Третий этап (после смерти Булавина)

После смерти Булавина руководство восстания перешло Игнату Некрасову, который оставалась в Царицыне. На казачьем круге повстанцы не пришли к общему мнению относительно своих дальнейших действий. Группа Павлова осталась в Царицыне, а Игнат Некрасов решил с пушками возвратиться на Дон. К 3 августу вышедшее из Астрахани царское войско выбило Павлова из Царицына. Павловцы через Паншин городок ушли к станице Голубинская и воссоединились с некрасовцами. На соединение с некрасовцами шли остатки "северской группировки" во главе с Никитой Голым. 8 августа на встречу Некрасову вышло царское войско из Черкасска. Царские войска в конце августа разбили повстанцев у Есаулова городка (на берегу Дона между Цимлянской и Голубинской) и Игнат Некрасов увел 2000 своих сторонников на принадлежащуюкрымским ханам Кубань (некрасовцы).

Осенью 1708 года, после ухода некрасовцев на Кубань, сопротивление царским войскам продолжала оказывать группировка Никиты Голого, действующая в степях междуПристанским и Донецком. 26 октября царские войска взяли Донецк и учинили расправу над засевшими там повстанцами. К 4 ноября в районе города Решетовский армия Голого была разгромлена.

Итоги

Булавинское восстание было жестоко подавлено: 8 донских станиц (городки) было уничтожены, часть земель (прежде всего — по Северскому Донцу) была отобрана у Донского войска, беглые возвращены владельцам. Дон потерял независимость.

Одновременно с Булавинским восстанием и в 1709—1710 годах происходили крестьянские волнения во многих уездах.

Некрасовцы, ушедшие на Кубань, в 1740 году, спасаясь от царских войск, переселилась в Османскую империю (область Добруджа и дельта Дуная на территории современной Румынии). На чужбине они сохраняли свой язык, обычаи и одежду. Их потомки составляют часть современных липован. В 1962 году большая группа потомков булавинцев вернулась в СССР и была поселена в Будённовском районе Ставропольского края, где практически бесследно растворилась в местном населении.

………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Булавин Кондрат - походный атаман донских казаков, сообщник гетмана Ив. Мазепы. В надежде сделаться независимым владетелем, Мазепа изыскивал средства к привлечению на свою сторону донских казаков. Не смея еще действовать открыто, он тайно избрал в сообщники Кондрата Б., кот. В то время охранял границы близ р. Донца и г. Бахмута, где Донское войско имело соляные варницы. Удобный случай к возмущению представился скоро. Полковник кн. Юр. Долгоруков, по Царскому указу, в восьми верховых станичных юртах схватил и выслал на прежние жилища до 3000 разного звания беглых из России людей; мера эта встретила в некоторых станицах сопротивление; оказалось много недовольных, чем и воспользовался Булавин. С толпою бродяг, собравшихся в Бахмуте, он выступил в поле, быстро достиг р. Хопра и близ Урюпинской станицы, ночью, напал на кн. Долгорукова, не подозревавшего измены, умертвил его и всех бывших при нем офицеров и солдат, около 1000 человек. затем Б. разослал по всем станицам "возмутительное" письмо, ложно уверявшее, что"бояре и немцы вводят казаков в эллинскую веру, жгут и казнят напрасно". Царь, получив известие о неожиданном возмущении на Дону, приказал идти туда значительному отряду регулярных войск, а войсковой атаман Лукьян Максимов, при первом слухе о бунте, отдал приказ по всем станицам не слушать Б. и сам, собрав донские полки, выступил к Хопру. Б., надеясь собрать на Хопре многочисленную толпу, намеревался идти в Москву "губить" бояр, мундирных солдат и немцев, но надежда его не сбылась, передовые его отряды, при наступлении Максимова, рассеялись и он, боясь неудачи, уклонился (в ноябре 1707 г.)с Хопра к Бахмуту, где удобнее мог получить обещанную помощь от татар, запорожцев и Мазепы. Там приказал он своим соумышленникам Хохлу, Некрасову, Драному, Голому и др. перейти Донец и, став за Mиусом, стараться усилить отряды свои беглецами из Малороссии и вольницею с Дона, сам же отправился в Запорожскую Сечь, Бунт, повидимому, прекратился и в продолжение зимы на Дону все было покойно; но Б., под тайным покровительством Мазепы, набирал в Малороссии и Запорожье всякий сброд, отсылал их в свои отряды, скрывавшиеся в степях за Mиусом и заключил с запорожцами тайный союз - друг за друга стоят твердо и радеть единодушно. Государь, предвидя опасность, решился утушить бунт при самом начале: 20000 чел. регулярных войск двинулись от Тулы под начальством кн. Дм. Мих. Голицына, но вскоре корпус этот вместе с верными донскими казаками был отдан под начальство кн. Вас. Влад. Долгорукова, брата убитого полковника, удачно действовавшего на Битюге против мятежников. Перезимовав на Днепре, Б. ранней весною 1708 г. сосредоточил у р. Mиуса все свои отряды; но атаман Максимов на походе из Черкасска разбил на р. Голубой отряд его и вскоре явился перед главными его силами, собранными на р. Крынке; тут, не смотря на превосходство сил Б., он напал на него, но после упорного и кровопролитного боя, был разбит, потерял пушки и весь свой стан, после чего отступил в Черкасск. Б., по одержании победы, отпустил несколько легких отрядов к станицам Донецким, Хоперским, Бузулукским и Медведицким, откуда они распространились до Козлова и Тамбова, сам же с главными силами направился к Черкасску. До Кобылинской станицы он встречал сильное сопротивление со стороны верных станиц, которые защищались от него, как от врага, но здесь, усилившись изгнанными из России раскольниками, он беспрепятственно дошел до Черкасска, которым и завладел хитростью. Мятежники, отрубив головы атаману Лукьяну Максимову с четырьмя старшинами, удушив пятого старшину Ефрема Петрова, разграбив и умертвив жителей оставшихся верными своему долгу, провозгласили Б. войсковым атаманом. Новый начальник войска, чтобы ослабить на время впечатление совершенного им злодеяния, послал в Азов и в Москву отписки, в которых старался оправдать себя тем, что кн. Долгоруков был убит за свою жестокость, не по совету одного его Б., а всего войска Донского и в заключение уверял в своей покорности.

