VII. Движение к целому

Порядки любви, сопутствовавшие нам в прежних отношениях, имеют силу только в этих узких областях: одни для отношений детей с родителями и другие для отношений родителей с детьми, третьи для свободных союзах и четвертые для отношений в паре.

Если применять их шире, например, по отношению к Богу, Судьбе или Целому, они превращаются в беспорядок и абсурд. Некоторые люди относятся к Богу как дети к своим родителям и ищут некоего Бога-отца и Великую Мать. Они верят как дети, надеются как дети, доверяют как дети, любят как дети, как дети испытывают перед ними страх и, возможно, как дети, боятся знать.

Или мы относимся к таинственному Целому как к своим предкам или роду, считаем себя его кровными родственниками в сообществе святых или же чувствуем себя отверженными или избранными согласно некоему неумолимому закону, приговора которого мы не понимаем и не имеем возможности на него повлиять.

Или мы относимся к Целому как к равному нам члену некой группы. Мы становимся его сотрудниками и представителями, мы с ним торгуемся и вступаем в сделки, заключаем союз и путем договора регулируем права и обязанности, «давать» и «брать», потери и прибыль.

Или мы относимся к таинственному Целому так, словно мы состоим с ним в партнерских отношениях, где есть любимый и любимая, жених и невеста.

Или мы относимся к таинственному Целому как родители к своему ребенку. Мы говорим ему, что он сделал не так и что ему нужно было сделать лучше, мы ставим его труд под сомне-

319

ние и, если этот мир не устраивает нас такой, как он есть, то мы стремимся спасти от него и себя, и других.

Но если мы относимся к нему как к тайне этого мира, то мы оставляем позади и забываем все известные нам порядки любви, как будто мы уже в море, а все реки и все пути уже достигли цели.

Вера в Творение и вера в Откровение

Отец одного из участников семинара вышел из ордена, создал семью, и у них с женой родилось много детей. В расстановке он стоял между орденом и своей семьей.

Б. X.: Когда видишь такую расстановку, кажется, что в монастыре его отцу было бы легче. Так бывает очень часто, поэтому я об этом говорю. Если человек принадлежал или должен был принадлежать Богу или Церкви, и он покидает орден или Церковь, то зачастую он начинает во всем себя ограничивать и живет потом более ограниченной жизнью, как будто он остался членом ордена или Церкви. У католиков это проявляется еще в большей степени, чем у протестантов, поскольку там больше ограничений (например, обет безбрачия). Уйти может получиться только в том случае, если он пройдет весь путь; это означает, что он должен отойти от веры — на пути к большей вере.

Дело в том, что плоха та вера, в представлении которой человек может, должен или имеет право принадлежать Богу как-то особенно, и что этот Бог сердится, когда человек делает то, что соответствует Творению. Вера и неверие так же неразрывно связаны в душе как вина и невиновность, и точно так же как между виной и невиновностью всегда есть взаимодействие, так оно есть и между верой и неверием. Вера в Бога Откровения требует отречения от Бога Творения и вместе с тем от Творения, как мы его воспринимаем. Вера в Откровение дает нам понять, что мир во многих отношениях плох. Веря в это, я должен отрицать то, что я воспринимаю, отречься от Творения и обратиться к Богу Откровения, о котором не известно ничего, кроме того, что кто-то сказал, что Он сказал. Это все, что нам о нем известно. О нем нет никакого опыта, есть только сообщения об опыте, который, как говорят некоторые, у них

320

якобы есть. Таким образом, вера в Бога Откровения — это всегда вера в чье-то свидетельство, и свидетельство этого человека является для меня обязывающим. То есть это всегда вера в

человека.

