28. Архитектура Франции XVIII в..

На протяжении XVIII века сменилось несколько ведущих школ и направлений во французской архитектуре, оставивших множество выдающихся имен. Большинство мастеров в этот период работает в стиле рококо, к концу столетия в моду входят классические, более строгие мотивы в архитектуре

Зодчие эпохи Регентства

Величайшим зодчим Франции в эпоху "регентства" является Робер де Котт (1651-1735), ученик и шурин Жюля д’Ардуэна Мансара, закончивший его дворцовую капеллу в Версале и дворец Трианон. Наружные стороны его построек, как холодная, внизу тосканская, вверху коринфская лицевая сторона "Оратория" и законченный только в 1738 г. его сыном классический фасад-ренессанс церкви Сен-Рош в Париже, принадлежат к более старому и более строгому направлению. Его зал Геркулеса в Версальском дворце - последнее великолепное мраморное произведение стиля Людовика XIV. В строении частных отелей именно Котт стремился к более свободному и последовательному основному плану в духе эпохи, именно он ввел более легкий и оживленный способ декорации, подготовивший стиль Людовика XV. Его образцовое произведение в этом роде - перестройка Отеля де ла Брильяр (ныне Французский банк) в Париже, великолепная "Золотая галерея" которого одно из самых блестящих помещений Франции - еще сохраняет сложность стенных пилястров, но в свободно проходящих и оживленных отдельных формах с реалистическими украшениями из раковин и листьев, которым сопутствует миловидная фигурная пластика, следует, не стесняясь, внушениям утонченной художественной фантазии. Вне Парижа де Котт выполнил великолепные епископские дворцы в Вердене и Страсбурге и был автором прекрасной площади Людовика XIV (ныне Белькур) в Лионе.

Из мастеров, развивавшихся в том же направлении, как Котт, заслуживает упоминания Кальето Старший, по прозванию л’Ассюранс (ум. в 1724 г.), строитель целого ряда парижских "отелей" с более свободным распределением помещений и более легкими формами украшений. С итальянцем Джирардини он выполнил в 1722 г. широко раскинувшуюся одноэтажную постройку дворца Бурбонов, которая, как место заседаний французской палаты депутатов, многократно перестраивалась.

Внутренние украшения, указывающие дальнейшее развитие рококо, всего удобнее изучать в заново отделанных в XVIII столетии залах Версальского дворца, Фонтенбло и Большого Трианона, также в некоторых частных дворцах, из которых наиболее доступен Отель Субиз, нынешний главный государственный архив в Париже. Старая французская инкрустация деревянными панелями, изящно резанными в стиле рококо и раскрашенными светлыми красками, заменяет здесь тяжелую, заимствованную из Италии мраморную пышность стиля Людовика XIV. Галльский гений почувствовал здесь свою силу. Многие из лучших декораций этого рода известны только в виде нарисованных и награвированных, изданных в объемистых сборниках, проектов великих мастеров этого искусства. Начало движения знаменует группа художников "Жилло-Ватто", декоративные проекты которой выросли из "гротесков" "Берена-Даниэля-Маро", и часто не переходя в рококо, обращались в стиль Людовика XVI. Из ее представителей Клод Жилло (1673-1722) и его великий ученик Антуан Ватто (1684-1721), зальные декорации которого в виде "обезьяньих клеток" сохранились в Шантильи, прославились как живописцы и офортисты.

