Модуль II. Истоки средневековой культуры и специфика средневекового миросозерцания
Второй модуль посвящен характеристике тех культурно-исторических явлений (античного наследия, библейской культуры, традиций «варварского» мира), сложное взаимодействие которых привело к формированию нового – средневекового – типа культуры. Поскольку доминантой этой культуры стало христианское учение, в отдельных разделах данного модуля рассматривается становление религиозных, философских, этических доктрин раннего христианства и роль монашества в культурной жизни средневековой Европы.
Глава1. Античное наследие и библейская культура. Различие мировоззренческихпринципов библейской и греко-римской культур
Культура европейского средневековья сформировалась в результате сложного взаимодействия греко-римской (античной) культуры, ближневосточной культуры, наиболее полно и глубоко отраженной в Библии (поэтому часто употребляют термин «библейская культура»), и культурных традиций «варварских» народов. Своеобразным «стержнем», или доминантой, средневековой европейской культуры, несомненно, была христианская религия и определяемое ею христианское мировоззрение.
Позднеантичная культура, в свою очередь, стала не только продолжением культуры эллинов и римлян более раннего времени, но и вобрала в себя многие элементы культурных традиций тех народов, которые были покорены мировой Римской державой. Это привело к существенной эволюции самой античной культуры – эволюции, начавшейся, по мнению некоторых исследователей, еще в эпоху эллинизма. Так, В.В.Бычков выделяет такие характерные черты культуры поздней античности, как:
- космополитизм;
- всеобъемлющий религиозный синкретизм;
- кризис античного рационализма.
«Культура поздней античности представляла собой пеструю смесь разнообразных феноменов, архаических и новаторских, восточных и западных в сферах быта и философии, религии и науки, искусства и колдовства, утонченной духовности и неприкрытого шарлатанства» (Бычков В.В. Aesthetica Patrum. Эстетика Отцов Церкви. Апологеты. Блаженный Августин. М., 1995. С.14.).
Космополитические тенденции в политической и общественной жизни Рима способствовали тому, что многие культурные традиции народов Востока были переосмыслены и «включены» в греко-римскую культуру. В частности это проявилось в признании римлянами различных восточных культов, многие из которых казались мистическими, таинственными и даже явно «несуразными» с позиций здравого смысла. Вот как объясняет этот важный процесс В.В. Бычков:
«В период ломки социальных устоев древности, кризиса старых духовных ценностей, социальных, нравственных и религиозных идеалов, в условиях активного взаимопроникновения восточных и западных культур, нестабильности всех социально-значимых ценностей внимание человека, все его духовные силы направляются на вдруг открывшийся ему в период поздней античности мир его внутреннего духовного бытия, мир глубинных переживаний, неосмысляемых побуждений, стремлений, духовного томления, ярких озарений, блаженства и беспричинных страданий» (Бычков В.В. Aesthetica Patrum. Эстетика Отцов Церкви. С.15-16.).
Значительные изменения претерпела и античная философия. Новый этап своего развития переживают некоторые религиозно-философские системы, возникшие значительно раньше, - эпикуреизм, стоицизм, скептицизм, киническая философия.
Эпикуреизм – учения, исходившие из идей древнегреческого философа Эпикура (341-270 гг. до н.э.), объяснявшего мир на основе атомистической теории. Этика Эпикура основана на разумном стремлении человека к счастью. Цель жизни – отсутствие страданий, здоровье тела и состояние безмятежности духа (атараксия). Позже его учение стали толковать вульгарно – как стремление к удовлетворению чувственных инстинктов и достижению личного блага.
Стоицизм (по названию портика Stoa в Афинах, где в середине V в. до н.э. учил древнегреческий мыслитель Зенон, известный своими парадоксами – апориями) – направление в античной философии, согласно которому задача мудреца – освободиться от страстей и влечений и жить, повинуясь разуму. Представителями позднего (римского) стоицизма I-II вв. н.э. были Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. Согласно этике стоицизма, все люди – граждане космоса как мирового государства. Стоический космополитизм как бы уравнивал перед лицом мирового закона всех людей – свободных и рабов, греков и варваров, мужчин и женщин. Поздний стоицизм оказал большое влияние на раннее христианство и пользовался авторитетом как в средние века, так и в эпоху Возрождения.