В культурном отношении этот вид религии передается через семейные традиции. Вера в Откровение необходима, если я хочу принадлежать к определенной семье, которая разделяет эту веру. Отречение от веры — это всегда отречение от семьи. Все, кто отходят от религии, испытывают одно и то же чувство, не важно протестанты они, мусульмане или католики. Из чего можно сделать вывод, что это не может быть связано с содержанием религии. В первую очередь, это системная динамика, которая тут разворачивается. Вера в Откровение служит тому, чтобы удерживать людей в определенных группах. В вере в Творение, напротив, содержится согласие с миром, таким, как он есть, она соединяет людей. Религии создают границы. При вере в Творение границ нет. Когда человек испытывает уважение перед Творением, перед тем, что есть, он не может оставаться в одной-единственной группе. Кто обращается к тому, что является Творением, должен выйти за пределы своей семьи или группы. Это обладает совершенно иным качеством.

Несколько дней назад я прочитал письмо, написанное индейским вождем Сиэтла. В этом письме прекрасно описана вера в Творение. Я прочту небольшую выдержку из этого письма: «Президент в Вашингтоне дает нам знать, что желает купить нашу страну, но как может кто-то купить или продать небо? Эта мысль нам чужда. Если мы не обладаем свежестью воздуха и блеском воды, как можете вы ее купить? Каждый уголок этой земли для моего народа свят. Каждая мерцающая иголка сосны, каждый песчаный берег, каждый клуб тумана в темном лесу, каждая лужайка, каждое жужжащее насекомое.

Всё священно в памяти и чувствах моего народа. Мы знаем соки, текущие в деревьях, так же, как мы знаем кровь, текущую по нашим венам. Мы — часть земли, а она — наша часть. Душистые цветы — наши сестры. Медведь, журавль, большой орел — наши братья. Скалистый гребень хребта, сочные поляны, тепло тела пони, человек — все принадлежат одной семье... Если мы продадим вам нашу страну, подумайте о том, что воздух для нас драгоценен, что воздух сообщает свой дух всей жизни, которая вас сохраняет. Ветер, который подарил когда-то первый вздох нашему деду, принимает и его последний.

321

Ветер дает дух жизни и нашим детям. Так что если мы продадим вам нашу страну, вы будете должны сохранить ее нетронутой и святой, как то место, куда человек может прийти чтобы попробовать на вкус ветер, насыщенный сладостью луговых цветов...»

Профессиональный путь Берта Хеллингера

В то время, когда Берт Хеллингер в качестве священника католического ордена и руководителя школы находился в Южной Африке, он познакомился с таким видом групповой работы, который принципиально отличался от практиковавшегося тогда в Германии. Тренеры происходили из англо-американского культурного пространства, и обучение было полностью ориентировано на практику. Принимать участие в нем могли только те, кто работал в каком-либо учреждении и собирался непосредственно применять полученные знания на практике. Семинары были экуменические, в них участвовали люди разного цвета кожи.

«Существенным отличием, которое произвело на меня глубокое впечатление, было то огромное уважение, с каким тренеры относились к каждому участнику. Они были жесткими, но всегда очень уважительными. Тренеры не позволяли себе ни малейшего злоупотребления. Один тренер, Дэвид, до сих пор стоит у меня перед глазами. Это пример, который действует в моей душе. Решающим импульсом, который я тогда получил, стал вопрос, который он мне задал: «Что важнее: идеалы или люди? Чем ты ради чего пожертвуешь?» Я не спал всю ночь. Я очень ему благодарен».

«Потом я стал использовать это на практике, это вошло в мою работу, когда я вернулся в Германию. Следующим поворотным событием стал первый семинар по гештальт-терапии, который проводила в Германии Рут Кон. Я был первым на «горячем стуле». На этой сессии я принял ключевое для моей жизни решение. Позже я отошел от гештальт-терапии, поскольку конфронтация «собаки сверху» и «собаки снизу» часто представлялась мне игрой. Но я не хочу умалить этим ценность гештальт-терапии. Затем я прошел обучение психоанализу в Вене. Во время воскресной встречи студентов — мы экспериментировали тогда с разными вещами — одна женщина предложила: «Давайте просто кричать на букву «А». Что мы с удовольствием и сделали, и когда я рассказал об этом своему аналитику, он сказал, что, возможно, меня заинтересует кни-

323

га, которую он недавно получил. Это была «The Primal Scream» Янова. Сам он ее не читал. Я заглянул в нее и был восхищен прямотой и тем, как быстро это позволяло прийти к цели. Уже на следующем групповом тренинге, который я вел, я кое-что из этого использовал и был поражен эффектом».