Из представителей стиля Людовика XV на первом месте стоит Жак Жюль Габриель (1667-1742), руководивший декоративной отделкой в новом роде Версальского дворца, исполненной, как показал П. де Нолак, не без содействия Габриеля, антверпенским скульптором Жаком Верберктом (ум. в 1771 г.) и его соперником Антуаном Руссо, главными мастерами "Королевской версальской школы". Раковины в этом версальском стиле рококо занимают еще скромное подчиненное место, а натуральные мотивы, например пальмы, играют в его изящных обрамлениях рам главную роль. Сверстником Жака Жюля Габриеля был Жермен Боффран (1667-1754), известный также как архитектор и как писатель по архитектуре. Ему принадлежат утонченное в современном духе украшение (1735-1740) части комнат Отеля Субиз, без прямых линий, совершенно замененных легкими извивами в форме S, где орнамент раковин гармонически переплетается с растительным, а веселая фантазия всюду еще связана тонким чувством стиля. Ряд других парижских дворцов, каковы отели Монморанси и де Синьельяк, не только украшены, но и построены Боффраном. С 1766 г. он развил обширную строительную деятельность на службе у герцога Леопольда Лотарингского в Нанси, который обязан искусным рукам Боффрана своим нарядным новым собором и мощным герцогским дворцом. Оба лучших представителя высшего развития рококо известны главным образом своими рисованными и гравированными проектами. Эти мастера Жилль Мари Оппенор (1672-1742), строитель отеля известного коллекционера Пьера Кроза в Париже и Монморанси и декоратора галереи Пале-Рояля, и Жюст Орель Мейссонье (1693-1750), рококо которого всего яснее примыкает к формам высокого барокко туринских мастеров, в роде Гварини, так как он родился в Турине. К лучшим проектам, собранным в "Трудах" Мейссонье, принадлежат, кроме множества художественно-ремесленных предметов, дом г. Бретона и сказочный "Грот", весь в самых свободных волнистых линиях, поднятых как бы бурею, сверхфантастический стиль которого, по мнению Геймюллера, единственный, за которым следует сохранить название рококо. Для истории архитектуры особенно важен проект фасада Сен Сюльпис (1726) Мейссонье. Он отличается, при всей оживленности своих изломанных очертаний вплоть до шпиля сквозной средней башни, приятными пропорциями и единством целого. Знаменательно то, что этот проект не был одобрен, что вместо него получил осуществление строго классический проект Жана Никола Сервандони (1695-1766), выполненный в 1745 г. за исключением двух боковых башен. Над двенадцатью дорическими колоннами нижнего притвора, занимающего всю ширину постройки, тянется классически ровный антаблемент с триглифами, а верхний ионический этаж, увенчанный балюстрадой, так же гладко проходит над нижним. Самоуверенно вводит эта пышная постройка стиль, позднее названный именем Людовика XVI. Более мощное впечатление, связанное с остатками барочного настроения, поскольку последнее вообще было возможно во Франции, производят некоторые из построек, внутренние помещения которых следовали стилю рококо. Упомянутый Отель Субиз, воздвигнутый в 1716 г. Деламером (ум. в 1744 г.), с его глубоким, охваченным коринфскими двойными колоннадами передним двором и мощным коринфским средним выступом, увенчанным фронтоном, не дает снаружи повода ожидать, что его комнаты украшены игривой пышностью боффрановского рококо. Довольно тяжеловесным также является, при всем своем классицизме, воздвигнутый еще в 1734 г. Жаном д'Ардуэном Мансаром де Жуи (р. в 1700 г.) дорически-ионический фасад старой церкви Сен Эсташ. Собор Сен Луи в Версале (1743-1758) д'Ардуэна Мансара де Сагонне производит впечатление большей ясности целого, большей одушевленности деталей своей ионической внутренности и обильно расчлененной лицевой стороны. Наконец, назовем Франсуа Кювилье (1698-1768), перенесшего, как увидим, стиль рококо в Германию.

Зодчие эпохи Людовика XVI. Женственно-миловидный стиль Людовика XVI, вернувшийся к элегантной прямизне линий и к полным чувства меры формам украшений в виде легких естественных лиственных венков, цветочных ветвей и рафаэлевских гротесков, возник около 1750 г. под руководством мадам де Помпадур, восприимчивой к искусству любовницы Людовика XV. Внутренность собора Людовика в Версале уже носила черты этого стиля. Из двух лучших парижских церквей этого направления церковь св. Женевьевы, мастерское сооружение Жака Жермена Суффло (1709-1780), была спроектирована в 1755 г., выполнена между 1764-1781 гг., затем в 1791 г. впервые, а в 1885 г. окончательно превращена в "Пантеон", посвященный памяти великих людей Франции. На основе греческого креста возвышается великолепная постройка, передняя сторона которой, напоминающая римский Пантеон, представляет портик с фронтоном, опирающийся на 22 исполинские коринфские колонны, тогда как над ее серединой понимается на высоком, обставленном снаружи 32 коринфскими колоннами барабане увенчанный фонарем купол. В замкнутом, лишенном украшений здании снаружи выступают лишь утонченно расчлененные ветви креста. Только легкие гирлянды украшают фриз. Отдельные формы светлого внутреннего помещения строги и чисты. В подобном же духе выстроил Пьер Контан д’Иври (1698-1773) в 1764 г. церковь Сен Мадлен, уничтоженную при Наполеоне I, чтобы уступить место новой постройке, отмеченной еще более стройным классицизмом начала XIX столетия. В дворцовой архитектуре эпохи Суффло принял участие своим широко раскинувшимся госпиталем в Лионе, украшенным только на среднем и угловых ризалитах большим, т.е. в высоту здания, коринфским ордером над нижним этажом в рустику, а Контан д’Иври - строгим по формам замком Бельведер близ Сен-Клу. Самым известным светским архитектором эпохи был Жак Анж Габриель (1699-1782), сын Жака Жюля. Ему принадлежит перестройка дворца Компьен, ему же классический, изящный, несмотря на большой ордер своего среднего выступа, замок Малый Трианон (1771-1776), достроенный Ришаром Минье; ему же принадлежат два больших дворца Площади Согласия, примыкающие к луврскому фасаду Перро (1762-1770), между которыми, на заднем плане улицы Роаяль, поднимается Мадлен; наконец, он же построил в Версале оба классических, увенчанных фронтонами, дворовых флигеля дворца, нарушающие его единство. Знаменитейший ложно-классический французский театр этой эпохи находится в Бордо. Он построен в 1780 г. Пьером Лу (1735-1807) и служил образцом до XIX столетия.

