Глава 4 Коммунизм и проблема всестороннего развития личности

нятий): чаще ходить в кино — 79,4%, больше читать художественную литературу — 74, чаще ходить в театр — 70,4, чаще посещать выставки и музеи

— 56, больше времени проводить с семьей — 50, посещать различные спортивные зрелища — 48, чаще бывать на вечерах отдыха — 47, заниматься домашним хозяйством — 45,2, больше времени отдавать учебе — 43,5, заниматься спортом — 41, чаще смотреть телевизионные передачи — 39,1, пойти учиться в техникум или институт — 34,1% и т. д.

В этих ответах характерны разносторонность интересов молодежи и ее выраженная ориентация на образование и особенно общую культуру (интерес к искусству, кино и т. д.). Однако здесь заметна и другая сторона медали: известная пассивность, потребительность культурной ориентации: «зрительный спорт» явно преобладает над активными формами досуга; смотреть и иным способом «потреблять» искусство хочет большинство, активно же заниматься каким-либо видом искусства (музыка, литература и т. д.) выразили желание лишь 503 человека (19,1%). И это не вина молодых людей, а их беда.

Характер досуга зависит и от объективных условий, и от образовательного уровня личности. По данным Г. С. Петросяна, сопоставившего структуру свободного времени трудящихся с высшим и с начальным образованием, первые тратят в месяц больше времени на самообразование (23 часа против 9,5 часа), на выполнение общественных поручений (примерно в 5 раз), на посещение зрительных мероприятий (примерно в 3 раза), на танцы, пение, игру на

351

музыкальных инструментах (примерно в 7 раз), на воспитание детей (примерно в 3 раза), на любительские занятия (примерно в 3 раза). Зато они тратят меньше времени на учебу и повышение квалификации (это покрывается понятием самообразования), слушание радио и просмотр телепередач, прием и посещение гостей и особенно домашние настольные игры (5,5 часа против 19,5 часа). Если у трудящихся с начальным образованием наибольший удельный вес в структуре свободного времени занимают затраты времени на домашние настольные игры (20,6%), то у людей с высшим образованием на первое место выходит чтение книг, газет и журналов48.

Но само по себе специальное образование и квалифицированный труд вовсе еще не гарантируют широты интересов. Иногда бывает даже наоборот.

Доктор Ватсон рассказывал о своем друге Шерлоке Холмсе, что он не имел ни малейшего представления не только о литературе и философии, но даже об учении Коперника. И не только не стеснялся своего невежества, но даже гордился им. Мозг, говорил Холмс,— это нечто вроде помещения ограниченных размеров, куда не нужно впускать ничего лишнего, иначе бесполезные факты будут выталкивать полезные. «Но солнечная система!»— возмутился доктор Ватсон. «Какое мне до нее дело! — перебил Холмс.— Вы говорите, что мы вращаемся вокруг Солнца. Если бы мы вращались вокруг Луны, это ни на грош не повлияло бы на меня или на мою работу».

Техницизм, недооценка общего образования,

352

и особенно гуманитарной культуры, проявляются и у некоторых представителей советской интеллигенции. Именно об этом говорили в нашумевшем споре «физиков» и «лириков».

Чтобы подойти к проблеме соотношения естественнонаучной и гуманитарной культуры научно, нужно прежде всего отрешиться от пат- риархально-романтических настроений. Романтически настроенные люди часто говорят, что к прошлом культура была более рафинированной, свободной от утилитарности, а теперь она превратилась лишь в совокупность средств, и отсюда, мол, все противоречия. Подобные представления совершенно иллюзорны. Верно, что г. системе социальных ценностей античного мира и средневековья гуманитарные знания стояли выше естественнонаучных. Это было обусловлено соответствующим уровнем развития производства. Культура этого общества была культурой крайне ограниченной элиты, которая чуралась физического труда и всего того, что с ним связано. При низкой производительности труда высшие формы духовной деятельности могли развиваться только ценой освобождения одних людей за счет беспощадного порабощения других. Противоположность физического и умственного труда была выражена там предельно резко. Презирался не только непосредственный физический труд, но и любые занятия прикладного характера.

Значит ли это, что культура этого общества была «чистой», «свободной» от выполнении практических задач? Отнюдь! Просто сами задачи были иными. Молодой человек из знатной семьи не должен был думать о производитель-

353

ном труде. За него работали другие, Да и само производство было еще весьма примитивно. Единственно достойными занятиями считались политическая или интеллектуальная (философская, художественная и т. п.) деятельность. Но для этой деятельности практически более важны и полезны были не естественнонаучные и тем более не технические, а как раз гуманитарные знания: юриспруденция, история, философия, риторика и т. д. Именно эта практическая, социально обусловленная направленность интересов определяла иерархию культурных ценностей и стереотип «культурного человека».

