Глава VII

ИСТОРИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС И ПРИНЦИП ИСТОРИЗМА

Обсуждая вопрос о всеобщих формах изменчивости и разви- тия, философы и другие ученые интересуются в первую очередь тем, существует ли развитие в обществе и, если существует, от че- го оно зависит, в чем проявляется, можно ли его объяснить и предсказать его последствия. Чтобы ответить на все эти вопросы, понадобилось много столетий упорного труда, размышлений и споров. Трудности были связаны с тем, что принцип развития не может быть применен к рассмотрению общества автоматиче- ски — в обществе, в поступке каждо о человека, в деятельности больших и малых коллективов тесно переплетаются сознание и материальные процессы, желание, воля, страсти и экономиче- ские механизмы.

1. ТРАКТОВКИ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ В ДОМАРКСИСТСКОЙ ФИЛОСОФИИ

Уже в глубокой древности люди начали интересоваться связью прошлого, настоящего и будущего. Большинство греческих фило- софов, историков и писателей придерживались религиозно-ми- фологического воззрения, согласно которому в обществе, как и в природе, господствует круговорот, поступки людей подчиняют- ся судьбе или воле богов, а в бесконечно пестрой картине чело- веческой жизни все рано или поздно повторяется. Решающим фактором человеческого поведения являются неизменные по своей природе страсти и воля, присущие выдающимся лично- стям — вождям, политическим деятелям, героям.

В эпоху средневековья сложился теологический взгляд на ис- торию как на сферу осуществления божественного замысла, ве- дущего к торжеству бога. Христианские авторы, стремясь понять через историю замысел божий и отрицая идею круговорота, представляли исторический процесс как прямолинейное движе- ние от прошлого к будущему (будущему спасению, приходу мес- сии и т. д.). Так, Августин Блаженный (354—430) рассматривал историю как осуществление божественного «проекта» и вводил понятие исторических этапов в развитии общества по аналогии с этапами развития человека.

169

Кризис феодализма, развитие капиталистических отношений, рост свободомыслия способствовали освобождению обществен- ного сознания от теологического взгляда на историю, что положи- тельно сказалось на развитии науки. Мыслители эпохи Возрожде- ния (XIV—XVI вв.) стремились, в противоположность христиан- ским историкам, объяснить исторический процесс, исходя из земных условий, из природы человека. Эпоха буржуазных рево- люций явилась периодом решительной борьбы с наследием про- шлого, в первую очередь — с господством религиозного миро- воззрения. Прогрессивные мыслители этой эпохи склонялись к объяснению исторических событий и исторического процесса в целом, исходя из естественных, природных причин. Огромную роль в формировании взглядов мыслителей XVII—XVIII вв. иг- рали естественные науки. Влияние естествознания на развитие общественных наук в это время было столь велико, что история часто объяснялась с естественнонаучных позиций. Бурное разви- тие механики и связанных с ней разделов математики в значи- тельной мере обусловило перенесение законов механического движения на другие сферы внешнего мира, на другие области знания. П. Гольбах писал: «Мы можем объяснить физические и духовные явления, связанные с привычкой, с помощью чистого механизма: несмотря на свою мнимую духовность, наша душа видоизменяется совершенно так же, как тело»¹. Заслугой Гольба- ха и других материалистов его времени было стремление объяс- нить духовные явления с помощью явлений материальных.

Стремление объяснить общественную жизнь естественными, а не потусторонними причинами — само по себе положительное — вело, однако, при механистическом подходе к идеализму в рас- смотрении истории, к подмене действительных причин разви- тия общества случайными обстоятельствами и вследствие этого к искажению реальной картины жизни общества. Помимо воли ав- торов такие их концепции создавали некую фантасмагорию. «Из- лишек едкости в желчи фанатика, разгоряченность крови в серд- це завоевателя, дурное пищеварение какого-нибудь монарха, прихоть какой-нибудь женщины,— полагал Гольбах.— являются достаточными причинами, чтобы заставить предпринимать войны, посылать миллионы людей на бойню, разрушать крепости, пре- вращать в прах города, погружать народы в нищету и траур, вызы- вать голод, заразные болезни и распространять отчаяние и бедст- вия в течение целого ряда веков»".

Материалисты XVIII в., при всей значимости их идей, не знали действительных побудительных причин общественного развития. Пытаясь понять исторический процесс, они приходили к выводу о том, что мнения людей, господствующие в каждую эпоху, яв- ляются продуктами обстоятельств. Но на вопрос о том, от чего за- висят сами эти обстоятельства, они отвечали — от мнения людей.