Торжествующий изменник немедленно отправил значительную часть войска с Некрасовым водою в верховые не сдавшиеся ему станицы; другой, более многочисленный корпус с Драновым послал против гвардии майора кн. Юр. Долгорукова, третий с Лучкою Хохлачем поставил при Куртлаке; сам же остался для охранения Черкасска. Между тем государь, по получении известия о поражении атамана Максимова, дал повеление генералу Бахметеву с его бригадою поспешить к Черкасску. Бахметев не успел предупредить Б. в Черкасске и потому присоединился к главному начальнику корпуса, кн. Долгорукову. Путь к Черкасску приходилось открывать силою оружия. На р. Куртлаке Долгоруков напал (28 апреля) на 15000 бунтовщиков, предводимых Хохлачем, и рассеял их; ожесточение войска было так велико, что в плен взято было только 143 чел., а остальные были побиты, кроме немногих спасшихся бегством. Почти в тоже время другой отряд, под начальством полковника Кропотова и Гулица, разбил на голову атамана Драного с толпою мятежников. Не смотря на все это, мятежники отважились действовать наступательно. Хохлач, Казанкин и Ганкин. с 5000 казаков и разного сброда появились под Азовом и осадили его, но встретили столь сильный отпор, что принуждены были бежать. Весть о претерпленных неудачах быстро достигла до Черкасска и минутное торжество Б. кончилось. Верные царю казаки вышли из скрытых мест и под предводительством избранного ими старшины, Ильи Зерщикова, ворвавшись с помощью жителей в Черкасск, напали на атаманский дом Б., оставленный всеми, кроме 11 преданных ему человек, защищался отчаянно и убил из своих рук двух казаков, но увидев, что дом начали обкладывать камышом, с целью поджечь его, застрелился из пистолета (7 июля 1708 г.). Все советники его и главные соумышленники отправлены были в Москву, а труп отвезен в Азов и там, по отсечении головы, был повешен на месте, где били разбиты мятежники.

Разорения, причиненные Б. и его соумышленниками в одном только Придонском крае, были громадны. Здесь сотни тысяч десятин засеянных полей, вместе с селами преданных правительству крестьян, были превращены в пустыри, церкви разорены и святыни нагло поруганы. Те немногие, которые успели спастись бегством, в паническом ужасе скрывались в лесах, откуда их долго не удавалось вызвать. Самую государеву десятинную пашню немногие смельчаки обрабатывали по ночам, с рассветом прячась в лесах; знаменитые битюцкие конюшни породистых лошадей, заведенных царем, были разграблены. Булавинские эмиссары, без всякого страха явившись в Борисоглебск, выбрали из горожан полковника, атаманов и привели население к присяге. Вслед затем воровской атаман Хохлач письменно обратился в Борисоглебск с требованием прислать к нему "в поход против государевых полков" половину городских и уездных жителей. Так открыто, нагло распоряжаясь, Б., однако, опасался воевод, любимых населением и щадил их. Насколько Булавинский бунт казался серьезным, легко видно из того, что Осередская (Павловская на Дону) крепость была поспешно построена, чтобы остановить движение вора на Русь.

Алекса́ндр Бори́сович Бутурли́н (18 [28] июля 1694 — 30 августа [10 сентября] 1767, Москва) — русский военачальник,граф (1760), генерал-фельдмаршал (1756), Московский градоначальник.

Биография

Сын капитана гвардии. В 1714 был записан солдатом в гвардию, с 1716 по 1720 обучался во вновь учреждённой морской академии, где преподавались науки, необходимые для мореплавания, фехтование и некоторые иностранные языки.

В 1720 Бутурлин взят был Петром I в денщики, и в этом звании сопутствовал государю в походах против шведов и персов и участвовал в некоторых сражениях. Он пользовался доверием Петра, который доверял ему исполнение самых секретных поручений.

При Екатерине I Бутурлин пожалован был в гоф-юнкеры, потом в камер-юнкеры и наконец в камергеры цесаревныЕлисаветы (любовником которой он слыл), а при Петре II, будучи уже кавалером ордена Святого Александра Невского, произведён был в генерал-майоры армии и в унтер-лейтенанты кавалергардского корпуса. Но вскоре, вследствие ссоры с любимцем Петра II, князем И. Долгоруковым, Бутурлин был удалён в Украинскую армию.

В 1731−33 участвовал в разных сражениях с закавказскими народами. В 1735 был назначен смоленским губернатором.