Когда Берт Хеллингер выступил в психоаналитическом союзе с докладом о книге и работе Янова, возник скандал, и ему было отказано в признании его как психоаналитика. Поскольку он все равно намеревался изучать первичную терапию, он на девять месяцев отправился к Янову в Лос-Анджелес, и после того, как они с женой Хертой Хеллингер посетили институт первичной терапии в Денвере (Колорадо), они стали использовать первичную терапию в собственной практике.

«Тем временем произошло еще одно решающее событие: это был четырехнедельный воркшоп по гештальт-терапии с Хи-ларион Петцольд. На этом семинаре Фанита Энглиш упомянула трансактный и сценарный анализ и указала мне на книгу Эрика Берна: «Что ты говоришь, когда говоришь «Добрый день». Когда я летел на собеседование к Янову, я купил себе эту книгу. К счастью, из-за поломки мотора самолет опоздал на восемь часов. За это время я прочел почти всю книгу и сразу же использовал некоторые вещи на семинаре, который начинался сразу после моего возвращения. То немногое, что я понял, сразу подействовало».

«После этого я перестроил свой подход и на своих курсах работал прежде всего методом сценарного анализа. Во время работы со сценарным анализом мне пришло важное понимание. Трансактные аналитики сводили сценарии к посланиям, которые сообщались человеку. Я обнаружил, что это действует независимо от прямых посланий через произошедшие в системе события. В большинстве случаев речь идет не о тех событиях, которые человек пережил лично. Они могли произойти в другом месте и в другое время, а потом проявиться в сценарии. Внезапно обнаружился системный аспект нескольких поколений. Тогда я занимался еще только системно-ориентированным сценарным анализом, со временем мне стало яснее, по каким законам возникают идентификации и как, снимая идентификации, ликвидировать сценарии. После этого я стал рассматривать работу со сценариями только как дополнение».

«Тем временем я прочитал книгу «Невидимые связи» Ивана Бузормени-Надя. На меня произвела большое впечатление идея восстановления баланса, хотя из-за его трудного языка я тогда

324

многого не понимал. Но тот принцип, что существует компенсация через поколения, помог мне пристальнее приглядеться к

подобным процессам».

Однако Берт Хеллингер не рассматривает баланс между «давать» и «брать» с этической точки зрения. «Я вижу только разрыв, а разрыв между приобретением и потерей порождает динамику стремления к восстановлению баланса».

«Затем я занялся семейной терапией и учился у Рут Мак-Клендон и Лесли Кадиса. У них же я впервые увидел работу методом семейной расстановки. Их работа произвела на меня большое впечатление, однако я еще не мог понять эти концепции в полном объеме. Однако семейная терапия понравилась мне настолько, что я подумал, что на самом деле мне стоит заниматься именно семейной терапией. Потом я посмотрел на свою предыдущую работу и сказал себе: «Это хорошая работа, я не откажусь от нее, пока не буду знать другого». Я просто продолжал работать, и спустя год у меня все стало семейно-терапевтическим, и еще добавилось очень важное открытие базового порядка. Оно тоже имеет свою предысторию. Я прочел статью Джея Хейли, где говорилось о «перверсном треугольнике». Эти динамики привели меня к базовому порядку. Это стало ключевым событием, которое позволило мне находить множество других решений. Следующий импульс мне дали семейные расстановки у Tea Шёнфельдер. Через какое-то время я понял принципы и в чем заключается порядок, с тех пор я могу

это делать».

«Также важно то влияние, которое оказал на меня Милтон Эриксон и нейролингвистическое программирование. Самым главным в НЛП для меня было то, что внимание сфокусировано здесь на решении, а не на проблеме. Важный импульс дал мне также Франк Фарелли с его провокативной терапией. Потрясающее впечатление произвела на меня манера Эриксона проводить терапию. Работа с историями идет, разумеется, от него. Первой историей, рассказанной мной в терапевтической группе, была история о двух Орфеях — «Два рода счастья».