Материализм XVIII в. «судил обо всем по мотивам действий, де- лил исторических деятелей на честных и бесчестных и находил, что честные, как правило, оказывались в дураках, а бесчестные торжествовали. Из этого обстоятельства для него вытекал тот вы- вод, что изучение истории дает очень мало назидательного, а для нас вытекает тот вывод, что в исторической области старый ма- териализм изменяет самому себе, считая действующие там идеальные побудительные силы последними причинами событий, вместо того чтобы исследовать, что за ними кроется, каковы побу- дительные силы этих побудительных сил»¹.

Однако уже тогда делаются попытки представить общество в качестве развивающейся системы. Итальянский философ Джам- баттиста Вико (1668—1744) утверждал, что каждое общество про- ходит три этапа: возникновения, расцвета и упадка общественной жизни и культуры. Новое общество возникает на развалинах ста- рого не по чьему-либо произволу, а с исторической необходи- мостью, хотя под последней он, как и большинство мыслителей того времени, понимал божественное провидение. Идеи Вико во многом предвосхитили учение Ш. Монтескье (1689—1⁷55), под- черкивавшее зависимость развития общества от внешних усло- вий, климата, географической среды и т. п., хотя решающим фак- тором общественного развития Монтескье считал законы и зако- нодательную деятельность. Выявить подлинное единство мате- риальных и духовных факторов он так и не сумел.

Глубокие мысли высказывал Ж. Ж. Руссо. Он полагал, что люди выходят из естественного первоначального состояния благодаря возникновению частной собственности, а это ведет к расколу об- щества на бедных и богатых и в итоге — к развитию и смене госу- дарственных форм и к революциям. Но все же Руссо оставался идеалистом, ибо объяснял возникновение собственности актом личной воли, а не объективной необходимостью.

Решительный шаг к пониманию своеобразия общественного развития был сделан Гегелем. По Гегелю, подлинное развитие есть только в мышлении и истории, в природе же его нет, в ней господствует лишь изменчивость. Основой исторического разви- тия является саморазвертывание «абсолютной идеи», которая проявляется в «духе народа»,— каждый исторический народ осу- ществляет диалектическое отрицание культуры своих предшест- венников, т. е. устраняет из нее все ложное, сохраняя все ценное, и обогащает последнее чем-то совершенно новым. В историче- ском развитии полнее всего проявляется диалектический закон обновления и преемственности — закон отрицания отрицания. Отдавая должное выдающимся историческим деятелям, Гегель рассматривает их как персонажи, которые лучше или хуже дру- гих выполняют определенные роли в великой драме истории, продиктованной духом времени. В его понимании единства инди- видуально случайного и исторически необходимого обнаружи-

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 307.

171

^! Гольбах. Избр. произв.: В 2 т. М., 1963. Т. 1. С. 168. "' Там же. С. 260.

170

ваются предпосылки важного методологического принципа, на- званного впоследствии принципом историзма.

В XIX в. историческое знание поднялось на качественно новую ступень. Благодаря совершенствованию методов исторического и лингвистического анализа различных текстов, развитию архео- логии, более критическому отношению к свидетельствам прошло- го оно обрело статус науки. Вместе с тем возникло и отчетливое осознание того, что историческое и естественнонаучное знания не просто относятся к качественно различным объектам, но сами качественно различаются. Этот тезис был предельно жестко сформулирован неокантианцами В. Виндельбандом и Г. Риккер- том. С их точки зрения, высшая ценность истории — свободно действующая неповторимая индивидуальность; высшая ценность естественнонаучного знания — действующий как объективная необходимость, воспроизводимый и повторяющийся закон. По- этому историческое познание идеографично (т. е. стремится к познанию индивидуального), тогда как естественнонаучное яв- ляется номотетическим, генерализующим (т. е. ориентированным на познание общего). Такое противопоставление характерно и для ряда западных мыслителей середины и второй половины нашего столетия, таких, как Р. Коллингвуд, К. Поппер, В. Дрей и др. Это вплотную подводит нас к анализу диалектики свободы и необхо- димости, индивидуального и общего, сознательного и стихийного в развитии общества.