Стиль Людовика XVI проявляется утонченнее всего во внутреннем украшении комнат и их обстановке. Прямолинейность, заменившая извивы рококо, стройность и нежность отдельных, выдержанных в строжайшем вкусе расчленений, принимают именно здесь самую миловидную и легкую форму, правда, иногда несколько скупую. Малый Трианон и в этом отношении является образцом. Чтобы получить ясное понятие о превращениях стиля, совершившихся в этой области в течение XVIII столетия, стоит только сравнить библиотеку Людовика XVI и большую комнату Марии Антуанетты в Версальском дворце с комнатами рококо Людовика XV и барочными помещениями Людовика XIV. 29. Творчество К.-Н. Леду. Произведения Клода-Никола Леду поразительно современны. Его часто называли "прОклятым архитектором", так как большинство его произведений было разрушено. Леду стремится создать идеальный город по образцу построения симфонии. Он стремился также к пластическому воплощению космических форм. Так, например, в его проектах сфера символизировала земной шар. Он разрабатывал новые жилища для кустарей и крестьян, он требовал разрушения трущоб. Леду строг и целомудрен, когда строит рынок, общественную баню, училище, и натуралистичен, когда стремится сливать свои сооружения с природой. Он доходит до того, что создает искусственные пещеры с ложными сталактитами, проектирует урны с лепными сосульками льда, строит мостовые опоры в виде античных трирем с гребцами. Подобный натурализм доводит его до бреда, когда он строит мастерскую для производства обручей в виде диска. Идеальный промышленный город Леду имеет полукруглый план и представляет собой узел торговых и дорожных коммуникаций. Его город олицетворяет идею автономных сооружений, "свободный союз самостоятельных блоков". Он включает орудийную мастерскую, рынок, цехи и дома ремесленников. В этом нет ничего примечательного, но все же здесь мы встречаем идеи, которые позднее будут проповедовать Фурье и Кабе. Особенно это относится к разработанным Леду проектам общественных зданий, развлекательных учреждений и школ по образцу колледжей, описанных Ж.Ж. Руссо в романе "Эмиль". В его общежитиях могут совместно проживать 16 семей. Оикема - это музей, в котором собраны пороки, обличая которые общество призывало народ к добродетелям. Это светские храмы, где проповедуют семейные, материнские и героические добродетели. Леду строил "Безумства" Марли для г-жи дю Бари и "павильон безумств" для Гимара. В 1773 году, являясь официальным лицом, он предложил Людовику 16 свой проект идеального города. Утомленный уговорами Леду, Людовик 16 подписывает декрет на строительство города при соляных приисках в провинции Франш - Конте. К сожалению, революция 1793 года увидела в Леду лишь представителя старого режима и прекратила строительство города соляных приисков - Салин, который дошел до наших дней в руинах. Другим выдающимся произведением Леду были пропилеи парижских застав. Ему поручили застроить заставы. Леду увидел в этом заказе возможность украсить Париж. Он должен был построить сторожевые здания для таможенной охраны, а начал строить храмы с портиками. Помимо переживаний, связанных с указом короля о прекращении этого строительства, Леду довелось увидеть, как в 1789 г народ сжигал его пропилеи и убивал рабочих, возводивших их. Из выстроенных им в Париже сорока зданий остались только шесть: два на площади Денфер, два на площади Нации, ротонда в парке Монсо и ротонда на заставе Вилетт. Они предвосхищают стиль ампир, который, как и стиль Директории, будет неоднократно применять колоннады Леду. При монархии Леду боролся за свои заработки и оплачивался по низким расценкам. С 1789 по 1792 гг он оказался в полной нужде. Его заключили в тюрьму одновременно с жирондистами, но Термидор освободил его. Перед смертью он приветствовал Наполеона 1, надеясь увидеть в нем того, кто понял бы его честолюбивые проекты. Леду был также автором театра в Безансоне. Это здание с полукруглым планом явилось знаменательным новшеством, ибо в нем были предусмотрены сидячие места даже для бедных. Театр этот был так "изукрашен" реставраторами, что от произведения Леду почти ничего не оставалось. Поистине горькая судьба обрушилась и на это произведение Леду: весной 1958 года театр сгорел. Другое здание Леду - тюрьма в Эксе с ее бесчеловечной холодностью - является прообразом типичных тюрем 20 века. Он построил для поэта Делиля дом без окон, который освещался через световой купол. Леду запроектировал подземные подъезды для повозок и построил туннель для карет во дворец Телюссон, проходящий под фундаментами здания. Он даже изобрел своеобразный "модулор", исполняя проекты по сетке, в которую вписывался стоящий человек со скрещенными руками. Что же касается его проекта дома директора соляных приисков в Шо с проходящим через него потоком водопада, то он удивительно предвосхищает аналогичный тип особняка, построенного Райтом в США полтора столетия спустя. И наконец, приведем несколько теоретических высказываний Леду: "Красота определяется соотношением масс и деталей или орнаментов, которые не отвлекают глаз на ненужные элементы"

"Все, что не необходимо, утомляет глаз, вредит мысли и ничего не добавляет к общему"

"Круг и квадрат- вот буквы алфавита, применяемые авторами в качестве основы лучших произведений. Все в природе есть круг"

"Форма куба - это симлов незыблемости. На кубах должны восседать Боги и герои" 30. Французская скульптура XVIII в. (Кусту, Лемуан, Бушардон, Пигаль, Пажу, Клодион, Фальконе).