Скептицизм – (от греч. skeptikos – рассматривающий, исследующий) – направление древнегреческой философии, от учения Пиррона (конец IV - начало III вв. до н.э.) до Секста Эмпирика (конец II – начало III вв.н.э.), характеризующееся сомнением в существовании какого-либо надежного критерия истины. Крайней формой скептицизма стал агностицизм.
Киническая философия – одна из сократических школ древнегреческой философии, получившая название от Kynosarges, холма в Афинах с гимнасием, где Антисфен (ок.450 – ок.360 гг.до н.э.) занимался с учениками. Выдвинув идеал безграничной духовной свободы индивида, киники (лат. Сynici, отсюда – циники) относились с демонстративным пренебрежением ко всяким социальным институтам, обычаям и установлениям культуры. Призывали к аскетизму, простоте и возврату к природе. Оказали влияние на стоицизм.
В эпоху поздней античности формируются и новые философские направления, в том числе – неопифагореизм и неоплатонизм.
Неопифагореизм, претендовавший на переосмысление некоторых идей Пифагора, существовал с I в. до н.э. вплоть до III в .н.э. Он вновь придал самостоятельное значение методам математического символизма и опирался в своих умозрениях на такие понятия, как единое – многое, монада – диада, тождество – различие, четное – нечетное и т.п. В области этики неопифагореизм развивал идеалы аскетизма и катартики (от введенного Аристотелем в «Поэтике» термина katharsis, то есть очищение; обозначает возвышенное удовлетворение и просветление, которое испытывает зритель, пережив вместе с героем трагедии страдание и освободившись от него). Комплекс идей неопифагореизма повлиял на неоплатонизм.
Неоплатонизм – направление античной философии III - VI вв., систематизировавшее учение Платона в соединении с идеями Аристотеля, неопифагореизма и др. Основные понятия системы неоплатонизма были разработаны Плотином в III в. Во главе иерархии бытия стоит сверхсущее единое-благо, постижимое только в сверхумном экстазе и выразимое только средствами отрицательной теологии. Далее в порядке нисхождения («истечения», или эманации) из единого следовали бытие-ум (нус) с идеями в нем, душа (псюхе) обращенная к уму и к космосу, вечному в своем временном бытии. В середине V в. главой платоновской Академии стал Прокл, который подвел итог развитию платонизма в рамках языческого политеизма и дал детально разработанную сводку основных понятий и методов неоплатонизма. Неоплатонизм оказал огромное воздействие на развитие средневековой философии и теологии.
Новые тенденции прослеживаются в эпоху Империи влитературном и художественном творчестве. Идеологическое содержание литературы или питалось оппозиционными настроениями (в лучших произведениях), или сводилось к официозной панегиричности. Характерно, что последний великий поэт эпохи Августа – Овидий – был сослан за неугодный императору аполитизм его любовных элегий и поэм. В I – II вв. н.э. античная литература постепенно вырождалась в самодовлеющую игру стиля. Пожалуй, наиболее значительным писателем этого периода был Апулей (ок.125 – ок.180), автор философско-авантюрного романа «Метаморфозы» (или «Золотой осел»), в содержании которого причудливо сочетаются бытописание и эротические мотивы, сказочность и мистический аллегоризм. В Римской империи со II в.н.э. латинская литература явно оттесняется на второй план возрождающейся греческой литературой. Даже римский император и философ-стоик Марк Аврелий пишет на греческом языке книгу своих размышлений на морально-философские темы («К самому себе»). Все больше не коренных римлян, а выходцев из провинций (особенно – из Испании) становятся известными писателями. Полоса литературного бесплодия, пришедшаяся на время социально-политического кризиса III в., сменилась периодом нового подъема латинской литературы. Но в IV-V вв. наиболее интересные сочинения создают уже христианские авторы.
Противоречивые черты характеризуют художественное творчество Позднего Рима. С одной стороны, можно говорить о том, что в эпоху Империи римская архитектура достигла своего высочайшего расцвета. В I-II вв. она стала своеобразным средством прославления личности императора и пропаганды могущества римского государства. Величавая масштабность и рациональная ритмическая упорядоченность нашли свое классическое воплощение в крупнейшем древнеримском амфитеатре – Колизее (75-80 гг.н.э.), служившем для гладиаторских боев и других зрелищ и вмещавшем ок.50 тыс.зрителей. Главными видами мемориальных сооружений становятся триумфальная арка и триумфальная колонна. При императоре Адриане ок.125 г.н.э. был построен в Риме Пантеон («храм всех богов») – самое грандиозное купольное сооружение древнего мира, отличающееся тонко найденным равновесием между высотой и диаметром.