2. ДИАЛЕКТИКА НЕОБХОДИМОСТИ И СВОБОДЫ; ЛИЧНОСТЬ И ОБЩЕСТВО

Если человек, никогда не видевший золотого песка или само- родного золота и даже не представлявший себе, что это такое, попытается стать золотоискателем, то он почти наверняка не най- дет ни крупинки этого металла, даже если случайно обнаружит золотоносную жилу или богатый золотоносный песок. Это и по- нятно: найти что-либо, не зная, что именно нужно искать, невоз- можно. При взгляде на историю, возникающем благодаря чтению исторических трудов, мемуаров, старинных документов или лето- писей, возникает чрезвычайно сложная и пестрая картина, в ней причудливо переплетаются низкие и благородные поступки, вы- сокие страсти и постыдное равнодушие, доблесть и трусость, коварство и простодушие, придворные заговоры и народные вос- стания, периоды подъема сменяют эпохи упадка, великие лично- сти попадают во власть ничтожеств, духовные ценности попирают- ся теми, кто стремится лишь к наживе, и т. д. Максимум, что выносили из чтения исторических трактатов в прошлом,— это мо- ральные нравоучения, согласно которым зло в истории торжест- вует чаще, чем добродетель, интересы народов, как правило, приносятся в жертву властолюбию повелителей, а самыми непри- миримыми преследователями борцов за справедливость являют- ся те, кому они хотят помочь.

172

Почему же возникает стремление найти и сформулировать закон исторического развития? Жизненный опыт людей подсказы- вает: любая общезначимая деятельность совершается тем успеш- нее, чем больше в ней прочных, повторяющихся связей, чем на- дежнее, объективнее и устойчивее являются процессы, лежащие в ее основании. И поскольку жизнь общества и его развитие — это как раз та сцена, на которой разыгрывается историческая дра- ма, участниками которой являются люди, живущие в данную эпо- ху, то вполне естественно их стремление найти прочные, законо- мерные, надежные основания своей деятельности. Как актер не может хорошо сыграть отдельную мизансцену, не зная всего сце- нария, так и человек не может осуществлять и проектировать свою деятельность, бороться за свои цели, не понимая своего места в историческом процессе, не зная, откуда он пришел и куда идет. Недаром создатели материалистического понимания исто- рии подчеркивали, что она представляет собой деятельность лю- дей, преследующих свои цели. Но значит ли это, что, преследуя такие цели, люди каждый раз задумываются о смысле истории, о ее ходе, о ее результатах, о создаваемых и разрушаемых ею цен- ностях. Разумеется, нет. В этой связи Энгельс отмечал, что в исто- рии «желаемое совершается лишь в редких случаях; по большей же части цели, поставленные людьми перед собой, приходят во взаимные столкновения и противоречия или оказываются недо- стижимыми частью по самому своему существу, частью по недо- статку средств для их осуществления»¹. Осуществление индиви- дуальных целей — именно потому, что они ставятся без учета связей между ними и общим ходом истории,— в большинстве случаев вызывает вовсе не те последствия, которые были бы же- лательны для индивида, часто такие последствия прямо противо- положны тому, что имелось в виду вначале. Можно ли за этим переплетением целей,столкновением интересов и случайных со- бытий увидеть нечто объективное, действующее с природной или, как говорил К. Маркс, «естественноисторической» необхо- димостью.

В первом приближении история представляет собой общий итог множества действующих в различных направлениях устрем- лений и их разнообразных воздействий на внешний мир. Это столкновение множества отдельных усилий, отдельных действий создает в истории состояние, похожее на то, которое существует в природе,— необходимость прокладывает себе дорогу через бесконечное количество случайностей. Люди же, действующие сознательно как индивиды, действуют бессознательно kok творцы истории.

В этом пункте важно задуматься над самой категорией «необ- ходимость». Дело в том, что необходимость в природе и обще- стве — совсем не одно и то же, и проявляется она по-разному, В природе, как и s обществе, необходимость отнюдь не однэли-

^: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 306.

173

нейна. Как правило, в каждом интервале времени и в каждом про- цессе имеется не одна, а целый спектр необходимостей. То, что получается, то, что происходит в действительности, обычно яв- ляется результатом взаимодействия и пересечения многих, одно- временно действующих необходимостей. Если ракета запущена, то с необходимостью она должна попасть в цель. Но если запуще- на ракета-перехватчик и траектории обеих ракет пересекутся а определенный момент и в определенной точке, то первая ра- кета с такой же необходимостью взорвется, не долетев до цели. 8 историческом процессе все обстоит еще сложнее. Это связано с тем, что спектр необходимостей чрезвычайно велик. Они часто противоположны и разнонаправлены. Но самое главное заклю- чается в том, что эти необходимости по-разному осознаются людьми: иногда полно, иногда неполно; иногда искаженно и по- разному ориентируют деятельность людей.