Родоначальниками скульптуры XVIII века во Франции правильно будет считать братьев Гийома и Никола Кусту, сыновей сестры Куазевокса: это они положили начало династиям художников — явлению, столь характерному для нового века. Старший, Никола, принадлежал ещё к эпохе Людовика XIV и был одним из первых скульпторов, который испытал на себе систему Академии, пройдя путь от пенсионера Римской премии и причисленного до академика и советника. Хотя Гийом был почти на двадцать лет моложе, братья иногда работали вместе, в частности над знаменитой группой «Аполлон и Дафна», находящейся в Лувре: Никола выполнил Аполлона, а Гийом — Дафну (около 1713–1714).

Гийом Кусту родился 29 ноября 1677 года в Лионе. В двадцать лет он едет в Рим, где весьма плодотворно проводит время. Вернувшись во Францию только в 1703 году, он исполняет вскоре одно из первых произведений «Геркулес на костре» (1704). Наибольшее влияние на Гийома оказало даже не знакомство с произведениями великих итальянских мастеров, а учёба у своего дяди — знаменитого скульптора Антуана Куазевокса.

Куазевокс научил его не только приёмам лепки, но и, что было самым важным для успешной работы, слушать ритм архитектуры, находить масштабы и пропорции произведений в зависимости от общей композиции ансамбля.

Кусту на редкость быстро добился популярности. У него было всегда много заказов на скульптурное оформление отдельных здании. Среди лучших его произведений можно назвать скульптуры фасада и главного тимпана портала Дома инвалидов в Париже, одного из самых грандиозных и монументальных сооружений французской столицы. Кусту изобразил бога войны Марса, Минерву и короля Людовика XIV среди аллегорических фигур. Его композиции представляют собой яркое нарядное зрелище, в то же время сами формируют во многом архитектурный объём. Скульптура в таком понимании, не ставя перед собой задачи психологического порядка, в то же время определяет эмоциональное восприятие архитектуры.

К наиболее выдающимся скульптурным произведениям первой половины столетия следует отнести две конные мраморные группы Кусту, изваянные им для украшения увеселительного парка в Марли (1740–1745), а в дальнейшем перенесённые в Париж и находящиеся в настоящее время у входа на Елисейские Поля со стороны площади Согласия.

Декоративные, имеющие живописный, выразительный силуэт, они, может быть, менее торжественны, чем скульптура предыдущего времени, но отлично воспринимаются на фоне зелени и являются хорошим дополнением декоративного ансамбля.

Кусту разрабатывает мотив, идущий из античности, от групп «Диоскуров» (Капитолии в Риме). Но мастер барокко придаёт более бурное движение коням, силуэт которых поглощает очертания человеческих фигур.

Композиции эти решены продуманно и чётко. Скульптор создавал их в расчёте на единство контрастов. Порывистое движение резко вставшего на дыбы коня уверенно сдерживает сильный укротитель. Динамика, экспрессивность здесь соединены со спокойной величавостью. Кусту, воспитанный на строгих образцах, отнюдь не стремится к безудержной экзальтации и драматизму, столь характерным в передаче движения и столкновения противоборствующих сил для мастеров барокко. В его композициях — благородство и стройность пропорций. Кусту очень умело использует игру света и тени, манера его лепки скульптурной формы отличается мягкостью и плавностью. Он стремится к естественности и живости общего впечатления, добивается того, чтобы скульптура воспринималась органично как декоративное целое, ясно читалась в окружающем пространстве. Она смотрится эффектно издали, а вблизи зритель не может не восхищаться разнообразием пластических «ходов», которые выбирает скульптор.

«Укротители коней» произвели огромное впечатление на современников. Столь счастливо найденный Кусту декоративный мотив был им использован в статуэтках, а также прочно вошёл в обиход скульпторов разных стран. Очень высоко ценил пластические достоинства композиций французского мастера русский ваятель Клодт. Мотивы его известных групп укротителей коней на Аничковом мосту в Санкт-Петербурге были навеяны воспоминанием о работе Кусту.

Портрет Марии Лещинской в виде Юноны (1713–1714) работы Гийома, парный к довольно прозаичному «Людовику XV в виде Юпитера» работы Никола, восходит к «Марии-Аделаиде в виде Дианы» Куазевокса.

Изящная, полная грации и привлекательности, несколько манерно вытянутая и изогнутая фигура королевы декоративно задрапирована в одежду, ложащуюся живописными складками, кокетливо обнажающую ногу до бедра. Её небольшая по отношению к фигуре головка, тонко проработанные черты лица, волосы, руки и ноги говорят о стремлении к подчёркнутому изяществу, к интимно будуарной трактовке скульптурного образа в портрете.

