Теория устанавливает факт: «Опыт – единственный источник истины»

Разумеется, в науке есть элементы соглашения, но и в основании, и в остальной части ее строения они имеют весьма ограниченный характер. Неверно утверждение Леруа о том, что ученый создает факт, даже если согласиться, что он создает «научный факт», говоря о нем в рамках какой-то научной теории. «Единственное, что создает ученый, - продолжает Пуанкаре, излагая позицию Леруа, - это язык, на котором говорится о факте». Таким образом, факты не создаются учеными, в качестве грубого материала, факты предсуществуют, а ученый только превращает эти грубые факты в «научные». «Представляется излишним искать грубый факт вне науки, тем более что нет ни науки без научного факта, ни научного факта без грубой материи, поскольку первый – это обработка второго».

Так что же тогда остается от тезиса Леруа? – спрашивает Пуанкаре. «Остается следующее: ученый активно вторгается в природу, выбирая факты, достойные наблюдения. Изолированный факт не представляет ни малейшего интереса. Интерес появляется тогда, когда факт дает повод предполагать, что с его помощью можно найти и предсказать другие факты, или еще тогда, когда его верификация обещает подтверждение какого-либо закона. Так кто же отбирает факты, которые отвечают этим условиям и которые потому заслуживают того, чтобы получить право гражданства в науке? Свободная активность ученого».

С другой стороны, нельзя не согласиться, что в качестве общих и хорошо подтвержденных законов ученые нередко выдвигают принципы настолько же прочно «откристаллизованные», несколько более не поддающиеся экспериментальному контролю. Тем не менее очевидно, что внутри этих законов есть серия гипотез, которые – коль скоро они изобретены человеком – вполне поддаются эмпирической проверке. Стало быть, опыт остается единственным источником истины.

«Любые обобщения есть гипотеза», никто не может опровергнуть необходимейшую роль гипотезы, например, в выборке фактов «наибольшей продуктивности», - читаем мы в книге «Наука и метод» (1909). Как бы то ни было, но любая гипотеза при первой возможности и как можно чаще должна подвергаться верификации». От гипотезы, не прошедшей должную проверку, следует отказаться. Конечно, мы делаем это неохотно, однако на самом деле нет повода для печали. «Физик, отказавшийся от одной из своих гипотез, должен плясать от радости, как если бы совершил неожиданное открытие», - уверенно заявляет Анри Пуанкаре.

Геометрические аксиомы как замаскированные дефиниции

Представитель умеренного (свободного от крайностей) конвенционализма, Пуанкаре известен ставшим уже классическим тезисом о природе геометрических аксиом. В неевклидовой геометрии остро встал вопрос о природе физического пространства: какова его природа – Евклидова или неевклидова? Использовать для его описания теоремы Евклида или теоремы Лобачевского и Римана?

Ответ Пуанкаре классического прост: «Геометрические аксиомы – не синтетические априорные суждения и не экспериментальные факты. Они суть конвенции, наш выбор осуществляется из всех возможных соглашений. Ведомый экспериментальными данными, этот выбор все же остается свободным от сковывающей необходимости избегать какого бы то ни было противоречия. Так постулаты могут оставаться строго истинными даже тогда, когда экспериментальные законы, определившие наш выбор, являются не более чем приблизительными. Другими словами, геометрические аксиомы (не говоря уже об арифметических) есть не что иное, как замаскированные дефиниции. Так что же следует ответить на вопрос об истинности Евклидовой геометрии? Вопрос лишен смысла… Одна геометрия не может быть более истинной, чем другая; более удобной – да, может».