Колизей (Амфитеатр Флавиев)
Значительная эволюция присуща скульптурному портретуэпохи Римской империи. В I-II вв., пожалуй, преобладает «классицистическая» тенденция с ее идеализацией «модели» и виртуозным исполнением. Но уже со второй половины II в., когда в римском обществе все больше распространяются индивидуалистические взгляды и разочарование в жизненных ценностях, заметен пристальный интерес к тончайшим оттенкам душевного состояния человека. В позднеримском скульптурном портрете внешние черты трактуются все более условно и схематично, что, вероятно, свидетельствует об усилении влияния искусства восточных провинций. По мнению Б.И. Ривкина, «постепенный отказ от реалистического изображения, замена объемной моделировки более плоской формой приводит к отвлеченному, условному портрету, в котором красота заключается в утверждении неизменной сущности человека – его духовной веры» (Ривкин Б.И. Античное искусство. М., 1972. С.326.).
Следовательно, можно сказать, что, несмотря на создание в эпоху Империи многих поистине замечательных памятников искусства, сам художественный идеал античного мира постепенно изживает себя, и это, с другой стороны, неумолимо свидетельствует об общем упадке античного искусства.
Характеристика позднеантичной культуры будет явно неполной, если не сказать об образе жизни и нравах жителей Римской империи. Еще в древности многие писатели и историки, начиная с Сенеки и Корнелия Тацита, любили размышлять по поводу упадка нравов римского общества, а после появления в конце XVIII в. знаменитого труда Э.Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи» период позднего Рима всегда ассоциируется со словами «упадок» и «разрушение». Три черты наиболее отчетливо свидетельствуют об этом «упадке нравов»: праздность, жестокость и развращенность. Надо иметь в виду, что они были присущи самым различным слоям римского общества (от аристократии до плебса), хотя возможности для их «реализации» отличались в зависимости от социального положения.
Не только знатные и богатые римляне, но и простолюдины не хотели трудиться. В середине II в. около половины дней в году считались в Риме праздничными. Тысячи и даже десятки тысяч людей (в крупных городах) нигде постоянно не работали и порой не имели иных средств к существованию, кроме регулярных раздач хлеба муниципальными властями. Знаменитый лозунг «хлеба и зрелищ» был на устах у подобной «публики». А зрелища становились все более жестокими. Тысячи людей стекались не только на гладиаторские бои, но и на казни. Последние «обставлялись» порой как театрализованное зрелище, и по ходу подобного чудовищного спектакля приговоренный к смерти действительно погибал на глазах у обезумевших зрителей. Кстати, этот сюжет использовал в известном стихотворении Б.Л.Пастернак, сравнивший самопожертвование зрелого художника с «полной гибелью всерьез» в римском амфитеатре:
«Но старость – это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьез».
Многочисленные развлечения нередко были связаны с сексуальными удовольствиями, а последние нередко принимали извращенную форму. Обнаженное женское тело никого не удивляло и, тем более, не шокировало. Разнообразные интимные связи были обычным делом. Любовниками знатных римлянок часто были презираемые ими актеры и даже рабы. В термах часами проводили время сообща мужчины и женщины. (В начале III в., при императоре Каракалле, были построены роскошные и грандиозные по масштабам термы, в которых одновременно могли пребывать около полутора тысяч человек.) Подобная ситуация не могла продолжать до бесконечности. И действительно: в то самое время, когда Рим погружался в омут разврата и жестокости, в религиозных общинах нового христианского учения утверждается принципиально иная ригористическая мораль и складывается иное миросозерцание. Генетически оно было связано и с библейской культурой.
Термы Каракаллы
Христианство, как новая религиозная имировоззренческая система, возникло не на греко-римской, а на восточной основе. Древнееврейская культура, запечатленная в Библии, коренным образом отличалась от античной. Более того: по авторитетному мнению В.В.Бычкова, эти культуры во многом были противоположны друг другу. Рассмотрим аргументы этого ученого.