Этот портрет относится к типу идеализированно-мифологических портретов знатных дам, так распространённых в скульптуре и живописи XVIII века. Хотя портрет Кусту, согласно новой моде, не лишён элегантности, драпировки в нём несколько громоздки, что, возможно, более присуще Юноне, чем Диане.

В портретах Гийом также продолжал эксперименты своего дяди Куазевокса. В его надгробии кардинала Дюбуа (около 1725, Сен-Рош, Париж), состоящем всего из одной коленопреклонённой фигуры, дана точная, даже сатирическая характеристика изображённого. Продолжение традиции непарадного портрета обнаруживается в свободно трактованном этюде Гийома, изображающем его брата Никола в рабочей одежде (1715) По-своему интересны портреты П. Дарере де Латура (1753, терракота), архитектора Ж.А. Габриеля (около 1760, мрамор).

В ряде своих работ, как уже говорилось, Кусту и в стилистическом отношении стоит весьма близко к своему учителю Куазевоксу. Однако такие его произведения, как рельеф, изображающий переход через Рейн, в притворе дворцовой капеллы Версаля, говорят уже о весьма значительных коррективах, внесённых в воспринятый от Куазевокса стиль, ставший у него несравненно более мягким, утончённым.

Кусту работал в Париже, Версале, Марли. В 1733 году он назначается ректором Королевской академии живописи и скульптуры, а с 1735 по 1738 год Кусту находится на посту директора Академии.

У Кусту учились искусству скульптуры мастера, работавшие потом в разных странах. Его учеником был и крупнейший французский скульптор последующего поколения Эдм Бушардон.

Стремление к утончённости естественно и органично сочеталось у Кусту с верностью заветам классически строгого стиля. Это был мастер, обладавший галльским изяществом вкуса, тонко улавливавший запросы современности, овладевший секретами своего ремесла. Творчество Гийома Кусту остаётся примером блестящего понимания роли искусства скульптуры в синтезе с зодчеством.

Умер Гийом Кусту 22 февраля 1746 года в Париже.

БУШАРДОН, Эдм - (Bouchardon, Edme. 1698-1762) французский скульптор. Придворный скульптор Людовика XV, предшественник эстетики классицизма. Родился в Chaumont, Франция. Бушардон был учеником Вильгельма Кусту; в 1722 г. получил римскую премию и вскоре приобрел такую известность, что герцог д’Антен вызвал его из Рима в Париж, где оборудовал ему мастерскую в Лувре. Уже в первых своих произведениях Бушардон проявил стремление освободиться от манерности рококо и воскресить красноречивый лаконизм античного искусства. С 1723 по 1732 гг. работал в Риме, где выполнил мраморный бюст антиквара Ф. Стосха (1727 г.) в подчеркнуто в античной манере. Хотя позднее его стиль стал несколько мягче, - он все же оставался чересчур строгим для придворных вкусов. Но у Бушардона было много сторонников, современники высоко ценили его, считая величайшим французским скульптором своего времени). С 1737 г. Бушардон выставлял свои произведения в "салоне" академии живописи и обращал на себя особенное внимание своими бюстами, мифологическими группами и барельефами, из которых всеобщее внимание привлёк "Св. Карл Борромео, молящийся о прекращении заразы в Милане", а также рисунками, как, например, "Празднество Палеса", "Луперкалии", "Сбор винограда в афинской деревне" и др. В 1740 г. Бушардон выставил гипсовую модель фонтана для улицы Гренель, исполнение которой, по заказу Парижа, доставило ему большую известность. Усложнённая барочная скульптура вызвала много зависти и неудовольствия со стороны архитекторов, без которых Бушардон сумел обойтись при постройке, представители же города в знак своей благодарности назначили ему пожизненную пенсию в 1500 ливров. В 1745 г. Бушардон был принят в академию живописи, за мраморную статую, изображающую "Христа, несущего крест", находящуюся ныне в Луврском музее вместе с его самым прославленным произведением - "Амуром, делающим себе лук из палицы Геркулеса" (1750 г.). Из последующих его произведений следует упомянуть мавзолей кардинала Флёри и статуи Христа, Богородицы и 8 апостолов, украшающие хоры церкви Сен-Сюльпис. Самая значительная его работа - конная статуя Людовика XV, выполненная по заказу Парижа в 1748 г. Статуя была отлита в 1758 г., но установлена только в 1763 г., через год после смерти Бушардона. Она стояла на площади Людовика XV (позже - площадь Согласия), уничтожена во время Революции. Существует несколько уменьшенных копий скульптуры и гравюр с ее изображением; по ним видно, что она была выполнена по образцу знаменитой античной статуи Марка Аврелия в Риме. Отец Бушардона, Жан-Батист (1667-1742 гг.), и брат, Жак-Филипп (1711-1753 гг.), также были скульпторами. Умер Бушардон в Париже.