Была ли, например, неотвратима Великая Отечественная вой- на 1941—1945 гг.? Был ли с необходимостью предопределен ее внезапный, неожиданный для наших стратегов начальный период? Известно, что войны во многом определяются экономической и политической ситуацией. Однако это не означает, что день и час начала каждой войны с необходимостью, фатально предопре- делены. Известно, например, что И. В. Сталин получал неодно- кратные предупреждения от советских дипломатов, разведчиков, даже от посла Германии и от руководителя правительства Англии об относительно точной дате нападения фашистской Германии на Советский Союз. Такая информация — объективный историче- ский факт, предопределявший необходимость своевременно подготовиться к нападению врага и устранить фактор внезапно- сти. Будучи крайне подозрительным, мнительным человеком, слепо верившим лишь в свою проницательность, Сталин отказы- вался верить переданной ему информации. Более того, он не принял надлежащих мер, чтобы подготовить Красную Армию к неизбежным боевым операциям, и отказывался отдать соответст- вующие распоряжения, даже когда нападение на СССР стало свершившимся фактом. Об этом убедительно говорится, напри- мер, в воспоминаниях маршала Г. К. Жукова. Пресловутая внезап- ность гитлеровского нападения отнюдь не была чистой случайно- стью, которую, как и всякую случайность, нельзя было бы предви- деть. Эта «внезапность» оказалась результатом ряда обстоя- тельств и процессов, с необходимостью вытекавших из авторитарного правления и культа Сталина, усиленных подозри- тельностью и гигантским самомнением.

Но если в таком случае за так называемыми историческими событиями скрывается необходимость или серия необходимо- стей, то несет ли человек ответственность за свои поступки, обла- дает ли он возможностью выбора, может ли личность влиять на ход истории и если может, то как?

Вся сложность понимания исторического процесса опреде- ляется в первую очередь тем, что требуется осознать диалектиче-

174

ское взаимодействие объективных условий, объективной необхо- димости и активной роли людей в истории. Активность же эта со- стоит вовсе не в интенсивности какой-либо физической или произ- водительной деятельности, а в сознательном целеполагании, в осознании данной социальной реальности, в понимании (вер- ном или неверном) других людей, в принятии решений, в выборе из многих альтернатив наиболее предпочтительных вариантов действий и, наконец, в осуществлении этих действий и в движе- нии к выбранным целям. Это вплотную подводит нас к централь- ному, с точки зрения философии и истории, вопросу — вопросу о свободе.

Задавая вопрос о том, может ли человек быть свободным, если его деятельность обусловлена внешними обстоятельствами, объективной необходимостью, мы не должны упускать из виду, что речь здесь идет не о политических свободах, не о так называемых гражданских свободах (они установлены человеком), а о свободе деятельности человека в ее отношении к необходи- мости. Допущение, будто воля человека способна творить исто- рию по своей прихоти, неверно хотя бы потому, что даже самые лучшие побуждения часто не реализуются ввиду отсутствия для этого необходимых материальных условий. Прихоть и произвол несовместимы со свободой. Тот, кто творит произвол, т. е. дей- ствует, не считаясь с волей и намерениями других, с необходи- мостью вызывает их противодействие, которое рано или поздно сводит на нет его собственные усилия и намерения. Нельзя поэто- му быть свободным, ущемляя свободу других. Свобода, следова- тельно, включает в себя элемент сознательного самоограничения. Деятельность человека, руководствующегося лишь собственными интересами, не учитывающего реальные условия и возможности, неизбежно терпит крах независимо от того, ставит ли он себе уз- количные цели или стремится «облагодетельствовать» все обще- ство. В такой же степени несостоятельно представление о том, будто человек является рабом исторической необходимости, будто от его деятельности в истории ничего не зависит. Ведь все блага, которыми располагало или располагает любое общест- во, создаются людьми. Известно также, что именно люди, об- щественные классы сметали в ходе революций режимы, совсем недавно казавшиеся незыблемыми. Все в обществе — от про- стенького каменного скребка до фантастически сложных машин, от первого колеса до космических ракет, от мифов и легенд до гениальных произведений искусства — создано людьми.

Так как же они, люди, творят все это? Являясь рабами необхо- димости, они просто реализуют ее? Или же они творят в подлин- ном смысле этого слова? Как соотносятся между собой необходи- мость и свобода? В домарксистской философии к правильному пониманию свободы и необходимости впервые подошел Спиноза. положение об их соотношении в логически завершенной форме сформулировал Гегель, у гаерждавший: «Свобода есть познан- ная необходимость». Таким образом, здесь свобода и необходи-