В новое время положение радикально изменилось. Современное производство, даже безотносительно к его социальной форме, основано на широком применении результатов и данных науки, которая во все большей степени становится непосредственной производительной силой общества. Это производство требует технически грамотного, образованного работника. Управление производством, а постепенно и политическое руководство обществом также предполагают все более широкую естественнонаучную, математическую, техническую подготовку. Естественно, что образование, ориентированное уже не на узкий круг привилегированных, а на широкие массы людей, тоже должно было перестроиться, изменить соотношение между гуманитарными и естественнонаучными элементами культуры в пользу последних. Спор между сторонниками «классического» образования, основанного на изучении древних языков, истории, литературы, и образования «реального», опирающегося на естественно-математические

354

науки, который развертывался в России в конце XIX в., был решен жизнью в пользу образования «реального». Увеличение удельного веса естественноматериальных элементов за счет традиционной «гуманистики» — это лишь исправление исторически сложившейся диспропорции, типичной для общества со слаборазвитым производством и резким контрастом между физическим и умственным трудом.

Конечно, кое-что при этом теряется. Современная молодежь знает о физическом строении мира неизмеримо больше, нежели выпускники старой «классической» гимназии, но она не знает древних языков, многие библейские и мифологические ассоциации и образы остаются для нее мертвыми, непонятными. Это мешает восприятию не только древнего искусства, но даже пониманию искусства и литературы XIX в. Мы читаем, например, у Пушкина:

Кастальский ключ волною вдохновенья

Встепи мирской изгнанника поит.

Ачто такое Кастальский ключ? Сегодня даже вполне интеллигентному человеку, если он по образованию не филолог-классик, этот образ кажется неясным, и, чтобы понять его, приходится заглянуть в мифологический словарь. Однако стоит ли ужасаться по этому поводу? Объем актуальной культуры всегда изменялся, новые знания, понятия и образы всегда вытесняли какую-то часть старых, делая их достоянием музеев и эрудитов. Сейчас этот процесс идет быстрее, чем раньше, но ничего трагического в этом нет. При всем почтении к истории, человеческое общество нельзя превращать в музей,

355

да это и невозможно. В конце концов искусство, философия, гуманитарные предметы суть различные формы самосознания общественного человека. Наивно думать, что жизнь меняется, а самосознание будет оставаться прежним. Классика сохраняет свое значение постольку, поскольку выраженные в ней идеи соответствуют в какой-то степени жизненной реальности современного человека. Но она не может выразить эту реальность полностью именно потому, что это новая реальность, требующая новых форм самосознания.

Но дело ведь не только в том, что молодежь непочтительно относится к классике, а в том, что гуманитарные интересы вообще оттесняются на задний план, воспринимаются как нечто второстепенное, необязательное. Такие факты есть, отрицать их невозможно. Пока человек является преимущественно агентом производства, это, по-видимому, неизбежно. Он производит, творит только в одной определенной области, а во всем остальном выступает как потребитель. Отсюда — и утилитарность его мышления, и примитивность его эстетических критериев. Культура распространяется неравномерно. Люди сначала усваивают то, что ближе к их повседневной жизни, полезность чего не требует доказательств. Кроме того, сказывается ограниченность бюджета времени.

После утомительного, напряженного рабочего дня не каждый может слушать серьезную симфоническую музыку или читать сложный психологический роман. Восприятие больших, сложных произведений искусства тоже своего рода творческий процесс, требующий не только

356

предварительной подготовки, но и большой интеллектуальной и эмоциональной отдачи, на которую переутомленный мозг не способен. В результате, даже имея достаточно зрелые и высокие художественные вкусы, мы порой отступаем от них, питаемся дешевым чтивом просто потому, что мы устали и нуждаемся в отдыхе. А потом появляется инерция, леность мысли становится привычной и человек уже и не тянется к большому и сложному («Хватит с меня сложностей на работе!»). Что же говорить о тех, в ком художественные потребности и не пробуждались?

