Глава XII

ЭВОЛЮЦИОННЫЕ И РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В ОБЩЕСТВЕ

Говоря о единстве и взаимосвязи количественных и качест- венных изменений, мы, разумеется, постоянно имели в виду, что закон, определяющий переход количественных изменений в ка- чественные и наоборот, действует не только в природе и мышле- нии, но и в обществе. Однако для человека, существа прежде всего социального, проявление этого диалектического закона в сфере истории, реальной общественной жизни представляет наибольший интерес. Не только потому, что и авторы, и читатели этой книги являются людьми, живущими на грани двух тысячеле- тий, на рубеже XX и XXI вв., но и в силу фактического положения дел можно с полным основанием утверждать, что наша эпоха — время самых крутых, самых бурных изменений в истории чело- вечества. Этим, по-видимому,, и объясняется то, что соотношение количественных и качественных изменений, или, говоря примени- тельно к обществу, соотношение эволюции и революции, пред- ставляет повышенный интерес для наших современников, для каждого, кто стремится понять смысл происходящих изменений и трезво оценить ближайшие и отдаленные перспективы челове- чества.

1. Эволюция и революция как исторические явления

Убежденные сторонники марксизма всегда подчеркивали свою революционность. Это было связано прежде всего с цент- ральным для мировоззрения К. Маркса и Ф. Энгельса убежде- нием, разделявшимся позднее В. И. Лениным и его последова- телями, что переход от эксплуататорского общества к обществу социальной справедливости — социализму может и будет про- исходить только революционным путем. При этом создатели марксистской теории, сами жившие в период бурных революци- онных событий, потрясавших Европу на протяжении 40—70-х гг. прошлого столетия, отчетливо видели сложность революционных изменений в обществе, понимали, что их нельзя отрывать от предшествующих периодов относительно спокойного эволюци- онного развития и от относительно плавного течения истории

244

послереволюционного периода. Однако XX век, начавшийся се- рией революций в России, Турции и т. д., завершается прямо-таки непрерывным каскадом революционных изменений, охвативших почти все страны мира. К их числу относятся и политические, и экономические, и национально-освободительные революции, а некоторые революционные процессы, например научно-техни- ческая революция, приобретают своеобразную форму перма- нентного революционного процесса. Поэтому, прежде чем рас- смотреть особенности революционных изменений, происходя- щих сейчас в нашей стране и отличающихся исключительным своеобразием сочетания быстрых, радикальных и постепенных эволюционных изменений, нам следует обсудить проблему соот- ношения эволюционных и революционных изменений в истории общества в целом.

То, что революции самых различных «образцов» — почти обычные явления на авансцене истории, было известно еще в глубокой древности. К числу революций нередко относили и дворцовые перевороты, и крупные народные движения, и пере- ход от одной формы власти к другой, и более фундаментальные социально-исторические процессы. Однако подлинный интерес к соотношению постепенных, эволюционных изменений, происхо- дящих в обществе стихийно, так сказать, снизу или осуществляв- шихся благодаря реформам сверху, и незапрограммированных, незапланированных заранее революционных переворотов возник в общественном сознании раннего капиталистического общества, в эпоху, ставшую кануном буржуазных революций. Именно в это время, начиная с трудов итальянского политического мыслителя Н. Макиавелли (1469—1527), дававшего государям советы, как предотвращать революции и перевороты, и кончая трудами деятелей Великой французской революции: Марата, Робеспьера и Сен-Жюста, превозносивших революцию как метод решения общественных проблем, вопрос о соотношении постепенных и радикальных способов изменения общества перемещается в центр всех социально-философских учений. В XIX в. он четко оформляется в дилемму: либо эволюция, либо революция. В из- вестной степени для оппозиции победившей буржуазии револю- ционным процессам, некогда приведшим ее к власти, были серь- езные основания. Если теоретики ранних буржуазных революций, и прежде всего Руссо, считали революцию оправданной уже по одному тому, что без нее народ, находящийся под гнетом деспо- тизма, не может освободиться и стать суверенным в собственном государстве, то для идеологов послереволюционного периода эти аргументы потеряли свою привлекательность. Во-первых, бур- жуазия благодаря свершившимся революциям уже получила власть и желала спокойно наслаждаться своим экономическим положением, а во-вторых, реальные революции, и особенно французская революция 1789—1799 гг., оказались гораздо более кровавыми процессами, чем рисовалось воображению буржуаз- ных теоретиков революции. Буржуазные революции, и в первую

245

очередь французская революция, пройдя через стадию дикта- туры и кровавого террора, ужасающего падения нравов, вспышек неукротимой классовой ненависти народных низов к имущим, показали новому, рвущемуся к власти классу всю опасность джинна, выпущенного из бутылки. Поэтому XIX век знаменуется тем, что наследники Великой французской революции, а затем и современники революционных событий 1830 и 1848 —1852 гг. во Франции и Германии все больше начинают склоняться в пользу эволюционного пути решения социальных проблем и противоре- чий. Это путь реформ, путь сбалансированного регулирования общественных процессов, не допускающий радикальных измене- ний в фундаменте общества, прежде всего в отношениях собст- венности.