Огюстен Пажу родился 19 сентября 1730 года в Париже в семье скульптора-орнаменталиста Мартена Пажу. Мать Огюстена была дочерью Е. Питиона — теперь почти забытого парижского скульптора, а крестником мальчика стал Огюстен Гренье — также скульптор. Понятно, что подобное окружение и рано проявившаяся склонность к скульптуре заранее исключали необходимость выбора будущей профессии. Способностями мальчика заинтересовался хозяин мастерской, где работал отец Пажу. Так в четырнадцатилетнем возрасте его определили в ателье известного скульптора и талантливого педагога Жана-Батиста Лемуана. Ещё через четыре года Огюстен был принят в королевскую школу избранных учеников, руководимую в те годы живописцем Карлом Ванлоо. В 1751 году Пажу завершил обучение в школе, получив право поездки на четыре года в Италию для изучения величайших произведений искусства прошлых веков.

В столице Италии Пажу активно занимался копированием памятников, отдавая предпочтение античности. В Риме у него неожиданно проявились яркие способности рисовальщика. Директор Французской академии художеств в Риме, Натуар, посылая регулярные отчёты о работе пенсионеров, писал М. де Мариньи: «Посылаю Вам несколько рисунков Пажу, сделайте одолжение посмотреть их, мне кажется, что он делает успехи в этой области, не совсем обычной для скульптора».

Возвращение молодого скульптора в Париж получилось удачным. Одна из первых скульптур, выполненная Пажу дома, — бронзовый бюст его учителя Лемуана (1758). Это произведение позднее особо отметил Дени Дидро.

«Пажу вдохновлялся здесь натурой сильнее, чем в других работах, — отмечает Ю. К. Золотов. — Лемуан был близким ему человеком и своё знание модели скульптор передал в портрете. Но образ возвышен в духе классицизма — энергия движения, решительность взгляда соединяются с определённостью силуэта, ясностью пластической формы. Здесь нет ничего недосказанного, хотя, впрочем, сказано не так уж много. Выразительно решён срез бюста — параболическая линия его подчёркивает широкий разворот плеч; фигура обнажена на античный манер».

Ещё одна ранняя работа — рельеф герцогини Гессен-Гомбургской (1761) — для того времени исключительно удачный классический рельеф.

Вначале Пажу зарабатывал на жизнь, декорируя церкви и выполняя заказы на надгробные стелы. Но уже через четыре года после возвращения из Италии он получает звание академика за выставленную на одном из Салонов мраморную композицию «Плутон с Цербером», находящуюся сейчас в Лувре. Статуя тщательно моделирована. Обнажённый Плутон изображён в энергичном развороте, нога заложена за ногу. Голова героя произведения решительно повёрнута в сторону, в руках он держит массивную цепь. На этой цепи извиваются собачьи головы Цербера. Как и в бюсте Лемуана, здесь легко обнаруживается влияние античного прототипа, что неудивительно, ведь Пажу был одним из первых приверженцев французского классицизма, получившего позднее название «стиль Людовика XVI».

С 1768 года и до конца жизни Пажу занят выполнением огромного количества официальных заказов. В течение двух лет он работает по украшению Версальской оперы, которую король строил по случаю свадьбы наследника и Марии-Антуанетты. Пажу декорировал церковь Сан-Луи в Версале, работал в Пале-Рояль, Инвалидном доме, парижском Дворце правосудия, в орлеанской церкви Санте-Круа, в Шато Бельвю и многих других. Кроме того, он был исполнителем большей части цикла «Знаменитые люди Франции». Им выполнены статуи Бюффона, Декарта, Боссюэ, Паскаля, Тюренна.

Во второй половине XVIII столетия для французской скульптуры было характерно три варианта изображения человеческой фигуры: в современном костюме, в виде обнажённого древнего мыслителя и в виде древнего мыслителя в тоге. Мастер, работая над скульптурами цикла, воспользовался всеми названными вариантами. Так, его статуя учёного-естествоиспытателя Бюффона (1773) несколько холодна, отвлечённа, перегружена аксессуарами. Луврский портрет этого же учёного более удачен. Он изображён в современном костюме с излюбленным Пажу решительным поворотом головы и замечательно проработанным рисунком тонких кружев на воротнике рубашки.

Вообще одна из отличительных черт стиля Пажу — склонность к тщательной и искусной обработке складок, локонов, кружев и прочих деталей. И в статуе Тюренна (1783) Пажу, видимо, пытался превзойти гудоновского «Турвиля» (1781) изысканностью костюма XVII века и аксессуаров.

Как пишет Е. Полякова:

«Помимо официальных заказов и многочисленных бюстов Людовика XVI, выполнением которых постоянно был занят скульптор, Пажу пользовался большим успехом в придворных кругах. Его дар видеть индивидуальность модели, её характерные особенности стяжали ему славу одного из лучших скульптурных портретистов своего времени и обеспечили постоянный приток частных заказов. Пажу идеализировал свои модели, но не льстил им. Так, в портрете Людовика XVI он без всякого лицемерия передал капризный характер короля, его маленькие глазки, толстый нос и мясистый подбородок. Однако в большинстве произведений скульптора присутствует античный прототип, в том числе в его позднем портрете архитектора де Вайи, с которым Пажу связывала дружба ещё со времён совместного пребывания в Италии. Пажу изобразил его чуть ли не в виде сатира, а портрет мадам де Вайи — жены архитектора, похож на портрет какой-нибудь знатной римлянки».

