительство Б. Годунова приказало раздавать хлеб из государственных запасов. Организуются платные общественные работы. Власти ведут борьбу со спекулянтами. Но эти меры не помогают. Спекуляция продолжается. Лица, приставленные к выдаче хлеба и денег, без стеснения их разворовывают.

Правительство, чтобы уменьшить остроту бедствия, 28 ноября 1601 г. своим указом разрешило феодалам перезывать крестьян. Однако крестьяне этот указ восприняли как право самостоятельного ухода от прежних хозяев. Крестьяне прекращают уплату налогов, бегут от прежних хозяев, наконец, «закладываются» за богатыми светскими и духовными феодалами.

Особенно широкие масштабы приняло бегство в среде холопов. Этому способствовал и указ Годунова от 16 августа 1603 г., по которому Приказ Холопьего суда стал выдавать «отпускные» (документы об освобождении) тем холопам, которых их господа отказывались кормить в голодные годы.

Огромные массы беглых холопов, крестьян, посадских жителей, всяких «гулящих людей» перебираются на окраины страны. Только в южных и юго-западных уездах России скопилось в эти годы до 20 тысяч одних пришлых холопов. Многие беглые собирались в отряды и, вооруженные чем попало, нападали на спекулянтов, отбирали у них хлеб. “Новый летописец” указывает: «Бысть в то же время умножишися разбойство в земле Рустей, не токмо что по пустым местем проезду не бысть, ино и под Москвою быша разбои велицы».

Положение правительства Годунова усугублялось и тем, что в 1601 г.

в Речи Посполитой появился беглый монах Григорий Отрепьев (бывший холоп бояр Романовых), выдавший себя за чудным образом спасшегося и жившего до сих пор инкогнито царевича Дмитрия. Политическая антигосударственная интрига приобретала международный характер, суля много бед её участникам. Завязывался огромный клубок социально-экономических, внутри – и внешнеполитических противоречий, которые вылились в гражданскую войну, породили, по выражению большинства историков, «Смуту» в России.

События «Смуты» в России не оставил без внимания практически ни один из историков России, изучавший данный период. «Смута» интересовала

и многих зарубежных историков. Каждый из них детально рассматривал события начала XVII ст. и определил, с его точки зрения, главные причины «Смуты». С точки зрения С. М. Соловьева, причины кризиса коренились во всеобщем моральном разложении, поразившем как новых властителей на уровне трона Рюриковичей, так и весь народ в целом. «Каждый стал думать, – писал С.М. Соловьев, – только о собственных интересах». В. О. Ключевский одной из важных причин «Смуты» видел в проблеме законности власти новой династии, выборность которой не мог принять народ. Н. И. Костомаров свел истоки волнений к проблеме интриг католической церкви, а также политического вмешательства Польши, т. е. если бы не было Лжедмитрия I, то не разгорелась бы и «Смута». Большинство же досоветских и советских историков (В. О. Ключевский, С. Ф. Платонов, И. И. Смирнов, В. И. Буганов, Р. Г. Скрынников и др.) в качестве главных рассматривают социальные причины. В. О. Ключевский, например, отмечал, что общество той эпохи находилось в состоянии социальной неустойчивости и что отдельные сословия стремились установить равновесие между обязанностями и привилегиями – на уровне различных сословий и во взаимоотношениях последних с царской властью. В. И. Буганов и Р. Г. Скрынников считают, что взрыв негодования населения был вызван усилившимся феодальным гнетом. В общем, конечно же, каждый из историков по-своему прав. Однако только комплексное рассмотрение всех причин позволит разобраться в сложных перипетиях «Смутного времени».