Глава 1. Время и условия образования казачьей народности

В настоящее время существует несколько версий о происхождении казачьей народности. Множество историков начинают вести историю этого народа от их так называемых древних предков – скифов. Другая часть ученых перекраивает все явления казачьего прошлого на социальный лад, утверждая, что казаки – это в основном потомки русских беглецов, крепостных крестьян, ушедших на волю от своих бар. Все точки зрения представляются весьма интересными и будут рассматриваться в данной работе.

Подтверждения тому, что казаков следует считать отдельным народом, находятся в русских летописях и выводах старинных историков. Ведь многие из них знали и касаков, проживавших в конце IX в. между Доном и Днепром (Ригельман), и пятигорских Черкасов, называвшихся казаками и выведенных татарами Золотой Орды с Кавказа на границы покоренной Руси (Болтин и Татищев), и казаков, чье имя «древнее Батыева нашествия и принадлежало торкам и берендеям, которые обитали на берегах Днепра ниже Киева» (Карамзин), и казаков, ушедших когда-то с Кавказа на Днепр вследствие междоусобной брани (Бантыш-Каменский), и пятигорских черкасов, храбрых людей, одного с русскими языка (Татищев)⁶.

Этих пятигорских черкасов, проживавших за Кубанью вместе с адыгейцами, русские вообще знали хорошо и еще в начале XVI в. рассказывали германскому послу С. Герберштейну, «что они христиане, ни от кого не зависят, живут по своим законам, исповедают веру греческую, а богослужение выполняют на славянском языке, которым и пользуются главным образом в жизни».

В русских летописях встречаются также имена народов и племен, слывущих под общим прозвищем Черных Клобуков или Черкасов, вошедших в состав казачьей народности. Это узы (усы), торки и берендеи, ижеславцы, торпеи и саки, ковуи, бологовцы, бродники на Дону и в Приазовье, чиги и сары азманы на Донце⁷.

Первоначальные основы казачьего народа, его племенной стержень был туранского происхождения. Но перед концом старой эры их предки отделились от общей массы туранцев и перешли на предгорья Северного Кавказа. Здесь они оказались в тесном и мирном общении, с одной стороны со скандинавами-аланами, а с другой – с меотами, часть которых пользовалась древнеславянской речью. В результате многовекового смешивания получился сплав народностей, известный под именем казаков европейских. Язык они унаследовали от приазовских славян.

Процессы слияния племен в один народ ускорила постоянная опасность со стороны Азии. Северо-Кавказские и Донские степи, место длительного пребывания предков казаков, находились под непрерывной угрозой нашествия свирепых азиатских орд. противостоять им удалось только объединенными силами. Алания, Хазария, Черкасия и Томаторкань были результатом объединения северокавказских племен и народов. За военным сотрудничеством следовала и близость в повседневном быту, возникало кровное родство, завершалось слияние туранцев, аланов и славян в единый казачий народ.

Внешний и духовный облик казаков сохранил многие черты этих народов, а национальный характер их определился в степных тревогах.

* * *

Прародиной казаков следует считать Северо-Кавказскую равнину, Приазовье и берега реки Дона⁸. Первые сведения о стране и о людях, в ней проживавших, дает археология и свидетельства ранних греческих историков. Во времена Геродота – «отца истории», жившего в V веке до н.э., на обширных пространствах Северо-Черноморских и Каспийских степей кочевали многочисленные племена скифов. Еще в VII веке до н.э. между Доном и Дунаем образовалось кочевое государство, известное под именем Скифии Европейской. Одновременно с этим скифские кочевья и поселения на Кавказе и в Средней Азии в древнем мире назывались Скифией Азиатской.

В противоположность Европейской Скифии, объединенной под властью царей, имя Скифии Азиатской относилось к политически разрозненным народам, обитавшим на восток от Дона, в Средней Азии и на Кавказе. ВVI веке до н.э. персы знали три рода скифов: Сака Амиргийские, Сака Туранские и Сака Заморские, к последним, по-видимому, относились и Жители Кавказа, т.к. закавказское предгорье между реками Курой и Араксом в те времена называлось областью Саков, Сакасена. Постепенно к имени Саков приросла приставка Ка, Кос. Саки начали называться Касаками, Касахами, Коссагами и Казахами. Греческий историк Страбон пишет их новое имя Косайи.

Таким образом, вторая половина имени Ка-Саки две тысячи лет тому назад служила названием скифского народа. Решение же вопроса о значении приставок Ка, Кай или Кос заключается в их особенном смысле по понятиям самих скифов. Вообще слог Ка у многих восточных народов служит корнем слов, обозначающих превосходство, главенство. Соответственно, Ка-Саки или Кай-Саки должно было означать Великие Саки, Главные Саки⁹.