Прежде всего бросается в глаза различие способов или типов мышления, познания мира и Первопричины в эллинской и ближневосточной традициях. Греческому логическому мышлению, как основе интеллектуального познания, противостоял ветхозаветный иррационализм, «психологическое понимание» как путь непосредственного знания. Познание мира и Бога библейский мудрец осуществлял не путем созерцания жизни и понятийно-логического осмысления ее, а непосредственно в самой жизни, переживая и постигая ее в глубинах своего духа. Эллинский мир дал культуре тип философа, стоящего над жизнью, извне созерцающего жизнь. Ветхозаветная литература рисует нам мудреца (Моисей, Давид, Соломон, пророки), находящегося внутри жизненной ситуации, активно действующего, использующего всю полноту жизненных возможностей, к чему-то стремящегося и таким образом достигающего высшего совершенства и знания. Философ сам приходит к познанию истины, библейского мудреца Бог призывает в пророки, открывается ему в особых образах, понятийно невыразимых. Пророк как бы «захватывает» Бога своей волей, и Бог обращается к миру его устами. Поэтому пророки часто говорят в первом лице от имени Бога.
У греческого мыслителя важнейшее место принадлежит онтологии. Вечный и неизменный макрокосм, природа – предмет постоянных устремлений его разума. Человек для него лишь ступень в природном порядке, особый вид животного – «общественное животное». Для ветхозаветного мудреца человек – творение Божие. Он – господин природы. Поэтому не логика и физика, но этика выступает в ближневосточной эллинистической философии на первый план. Не абстрактное созерцание, но практическое «воспитание человека в истинной нравственности и благочестии» становится ее главной целью. Греческой философии слова она противопоставляет «философию дела».
Как подчеркивает В.В.Бычков, в библейской культуре иначе чем в эллинской, трактуются такие понятия, как пространство, время, история. Для греков пространство играло значительно большую роль, чем время, а у библейских народов – наоборот. Греки мыслили пространственными категориями, а древние евреи – временными. Грек понимал бытие как существование в определенном месте космоса. Для ветхозаветного человека бытие – это участие в живом потоке событий, потоке времени, который обозначается всеобъемлющим еврейским термином «олам». Если «космос» неизменен, его красоту можно созерцать, то «олам» динамичен, внутри него надо действовать; его содержание – история. История же – движение к цели, установленной Богом, и человеку необходимо в нем участвовать. В.В.Бычков отмечает: «Для древних греков история – часть природы, духовная жизнь аисторична, поэтому грек так мало интересуется своим прошлым (оно для него сразу же становится мифом, теряет реальное значение). Он живет настоящим. История для него – вечное повторение, ибо время в греческой культуре циклично и его символом является круг. Напротив, для библейских народов время линеарно и необратимо» (Бычков В.В. Aesthetica Patrum. Эстетика Отцов Церкви. С.23.). Отношение библейской традиции ко времени двойственно. С одной стороны, Бог открывается во времени, поэтому устремления древних евреев связаны с ожиданием лучшего будущего, а, с другой, Бог все же находится вне времени, над ним. Время – его творение и стоит вне ряда абсолютных ценностей.
Различие основных мировоззренческих принципов библейской и эллинской культур отразилось, по мнению В.В.Бычкова, и в эстетическом сознании. Античная духовная культура вся пронизана искусством, на что обратил внимание еще И.И.Винкельман. Греческая философия теснейшим образом связана с эстетикой и без последней, как убедительно показал А.Ф.Лосев (см. его многотомный капитальный труд: История античной эстетики. Т.1-8. М., 1963-1994), не может быть понята. Пластичность – основа греческого миропонимания. Греки – созерцатели, и пластика создана для созерцания, видения зрительно осязаемых форм. Поэтому зрение играло важнейшую роль в древнегреческой гносеологии. «Идея» и «эйдос» (образ, форма, сущность) восходят в греческом языке к глаголу «видеть». Отсюда любовь эллинов прежде всего к пластическим, статичным видам искусства – архитектуре и скульптуре, чьи произведения можно спокойно и длительно созерцать. Отсюда и онтологичность основных категорий греческой эстетики. Красота связана с покоящимся, неизменным. Структурными принципами красоты у греков выступали гармония, мера, соразмерность.