В течение ряда лет Пажу был «штатным» скульптором графини Дюбарри — бывшей модистки, в дальнейшем фаворитки Людовика XV, жившей пышно и роскошно. С 1770 по 1774 год Пажу исполнил пять бюстов графини Дюбарри.

«Вероятно, самое известное произведение мастера — портрет графини Дюбарри (1773), — пишет Ю. К. Золотов. — Королевской фаворитке настолько понравилась работа Пажу, что она приказала вынести из Салона другой свой портрет — кисти живописца Друэ. Образ этот наделён сдержанной чувственностью. Взгляд портретируемой и неясная улыбка выражают томность и негу. Мрамор обработан так, что кажется мягким, словно окутанным лёгкой дымкой. Вместо прежних драпировок здесь тонкая рубашка „a la grecque“ с деликатными мягкими складками, полуобнажающая грудь. Волнистая линия её верхнего края, локонов, один из которых ложится на нежное плечо, тончайшие переходы от света к тени, плавная закруглённость нижнего среза — всё это приёмы своеобразной манеры Пажу, его лирическо-чувственного классицизма. Ему удалась эта скульптура, которую по праву считают одним из лучших произведений французской пластики второй половины века».

С 1763 года Пажу выставляется в парижских Салонах. Дидро в основном хвалит скульптора.

Салон 1771 года. «Три глиняных слепка: Венера, или Красота, сковывающая цепями Амура. Венера, получающая от Амура приз за красоту. Богиня юности Геба. Идея изобразить Венеру, заковывающую в цепи Амура, тонка и остроумна, ибо, судя по этой группе, если она его заковывает, то это не потому, что он хочет ускользнуть от неё, а для того, чтобы такое желание не явилось у него в будущем, теперь же Амур явно не против подобного пленения. Венера, получающая от Амура приз за красоту, стоит в изящной позе, хотя сама идея не нова; что же до Гебы, то по её грациозной позе сейчас видно, что она всегда готова услужить повелителю богов. (Красивые этюды.)

Две женские головы. Два удачных этюда в глине. Не совсем закончены. Голова сатира. Прекрасна по характеру и свободна по манере».

Салон 1781 года. «Блез Паскаль. Предназначено для короля. Паскаль занят изучением циклоиды, вычерченной на листке, который он держит в правой руке; у ног разбросаны листки его „Мыслей“, справа — открытая книга его „Писем провинциалу“.

У этой фигуры, по-моему, именно тот характер, какой и должен быть. Одежда тяжеловата, руки не очень красивы. Хороша ли голова для таких плеч? Как бы она не упала, если убрать руку, служащую ей опорой. Если смотреть спереди, Паскаль кажется горбуном.

Бюст Гретри. Исполнен для магистрата Льежа, родины этого знаменитого музыканта, должен быть поставлен в городском театре.

Бюст выполнен умело, но у глаз заметны слишком ровные, суховатые следы резца. Волосы тяжеловаты. Те же недостатки у всех бюстов этого скульптора: они кажутся высеченными на один манер. Мне не нравятся эти бороздки у глаз».

Пажу так легко приспосабливался к каждому новому стилю, что его скульптура представляет своего рода историю их быстрой смены начиная со времён Людовика XV и до Наполеона.

Декоративные работы для Версальской оперы — весёлые и яркие образцы позднего рококо, в то время как «Покинутая Психея» (1790) сочетает в себе чувственность рококо с новой сентиментальностью. «Марию Лещинскую в виде Милосердия» (1769, Лувр), сложно аллегорическую и чуть эротичную, следует сравнить с целомудренной неоклассической «Госпожой де Ноай» (1792). Для Салона 1802 года Пажу создал абсолютно неоклассический бюст «Цезарь».

Ту же смену стилей можно проследить по его портретным бюстам, начиная от очаровательного изображения мадам Дюбарри (1773), так сильно отличающегося от правдивого, не льстящего модели портрета мадам де Помпадур Пигаля, до в равной мере очаровательной, хотя и более живой, восемнадцатилетней госпожи Виже-Лебрен (1783) и до позднего бюста «Молодая девушка» (1789), изображённая без драпировки.

Умер Пажу 8 мая 1809 года в Париже.

В начале XVIII века французское ваяние развивается в рамках классицизма и делает значительный рывок в художественной силе и естественности. Сила пластической передачи, старое французское качество, не изменило французам и в XVIII столетии. Нить предания не порвалась. Поколения даровитых скульпторов следовали одно за другим. Классицизм века Людовика XIV в скульптуре более ясно становится основой дальнейшего развития, чем в зодчестве. Если декорация рококо тоже состояла по большей части из скульптурной резьбы, часто с прибавлениями в роде божков любви, то в свободной пластике французов этой эпохи все движение рококо отражается лишь слегка и с колебаниями, да и переходы от рококо к неоклассицизму сказываются лишь в легких изгибах. В полной силе остается старинная привычка воплощать мысли и представления в аллегорических фигурах, особенно на надгробных памятниках. Вырастает склонность монархов осчастливливать даже провинциальные города своими медными конными или в рост портретами и склонность скульпторов создавать свободные произведения, ценные сами по себе. Большинство идеальных фигур французской скульптуры этого времени все же оставляет впечатление некоторой намеренности и манерности, но тем безупречнее является пластическое портретное искусство Франции, Лучшие французские скульптурные произведения XVIII века - портретные бюсты, дышащие изумительной свежестью и жизненностью. Именно в них становится обычным то высшее, техническое мастерство, которое, не только играючи выражает материю одежд, но и поверхность нагого тела передает с невиданной дотоле утонченностью и мягкостью.