hn

мость не исключают друг друга, а вступают в определенное отношение — отношение познаваемости. Вместе с тем совершен- но очевидно, что познание необходимости есть лишь одно из условий свободы и не исчерпывает ее полностью. Спрашивается, достаточно ли свободы в познании, чтобы человек был поистине свободным? Представим себе, что человек стоит на вершине го- ры, где в ближайшее время начнется извержение вулкана. До- пустим, он знает, что это извержение вскоре начнется. Будет ли он свободен? И от чего? Люди давно, с незапамятных времен знают, почему разливаются реки, однако это знание само по себе не освобождает их от тех бедствий, которые причиняют наводне- ния. Очевидно, что знание указанных обстоятельств крайне важно, но одного лишь знания недостаточно, чтобы избежать ужа- сающих последствий вулканического извержения или наводне- ния. Что же нужно человеку, чтобы обрести действительную сво- боду? Для этого ему нужно подойти к проблеме свободы и необ- ходимости принципиально иначе, нежели Гегель, и поставить вопрос не о свободе познания или свободе в познании, а о свободе прак- тической деятельности. Свобода познания нужна для осущест- вления практической свободы, ибо, если человек не знает объек- тивных законов, он остается рабом необходимости; но одного только познания необходимости недостаточно для практической свободы человека. Для этого человек должен уметь на основании имеющихся знаний принимать решения, отражающие его цели и объективные условия, и осуществлять эти решения в практиче- ской деятельности. Резюмируя сказанное, можно утверждать, что свобода включает в себя три основных элемента — познание необходимости, принятие правильных решений на основе полу- ченных знаний и реализацию этих решений.

Это вплотную подводит нас и к пониманию специфической функции личности в историческом процессе. Абсолютизация ро- ли личности в истории была ошибкой ее субъективистских интер- претаций, приводившей к отрицанию или крайнему пренебреже- нию деятельностью народных масс отдельных сообществ. Однако не менее ошибочным является одностороннее отрицание лич- ностной деятельности, сводившейся, например, в годы культа Ста- лина и в период застоя к функции простого выражения и реализа- ции воли, интересов народных масс. Этот подход, претендовавший на единственно правильную интерпретацию материалистическо- го понимания истории, в действительности вольно или невольно придавал понятиям «народ», «народные массы» предельно уни- чижительный смысл. Массы с этой точки зрения, по существу, рассматривались как серая, безликая толпа, автоматически пра- вильно и безошибочно творившая историю и, в силу какого-то не- объяснимого мистического инстинкта, воплощавшая в своей дея- тельности «объективные законы» и «цели истории». При этом на- чисто забывалось известное положение Ф. Энгельса о том, что ис- тория — это не какое-то особое существо, а деятельность живых, преследующих свои цели людей. Само понятие «народ» («народ-

176

ные массы») при таком подходе оказывалось внеисторическим. Достаточно спросить, какие массы пыталась сохранить культур- ные ценности, когда вандалы захватили и разграбили Рим,— те ли, которые штурмовали или которые защищали «вечный город»? Стоит задуматься также над тем, какие л.ассы активно творили историю: те ли, которых сотнями тысяч раскулачивали и насиль- ственно объединяли в колхозы, или те, которые осуществляли раскулачивание и подавляли крестьянские волнения в период коллективизации? Кто в действительности выражал объективные законы истории: тот, кто находился в сталинских застенках и кон- центрационных лагерях, или тот, кто осуществлял репрессии, нес караульную службу и издевался над заключенными? А ведь и те и другие исчислялись миллионами и сотнями тысяч. Наконец, стоит задуматься и над тем, что понятие «масса» з равной степе- ни применимо и к гитлеровской армии, напавшей на Советский Союз, и к Красной Армии, а также к партизанам, сражавшимся с оккупантами за свободу и независимость споей Родины. Поэтому понятие «массы» в его противопоставлении личности имеет смысл лишь для реального конкретного анализа исторических процес- сов и движений, в которых принимают участие гигантские, струк- турно богатые, внутренне дифференцированные, крайне разно- образные по своему составу сообщества людей. Только в нераз- витых сообществах с малодинамичной, нерасчлененной культурой личность полностью растворяется, исчезает и обезличивается. И у великих массовых движений есть свои инициаторы, свои вожди, руководители, представляющие собой более или менее значи- тельные индивидуальности — личности. Как раз важнейшей зада- чей личности в массовых движениях является осознание и фор- мулировка целей, объективных условий, принятие адекватных ре- шений и руководство их реализацией. Это, по сути дела, есть фун- кция осуществления свободы. Чем больше з составе тех или иных сообществ мыслящих, знающих, способных решать и действовать людей, тем выше уровень сознательной и практической свободы, характеризующий деятельность этого сообщества, т. е. деятель- ность масс. Если уж попытаться осмыслить различия между поня- тиями «толпа» и «народ», то это различие точнее всего можно вы- разить так: толпа лишена подлинной свободы, т. е. возможности и способности принимать и осуществлять решения со знанием дела. Она, по существу, обезличена, и поэтому она легко под- дается внушению различных «фюреров». Но вместе с тем она неустойчива, недолговечна и распадается при столкновении с серьезными трудностями. Народные массы в той большей степе- ни являются народом в собственном смысле слова, чем больше в их составе личностно различных, духовно богатых индивидуаль- ностей. Именно они осознают цели и объективные условия бытия и исторические судьбы народа. Именно они своей деятельностью по выработке и реализации сознательных решений содействуют свободе всего народа. В свете сказанного становится понятным ключевой тезис социальной философии марксизма: «Свободно

