Глава 4

Когда шведская версия "Интермеццо”, снабженная субтитрами, прибыла в Нью-Йорк и Голливуд, лос- анджелесская газета ”Дейли ньюс” смело заявила, что это не только лучший фильм, привезенный из Швеции в США. Он, пожалуй, не хуже, если не лучше, тех лент, что выпускает на кинорынок Голливуд. ”Мисс Бергман не только красива — в Голливуде достоинство доста­точно распространенное, — она наделена силой огром­ного эмоционального воздействия, что встречается чрезвычайно редко. Это сочетание дает возможность сделать из нее великую актрису, даже звезду. Голли­вудским продюсерам нужно подумать, как переманить ее в Америку, хотя бы для того, чтобы держать ее по­дальше от шведского кино, которое становится все лучше и лучше”.

Сейчас трудно установить, читал ли эту статью Дэ­вид Селзник. Однако приблизительно в то же время он дал указание Кэтрин Браун — сотруднице, в обязан­ности которой входил поиск новых звезд и одно­временно управление его офисом в Нью-Йорке, — начать поиски хороших иностранных фильмов, кото­рые компания "Селзник Интернешнл” могла бы пере­делать для показа на американском рынке.

Кей Браун работала на Парк-авеню, 230. Среди слу­жащих в этом здании был мальчик-лифтер, родители которого, шведские эмигранты, весь вечер восторжен­но обсуждали фильм "Интермеццо” с новой молодой актрисой Ингрид Бергман. Зная профессиональный интерес мисс Браун к этому вопросу, он подроб­нейшим образом пересказал родительский разговор, когда утром Кей вошла в лифт. Та весьма заинтересо­валась его информацией, посмотрела фильм и сразу же написала Дэвиду Селзнику.

”Я представила Дэвиду "Интермеццо” как сюжет­ный материал, — рассказывала она. — Не могу сказать, что была от него в восторге. Но вот девушка меня просто свела с ума. Мне казалось, что в ней сосредото­

чено все, что имеет отношение к прекрасному. Я ото­слала ролик Дэвиду. В те далекие дни мы были малень­кой и дружной организацией, наш телетайп нередко передавал с одного побережья на другое приятельские перебранки. Дэвид говорил своим друзьям в Голливу­де: ”Вы знаете эту ненормальную даму, которую я дер­жу в Нью-Йорке? Я послал ее туда, чтобы она искала подходящие сюжеты в иностранных фильмах, а она сошла с ума от какой-то девчонки-актрисы и проворо­нила один из лучших киносюжетов в мире”.

Я никогда не считала, что это один из лучших ки­носюжетов в мире, но меня послали в Лондон, чтобы приобрести в тамошнем агентстве права на экраниза­цию, но не на Ингрид. Я купила права без особых хло­пот, и поскольку со мной находился Джек Уитни — председатель совета "Селзник Интернешнл”, — кото­рый тоже видел "Интермеццо” и который, естествен­но, тоже был влюблен в Ингрид, то мы оба решили, что надо попытаться связаться с нею. И вот, набрав полные карманы мелочи, мы пытаемся дозвониться из отеля "Кларидж” до Швеции. Наконец нас соединяют с Пете­ром Линдстромом, который очень вежливо говорит: 'Мисс Бергман сейчас занята и не может разговаривать с вами", что было вполне резонно, поскольку — мы, правда, в то время не могли знать этого — Ингрид рожала. Джек и я вернулись в Нью-Йорк. Тогда не бы­ло таких скоростных рейсов, как нынче. Мы добира­лись пять дней. Но когда я вошла в свою квартиру, то обнаружила телеграмму от Дэвида: "Возвращайся в Швецию и доставай Ингрид Бергман”. Дэвид изменил свое решение.

Кроме того, он добавлял: "Что касается условий договора с нею, то должен заметить, что в титрах "Интермеццо” как звезды значатся только Гёста Сти­венс и Густав Муландер. Меня бросает в холодную дрожь при мысли, что, быть может, мы ищем не ту актрису. Вдруг та девушка, которая нам нужна, — Гёста Стивенс. Необходимо все проверить...”