В 1738 под начальством Миниха служил в армии, действовавшей против турок; потом до 1739 включительно охранялУкраину, а по прекращении военных действий вступил опять в должность смоленского губернатора.

Анна Леопольдовна произвела его в генерал-кригскомиссары и генерал-лейтенанты, а императрица Елисавета назначила его главным правителем Малороссии; затем, по случаю войны с Швецией, поручила ему начальство над войсками, расположенными в Эстляндии, Лифляндии и Великих Луках, произвела в генерал-аншефы (1742), пожаловала в сенаторыи вскоре назначила генерал-губернатором в Москву.

В 1747 Бутурлин получил звание генерал-адъютанта, в 1749 — подполковника лейб-гвардии Преображенского полка, через два года получил орден Святого апостола Андрея Первозванного, а в 1756 — фельдмаршальский жезл, с повелением присутствовать в конференции министров.

В 1760 Бутурлин с потомством возведён в графское Российской империи достоинство.

Это было время Семилетней войны. Главнокомандующий Салтыков был болен, и в армии, действовавшей противФридриха, произошло много упущений и послаблений. Силезия, где он стоял, была разорена, жители разогнаны, и нашей армии трудно было продовольствоваться.

Главнокомандующим на место Салтыкова назначен был Бутурлин. Статный, как отзываются о нём современники, красивый, даже хорошо образованный, Бутурлин мог быть, однако, скорее ловким придворным, может быть администратором, чем полководцем.

Сохранился характерный анекдот, что великий князь Павел Петрович, тогда 6-летний ребёнок, сказал окружавшим его про Бутурлина, когда последний явился во дворец, перед отъездом в армию, откланяться государыне: «Пётр Семёнович (то есть Салтыков) поехал мир делать, и мира не сделал, — а этот теперь, конечно, ни мира, ни войны не сделает». Предсказание это сбылось. Излишняя осторожность Бутурлина, натянутые отношения с австрийским главнокомандующим Лаудоном давали явный перевес Фридриху. Бутурлин объяснял эту осторожность, граничившую с трусостью, тем, что он щадит солдат. Императрица отвечала на это, что она всегда рекомендовала щадить их, но считает непозволительным это там, где выгодно действовать, и явно выражала неудовольствие, узнав стороной, что прусский генерал Цитен пробрался в Польшу и истребил некоторые магазины, заведённые Бутурлиным. «Король прусский, — писала она, — такие бесславные и оскорбительные оружию нашему толкования рассеет, что оныя, наконец, у многих дворов худую импрессию произвести могут».

С восшествием на престол Петра III Бутурлин был отозван из армии и вновь назначен генерал-губернатором в Москву. Екатерина II пожаловала ему грамоту с прописанием в ней всей его службы и наград, а также шпагу, осыпанную бриллиантами.

Бутурлин скончался в Москве 30 августа 1767 года, погребён в Петербурге в Александро-Невской лавре.