Выход здесь только один: расширение сферы общения и деятельности. Профессиональная направленность, какова бы она ни была, тяготеет к тому, чтобы ограничить культурные горизонты личности определенными рамками. Но когда человек не просто специалист, а общественный деятель, положение меняется. Чтобы осмысленно участвовать в общественной жизни, нужно знать законы общественного развития. Рост политического сознания личности делает для нее недостаточной текущую информацию, какую дают газеты и радио, рождает глубокий интерес к общественным наукам. Развитая личность немыслима без развитого самосознания. Но самосознание неотделимо от познания других людей. А здесь ничто не может заменить литературу и искусство, раскрывающих внутренний мир человека во всем его богатстве и многообразии. Так обогащение сферы жизнедеятельности личности влечет за собой расширение ее интересов и культурных потребностей. И это уже не ленивый интерес от нечего делать, ко-

357

гда можно заняться одним, а можно и совсем другим. Это такая же объективная необходимость, претворенная во внутреннее побуждение, как потребность инженера в технической литературе.

Сначала эти гуманитарные интересы могут быть чисто утилитарными. Люди, которые только еще приобщаются к большой культуре, часто задают себе и другим прямолинейные вопросы. А зачем мне нужна симфоническая музыка, я и без нее отлично обхожусь? А чему я могу научиться у этого поэта (под «научением» подразумевается некая итоговая формула) ? Эти вопросы говорят о том, что искусство, знание вообще рассматриваются лишь как средство достижения какой-то цели, лежащей вне самого процесса познания, процесса деятельности. Какой цели? Очевидно, производственной. Ну, а зачем производство? Чтобы было больше вещей? А зачем вещи? Чтобы их потреблять? Но давно уже сказано, что мы едим, чтобы жить, а не живем, чтобы есть. Лишь постепенно, освобождаясь от гнета материальной нужды, человек приходит к мысли, что его деятельность содержит цель в самой себе. И поскольку процесс познания, как и материальное производство, есть общественный процесс, саморазвитие индивида обогащает и общество как целое. Именно это имел в виду Маркс, когда писал, что возвышенная, т. е. неутилитарная, деятельность превращает человека в иного субъекта и это «в свою очередь как величайшая производительная сила обратно воздействует на производительную силу труда»49.

Из неутилитарных исследований, продикто-

358

ванных «чистой любознательностью», рождаются величайшие научные открытия, применение которых, часто много лет спустя, революционизирует производство. Бескорыстный художественный поиск дает более значительные творческие результаты, чем ориентация на уже сложившиеся эстетические потребности. Попытки регламентировать, ограничить полет человеческой мысли требованиями примитивно понятого сегодняшнего дня всегда тормозили общественный прогресс. Коммунизм кладет конец такому положению. Это будет высокоорганизованное общество, способное эффективно планировать и направлять свое собственное развитие. Но именно поэтому коммунистическое общество, как никакое другое, должно ценить свободный, ничем (кроме, разумеется, интересов остальных людей) не регламентированный интеллектуальный, эстетический и всякий прочий поиск, осуществляемый людьми по собственному почину, вне всяких рамок профессиональной специализации. Как писал Маркс, при коммунизме мерилом общественного богатства будет не рабочее, а свободное время.

Освобождение личности означает в конечном итоге развитие ее творческих потенций. Это длительный и сложный процесс. Неравенство развития в человеке человеческого укоренилось настолько глубоко, что многие ученые даже сомневаются в том, что его возможно устранить. Лучше всего это выражено в грустной фантастике Азимова. В рассказе «Мечты — личное дело каждого» выведена фирма, производящая грезы, на которые рядовые люди не способны и которые позволяют им испытать то,

359

что самим им пережить не дано. В повести «Профессия» люди, обучающиеся электронным способом, даже не подозревают о существовании творческого мышления и возможности самостоятельно получать новые знания; ничтожное меньшинство творческих умов воспитывается и живет изолированно от остальных, чтобы у них не возникло чувство собственной неполноценности.

Но задача состоит вовсе не в том, чтобы сделать способности людей одинаковыми. Это и невозможно, и не нужно. «Претендовать на то, что мы сделаем всех людей равными друг другу, это пустейшая фраза и глупая выдумка» 50,— говорил В. И. Ленин. Главное — разбудить творческое начало в человеке, чтобы потребность в самовыражении, столь явная у ребенка, не затухала у взрослого. Содержание же этого творчества может и должно быть различным, общество только выигрывает от многообразия составляющих его индивидов.

Социалистическое общество, не говоря уже о будущем коммунизме, практически заботится о развитии личности каждого. Так, с точки зрения потребностей сегодняшнего производства всеобщее среднее образование представляется экономически нерентабельным. По данным Н. А. Аитова51, молодой человек, пошедший работать после 8 классов, оказывается в течение многих лет лучшим работником и получает более высокую заработную плату, чем его однокашник, поступивший на завод после окончания средней школы. Отчасти это объясняется недостатками самого среднего образования, в частности отсутствием правильной профессиональ-

360