Я проверила и выяснила, что девушка Гёста Сти­венс является в действительности мужчиной. Он ра­ботал вместе с режиссером Густавом Муландером над сценарием. И ни тот, ни другой не выступали в главной роли. Итак, я вернулась в Лондон, наняла адвоката, и мы сквозь ужасную снежную бурю полетели в Сток­гольм. В этих маленьких самолетах герметизация, естественно, была плохая, в салоне было очень и очень холодно. Добравшись до Стокгольма и отогреваясь в своем номере, я почувствовала, что близка к смерти. Мне было очень плохо. Через некоторое время раздал­ся стук в дверь, я пошла открывать и увидела на по­роге двух чудесных людей — Петера и Ингрид. На Ингрид была темная бобровая шуба, шляпа, щеки по­крывал дивный румянец — выглядела она божественно. Она держала в руках маленький букетик из желтых и голубых цветов — цвета шведского флага. Мило и за­стенчиво произнесла: "Добро пожаловать в Швецию”. Ингрид сказала, что они не могут отобедать со мной, поскольку должны идти к родственникам. Через два дня, когда мы лучше узнали друг друга, Петер и Ин­грид сознались, что никуда идти не собирались, просто их до смерти пугала встреча со мной. Вспомнив свой тогдашний вид и самочувствие, я не удивилась.

На следующий день я пришла к ней домой и встре­тила там ее агента Хелмера Енвала и адвоката. Мы на­чали обсуждать контракт. Ингрид не произнесла ни сло­ва. Она сидела в кресле и улыбалась, продолжая вязать что-то для новорожденного. Я отстаивала некоторые пункты контракта, а адвокат просто сидел и ждал, что же мы с Хелмером наконец решим. Мы спорили и на третий день, но нравились друг другу все больше. Наконец мы подписали контракт на один фильм с пра­вом выбора следующего, если с первым все пройдет нормально.

Селзник хотел заключить с Ингрид обычный семи­летний контракт, но он никогда не встречался с Пете­ром Линдстромом, а с тем такие вещи не проходили. Он хотел сначала посмотреть, как пойдут дела.

К концу визита я осмотрелась, и мне пришла в го­лову мысль: "Господи, я хочу заорать отсюда эту пре­лестную невинную девочку. Она оставит мужа, ребен­ка, а вдруг там ничего не получится?” Вы не представ­ляете, какой ореол детскости, невинности окружал ее. Я помню то ужасное чувство вины, которое испытала, глядя на эту чудесную молодую пару. Ведь если в тебе есть хоть капля порядочности, то нельзя не почувство­вать бремя личной ответственности, когда вершишь подобные дела”.

Я помню, как Кей сказала мне, что продюсером будет Дэвид Селзник, за плечами которого фильмы "Пленник Зенды", "Звезда родилась”, "Повесть о двух городах”. В режиссеры они надеялись заполучить Уилли Уайлера — одного из самых выдающихся по­становщиков. Моим партнером она назвала Лесли Хоуарда. Когда мы остались с Кей вдвоем, она мне сказала: ”У вас такой чудесный дом, чудесный ребенок. Вы так счастливы здесь. На вашем месте я бы все тщательно продумала”. Это было очень мило с ее стороны — дать мне подобный совет. ”Если все люди в Америке и Голливуде так же симпатичны, как вы, я уверена, что мне все понравится, поэтому я рискну и поеду”.

Если бы Дэвид Селзник знал, какого рода советы дает Кей Браун его потенциальной клиентке, он бы, вероятнее всего, сбросил ее с крыши ”Эмпайр стейт билдинг”.

Небольшого роста, стройная, с проницательным умом, острым чувством юмора и добрым сердцем, Кей Браун стала лучшим другом Ингрид. И когда мисс Бергман 6 мая 1939 года прибыла на ”Куин Мэри” в Нью-Йорк, ее встречала Кей Браун.

Обо мне заботилась Кей. Она поселила меня в отеле ”Чэтэм”, показала город и предложила остаться в Нью- Йорке на пару недель, чтобы поработать над моим английским, или, точнее, американским. Приехав в Штаты, я сразу же поняла, что совершила одну ужасную ошибку. В Стокгольме я занималась с учителем из Англии. И теперь явилась сюда шведкой с английским акцентом. Я чуть не умерла, когда, прибыв в Нью- Йорк, не поняла ни слова из того, что говорили вокруг меня. "Нужно срочно что-то делать, — сказала я Кей. — Каждый вечер я буду ходить в театр и вслушиваться в каждое слово, чтобы быстрее усвоить произношение”. "Прекрасная идея”, — ответила Кей. Итак, я спускаюсь вниз, в вестибюль гостиницы, и расспрашиваю служа­щих о том, что бы мне посмотреть. Мне отвечают, что очень давно с огромным успехом идет пьеса под назва­нием 'Табачная дорога”. Никто, правда, не добавил, что действие в ней происходит на глубоком Юге, в глу­ши. И вот я сижу в театре, не понимая ни слова из того диалекта, на котором говорят персонажи.