Бутурлин, граф Александр Борисович

— генерал-фельдмаршал; род. 18 июня 1694 г., ум. в Москве 31 августа 1767 г. Отец его, Борис Иванович, был капитаном гвардии и умер в 1708 г. от раны, полученной им в сражении под Лесным. Александр Борисович в 1714 г. был записан солдатом в гвардию, а в 1716 г. помещен во вновь учрежденную в Петербурге морскую академию, где получил довольно обширные сведения по морскому делу, изучил иностранные языки и фехтование. По выходе из академии Бутурлин был замечен Петром Великим, взят им в денщики и пользовался особым расположением и доверием Императора, который часто поручал ему выполнение самых секретных поручений. После кончины Петра Великого, Императрица Екатерина І обратила внимание на Бутурлина, и вскоре он был пожалован гоф-юнкером, через год — камер-юнкером Высочайшего Двора, а в 1727 г. — камергером двора цесаревны Елизаветы Петровны, которая питала к нему особую благосклонность. К этому же времени относятся сведения о близости Бутурлина с кружком Бестужева; этот кружок состоял из людей, преданных сперва царевичу Алексею Петровичу, а потом его сыну, и надеявшихся возвыситься при помощи прямых наследников Петра Великого. Когда кружок Бестужева был открыт и подвергся суровым карам, Бутурлин не только спасся, но даже остался вне подозрения, а восшествие на престол Петра II доставило Бутурлину ряд милостей: 1 января 1728 г. он получил орден св. Александра Невского и был пожалован в действительные камергеры, а 10 февраля того же года произведен в генерал-майоры и сделан унтер-лейтенантом кавалергардского корпуса. Значение Бутурлина продолжалось очень недолго: князья Долгорукие опасались, что его возвышение может умалить их власть и возвратить утраченное значение Бестужевскому кружку: поэтому они раскрыли Императору близость Бутурлина к Елизавете Петровне и тем вызвали неудовольствие Петра II и против великой княжны, и против Бутурлина. Последний был отправлен в почетную ссылку в украинскую армию на помощь князю Голицыну для действий против татар, где он и пробыл до самой смерти Императора. Когда воцарилась Анна Иоанновна, Бутурлин был отправлен на границу с Персией, где пробыл с 1731 по 1733 г., а с 1735 по 1740 г. он занимал пост смоленского губернатора. В то же время он был послан в 1738 г. в армию графа Миниха на театр войны с Турцией, но уже в 1739 г. снова возвратился в Смоленск. Деятельность Бутурлина в Смоленске выразилась главным образом в мерах к удержанию русских крестьян пограничных областей от бегства в Польшу и к возвращению обратно уже бежавших. Для этой цели он, между прочим, предлагал такую меру: с крестьян не бежавших брать подати по-прежнему, а с бегавших и возвратившихся из Польши брать с уменьшением; он надеялся, что тогда не только беглые возвратятся, но и природные поляки начнут переселяться в Россию. В недолгое правление Анны Леопольдовны Бутурлин был отозван в Петербург и пожалован в генерал-кригскомиссары и генерал-лейтенанты. Но упрочилось его положение лишь в царствование Елизаветы Петровны. Немедленно после ее воцарения Бутурлин был послан в Малороссию, привести жителей к присяге новой Императрице и остаться там правителем. В 1742 г. он был снова отозван в Петербург, пожалован в генерал-аншефы и получил главное начальство над войсками, расположенными в Эстляндии, Лифляндии и Великих Луках; подчиненным ему войскам удалось захватить два шведских шкота и одно судно с деньгами, за что Бутурлину и было выражено Высочайшее благоволение. Вскоре после этого Бутурлин был назначен сенатором и московским генерал-губернатором, но продолжал жить большею частью в Петербурге. В 1747 г. он пожалован в генерал-адъютанты, в 1749 г. — в подполковники лейб-гвардии Преображенского полка, в 1751 г. получил орден св. Андрея Первозванного, а 5 сентября 1756 г. произведен в генерал-фельдмаршалы, с повелением присутствовать в конференции министров. В 1758 г. Бутурлину пришлось заседать в следственной комиссии по делу своего старинного единомышленника, канцлера Бестужева, несмотря на дружеские отношения с ним и с другими приверженцами великой княгини Екатерины Алексеевны. 17 февраля 1760 г. Бутурлин со всем своим потомством был возведен в графское Российской империи достоинство, а 18 сентября того же года, по представлении конференции, назначен главнокомандующим русской армией, действовавшей в Пруссии. 20 сентября он отправился к армии и в начале октября прибыл в Арнесвальд, где тогда находилась главная квартира. Здесь ему пришлось прежде всего решить вопрос о зимовке армии, так как кампания этого года была уже кончена: конференция хотела, чтобы армия осталась на зимовку у Одера или, по крайней мере, в Померании, но Бутурлин видел, что это невозможно, так как нельзя было достать провианта на всю армию в этой разоренной стране; поэтому он оставил в Померании корпус легких войск графа Тотлебена, а с остальной армией двинулся к Висле и расположился на зимние квартиры между Диршау и Торном. Во время зимовки Бутурлин заботливо подготовлял армию к кампании будущего года, которая, по мнению конференции, должна была быть решительной. Он прежде всего усилил расшатанную дисциплину, уничтожил постоянные отпуски генералов и офицеров, сильно отражавшиеся на личном составе армии, заботился о сохранении здоровья солдат и о возможно более гигиеничном их помещении и довольстве. Кроме того ему пришлось произвести ремонт обозов и конного состава: обоз был сделан более подвижным, почти весь конный состав его был заменен новым, регулярная конница и артиллерия были пополнены лошадьми. Словом, Бутурлин показал себя в эту зиму весьма способным администратором, что и было засвидетельствовано конференцией в докладе Императрице в конце 1760 г. 3 мая 1761 г. Бутурлин получил приказание, отделив самостоятельный корпус войск для осады Кольберга, с главными силами идти в Силезию на соединение с австрийцами, напасть на пруссаков, окончательно разбить короля и окончить этим изнурительную для России войну. Приказание конференции было исполнено: к Кольбергу был отправлен Румянцев, и сам Бутурлин со всей остальной армией двинулся к Бреславлю, остерегаясь в то же время пруссаков, которые, узнав о движении русских в Силезию, сгруппировались у Глогау. Но австрийский главнокомандующий Лаудов прислал сказать ему, что он может соединиться лишь у Лейбуса, и Бутурлин должен был идти за Одер, постоянно подвергаясь опасности нападения прусского короля, который, отлично понимая, какой опасности подвергается он в случае соединения двух армий, во что бы то ни стало старался помешать этому соединению и с этою целью постоянно тревожил русскую армию. Но и у Лейбуса соединиться оказалось невозможным, и Бутурлин двинулся далее, к Старому Стригау, где, наконец, 12 августа и соединился с австрийцами. Фридрих, видя, что помешать соединению союзников ему не удалось, занял лагерь в Бунцельвице, недалеко от Швейдница, где, избегая сражения с почти втрое сильнейшим неприятелем, тщательно укрепился. К Бунцельвице подошла и союзная армия, но здесь произошли несогласия между русскими и австрийскими генералами: как одни, так и другие сознавали необходимость атаковать короля, но никак не могли сойтись относительно плана действий; войска простояли в бездействии целый месяц, и 13 сентября Бутурлин отступил от Бунцельвице; оставив у Лаудона двадцатитысячный корпус Чернышева, он перешел у Штенау Одер и решил сделать нападение на Глогау, а оттуда идти в Померанию, на помощь к Румянцеву. Но и это предприятие оказалось неисполнимым: пруссаки, действуя на тыл русской армии, прерывали сообщения с Познанью и корпусом Румянцева. Тогда Бутурлин предпринял новый план: отвлечь пруссаков от Силезии и Саксонии, прикрыв собою вместе с тем австрийскую армию, и таким образом дать последней возможность овладеть всей Силезией. С этою целью он начал маневрировать у нижнего Одера и двинулся к Регенсвальде, но в половине октября оказалось невозможным обеспечить продовольствие армии, и Бутурлин решил из Регенсвальде отправиться на зимовку к Висле, оставив, впрочем, на Варте для прикрытия Познанской области небольшой корпус князя Волконского. Таким образом Бутурлин ничего не достиг этою кампаниею. Успешно действовали только Румянцев, взявший в декабре Кольберг, и Чернышев, вместе с австрийцами взявший Швейдниц, но эти генералы действовали совершенно независимо от Бутурлина. Конференция была раздражена неуспехом, на Бутурлина посыпались нападки и обвинения; 18 декабря он был отозван и, сдав команду Фермору, поехал в Петербург оправдываться. По дороге он получил известие, что Императрица скончалась, а вместе с этим известием и милостивый рескрипт нового Императора, который, из расположения к прусскому королю, оправдал все действия Бутурлина. По прибытии в Петербург Бутурлин был снова назначен генерал-губернатором в Москву, где его оставила и вступившая вскоре за тем на престол Императрица Екатерина II, относившаяся с большим уважением к престарелому фельдмаршалу и вскоре же по восшествии на престол пожаловавшая ему грамоту, с прописанием всей его службы и наград, и шпагу, осыпанную бриллиантами. — Граф Бутурлин был женат два раза: первый раз на княжне Анне Михайловне Голицыной (ум. в 1727 г.), и второй — на княжне Екатерине Борисовне Куракиной (ум. в 1772 г.). От второго брака у него были дети: граф Петр Александрович и дочери Варвара и Екатерина; первая была в замужестве за князем Василием Владимировичем Долгоруким, а вторая — за князем Юрием Васильевичем Долгоруким.