Библейская эстетика основана на иных принципах. Пластичность ей чужда и неприемлема. Динамизм, психологизм, активность бытия-мышления в потоке жизненных событий обесценивают все статичное, неподвижное, пластическое, визуально воспринимаемое. Слушание играло более важную роль в библейской гносеологии, чем видение. «Олам» никак нельзя увидеть, но внутри него может звучать голос Бога. Поэтому главные виды искусств ветхозаветной культуры – музыка и поэзия. Пением и музыкой славили древние евреи Яхве. Греки сооружали своим богам храмы и статуи.
Красота и гармония мира во всем его многообразии значимы для ближневосточного человека лишь как отражение божественной мудрости. Красота и благо у древних евреев слабо различимы. Прекрасной считается вещь, если она соответствует своему назначению. Следовательно, функционализм является важной чертой ветхозаветной эстетики. Ближневосточные народы, в отличие от греков, видели прекрасное во всем том, что живет, движется, играет, но особенно в силе и власти. Ощущение красоты доставляли им свет, цвет, звук, голос, вкус и пр.
В древнееврейской эстетике особое место занимает категория «свет». Для библейских народов он был идеалом красоты и играл в их культуре практически ту же роль, что красота – в античной. Конечно, надо иметь в виду, что и в античной эстетике и культуре, особенно у Платона и его последователей, категория «света» очень важна. Здесь греки имеют немало общего с народами Ближнего Востока. Но все же в системе античных эстетических категорий «свет» был скорее на втором плане, за такими ведущими понятиями как «красота» и «гармония».
Наряду со светом, ветхозаветные мудрецы придавали большое значение понятию «чистота» во всех формах. Чистота этически и эстетически прекрасна. И в античной эстетике, как уже было сказано, существенное место занимает «очищение» (катарсис). Оно понимается как психологический процесс, результат воздействия произведения искусства на человека.
В.В.Бычков обращает внимание на различное отношение эллинов и древних евреев к категориям «форма» и содержание». Греческая эстетика хорошо их различала как в явлениях и предметах природы, так и в произведениях искусства. «Форма в понимании древнего грека – это что-то вроде сосуда, из которого можно вынуть содержимое и внутри останется пустота. Форма имеет вполне конкретный контур, ясное очертание, которое в изображениях передается линией. Такое понимание формы опиралось на пространственный характер мышления древнего грека» (Бычков В.В. Aesthetica Patrum. Эстетика Отцов Церкви. С. 25-26.). В Ветхом Завете не существовало термина, соответствующего греческой «форме». Форма здесь практически неотделима от содержания. Важно и значимо лишь само явление в целом, свойства этого явления или предмета, а не его пластическая реализация. В греческой культуре красота тела ценилась сама по себе и как выражение «идеи» красоты. Для библейского человека внешний вид важен был только как знак, или символ, внутренних свойств предмета, явления. Этот эстетический принцип получил свое дальнейшее развитие и конкретную реализацию в решении художественного пространства в византийском искусстве.
Пластическое миропонимание эллинов, их интерес к форме, к внешнему виду, к созерцанию его красоты в литературе воплотились в особый прием фиксирования пластической формы – экфрасис. Начиная с Гомера, греческая литература систематически дает описания внешнего вида предметов, человека, пейзажа, как бы лепит его перед внутренним взором читателя.. Описание является основным структурообразующим приемом греческой литературы. Особое значение для эстетики имеют описания городов, архитектуры, произведений скульптуры и живописи, часто встречающиеся в греческой прозе и поэзии. Они положили начало европейскому искусствознанию.
Древнего еврея не интересовал статический внешний вид предмета, человека, сооружения, и в Ветхом Завете не встречаются описания (в греческом смысле) внешнего вида. Тем не менее, читая Библию, мы получаем представление о том, как выглядит одежда или сооружаемый храм. Характерной чертой подобных «экфрасисов» является зачин «И сделал…». Например: «И сделал завесу из голубой, пурпуровой и червленой шерсти и из крученого виссона, и искусною работою сделал на ней херувимов. И сделал для нее четыре столба из ситтим и обложил их золотом, с золотыми крючками, и вылил для них четыре серебряных подножия. И сделал завесу ко входу скинии из голубой, пурпуровой и червленой шерсти и из крученого виссона, узорчатой работы, и пять столбов для нее с крючками: и обложил верхи их и связи их золотом, и вылил пять медных подножий» (Исх 36, 35-38).
