Организация зависимых территорий
Ту форму соперничества, которая на протяжении второй половины XIX века наблюдалась между Россией и Англией, можно назвать фронтальной. По существу складывались две огромные фронтовые линии, которые как волны накатывались друг навстречу другу и постепенно захлестывали полосу, которая все еще разделяла их. Под напором этих встречных волн, вся промежуточная полоса начинает казаться некой равномерной ”сплошной" средой: естественные преграды на ней на удивление игнорируются, наступление русских войск идет прямо по "крыше мира" - высоким горам Памира.
Однако в процессе конфронтации эта как бы сплошная среда получает свою организацию: игнорируются ее естественная структурность, но создается искусственная. Она заполняется специфическими буферными образованиями. При всем разнообразии последних, их функциональное значение в любом случае связано со снижением скорости распространения влияния соперничающих сил в “сплошной” среде. Таким образом, при фронтальном типе соперничества буфер имеет функции "волнореза" для одной, а иногда и для обеих сторон (пример последнего - Тибетское государство). Буферы-"волнорезы" располагались вдоль тех линий соперничества, которые сложились в ходе русско-английского противостояния. На Среднем Востоке сложились четыре таких линии, которые мы назовем - памирская, персидская, армянская и балкано-константинопольская.
Логика соперничества приводит и к изменению структуры внутриимперского пространства. Организация пространства Ближнего и Среднего Востока в качестве арены соперничества между Россией и Англией вела к тому, что территории, уже вошедшие в состав одной или другой империи, как бы превращались в приграничную “крепость”. Несмотря на то, что для Российской империи в целом было характерно прямое управление "забранной" территорией и ее гомогенизация по отношению к прочей территории, а для Британии - протекторатная форма правления и децентрализация, тем не менее русским в Средней Азии и англичанам в Индии не удавалось реализовывать типичные для них модели. В характере управления Русским Туркестаном и Британской империей имелось множество сходных черт, которые были следствием объективных закономерностей организации геополитического пространства и не имели отношения к индивидуальным этнокультурным особенностям ни русских, ни англичан.
Так, вопреки обычной российской практике "устанавливать, насколько это было возможно, одинаковый строй жизни для всех подданных царя" (21; с.25), в Туркестане русские "оставляли своим завоеванным народа многие существенные формы управления по шариату"(22; с.32); более того, генерал-губернатор фон Кауфман принял себе за правило "выдержанное, последовательное игнорирование ислама" (2; с.207) - только бы не дать местному населению повода к волнениям. Туркестан представлял собой достаточно автономное образование, находясь под почти неограниченным управлением генерал-губернатора. Местное население в свое время величало Кауфмана "ярым-падша" - полу-царь.
Колонизация российских протекторатов и регионов-”крепостей”
Мы начали нашу статью с упоминания об интенсивной народной колонизации Туркестана. Еще больший интерес представляют русские протектораты - Бухара и Хива, зависимые территории, форма правления в которых была абсолютно чужда русским того времени, “являясь следствием особой, так называемой теории буферной системы” (23, с.7). Суть последней сводилась к тому, что “как со стороны английских владений в Индии по направлению к Средней Азии, выдвинут особый буфер в виде полувассального от Англии Афганистана, так и со стороны России сопредельной с Афганистаном является не коренная территория Российских владений, а особое, находящееся в зависимости от России Бухарское ханство (24, с.25). И хотя в России протекторатная форма правления воспринималась как "своеобразное политическое измышление" (24; с.7), хотя уже преемник Кауфмана Н.Черняев в 1882 году “открыто выступал за аннексию Бухары и Хивы и представил аргументы в пользу аннексии Бухары на специальную конференцию в Санкт-Петербурге” (26; с.108), логика русско-английских отношений заставляла Россию применять протекторатную форму правления, крайне для себя неорганичную.
Однако сколь бы важными ни казались политические отклонения в характере управления территориями Средней Азии, они затрагивали русскую народную колонизацию только внешним образом. Аму-Дарьинская область, Бухара и Хива были закрыты для крестьянской колонизации. Вопрос о колонизации Бухары особо рассматривался на совещании в Ташкенте в 1909 году: было решено от нее отказаться. Однако "к 1917 году в ханстве проживало до 50 тысяч русских подданных, не считая военнослужащих" (27; с.7).
И в целом в Средней Азии форма организации зависимых территорий, определяемая логикой соперничества между державами, практически не влияла на интенсивность ее колонизации - примеры этого мы приводили в начале статьи. Да и сама по себе структура организации территории соперничества лежала вне того восприятия пространства, которое было характерно для колонизирующих и осваивающих его народных масс и преломлялось в сознании народа только в форме определенных мифологических представлений, в принципе свойственных переселенцам. Так, легенду о “царских работах” в только что занятом Мерве можно, с одной стороны, интерпретировать, как мифологическое выражение ощущаемой народом необходимости укрепления региона-“крепости”, а с другой - ее можно сопоставить с легендами о царском кличе земледельцам переселятся в Сибирь (28).
Но характер управления регионом-“крепостью” неизбежно влиял и на отношения русских с местным населением. Необходимость жестко пресекать любые проявления недовольства со стороны покоренных народов вела к тому, что власти зорко следили, выказывают ли представители местного населения должную лояльность к русским, всем русским, включая низшие социальные слои. В прежние времена, на других окраинах, подобное было мало характерно для российской политики: переселенцев разве что оберегали от вооруженных нападений, в остальном же власти не вмешивались, предоставляя русским земледельцам справляться со своими трудностями самостоятельно. Но регион-“крепость” предполагал и особую дисциплину. В итоге, русские в Туркестане, во-первых, значительно меньше, чем на других окраинах вступали с местным населением в непосредственный контакт; во-вторых, были поставлены в положение господ, впервые в истории Российской империи.
Кроме того в регионах-“крепостях” проявляла себя еще одна крайне любопытная черта: русские словно бы начисто утратили свою способность к ассимилированию местного населения. Ниже мы остановимся на этой проблеме подробнее.