Проко́фий Богда́нович Возни́цын — сын владимирского дворянина Б. Гурьевича, служил по дипломатической части при царях Алексее Михайловиче, Фёдоре Алексеевиче и Петре Великом.

Поездки в Вену и Варшаву

В 1668 он ездил с иностранцем Келлерманом в Вену домогаться, чтобы император прислал в 1669 послов своих на съезд по поводу Андрусовского договора, русских и польских уполномоченных, а из Вены - в Венецию объявить об этом договоре дожу. Позже он еще несколько раз ездил с дипломатическими поручениями в Варшаву.

Поездка в Константинополь

В 1681 , получив звание дьяка, Возницын отправился в Константинополь в посольстве окольничего Чирикова, который там скончался. Возницын, вступив в обязанности посла, убедил султана отказаться от притязаний на Украину. Петр Великий произвел Возницына в думные дьяки и определил членом приказа Казанского дворца. В 1697 в «великом посольстве», снаряжённом Петром за границу, Возницын был третьим послом, в звании Волховского наместника.

В Кенигсберге

В Кенигсберге Возницын участвовал (22 июня) в заключении дружественного договора с Пруссией. Из Голландии посольство прибыло в Вену; но когда Петр, получив известие о возмущении стрельцов, поспешил в Россию, в Вене для окончания начатых переговоров о мире с Оттоманской Портой в звании посла остался один Возницын, скоро отправившийся по Дунаю на конгресс в Карловичах. С пути он сообщал Петру о неблагонадёжности австрийцев. Вскоре он убедился в своих подозрениях, узнав, что император тайно от союзников заключил с султаном перемирие.

Начало конгресса

При начале конгресса произошел раздор между уполномоченными, в особенности со стороны польского уполномоченного Малаховского, дозволившего себе оскорбительные выражения на счет достоинства русского государя, с послом которого он не хотел иметь свиданий; цесарские же послы старались препятствовать турецкому представителю не только видеться, но и сноситься с Возницыным. Последний при таком положении дел мог только советовать своему государю не ослабевать в военных приготовлениях, опасаться поляков и шведов и заблаговременно укрепиться союзом с бранденбургским курфюрстом и датским королем; в то же время он тайно успел склонить на свою сторону драгомана Порты, Александра Маврокордато, и настоял, чтобы конференции с турецкими послами были открыты в присутствии английского и голландского министров. Турецкий уполномоченный требовал возвращения Азова и пяти днепровских крепостей, а Возницын, наоборот, требовал придачи к ним еще Керчи. Наконец, Возницыну удалось заключить перемирие на два года с тем, чтобы вопрос о спорных крепостях был решен при заключении мирного договора. Трактат был подписан 14 января 1699 г.

Возвращение в Россию

Возвратясь в Россию, Возницын в звании думного советника по-прежнему занял место в посольском приказе. Послом в Константинополь для заключения мира послан был Украинцов, который по возвращении оттуда старался выставить действия Возницына в Карловичах в дурном свете, уверяя, что Возницын обнадежил турецких уполномоченных обещанием уступок со стороны царя. Возницын письменно оправдывался перед государем, но, по-видимому, навсегда утратил свое прежнее значение: с этого времени о нем уже не встречается известий, и неизвестно, когда он скончался.

……………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Возницын Прокопий Богданович — думный дьяк. Происходил из влад. дворян. Дипломатич. деятельность начал в 60—70-х гг. XVII в.