ПРИЛОЖЕНИЕ

Разрешающие фразы

Мальчик — своему старшему брату, который был убит нацистами:

Ты мертв. Я поживу еще немного, потом я тоже умру. Я склоняюсь перед твоей судьбой, ты навсегда останешься моим братом.

Ребенок — матери, которая умерла при его рождении:

Я принимаю жизнь по той цене, по которой она стоила тебе и по которой она стоит мне, и в память о тебе я проживу ее сполна.

Ребенок — матери, перенесшей при его рождении перелом таза:

Дорогая мама, я принимаю жизнь по той цене, по которой она стоила тебе, и именно поэтому я чту ее и проживу ее сполна, тебе на радость. Это не должно было быть напрасно. Именно потому, что это обошлось тебе так дорого, я покажу тебе, что это было не зря.

Ребенок — своим родителям, которые отдали его бездетным родственникам:

Я рад делать это для вас для всех.

Мужчина — своей матери, которая отдала его на усыновление после рождения:

Мама, я рад, что ты меня родила.

Дети, которые ненавидят своего отца, живущего отдельно от них, — матери:

Ненависть к отцу мы испытываем за тебя.

Мать — этим детям:

Я вышла за вашего отца, потому что любила его, и если вы станете такими, как ваш отец, я с этим соглашусь.

326

Дочь — матери, если та рассказывает ей интимные вещи про

своего первого мужа:

Для меня имеет значение только папа; я не хочу знать, что происходило между тобой и твоим первым мужем.

Молитва на заре жизни

Дорогая мама/дорогая мамочка,

я принимаю все, что ты даешь мне, все целиком,

без исключений,

я принимаю это по полной цене, которой это стоило тебе

и стоит мне.

Я из этого что-нибудь сделаю, тебе на радость

(в память о тебе).

Это не должно было быть напрасно.

Я чту и храню это

и, если будет позволено, передам дальше,

так же, как ты.

Я принимаю тебя как свою маму

и принадлежу тебе как твой ребенок

(твой сын, твоя дочь).

Ты — та, кто мне нужен,

а я тот ребенок, который нужен тебе.

Ты большая, а я маленький (маленькая).

Ты даешь, я беру.

Дорогая мама!

Я рад(а), что ты выбрала папу.

Вы оба — те, кто мне нужен. Только вы!

(Затем то же самое в отношении отца.)

Мать — сыну, чей отец алкоголик:

Я согласна, если ты станешь таким, как твой отец.

Ребенок — своим родителям:

Я принимаю то, что вы мне подарили; это много, и этого достаточно. Остальное я сделаю сам, а теперь я оставляю вас в покое.

Отец — сыну, который был зачат до брака, а теперь высчитывает и задает вопросы: Дольше мы не выдержали.

327

Ребенок — родителям в случае инцеста:

Мама, я рада делать это для тебя. Папа, я рада делать это для мамы.

Ребенок — отцу, если при этом присутствует мать: Я делаю это для мамы, я рада делать это для мамы.

Терапевт — девочке, пережившей инцест: Роза по-прежнему пахнет.

Ребенок — одному из родителей или обоим:

Ты меня очень обидел, я никогда тебе этого не прощу. Это вы, не я; вы должны отвечать за последствия, не я.

Отец — ребенку:

Мне жаль. Я поступил с тобой очень несправедливо.

Дочь — отцу:

Мама чуточку лучше.

Отец — дочери:

Ты почти такая же хорошая, как твоя мама.

Дочь — матери:

Смотри, мы обе с тобой.

Терапевт — ревнивой женщине:

Рано или поздно ты потеряешь своего мужа. Наслаждайся им сейчас.

Расстающиеся партнеры — друг другу:

Я принимаю все, что ты мне подарил. Это много, я ценю это и возьму с собой. Все, что я дал тебе, я давал с удовольствием, ты можешь это сохранить. Я беру на себя свою часть ответственности за то, что между нами не сложилось, и оставляю тебе твою. А теперь я оставляю тебя в покое.

Дочь, которая заболела, когда мать рассталась с отцом: Ты должна отвечать за последствия.