Таким образом, в Библии не дается описание самого предмета, как находящегося перед взором писателя, но его образ постепенно возникает (выстраивается) в воображении читателя. Это специфическая черта библейского художественного мышления вообще. Следовательно, основным изобразительным приемом ветхозаветных текстов является впечатление. Их авторы не описывают объективно явления, людей, предметы, природу, а передают свои субъективные впечатления о них, которые, как правило, своеобразны и экспрессивны.
Можно привести немало удивительных по экспрессии образов из древнееврейской поэзии. Особенно много неожиданных и смелых сравнений, метафор, гипербол в Псалмах Давида и в Песни Песней. Приведем из последней фрагмент о возлюбленной:
«Как прекрасна ты, милая,
как ты прекрасна –
твои очи – голубицы
из-под фаты.
Твои волосы – как козье стадо,
что сбегает с гор гилеадских.
Твои зубы – как постриженные овцы,
возвращающиеся с купания.
Родила из них каждая двойню,
и нет среди них бесплодной…»
(Цит. по кн.: Поэзия и проза древнего Востока. М., 1973. С. 630. Пер. И.М.Дьяконова.).
Как показал С.С.Аверинцев, в библейской и античной культурах различен сам принцип организации художественного текста. Если греческая литература обладает «пластически замкнутой формой», требующей выявления «личного авторства», то ветхозаветные тексты построены на принципе «открытой формы». Отсюда – «сущностная “анонимность”литературы ветхозаветного типа, присутствующая даже тогда, когда текст несет на себе имя его создателя (как сочинения пророков)» (Аверинцев С.С. Греческая «литература» и ближневосточная «словесность»: Противостояние и встреча двух творческих принципов // Типология и взаимосвязь литератур древнего мира. М., 1971. С. 213.).
Сравнительный анализ художественного стиля античного (в данном случае – гомеровского) и библейского текста дает немецкий филолог Эрих Ауэрбах в книге «Мимесис». Он пишет: «Эти стили противоположны и представляют собой два основных типа. Один – описание, придающее вещам законченность и наглядность, свет, равномерно распределяющийся на всем, связь всего без зияний и пробелов, свободное течение речи, действие, полностью происходящее на переднем плане, однозначная ясность, ограниченная в сферах исторически развивающегося и человечески проблемного. Второй – выделение одних и затемнение других частей, отрывочность, воздействие невысказанного, введение заднего плана, многозначность и необходимость истолкования, претензии на всемирно-историческое значение, разработка представления об историческом становлении и углубление проблемных аспектов» (Ауэрбах Э. Мимесис: Изображение действительности в западноевропейской литературе. М., СПб., 2000. С.25.). Не менее важно и другое обстоятельство, на которое указал Э.Ауэрбах: в отличие от античного библейский текст претендует на истинность.
«Он стремится не заставить нас на несколько часов позабыть о нашей собственной действительности – что происходит с нами при чтении Гомера, - а поработить нас: мы должны включить в мир сказания нашу действительность и нашу собственную жизнь, должны почувствовать себя кирпичиками всемирно-исторического здания, им возведенного» (Ауэрбах Э. Мимесис. С.18.).
«Притязания Библии на истину не просто более настоятельны, это настоящая тирания, потому что все иные претензии на нее заведомо исключаются. Мир Священного писания не только претендует на историческое бытие, - Писание заявляет, что его мир – единственно истинный, единственно призванный господствовать над всем сущим» (Ауэрбах Э. Мимесис. С. 17.).
Можно, таким образом, констатировать существование принципиальных «духовных оппозиций» библейской и греко-римской культур, проявившихся не только в различных мировоззренческих установках, но и в этических и эстетических представлениях. Многие религиозно-философские учения поздней античности пытались «снять» или «примирить» подобные противоречия. Однако ни неоплатонизм (в целом продолжавший античные традиции), ни манихейство (возникшее на прочной восточной основе), ни даже гностицизм (вдохновлявшийся как восточным, так и греческим духом) не стали магистральным направлением примирения, объединения и синтезирования восточных и западных традиций, хотя во многом способствовали этому. Волею судеб эта миссия выпала на долю христианства, осуществившего ее наиболее последовательно в эпоху Средних веков. Но, как уже было ранее сказано, многие основные тенденции новой культуры и нового типа мышления начали формироваться еще в позднеантичный период.