Я глубоко вздыхаю и на следующее утро опять спускаюсь в холл. Объясняю, что "Табачная дорога” мне не очень подходит, и прошу порекомендовать что-нибудь более американское. Ну конечно же, пожа­луйста. Надо посмотреть Раймонда Мэсси в пьесе

под названием "Авраам Линкольн”. Американец с головы до ног. Я предпринимаю вторую попытку и еле- еле высиживаю до конца спектакля, поскольку снова не понимаю ни слова. Герои говорят на языке середи­ны XIX столетия, ничего общего не имеющем с язы­ком, который я слышу в кино. Если так пойдет даль­ше, по приезде в Голливуд мне придется объясняться знаками.

Я запаниковала и кинулась к Кей Браун. Она расхо­хоталась, но потом подумала и выбрала для меня не­сколько пьес. Я наконец начала понимать смысл услы­шанных слов. Но даже Кей была обеспокоена моим произношением и вообще моими познаниями в англий­ском.

В течение двух нью-йоркских недель каждый день неутомимой Ингрид Бергман был заполнен про­смотром фильмов и пьес. А однажды утром автобус подвез ее ко Всемирной выставке, где, начав в девять часов осмотр экспонатов, она закончила свою экскур­сию только к одиннадцати вечера.

К тому времени Кей Браун получила от Дэвида Селзника распоряжение о том, какой линии поведения следует придерживаться с Ингрид Бергман: "У меня сегодня состоялась беседа с Джеком Уитни по поводу нового имени мисс Бергман, и я попросил его обсудить это с тобой. После разговора с ним мне пришло в голо­ву еще несколько мыслей.

Я подумал, что тебе нужно узнать у сведущих лю­дей, насколько популярна ее фамилия за границей. Ничего страшного, если там она будет известна под своим настоящим именем, а здесь мы дадим ей новое. Думаю, ничего особенного в этом не будет, но все рав­но проверь этот момент.

Если мы изменим ее имя лишь для одной части све­та, то придется отказаться от идеи какого-либо измене­ния в его написании, поскольку я не думаю, что Ингрид Бержман достойная замена. Ингрид Берримэн намного лучше, хотя это тоже не то имя, которое может принад­лежать звезде.

Ингрид Линдстром, пожалуй, слишком трудно для запоминания. Наверное, самое лучшее — дождаться, когда она приедет сюда, как ты сообщаешь в первом абзаце своего письма. Скорее всего, нам не стоит за­долго до ее прибытия устраивать большую рекламу, на это есть несколько причин, включая и ту, что мы мо­жем вызвать негодование контрактом с еще одной иностранной актрисой, особенно после ажиотажа с Вивьен Ли. Кроме того, импорт актеров достиг та­кой степени, что американская публика просто возму­щается, когда они появляются на экране. Попробуем дать ей возможность предстать перед публикой в духе Хеди Ламмар, ставшей открытием после появления в "Алжирцах”. Это лучше, чем разрекламировать ее до съемок.

А лучше всего будет, если мы ее тихо привезем на студию, включим в работу над картиной, представив ее в рекламе так, как бывает с любой неизвестной акт­рисой, играющей главную роль, а потом, когда карти­на будет снята, организуем восторженный прием.

Если руководствоваться такими соображениями, то, думаю, лучше избежать интервью с ней на корабле. Пусть она приедет в Лос-Анджелес незаметно, что даст нам возможность обговорить, как только она прибу­дет на студию, вопрос о замене ее имени”.

Кей и я сели в поезд на Лос-Анджелес. Он шел через всю Америку. Приехав, мы не обнаружили на платфор­ме встречающего нас Дэвида Селзника. Я по глупости думала, что он кинется нам навстречу с распростерты­ми объятиями. Мне казалось, что я могла рассчитывать на это, проделав такой долгий путь из Швеции и такое длительное путешествие через всю Америку. Но мисте­ра Селзника на платформе не оказалось. Там стоял лишь представитель рекламы, который усадил нас в автомобиль и доставил в Голливуд, прямо в дом Селзника. Здесь я должна была пробыть день-два. Вообще-то чета Селзников не имела привычки остав­лять у себя приезжего актера или актрису. Видимо, Айрин просто пожалела бедную беззащитную, наивную девушку из Швеции, которая была совершенно беспо­мощна, плохо говорила по-английски и способна бы­ла просто потеряться в отеле ”Беверли-Хиллз”.