177

лишь то общество, в котором свободен каждый индивид». Из этого следует, что в каждом сообществе, на каждом этапе разви- тия возможны различные уровни осознания социально-истори- ческой необходимости, различные формулировки целей обще- ства и различные способы и пути их достижения. Это вполне сочетается с концепцией сложной, противоречивой структуры объективной необходимости. Признание исторической необходи- мости вовсе не означает, что все события единообразны и фа- тально предопределены. Напротив, история общества убеди- тельно свидетельствует об огромном многообразии историче- ских явлений, хотя все они и обусловлены в конечном счете исто- рической необходимостью. Это многообразие возникает потому, что в пределах, обусловленных необходимостью, каждое явление развивается под влиянием специфических конкретных условий. Поэтому нелегко постичь необходимость, лежащую в основе яв- лений и событий, на первый взгляд очень далеких друг от друга, выяснить общую и определяющую их внутреннюю связь. Чело- век не свободен в своей практической деятельности, если он не знает законов той области действительности, в которой он стре- мится к достижению своей цели. Чтобы стать свободным, чело- век должен не только знать законы, действующие в этой области, но и в соответствии с этим знанием действовать так, чтобы про- изошли события, которые способствуют достижению поставлен- ных им целей. Поскольку же разные люди ставят и преследуют разные цели, по-разному видят объективную ситуацию, по-раз- ному живут и действуют, то картина истории кажется действи- тельно чрезвычайно пестрой, лишенной закономерностей и сле- дов присутствия исторической необходимости. И подобно тому как золотоискатель должен точно знать, что такое золото, каковы его признаки и сопутствующие явления, чтобы отыскать его кру- пинки в разноцветных россыпях горных пород, историк и фи- лософ должны знать, что такое свобода и необходимость, как связаны между собой действия индивидов и больших сообществ людей, для того чтобы понять механизм развертывания историче- ского процесса, в котором сложнейшим образом переплетают- ся стихийные и сознательные действия, историческая необходи- мость и свободное решение, взаимодействуют массы и лично- сти. Понимание всех этих процессов вплотную подводит нас к принципу историзмсз — одному из основных методологических принципов социальной философии марксизма.

В историческом познании на протяжении двух последних сто- летий более или м«нее отчетливо сформировались два противо- положных подхода к истории — исторический натурализм и ис- торический идеализм. Первый возник в результате вульгарного, механистического респространения естественнонаучных представ- лений о природной необходимости и природном детерминизме на развитие обществе. Второй был результатом идеалистической интерпретации исторического процесса. Первый во всех истори- ческих событиях види« пишь предопределенность. Второй видел

178

в них лишь результат свободной воли. Первый уделял преимуще- ственное внимание лишь стихийным процессам и деятельности масс; второй концентрировал внимание на деятельности выдаю- щихся личностей. Противоположности, как известно, сходятся. И эти противоположные методологические подходы также схо- дились, а именно, они сходились в неправильном, одностороннем понимании истории. Принцип историзма не является золотой серединой между натурализмом и историческим идеализмом. Он представляет собой результат их критического преодоления.

Подытоживая все ранее сказанное, можно коротко изложить принцип историзма следующим образом. История представляет собой развитие общества, в котором последовательно сменяются различные формы его организации. Это развитие разворачивает- ся во времени от прошлого через настоящее к будущему. Однако стадии исторического развития определяются не длительностью пройденных временных отрезков, а типом организации общества, качественно определенными уровнями сложности материально- производственных, экономических, социально-политических и ду- ховно-культурных структур. Мерой развития общества является степень свободы, которую оно обеспечивает всем своим членам, ибо только она гарантирует человеку возможность полной само- реализации.