В VI-VII вв. в Сакасене указывают коссайов и китайцы. В X веке страна Казахия помещается уже ближе к Кавказскому Хребту в северной части бывшей Сакасены. Тогда же на Донце по соседству днепропетровскими славянами появляется новый народ, касаки, или торки. Днепропетровских славян стали называть Касарами или Касаровцами. Касаровцами стали одинаково и приморские племена, и степные-прикубанские. Среди последних в это время уже находилась и часть перешедших к оседлости торков¹⁰. Касары пользовались языком славянским. Славянская речь в древние времена звучала и на берегах Азовского моря. Некоторые русские и польские историки не без основания считали, что она занесена туда в период общего переселения славян в Европу из их азиатской прародины.

Начиная с IV-III вв. до н.э. оседлое земледельческое население в Прикубанье увеличивается за счет оседания части кочевых племен, живших в этот период в степной полосе. Поселившись на берегах Кубани, торки глубоко врастали в окужающую их жизнь, общались и роднились с соседями, знакомились с их языком. В слиянии торков с коренным населением и было заложено начало казачьей народности.¹¹

* * *

Кроме рассмотренной выше, существуют и другие теории возникновения и первоначального значения слова казак. Вполне может быть, что из близкородственного индийского и иранского языков этот термин проник в северные евразийские степи в смысловом значении «наемник», «не имеющий своего хозяйства». А может быть, этот термин, как и означаемая им категория лиц, издревле существовал в кочевнической евразийской степной среде, бывшей в подавляющей своей части в глубокой древности ираноязычной, и перешел к новым хозяевам евразийских степей уже в тюркское время.

Видимо, как утверждают историки и лингвисты, в восточнославянские языки термины «казак», «казачество» проникли до начала собственно «казачьей истории»(на восточнославянской этнической основе), то есть до XV-XVI вв., в том же социальном наполнении, аналогично исходному, тюркскому: «бездомник», «изгой», «вольный человек».

Уже в раннее средневековье это название, безусловно, не имея этнического наполнения, было поистине международным, и особенное значение стало приобретать в дальнейший период истории.¹²

Будучи в своей основной массе выходцами из русских уездов и городов, казаки были неоднородны по своей этнической принадлежности. Они оказались на территории, не только заселенной, хотя и весьма неравномерно, но и имеющей многовековые культурные и исторические традиции. Принимая в свои ряды местных татар или же вливаясь в отряды татарской вольницы, располагавшейся на Дону примерно от рек Медведицы и Переволоки до Азова, русские выходцы, превращавшиеся в казаков, усваивали некоторые местные традиции, и прежде всего – традиции степной боевой жизни.¹³

Вместе с распространением термина «казак» и явления, им обозначаемого, исторически понятия «казак», «казачество» от первоначальных «изгой, бездомник» приобретают и другое значение: «вольный человек, удалец, разбойник», ищущий свободы и богатства в набегах и войнах, и продающий свою силу и воинское умение отдельному лицу или государству. Можно предположить, что еще в XIII-XIV вв. и даже позже складывавшийся институт казачества (еще не полностью на восточнославянской этнической основе) определялся в первую очередь самим принципом найма легко вооруженных «вольных всадников», деэтнизированных и деклассированных в разношерстной среде казачьих ватаг.

Хотя исторически понятие «казак» менялось, оно все же оставалось в рамках традиционного, известного нам определения вольного, независимого человека, способного с оружием в руках защищать свою свободу, а также наниматься на воинскую службу, на работы, на промыслы. Уже в XIV-XV вв. на Руси называли казаками тех вольных людей, которым пришлось порвать со своей социальной средой и освободиться от тягла тем или иным способом.¹⁴

К. Маркс в заметках о крестьянском восстании под руководством Степана Разина писал, говоря о возникновении восточнославянского казачества в XV в.: «Русь тогда была разделена на два государства: Москву и Литву. В обоих половинах явилось казачество. Тогда как в Южной Руси заложилось славное Запорожье и дух казачества разлился по всей Украине, произошел такой же наплыв народа с севера на Дон». Итак, в XV в. возникли общины донских, волжских, днепровских и гребенских казаков. В первой половине XVI в. возникла Запорожская Сечь, во второй половине XVI в. – общины терских и яицких казаков. В конце XVI в. образовалось сибирское казачество, а середине XVII в. на Левобережной Украине – слободское казачество¹⁵.