Мы с Кей пересекли лужайку, где сидела Айрин Селзник. Она слушала радио. На своем лучшем англий­ском я произнесла: "Здравствуйте”, но в ответ услы­шала громкое ”тшш”, она слушала свою передачу. Я села и подумала: "Неужели я проехала полсвета только для того, чтобы послушать радио и удостоиться шиканья, стоило мне раскрыть рот?”

Мы сидели очень тихо, пока Айрин не дослушала программу. Потом она повернулась к нам и сказала: "Здравствуйте”. И тут же: ”Вы хотите что-нибудь перекусить?” Тут я вижу, что она очень мила.

Затем Кей уходит, а я начинаю свое заунывное:

• Где же мистер Селзник?

• Он на студии. Пойдемте, я покажу вам комнату для гостей.

Я поднимаюсь по лестнице вместе со своим че­моданом, и Айрин вдруг спрашивает:

• А остальная ваша кладь придет позже?

Как я уже говорила, я тогда была еще слаба в английском и все время носила с собой словарь. "Кладь”? Что это такое? Открьюаю словарь и нахожу ”клад”, но нет, наверное, это не имеет никакого отно­шения к багажу. Ищу дальше и нахожу: "Кладь, по­клажа — вид багажа”.

• У меня больше нет никакой клади, весь мой ба­гаж — этот чемодан, — отвечаю я.

• Но вы собираетесь пробыть здесь три месяца?

• Совершенно верно.

• И вы уверены, что у вас достаточно с собой одеж­ды?

• Но зачем мне одежда? Я же собираюсь работать и буду находиться в студии весь день. У меня есть костюмы для фильма, а мы работаем шесть дней в неделю. Для воскресений я захватила купальник и па­ру брюк.

• Дело в том, что я собираюсь завтра устроить для вас прием, где хочу представить вас всем нашим дру­зьям в Голливуде. У вас есть вечернее платье?

• Да, есть. В последнем фильме у меня было очень красивое вечернее платье, и после съемок я купила его у компании со скидкой. Оно в чемодане.

• Ну хорошо, а есть ли у вас гримерная шкатулка?

• Гримерная шкатулка? Это еще что такое?

Я снова схватилась за словарь, но не смогла найти этих слов. Наконец поняла.

• Я не беру с собой гримерную шкатулку, потому что совсем не пользуюсь гримом.

• Вы хотите сказать, что у вас на лице нет никакой косметики.

• Нет.

• О, в таком случае добро пожаловать в Голли­вуд, — сказала Айрин Селзник.

• Благодарю вас. Когда же приедет мистер Селз­ник?

• Мистер Селзник часто задерживается на студии. В данный момент он очень занят на съемках филь­

ма "Унесенные ветром”. Так что будет позже.

Затем Айрин сообщает:

• У меня сегодня обед в "Бичкоумбер” с Грейс Мур, Мириам Хопкинс и Ричардом Бартелмесом. Ду­маю, вам нужно пойти со мною.

Это прозвучало очень волнующе: знаменитые име­на, настоящие кинозвезды. Хотя где-то в глубине ду­ши я продолжала переживать, отчего же мистер Селз­ник не пришел домой обедать.

Мы прибыли в "Бичкоумбер”. Никогда раньше я не бывала в такого рода местах: там было совсем тем­но, а коктейли мы пили из ананасов и кокосовых орехов. Когда глаза привыкли к темноте, я смогла раз­личить окружающих. Боже, с нами рядом сидела Грейс Мур. Затем прибыл Ричард Бартелмес. Айрин предста­вила меня как новую актрису из Швеции. Я села рядом с Айрин, чтобы она могла помочь мне с английским. Мы завели разговор об актерской игре, и тут вдруг выяснилось, что у меня высокий рост.

• Да, я очень высокая, — сказала я, на что Ричард Бартелмес заметил:

• Мне вы не кажетесь слишком высокой.

• Это потому, что я сижу. У меня очень длинные ноги.