За 30-летнюю службу, к-рую он начал в Посольском приказе ещё при Ордине-Нащокине, В. прошёл путь от подьячего до дум. дьяка. Неоднократно ездил либо гонцом, либо с посольствами в Австрию, Турцию, Польшу, Венецию и др. В 1681 пожалован в дьяки и в том же году отправлен в Стамбул с посольством окольничего Чирикова для ратификации Бахчисарайского перемирия. Когда Чириков там умер, В. пришлось самостоятельно добиваться ратификации договора у султана Магомета IV. Будучи дипломатом старого типа, он и внешне никак не походил на европ. дипломата: так, на Карловицком конгрессе (по подготовке мирного договора с Турцией) этот, по отзывам современников (в частности, венециан. дипл. Рудзини), высокий, грузный и необщительный человек «с неприятным цветом лица и важной осанкой» был одет в длинную одежду, подбитую серыми соболями, с 6 или 7 золотыми цепями на шее; шляпу его украшали великолепные алмазы, почти на каждом пальце обеих рук красовались драгоценные перстни. Щепетильный оберегатель достоинства своего государя, он отличался настойчивостью и твёрдостью в отстаивании политики России. Сохраняя во время переговоров непроницаемость и неприступность, он при этом обладал достаточной гибкостью, позволявшей находить выход из трудных положений и запутанных ситуаций. В составе «Великого посольства » (1697—1698) был 3-м «великим » послом после Ф. Лефорта и Ф. Головина. Царь Пётр, внезапно уехав из Вены в связи с бунтом стрельцов в Москве, поручил вести переговоры с турками на Карловицком конгрессе именно В., к-орый, пожалуй, лучше других подходил для этой роли, т. к. прекрасно знал сильные и слабые стороны и турок, и австрийцев, и венецианцев. Особенно же близко он познакомился с поляками, когда несколько лет был рус. резидентом в Варшаве. В. с сарказмом описывает в «Статейном списке» поведение польск. посла Малаховского на конгрессе, у к-рого не оказалось даже лошадей и он прибыл в Карловицы пешком. «Зато гонором он превосходил всех и ради захвата почетного места затеял драку с русскими, но московиты победили; естественно, что в борьбе за “честь” поляку было не до дипломатии, и он мгновенно принял все самые невыгодные условия турок, но много времени отнял у себя и у других комичной борьбой за свое достоинство». Пусть В. не владел и малой толикой лёгкости в светском общении, присущей Лефорту, и не обладал кругозором гос. мужа, каким был талантливый Головин, но зато он постиг все тонкости диплом. ремесла и с успехом мог отстаивать интересы своей страны. Долгое время общаясь с царём во время Великого посольства, В. глубоко вник в потаённые планы своего государя, направленные на отвоевание у Швеции выхода на Балтику, хотя Пётр и не высказывался вслух об этом. Поддерживая в этом царя, В. понимал, что без обеспечения безопасности России на юге от турок и их вассалов — крым. татар, эта задача станет невыполнимой. Пётр поручил во время переговоров с турками выторговать для России наиболее выгодные условия мира или перемирия. Усердие В. царь поощрил пожалованием ему до сих пор неизвестного на Руси чина — дум. советника. Первым этапом на пути к переговорам с Османской империей стала конференция в Вене (30 июля 1698), где, по мнению В., все союзники по антитурецкой коалиции должны были действовать сообща и предъявлять партнеру по переговорам согласованные претензии. Однако первые же встречи с австр. министрами вскрыли существенные разногласия в понимании процедуры переговоров с турками рус. и австр. сторонами. Австрийцы считали: раз каждый из членов Священной лиги претендует на территории, в крых проч. союзники не заинтересованы, то и вести переговоры с тур. представителями они должны каждый в отдельности. Это означало лишь одно: претензии России (только что отвоевавшей у Турции Азов) на Керчь, к чему так стремилась Россия в этих переговорах, могли быть удовлетворены только в результате совместного нажима на турок всех участников Священной лиги — одной России рассчитывать на успех не приходилось. Переубедить австрийцев В. не смог, и конференция окончилась ничем. Рус. дипломат в своём «Статейном списке» резюмировал её результаты коротко и выразитель