Последовательная смена форм и типов социально-экономиче- ской организации общества представляет собой естественноисто- рический процесс. Его сходство с «чисто» естественными — при- родными — процессами определяется тем, что з его основе ле- жат объективные закономерности, выступающие по отношению к деятельности отдельных людей как внешняя принудительная необходимость или, точнее, система необходимостей. Однако человек — не игрушка слепой необходимости. Обладая разу- мом, сознанием, он в состоянии накапливать знания, извлекать уроки из исторического опыта, ставить перед собой сознательные цели, принимать и осуществлять решения, которые могут содей- ствовать или препятствовать различным тенденциям в спектре альтернативных необходимостей. В этом проявляется свобода человека. И вместе с тем это показывает, что естественноистори- ческая необходимость в отличие от природной прокладывает се- бе дорогу через сознательную, целенаправленную деятельность людей. Так как индивидуальные, групповые и классовые цели бы- вают различными и даже противоположными, их столкновение порождает различные формы борьбы, приводящей к тому, что исторический процесс разворачивается не линейно, а по сложной зигзагообразной, спиралевидной траектории, с петлями, отступ- лениями и разрывами. Поэтому закономерный характер этого процесса может быть обнаружен не в каждой точке и не на каж- дом витке спирали, а лишь при рассмотрении исторического про- цесса в целом. Так как исторический процесс связан с целенап- равленной и сознательной деятельностью людей, а в опреде- лении своих целей, понимании интересов и обстоятельств люди

179

могут заблуждаться и ошибаться, то путь истории усеян жертвами, преступлениями, поражениями и ошибками. И за свободу, и за ее отсутствие людям всегда приходилось платить дорогой ценой. По- нимание этого, как и понимание принципиальной сложности и неоднозначности общественного развития,— неотъемлемая чер- та принципа историзма. Но с этим уж ничего не поделаешь, так как всякое упрощение ведет к искажению познания истории.

3. ЛОГИЧЕСКИЙ И ИСТОРИЧЕСКИЙ МЕТОДЫ ИЗУЧЕНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ

Если общество находится в бесконечном процессе развития, где на смену одним явлениям приходят другие, то, чтобы пра- вильно понять этот процесс, составить истинную картину проис- ходящего, необходимо отражение его в теории. Таким отраже- нием исторического процесса является принцип историзма. Он требует рассматривать каждое общественное явление в движении от прошлого к настоящему и, далее, к будущему, фиксируя по- следовательность и связь сменяющих друг друга состояний, выявлять изменения прямых и опосредствованных, внутренних и внешних отношений, в которых проявляется конкретное исто- рическое содержание каждого такого явления или процесса.

Принцип историзма предполагает не только анализ смены одних событий, одних явлений другими, но и исследование тех отношений и связей, которые возникают в процессе смены ста- дий исторического развития. Каждое последующее общество представляет собой все более сложную и более многообразную систему. Поэтому его изучение дает возможность понять не толь- ко его самое, но и — благодаря познанию более сложных отно- шений и структур — предшествующие стадии исторического раз- вития.

Он предполагает не только рассмотрение каждого этапа исто- рии в неразрывной связи с его прошлым и будущим, но и всесто- роннее исследование изучаемого объекта с точки зрения его специфики, его собственной сущности, поскольку каждая ступень развития познания и общественной жизни оправдана для своего времени и в своих условиях. Поэтому необходимой стороной принципа историзма является конкретно-исторический подход к исследуемым явлениям. Конкретный анализ определенных ситуаций дает возможность правильно осмыслить и объяснить реальный ход истории. Только так можно понять исторические события в том виде, в каком они имели место в действитель- ности.

Рассмотрение любого явления β отрыве от конкретных усло- вий неизбежно ведет к искажению явления, к серьезным теоре- тическим и часто к практическим ошибкам. Во всех случаях оно представляет собой отход от принципа историзма. Тек, в условиях сталинщины оценка историками жестокостей Ивана Грозного по отношению не только к родовитым боярам и пред-

130

ставителям тогдашней царской бюрократии, но и к массам народа как исторически оправданных мер, продиктованных якобы инте- ресами укрепления и консолидации России, была, как показали исследования, глубоко ошибочной. Она была продиктована не конкретным анализом данной исторической реальности, а «опро- кидыванием» в прошлое представлений Сталина о своей исклю- чительной роли в истории. Поэтому не случайно жестокости и бессмысленные зверства истолковывались как действия, оправ- данные исторической необходимостью.

Историческое развитие любого объекта, любого явления мо- жет быть описано в виде теории объекта (логический метод) и в виде истории объекта (исторический метод). Использование ис- торического метода предполагает описание реального процесса возникновения и развития объекта, осуществляемое с максималь- ной полнотой, в подробностях истории явления. Задача такого исследования — раскрытие конкретных условий, обстоятельств и предпосылок различных явлений, их исторической последова- тельности и смены одних стадий развития другими. Логический метод выражает законы возникновения н развития этого явления. Этот метод фиксирует объективную логику событий, отвлекаясь от их случайных конкретно-исторических особенностей, зигзагов в их развитии.

Естествен вопрос: каково взаимоотношение этих двух мето- дов? В истории философии эти два метода часто противопостав- лялись друг другу как взаимоисключающие. Такое противопо- ставление делало видение исторического прошлого односторон- ним, а его оценки явно предвзятыми. Если бы мы попытались, например, рассматривать эпоху застоя в нашем обществе как нечто застывшее, вне связи с конкретной историей, мы никогда не смогли бы понять его причины, ответить на вопрос, почему аналогичные застойные явления возникали в других странах, и тем более не смогли бы понять, каковы механизмы их преодоления.