Когда мы собрались уходить, Ричард Бартелмес поднялся первым, и, когда я приготовилась встать, он повторил:

• Да нет, не такая уж вы высокая.

• Я еще не встала, подождите, пока выпрямлюсь.

Когда я встала в полный рост, оказалось, что я на

целую голову выше его, кроме того, я обнаружила, что все остальные были коротышки. Я тут же поняла, что мой рост будет многих шокировать.

После обеда мы поехали в дом Мириам Хопкинс. Там было полно людей, пришедших посмотреть фильм в ее собственном просмотровом зале. Мне раньше не приходилось слышать о таких вещах. С потолка спус­кался экран. Мы сели на подушки, разложенные на по­лу, и стали смотреть фильм. Я не отставала от Айрин: "Где же мистер Селзник? Неужели он так и не придет обедать?” На что Айрин неизменно отвечала: ”Он дол­жен скоро быть. Не волнуйтесь”. Постепенно фильм так захватил меня, что я совсем забыла о мистере Селзнике, пока не почувствовала руку на своем плече и не услышала мужской голос: "Мистер Селзник при­был, он сейчас ужинает на кухне и хотел бы вас ви- _____ » >

Я вскочила. Наконец-то я увижу своего шефа. Бы­ло что-то около часа ночи, я прошла на кухню и уви­дела там человека, разлегшегося на столе и засовываю­щего в рот еду. Когда я вошла, он взглянул на меня и сказал:

• Господи, снимите-ка туфли.

Я, конечно, сразу поняла, что к чему, и ответила:

• Это не поможет. Я ношу обувь почти без каблу­ков.

Он издал звук, похожий на стон, а я подумала: ”Ну вот, все начинается снова. Опять меня принимают за какого-то урода”.

• Вы не будете возражать, если я сяду? — спросила

я.

• Конечно, нет, - ответил он. — Как доехали?

И затем после паузы:

• Вы, конечно, понимаете, что ваше имя для нас не годится.

• Да? Почему же?

• Начнем с того, что мы его просто не сможем вы­говорить. Ингрид. Вас будут называть Айнгрид. Берг­ман тоже не годится. Это слишком по-немецки. В от­ношениях с Германией наступают тяжелые времена, и мы не хотим, чтобы кто-то подумал, что мы взяли не­мецкую актрису. Правда, фамилия вашего мужа Линд­стром, а это очень близко к Линдбергу, Чарлзу Линд­бергу — известному летчику. Он сейчас любимец стра­ны, его прозвали ”Линди”. Может, вам взять его имя?

Я отнеслась к этому очень прохладно.

• Я не хочу присваивать ничьи прозвища. И вообще я не хочу менять свое имя. Меня зовут Ингрид Берг­ман, это имя, с которым я родилась, и я хочу, чтобы именно так меня называли в Америке. Зрителям при­дется научиться произносить его. Если я изменю свое имя и не добьюсь в Америке успеха, то до чего же не­лепо я буду выглядеть, вернувшись домой с новым именем.

Мистер Селзник подумал, съел еще что-то и сказал:

• Ну хорошо, мы это обсудим завтра. А теперь о гриме. Что-то надо сделать с вашими бровями, они очень густые. Да и зубы никуда не годятся. И еще много чего... Я отведу вас завтра утром к гримеру, и там посмотрим, что можно с вами сделать.

Теперь пришла моя очередь задуматься. Я сказала:

• Мне кажется, вы сделали большую ошибку, мистер Селзник. Вам не нужно было покупать кота в мешке. Я считала, что вы меня увидели в "Интермец­цо”, я вам понравилась и поэтому вы послали за мной Кей Браун. Но теперь, увидев меня вблизи, вы хотите все во мне изменить. Я предпочла бы вообще не сниматься у вас. И не будем больше говорить на эту тему. Забудем все планы, и не будет больше никаких волнений. Следующим поездом я возвращаюсь домой.

Теперь я даже не знаю, что вызвало мою суро­вость. В конце концов, мне было только двадцать три года, и я до того момента всегда делала то, что мне го­ворили. Не знаю, откуда у меня взялась смелость сказать ”нет” на все, что он предлагал.

Когда он завел речь о рекламе, я опять повторила: ”Нет, я не хочу всего этого. Мне это не подходит. Это не в моем стиле”.

Мы сидели, уставившись друг на друга.

Правда, он прекратил жевать.