но: «...всяк свое будет стеречь на съезде [на конгрессе]… Должен всякой своей пользы смотреть, хотя то иным будет с убытком». В Карловицах (под Белградом) Россия впервые участвовала в диплом. мероприятии такого масштаба. Её вступление в Священный союз с Австрией, Речью Посполитой и Венецией произошло незаметно, последовательными этапами. Теперь же она совместно с крупными державами выступала на конгрессе действительно многостороннего характера, и В. предстояло помериться силами с опытнейшими европ. дипломатами. «Положение было сложным из-за фактической изоляции России. Против нее действовала, естественно, Турция, ей помогали “посредники” — Англия и Голландия, а уж союзники — Австрия и Польша — доставляли особенно много неприятностей. Потенциальный враг Австрии, Англии и Голландии в намечавшейся общеевропейской войне — Франция Людовика XIV — тоже была против России и использовала свое огромное влияние в Стамбуле. Дело в том, что в сентябре 1698 года состоялось соглашение Франции, Австрии, Англии и Голландии о полюбовном разделе испанского наследства. В случае его выполнения ожидавшаяся большая война могла и не начаться. А это означало, что изоляция, в которой Россия оказалась на Карловицком конгрессе, надолго останется важнейшим элементом международной обстановки. Более того, западноевропейские страны не были бы связаны войной за испанское наследство, а это уменьшило бы шансы Петра на успех в Северной войне. Такое неопределенное положение требовало крайней осторожности от Петра в Москве и от Возницына в Карловицах. Политика представителя Речи Посполитой и на этот раз не имела ничего общего с союзными отношениями, установившимися у Петра с польским королем Августом II. Поведение его было откровенно враждебным России. Вообще Карловицкий конгресс, открывшийся в октябре 1698 года, не был конгрессом в современном понимании, когда речь идет о принятии участниками общих совместных решений. Здесь происходили поочередные двусторонние переговоры участников бывшего Священного союза с Турцией. При этом каждый из союзников стремился достичь выгод за счет другого, чем и пользовались турки. Возницыну нелегко было выполнить инструкцию Петра; распорядившегося перед отъездом из Вены принять принцип сохранения за каждой стороной уже приобретенного в войне, не отдавать ничего из завоеванного (Азова и днепровских городков), а в крайнем случае отложить мирный договор, ограничившись коротким перемирием. Положение было таково, что Турция, уступив обширные земли Австрии, хотела при ее поддержке получить обратно то, что она потеряла в войне с Россией. Посредники — Англия и Голландия — тоже помогали ей». Австрийцы умышленно затягивали начало переговоров, пытаясь тайком, ещё до открытия конгресса, согласовать с турками все пункты договора и использовать конгресс лишь для его подписания. В. с персоналом посольства отправился по Дунаю на 9 стругах 20 сентября, а конгресс в Карловицах открылся только 3 ноября. Переговоры велись за спиной В., и ему сообщили о них, когда они практически закончились. В. заявил протест: «Говорил, что достоит было о сих делах посоветовать и с ним, великим послом, понеже и он к тому принадлежит, а они-де, господа послы, что чинят, ему ничего не объявляют ». Убедившись в невозможности совместных и согласованных действий, В. вступил с турками в конфиденциальные контакты. Этому поспособствовал А. Маврокордато — член тур. делегации на конгрессе, с к-рым В. был хорошо знаком ещё по Стамбулу (1681). Вот как рассказывает сам дум. советник о том, как он установил тайные связи с Маврокордато: «Другой посол — турской гpeчанин Александр Маврокордат, переводчик и секретарь, по-турску тержиман-баши, знаем мне гораздо, как я был в Цареграде, тогда при визире в том же чине был, и чрез него все дела делались и всех государств делаются, того ради, видя, что немцы всякие пересылки чрез посредников о своих делах чинят, а нам едва что сказывают, от чего мы здесь и слепы, и глухи, и ничего в действо произвести не можем, сыскав чернца грека, за свидетельством сербского патриарха, верна, переодев его в мирское платье, послал я его из Петр-Варадын

а в Белград с приятственным к нему письмецом, доктором [П. В. Посниковым] по-гречески написанным, напоминая прежнюю службу и знакомство и что желаю о некоторых делах сношение с ним иметь». Соблюдая предельную осторожность, Маврокордато лишь со 2-го раза ответил В.: «О делах же, о которых изволишь напоминать, поговорить нам обще, прежде общего съезда и разговора, со всякою радостию, со всяческим дерзновением изволь мне их написать, таинства ваша сохраню и ответ вам дам о всех». В. тут же отправил Маврокордату выгодные, с его точки зрения, предложения для Турции: «заключить с Россией перемирие, а с остальными участниками Священной лиги продолжать войну; в этих условиях османы легко добьются победы, ибо Священная лига, ослабленная выходом из нее России, не сможет оказать им серьезного сопротивления ». Однако это предложение, по словам С. М. Соловьева, оказалось слишком простоватым, чтобы Маврокордато пошёл на него. Несмотря на «приязнь» к рус. послу, грек «принял позу благородного партнера в переговорах, не в правилах которого отказываться от ранее данного Австрии и Венгрии согласия…», закончив своё послание словами: «...того им никоторыми меры учинить нельзя, понеже Порта Оттоманская слово свое держит». Попробовав сделать Маврокордато более сговорчивым, В. сделал ему небольшое подношение, но ничего не добился, т. к. «дар» оказался слишком незначительным, чтобы из-за него рисковать не только карьерой, но и головой. Эта неудача вынудила В. пойти на уступки: теперь он настаивал лишь на сепаратном перемирии с Россией. Первая встреча рус. и тур. делегаций состоялась 9 ноября. Послы изложили друг другу условия перемирия, причём обе стороны представили их с большим «запросом». Турки «призвали русских последовать примеру царя Алексея Михайловича, возвратившего ради дружбы с ними захваченный казаками Азов, и ради “приятства” вновь вернуть им Азов; настаивали они и на разрушении приднепровских городков, находившихся в руках России». В. тоже начал действовать «с запросом». В проекте мирного договора он потребовал признания за русскими не только всего, что они завоевали (Азов, днепровские городки), но и передачи им Керчи, свободного плавания по Чёрному морю и даже права прохода через проливы Босфор и Дарданеллы, признания протектората, покровительства России для православ. слав. населения Османской империи, передачи св. мест в Палестине и т. п. О том, какое впечатление это требование произвело на турок, В. колоритно изобразил в своём «Статейном списке»: «И когда турские послы то услышали, в великое изумление пришли и вдруг во образе своем переменилися и, друг на друга поглядя, так красны стали, что больши того невозможно быть. И, немало время молчав и с собою шептав, говорили, что они того не чаяли... И как тот Керчь отдать? Он стоит на устье Черного моря против Тамани, и царскому величеству отнюдь не пристоен, и держит врата всего Черного моря и Крымского острова, и град тот великой. И не обмолвился ли он в имени и в ином чем?» В свою очередь, В. решительно отклонил притязания турок: «Об Азове, что был взят и отдан, то ведаю, а ныне, чтоб они, господа послы, не токмо о сем говорили, и в помышлении своем не имели» о возвращении Азова и приднепровских городков. После длительного торга и взаимных уступок турки согласились отдать Азов, русские — отказались от своих претензий на Керчь и т. д. Однако камнем преткновения оказались приднепровские городки (Кызы-Кермен и др.), возвращения к-рых требовала Турция. В. отдать их не мог и предложил оставить вопрос открытым, а вместо мирного договора заключить временное перемирие, или, выражаясь его словами, «мирок». В то время как переговоры у В. не продвинулись ни на шаг, австрийцы и венецианцы были уже готовы подписать договоры. Посредничавшие англичане и голландцы, а также австрийцы грозились, что он из-за своей неуступчивости может остаться с турками один на один, т. к. договоры остальных членов Священной лиги вскоре будут подписаны. В. оказался в сложном положении. Стремительно приближалась зима, жить в шатре стало неуютно. «Здесь стоит стужа великая, — писал В. 5 ноября, — и дожди и грязь бо