Диалектико-материалистический историзм предполагает единство обоих методов — логического и исторического. На чем это единство основано? Объективно — на единстве внешнего мира, который представляет собой единый процесс развития. Этот процесс находит свое отражение в сознании человека, и поэтому логика развития объектов материального мира есть действительное содержание логического мышления. Единство логического и исторического заключается в том, что логическое являет собой отражение исторического процесса в освобожден- ном от случайностей, от несущественного виде. Ф, Энгельс писал: «С чего начинает история, с того же должен начинаться и ход мыслей, и его дальнейшее движение будет представлять собой не что иное, как отражение исторического процесса β абст- рактной и теоретически последовательной форме...»¹.

Единство логического и исторического не следует понимать

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 497.

181

как логическое тождество, это единство — диалектическое, пред- полагающее противоречия. Посмотрим, как К. Маркс исследовал капиталистический способ производства. Он начал свой анализ с простого товарного производства, изучил прежде всего товар, отправную точку развития капитализма, а затем перешел к исследованию других категорий политической экономии капита- лизма. Вслед за этим он занялся промышленным капиталом, хотя известно, что торговый капитал исторически возникает раньше. Почему же Маркс отступил здесь от исторической последова- тельности событий? Дело в том, что промышленный капитал представляет собой более сложное, более развитое явление, не- жели капитал торговый. Только подвергнув всестороннему ана- лизу промышленный капитал, Маркс смог открыть закон приба- вочной стоимости. В свою очередь это позволило раскрыть сущность торгового капитала.

Здесь мы сталкиваемся с такой особенностью логического анализа, когда исследование более поздних и более развитых форм процесса дает чдюч к пониманию и изучению более ран- них его форм. Подобное отступление от истории, встречающееся, как мы видим, в логическом методе, не уводит исследователя от истории, а, наоборот, дает возможность полнее и глубже проникнуть в суть исторического процесса в целом, выявить глав- ные, существенные моменты развития, открыть его законы. Ка- кой метод исследования — логический или исторический — предпочитает в кеждим конкретном случае ученый, это зависит от характера исследуемого объекта, от задач, стоящих перед исследователем. Но при всех условиях правильно примененный, диалектически понятый логический способ исследования является в сущности тем же историческим способом, освобожденным от его исторической формы.

Принцип историзма представляет собой, как мы видим, надеж- ную основу научного познания общества. Он дает возможность правильно понять не только прошлое. Он — неоценимое средст- во изучения настоящего, которое может быть правильно понято и исследовано лишь в связи с прошлым, как продукт историче- ского развития. Принцип историзма, основанный на познании законов исторического развития, является и средством познания будущего, его научного предвидения.

Однако значение принципа историзма и основанного на нем единства логического и исторического методов познания совсем не ограничивается тем, что они позволяют воспроизвести более верную и точную картину прошлого. Они имеют и огромное со- циальное значение, обусловленное тем, что знание исторической действительности является мощным фактором формирования исторического сознания и самосознания народа. Это объясняет также и то, почему искажение исторической истины или предание забвению прошлого, каким бы порой горьким и тяжелым оно ни было, является мощным средством духовного порабощения. Писатель Ч. Айтматов в романе «И дольше века длится день»

182

рассказывает старинную казахскую легенду о манкуртах. Манкур- ты — это люди, попавшие еще в детстве в плен к жестоким за- воевателям. Надевая обруч из сыромятной кожи на голову ре- бенка-пленника, который по мере высыхания стягивался и, мешая развитию мозга, приводил к потере памяти, они делали такого ребенка манкуртом, т. е. потерявшим память. Манкурты станови- лись не только физическими, но и духовными рабами своих повелителей, способными на любое преступление и предатель- ство, даже по отношению к самым близким людям. Лишение исторической памяти — один из испытаннейших приемов всех авторитарных и тоталитарных режимов, он проявляется обычно в произвольных «переписываниях» истории таким образом, чтобы она каждый раз оправдывала и обосновывала любую прихоть и любое злодеяние «мудрых» и «никогда не ошибаю- щихся» вождей. Поэтому-то историческая ложь не просто заблуж- дение, не просто ошибка, она может превратиться в опреде- ленных условиях в мощный фактор деформации и разрушения общественного сознания.

Из сказанного следует, что понимание подлинного содержа- ния принципа историзма и основанных на нем методов познания прошлого — важнейшее условие формирования истинного исто- рического сознания общества.