328

Сестра — сводной сестре, существование которой долгое время скрывалось:

Ты — моя сестра, а я — твоя сестра.

Дочь — матери, которая до брака была помолвлена с другим (показывая на отца):

Он — тот, кто мне нужен, другой не имеет ко мне никакого

отношения. ,

Дочь — отцу:

Ты — тот, кто мне нужен, другой не имеет ко мне никакого

отношения.

Мужчина, которого уволили:

Так вам и надо, что вы меня потеряли.

Священник — матери, которая еще до рождения пожертвовала его Богу:

Мама, я рад делать это для тебя.

Жена — мужу, который еще не отделился от своей матери: Я уважаю твою любовь к матери.

Дочь — матери, которая жестоко обращалась с детьми и пыталась их убить:

Дорогая мама, если это моя судьба, то я с ней согласна.

Это очень плохо.

Я никогда тебе этого не прощу.

Ты должна отвечать за это.

Дочь — отцу, который был офицером СС и потом скрылся: Дорогой отец, я уважаю твою судьбу и твое решение и оставляю тебя в покое.

Дочь — отцу, чьей первой женой была еврейка, с которой он расстался в 1938 году:

Я не имею к ней никакого отношения. Я принадлежу моей маме.

Только она — та, кто мне нужен.

329

Вторая жена — первой:

Ты потеряла мужа, я побуду с ним еще немного, потом я тоже его потеряю.

Внук — дедушке, который потерял свое состояние («Счастливый Ганс»):

Благослови меня, если я его сохраню.

Мать — погибшему в автокатастрофе сыну, по которому она до сих пор скорбит:

Я уважаю твою жизнь и твою смерть.

Дочь — отцу, который погиб на войне, когда она была еще маленькой:

Дорогой папа, во мне ты еще здесь.

Женщина — тем, кто требует: ты должна делать то-то и то-то: Сделаю, сделаю, сделаю.

Сестра — брату, о сыне которого она беспокоится: Ты — лучший отец для своего сына.

Дочь — матери, которая говорит, что она шлюха: Да, есть немного.

Женщина, которая сразу же возражает, когда ей говорят что-то несправедливое:

В этом что-то есть.

Дочь — матери, когда у нее появляется такое же заболевание щитовидной железы, и она поэтому думает, что подражает матери:

Я делаю это для тебя. Два зоба лучше, чем один.

Благодаря второму первый исчезает.

i

Страдающая истощением дочь — отцу:

Дорогой папа, даже если ты уйдешь — я останусь.

330

Страдающая истощением дочь — матери: Мама, я останусь с тобой.

Страдающая булимией дочь — отцу:

От тебя, папа, я принимаю это с удовольствием. Рядом с тобой, папа, я чувствую вкус.

Пациент-игрок — отцу и деду, за которыми он хочет последовать:

Ты мертв, я останусь еще немного. Потом я тоже умру. Лучше

я проиграю свои деньги, чем жизнь.

Любимому человеку, который покончил с собой:

Я уважаю твою судьбу и твое решение. Теперь ты можешь обрести свой покой. Ты должен знать, что все идет хорошо и что все может быть хорошо.

Дочь — отцу, которого она нашла лежащим в ванне с перерезанными венами:

Дорогой папочка, я ложусь рядом с тобой. Дорогой папочка, во мне ты продолжаешь жить, и тебе должно быть хорошо. А я дам тебе возможность участвовать в том, что я делаю.

Гунтхард Вебер

ДВА РОДА СЧАСТЬЯ

Системно-феноменологическая психотерапия Берта Хеллингера

Директор издательства М. Г. Бурняшев

Компьютерная верстка

и техническое редактирование О. Ю. Протасова Художник Н. Г. Зотова Корректор М. В. Зыкова

Сдано в набор 10.06.2005. Подписано в печать 15.08.2005. Формат 60 х 90У₁₆. Бумага офсетная.

Печать офсетная. Печ. л. 21. Тираж 2500 экз. Заказ № 5434.

Лицензия ИД № 03530 от 19.12.2000 г.

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ПСИХОЛОГИИ»