льшая; в прошедших днях были ветры и бури великие, которыми не единократно палатки посорвало и деревьев переломало и многое передрало; а потом пришел снег и стужа, а дров взять негде и обогреться нечем... Не стерпя той нужи, польский посол уехал... Только я до совершения дела, при помощи Божией, с своего стану никуда не пойду». В следующем письме он снова пеняет на бытовые условия жизни посольства: «Стоим в степи в людских и в конских кормах и в дровах скудость безмерная... А пришло время самое зимнее, и стужа и нужа большая, и за тем для одного такой крайней нужи едва терпеть будут...». Положение В. «усугубляло отсутствие указаний из Москвы — на свои еженедельные отчеты он не получил ни одного ответа и поэтому не знал, какой должна быть последняя грань уступок с его стороны, чем можно в конце концов пожертвовать ради желанного результата». Своё недоумение и неудовольствие он излил на бумаге. «Сами изволите милостиво рассудить,— жаловался великий посол Л. К. Нарышкину,— что я труждаюся не в своем токмо, в общем его, государеве, деле, и одною бедною головою как могу делаться. Помириться с уступкою тех городов — беда, а остаться в войне одним — и то, кажется, не прибыль». Благодаря точному расчету и твёрдости В. удалось добиться своего. Он знал, что Петру нужен мир с турками, но пошёл на риск и решительно объявил, что Россия готова продолжать войну, и тогда турки уступили. 14 янв. 1699 стороны подписали перемирие сроком на 2 года, в течение к-рых должно было последовать заключение мира или продолжительного перемирия. Урегулирование спорных вопросов договор отложил на будущее. Единств. чётко сформулированное условие договора состояло в том, что между Россией и Турцией на 2 года прекращались военные действия. Посольским людям приходилось опасаться и за жизнь, т. к. по разор ённой войной местности рыскали разбойничьи банды. Так, на обратном пути в Вену австр. дипломат был серьёзно ранен, а 4 его людей убиты. «Я же помощью Божьей доехал от таковых безбедно, однако были от них опасны... Ехал степью с великою бедою и страхом три недели». Заключая свой обширный отчёт об итогах Карловицкого конгресса, В. пишет царю: «Я, сие покорно доношу и очень твоей государевой милости молю: помилуй грешного своего... а лучше я сделать сего дела не умел...». Когда он вернулся из Карловиц в Вену, то «получил новые инструкции Петра, в которых царь приказал согласиться на передачу днепровских городков Турции. Однако Возницын добился перемирия и без этой уступки, оставив тем самым в распоряжении русских дипломатов важный козырь на предстояших переговорах по мирному трактату ». Итоги Карловицкого конгресса имели положительное значение для России. Это был первый конгресс европ. государств с её участием, страна выходила на широкую международную арену. Русскому послу удалось одержать верх в споре с османскими послами, отклонить все их претензии и не поступиться ничем из того, что было завоёвано. По возвращении в Россию В. готовил посольство Е. Украинцева в Турцию, вёл переговоры с иностранными послами в Москве и одновременно руководил Аптекарским приказом.

Арте́мий Петро́вич Волы́нский (1689, Царство Русское — 27 июня (8 июля) 1740, Санкт-Петербург, Российская империя) — российский государственный деятель и дипломат. В 1719—1730 годах астраханский и казанский губернатор, с 1738 года кабинет-министр императрицы Анны Иоанновны. Противник «бироновщины». Во главе кружка дворян составлял проекты государственного переустройства. Казнён.

Биография

Волынский происходил из древнего дворянского рода Волынских. Отец его, Пётр Артемьич, был при царе Феодоре Алексеевиче стряпчим, а затем стольником, судией московского судного приказа, воеводой в Казани. Обыкновенно полагают, что Артемий Петрович родился в 1689 году.