7. Внутренняя форма языка

Все преимущества благозвучных и богатых звуковых форм, даже и в сочетании с упорядоченностью их произношения , еще не способны создать достойные духа языки , если только лучистая ясность направленных на язык идей не наполнит их своим светом и теплотой . Именно эта совершенно внутренняя и чисто интеллектуальная сторона звуковых форм , собственно , и составляет язык ; она есть не что иное , как употребление , которое делает из звуковой формы языковое творчество ; именно посредством нее язык оказывается способным придать выражение всему , к чему в процессе образования идей стремятся лучшие умы каждого поколения . Это ее свойство зависит от согласия и совместного действия , которые наблюдаются как в законах функционирования этой стороны , так и между законами созерцания , мышления и чувства . Духовная способность , однако , имеет свое бытие лишь в своей деятельности , которая представляет собой следующие друг за другом вспышки силы , взятые в своей совокупности и направленные по определенному пути .

Эти законы, следовательно, не что иное, как пути, по которым идет духовная деятельность в языковом творчестве, или , употребляя другое сравнение , формы , в которых эта последняя выражает звуки . Не существует ни одной силы духа , которая не принимала бы в этом участия ; нет ничего внутри человека настолько глубокого, настолько тонкого и всеобъемлющего , что не переходило бы в язык и не было бы через его посредство познаваемым . Интеллектуальные преимущества языков поэтому покоятся исключительно на упорядоченной , твердой и ясной духовной организации народов в эпохи их образования или преобразования, они представляют их картину или даже непосредственный отпечаток .

Может показаться, что все языки в интеллектуальном отношении одинаковы. Бесконечное многообразие звуковых форм представляется понятным , так как в чувственном и телесном отношениях индивидуальность обусловливается таким количеством разнородных причин , что невозможно даже перечислить все богатство их разнообразия . Но что касается интеллектуальной стороны языка , то она в силу того , что покоится только на независимой духовной деятельности , а кроме того , имеет своим основанием равенство целей и средств у всех людей , должна была бы быть одинаковой . И действительно , эта сторона языка обладает большой однородностью . Но и в ней обнаруживаются значительные различия , обусловленные множеством причин . С одной стороны , эти различия обусловливаются наличием разных степеней влияния языкотворческой силы как в общем плане , так и применительно к ее взаимодействиям с проявляющимися в ней тенденциями . С другой стороны , здесь действуют силы , деятельность которых не представляется возможным измерить посредством разума и определить с помощью понятий . Фантазия и чувство вызывают индивидуальные образы , в которых отражается индивидуальный характер народа , и в этом случае , как это имеет , место во всех индивидуальных явлениях , многообразие форм , в которое облекается одно и то же содержание , может быть бесконечным .

Но и в собственно идеальной стороне языка , зависящей лишь от связи понятий , обнаруживаются различия , которые происходят в результате неправильных или несовершенных комбинаций . Чтобы убедиться в этом , достаточно обратиться к собственно грамматическим законам . Так , например , формы , образующиеся в системе глагола в соответствии с потребностями речи , должны были бы быть одинаковыми во всех языках как в количественном отношении , так и в отношении их признаков , по которым они классифицируются по определенным разрядам , так как эти формы можно определить как простые производные понятий . А вместе с тем , сравнивая в этом отношении санскрит с греческим , мы с удивлением видим , что в санскрите понятие наклонения осталось не только неразвитым , но было неправильно истолковано при самом образовании языка , так как не было отграничено от понятия времени . Именно поэтому оно неудачно связывается с понятием времени и неполно проводится по всем временам. Как в звуковой форме важнейшими моментами являются обозначение понятий и законы словосочетаний , так и во внутренней , интеллектуальной стороне языка дело обстоит подобным же образом. При обозначении здесь , как и там , следует различать два момента : ищутся выражения для совершенно индивидуальных предметов или же изображаются отношения , которые , прилагаясь к целому ряду предметов , сводятся по форме к одному общему понятию . Таким образом , фактически приходится иметь дело с тремя случаями . Обозначение понятий , к которым относятся первые два случая , у звуковой формы приводит к созданию слов , которым во внутренней стороне языка соответствует образование понятий . Чтобы артикуляционное чувство могло найти необходимые для обозначения звуки , нужно , чтобы во внутренней сфере каждое понятие было отмечено каким - либо свойственным ему признаком или было поставлено в связь с другими понятиями . Так обстоит дело даже и в отношении внешних , телесных , чувственно воспринимаемых предметов . И в этом случае слово не является эквивалентом чувственно воспринимаемого предмета , но пониманием его , закрепляемым в языке посредством найденного для него слова . Здесь находится главный источник многообразия обозначения одного и того же предмета . Если , например , в санскрите слон называется либо дважды пьющим , либо двузубым , либо снабженным рукой , то в данном случае обозначаются различные понятия , хотя имеется в виду один и тот же предмет . Это происходит потому , что язык обозначает не сами предметы , а понятия , которые дух независимо от них образует в процессе языкотворчества . И именно об этом образовании понятий , которое следует рассматривать как глубоко внутренний процесс , опережающий чувство артикуляции , и идет в данном случае речь . Впрочем , это разграничение проводится в целях анализа языка , а в природе оно не существует .