Таким образом, с самого своего возникновения казачество – беглая «вольница», «сходцы» из селений и городов России оказывались в иноэтническом окружении или в соседстве с аборигенными группами населения, в районах с давними историческими казачьими традициями, что не могло не сказаться на внешнем облике и самом характере ранних казачьих обществ, а затем отразилось и в материальной и духовной культуре казачества.

Впрочем, нет оснований и категорически отрицать возможность выживания на донской земле потомков проживавшего до XV-XVI вв. населения, объединения его с жившими там со времен Золотой Орды татарами и людьми, приходившими из Руси, и превращения всего этого населения в казаков. Во всяком случае, если посмотреть на условия жизни в крае, то обнаруживается несомненное противоречие. С одной стороны, донская земля, целиком располагавшаяся в зонах степи и лесостепи, еще с древности представляла собой настоящий «проходной двор», своеобразный коридор между лежавшей на севере лесной зоной и находившимся южнее Предкавказьем. Через него вплоть до XIII-XV в. прошло немало народностей, в древности – иноязычных, в средневековье – тюркоязычных. Частая смена одного этноса другим создавала обстановку нестабильности и крайне затрудняла для них утверждение в крае. С другой стороны, возможность длительного выживания определенной небольшой этнической группы все-таки существовала. По Дону и его главным притокам – Северскому Донцу, Хопру и Медведице – имелось немало труднодоступных уголков, скрытых пойменным лесом или камышом. В XVII в. казаки назовут такие места «крепкими», так как они позволяли отсидеться от превосходящих сил противника.

Существовавший длительное время на Дону, как и во всем Приазовье и Причерноморье, ираноязычный мир (скифы, затем сарматы и аланы) вместе с явившимися в III в. остготами был сметен гуннским нашествием в разгар Великого переселения народов во второй половине IV в. После ухода гуннов пришли болгары. Часть их государства в X в. вошла в состав Хазарского каганата.

После разгрома Хазарии в 965 г. войском великого князя киевского Святослава по Дону стала распространяться русская колонизация. Это место стало называться Белая Вежа. Прибывавшее из Руси население смешивалось с местными жителями – тюрками. Кроме славян выделялись близкие между собой гузы и печенеги¹⁶. После набегов половцев в 1117 г. беловежцы покинули свой город и ушли «в Русь». Но в возникшем на месте Белой Вежи поселении кочевников-скотоводов могли, наряду с половцами, проживать и остатки того смешанного славяно-тюркского населения, которое в дальнейшем стало известно под именем бродников. Но поскольку след, оставленный бродниками в русской истории, был крайне незначительным, едва ли их можно считать предшественниками русского казачества более позднего времени. Вряд ли можно рассматривать их и как непосредственных предков казачества. Слишком много времени, почти два столетия, прошло между последним летописным напоминанием о бродниках (1353 г.) и первым упоминанием о донских казаках и их поселениях на Дону (1548-1549 гг.).

Примерно с середины XV и вплоть до XVII вв. донская земля была заселена крайне неравномерно. По берегам Дона проживало постоянное, довольно плотное население, тогда как степь постоянных обитателей не имела. Очевидно, для средневековья такое распределение населения в наибольшей степени соответствовало как хозяйственным, так и международным условиям в крае. Поскольку большая река давала средства жизнеобеспечения и укрывала от врагов. Не случайно, что и в XVI-XVII вв. казачье население также осваивало прежде всего берега Дона и его крупных притоков. И лишь с конца XVII в., когда заселение Дона становилось массовым и когда произошло некоторое ослабление военной опасности, казачьи поселения стали появляться по небольшим притокам Дона и Донца, в степной глубинке.

Не на пустое место явились, таким образом, выходцы на Дон из Руси в XVI в. Не было никакой вольной заимки пустовавших земель. Приходя на Дон, население из русских земель, известное уже под названием донских казаков, должно было вступать во взаимодействие с местными татарами. Характер этого взаимодействия был весьма разнообразен и противоречив. Не обходилось без вооруженных столкновений, которыми были заполнены русско-татарские отношения на протяжении длительного времени. Но не меньшее значение имело взаимообогащение культур. Переселенцы из Руси воспринимали образ жизни, способы ведения степной войны, отдельные черты промыслово-скотоводческого хозяйства. Помимо этого, татары проникали в ряды донских казаков, а русские служили в составе татарских казачьих отрядов в Азове.

Разница между донскими казаками и служившими в Азове отрядами татар была настолько несущественной, что само слово «казаки», как уже издавна называли в русских источниках Азовцев, было перенесено с середины XVI в. на выходцев из Руси. За ними это наименование закрепилось прочно, на века.