В XIX в. идеологи пролетариата, а именно выразителями его интересов считали себя К. Маркс и Ф. Энгельс, открыто провозглашают революцию исторически необходимым, объек- тивно назревшим и закономерным процессом. Здесь незачем детально прослеживать изменения в их подходе к этому вопросу. Главное — подчеркнуть, что идея революции, кладущей конец развитию всех форм эксплуатации человека человеком, никогда не идентифицировалась с какой-либо единственной формой ее реализации. Для них революция — это глубинный, социальный и социокультурный процесс, возникающий лишь в определенных условиях и не тождественный вооруженному восстанию, массо- вым репрессиям и тому подобным формам политического дейст- вия, которые впоследствии начали однозначно связываться с ре- волюцией некоторыми интерпретаторами марксизма, прежде всего Сталиным и его последователями. Для создателей теории научного социализма смысл революции — в переходе от царства необходимости к царству свободы, а такие формы ее организа- ции, как, например, диктатура пролетариата, которую они отож- дествляли с Парижской коммуной, почти не применявшей репрес- сивного аппарата к собственным гражданам, являются лишь преходящим моментом, лишь способом организации и активиза- ции революционных действий. Революция представлялась к тому же достаточно краткосрочным процессом, поскольку они считали, что промышленный капитализм XIX в. вполне созрел для пере- хода к коммунизму — царству свободы. Естественно, что насилие, которое они уподобляли повивальной бабке, помогающей ро- диться новому обществу, должно было бы быть лишь крайне ограниченной мерой, не более чреватой болезненными последст- виями, чем помощь обычной акушерки. Для нас ясно теперь, что их представления о том, что промышленное общество XIX в. вполне созрело для перехода к коммунизму, оказались роман- тическим заблуждением. Но основоположники марксизма были людьми своей эпохи и, как все люди, имели право и могли за- блуждаться относительно форм и сроков наступления будущего. Драматические последствия учения о благодетельной пользе насилия в процессе революционного перехода к бесклассовому

246

обществу в полной мере проявились тогда, когда это насилие было превращено в универсальный метод решения всех социаль- ных, экономических, политических и духовно-культурных проб- лем. Ясно поэтому, что противники универсализации насилия противопоставляли ему не только нравственное осуждение и негодование, но и более фундаментальные философские осно- вания. Они находили их в биологических теориях эволюционного развития.

Известно, что в биологии XIX в. противостояли друг другу учения катастрофизма и эволюционизма. Первое из них обычно связывается с именем Ж. Кювье (1769—1832). Согласно его взгля- дам, развитие в живой природе включает два момента: продол- жительное функционирование на протяжении десятков и сотен тысяч лет неизменных биологических видов и затем резкая смена всей флоры и фауны, ведущая к возникновению новых видов в результате гигантских геологических и климатических катаклизмов — катастроф. Благодаря исследованиям Ч. Дарвина о происхождении видов широкое распространение не только в биологии, но и в социальном мышлении XIX в. получила противо- положная теория — эволюционистская. В конечной, предельно упрощенной форме она сводилась к утверждению, что основным законом развития всего живого является постепенная эволюция видов, происходящая под влиянием естественного отбора и адап- тации к изменениям окружающей среды. Эти процессы сопро- вождаются межвидовой и внутривидовой борьбой, вследствие чего случайные полезные генетические изменения закрепляются и передаются по наследству, тогда как отрицательные изменения рано или поздно приводят к естественной выбраковке тех или иных особей или потомства. Спроецированная на сферу общест- венной жизни теория эволюции породила многочисленные вер- сии социал-дарвинизма. Универсализированные и возведенные в ранг всеобщей философской истины принципы биологической эволюции начали использоваться для обоснования различных концепций социальной эволюции. В политике такие взгляды обычно приводили к более или менее радикальному пересмотру концепций, провозглашавших абсолютную необходимость и не- избежность революционного насилия, которое нередко пролон- гировалось вплоть до столь же неизбежного торжества полного коммунизма. Этим насильственным методам сторонники эволю- ционных, постепенных социальных перемен обычно противопо- ставляют реформы, долженствовавшие разрешить все имущест- венные проблемы, антагонистические и неантагонистические противоречия. В марксистской литературе за воззрениями пред- ставителей этого направления прочно закрепились термины «ре- визионизм» и «реформизм», долгие годы мешавшие увидеть определенные рациональные моменты во взглядах, которые, будучи выхваченными из конкретного исторического контекста, интерпретировались как полное отрицание всякой революции «лакеями» и «наймитами» империализма. Чтобы глубже понять

247

сущность расхождений в вопросе о форме исторического раз- вития, о соотношении эволюционных и революционных момен- тов функционирования общества, нам следует внимательнее рас- смотреть вопрос о типах и видах революций и эволюционных изменений, происходивших и происходящих в обществе.