С другой точки зрения , два последних случая из трех вышеописанных находятся в более близких отношениях . Общие отношения подлежащих обозначению отдельных предметов и грамматические формы основываются большей частью на общих формах воззрения и логических отношениях понятий . Тут наличествует , следовательно , определенная система , с которой можно сопоставлять систему языка . При этом определяются опять - таки два момента : полнота и правильное разграничение обозначаемых явлений , с одной стороны , и отобранное для каждого такого понятия обозначение — с другой . Здесь повторяется изложенное выше . Но так как в данном случае речь идет об обозначении нечувственных понятий , часто всего только отношений , то понятие , чтобы войти в язык , должно принять , хотя и не всегда , образную форму . И как раз в соединении простейших понятий , пронизывающих весь язык до основания , и проявляется вся глубина гения языка . Понятие лица , а следовательно , местоимения и пространственные отношения играют здесь главную роль ; часто оказывается возможным показать , как оба эти элемента соотносятся друг с другом и соединяются в еще более простое представление . Отсюда следует , что язык , как таковой , самым своеобразным и вместе с тем инстинктивным образом обусловливается духом . Для индивидуальных различий здесь почти не остается места , и все различие языков в этом отношении сводится к тому , что одни языки оказываются более изобретательными в этом плане , а в других почерпнутые из этой глубины обозначения определены яснее и нагляднее для co зн a ния .

Обозначение отдельных внутренних и внешних предметов оказывает более глубокое воздействие на чувственное восприятие , фантазию , чувство и посредством взаимодействия этих явлений — на характер вообще , так как в данном случае действительно соединяются природа и человек , подлинно материальное вещество с формирующим духом . В этой области особенно четко проступает национальное своеобразие . Это объясняется тем , что человек , познавая природу , приближается к ней и самопроизвольно вырабатывает свои внутренние восприятия в соответствии с тем , в какие отношения друг с другом вступают его духовные силы . И это также находит свое отражение в языке , поскольку он для слов образует понятия . Разграничивающим моментом здесь является то , что один народ вносит в язык больше объективной реальности , а другой — больше субъективных элементов . Хотя это различие становится ясным постепенно , в поступательном развитии языков , однако зародыш его заложен уже в самых их начатках . Звуковая форма также носит на себе следы этого различия . Чем больше света и ясности вносит чувство языка в изображение чувственных предметов , чем чище и нематериальней используемые им определения духовных понятий , тем отчетливее формируются звуки и тем полнозвучней складываются в слова слоги , ибо то , что мы разделяем в отвлеченном мышлении , в глубине души составляет единство .

Соединение звука с внутренней формой языка

Соединение звуковой формы с внутренними законами языка образует завершение языка , и высшая степень этого завершения основывается на том , что такое соединение , происходящее всегда в одновременных актах языкотворческого духа , приводит к полному взаимопроникновению обоих этих элементов . Уже в самых своих первичных основах образование языка есть синтетический процесс в самом точном значении этого слова , когда синтез создает нечто такое , чего не было ни в одной из соединившихся частей . Поэтому полностью цель достигается только тогда , когда все строение звуковой формы прочно и единовременно сливается с внутренней структурой языка . Положительным следствием такого слияния является полное соответствие одних элементов другим . Если эта цель достигнута , тогда нет ни одностороннего внутреннего развития языка , при котором оно оказывается оторванным от образования фонетических форм , ни преобладания излишней роскоши звука над потребностями мысли.