Учеником Лоррена был Жан Батист Лемуан (1704-1778), которого Гонз все же называет истинным наследником манеры Кусту, - и в то же время "инициатором" нового искусства ваяния XVIII столетия. Его конная статуя Людовика XV в Бордо, к сожалению, уничтожена. Но в Лувре сохранилась бронзовая модель его памятника этого короля для Ренна. Повелитель, поднимаемый солдатами на щите, является здесь в виде древнеримского воина. Ваятелем идеальных фигур, еще затронутым слегка барочным настроением, является Лемуан в группе "Крещение Христа" в Сен Рош в Париже. Из его превосходных, дышащих индивидуальной душевной жизнью портретных бюстов, отметим бюсты актрисы Клерон во французском театре, Реомюра в Ботаническом саду и архитектора Габриеля в Лувре.

Переживания бельгийской барочной скульптуры обнаруживает Себастьен Слодц (около 1655-1726 гг.), антверпенец, бывший в Париже учеником Жирардона. Его мощный, не особенно приятный мраморный Ганнибал стоит в Лувре. Его сын и ученик Мишель Слодц (1705-1765) принадлежит наполовину к римской школе. Закончив образование в академии вечного города, он исполнял фигуры святых и надгробные памятники для римских церквей, но в 1747 г. вернулся в Париж, где явилось его лучшее произведение - выполненный из мрамора и бронзы надгробный памятник аббата де Герзи в Сен Сюльпис. Коленопреклоненная фигура покойного в виде круглого медальона знаменита своим глубоким выражением набожной покорности.

Первым истинным классиком XVIII столетия считается Эдмон Бушардон (1698-1762), друг графа Кайлюса, идеалы которого он стремился осуществить. Его называют французским Фидием. От своего первого учителя Гильома Кусту он заимствовал больше плавной прелести в смысле французского XVIII столетия, чем вообще принято думать. Его восхитительный, оживленный мраморный Амур, вырезающий лук из палицы Геркулеса, находящийся в Лувре, стоял первоначально в круглом садовом павильоне Малого Трианона. Его лучшее произведение - водоем на улице Гренелль в Париже. Архитектурные и скульптурные формы являются здесь внутренне слитыми, а изображенные в виде рельефов с детьми "Времена года" по сторонам, хотя и выполнены более живописно, производят впечатление уже известных образцов, чего нельзя было ожидать от французского "Фидия". Великолепная, пропорциональная конная статуя Людовика XV работы Бушардона, украшающая Площадь Согласия, сохранилась только в виде маленькой бронзовой модели в Лувре.

С большим совершенством движется в русле своего времени Жан Батист Пигалль (1714-1785), учителями которого были Лоррен и Лемуан. Натуральная жизнь и искусственная оживленность, непосредственное восприятие и изысканная намеренность сочетаются в его искусстве. Удивительно натурально умеет он передавать нежную жизнь поверхности кожи, а некоторые мотивы движений в его произведениях шаловливо отражают дух времени. Первое мраморное произведение, выполненное им в Париже по возвращении из Рима, миловидный, оживленный душою и телом Меркурий, застегивающий сандалии, остается и теперь его шедевром. Один экземпляр стоит в Лувре, другой, с соответствующей статуей Венеры, в Потсдамском замке. Его мраморные группы "Любовь и Дружба" и "Мальчик с клеткой" в Лувре дышат прелестью жанра. Самые прекрасные мадонны его, с несколько внешним оживлением, украшают церкви Сен Эсташ и Сен Сюльпис в Париже. Из его полных жизни портретов следует отметить бронзовый бюст Дидро и мраморный бюст маршала Саксонского в Лувре. Статуя Людовика XV Пигалля в Реймсе заменена новой; сохранились только фигуры на цоколе, представляющие Францию в виде прекрасной молодой женщины и торговлю в виде мужчины индивидуального вида и полного жизни. Французский Институт (Institut de France) хранит его замечательную статую Вольтера, в виде совершенно нагого старца, сидя на скале, вдохновенно смотрящего в небо. В свои поздние годы этот мастер выполнил мощные надгробные памятники со множеством приличных для них аллегорических фигур, из числа которых памятник графа Гаркур в парижской Нотр-Дам всех страшнее представляет ужасы смерти, памятник маркграфа Людвига Вильгельма в приходской церкви в Баден-Бадене является наиболее барочным по своему общему впечатлению, но всех славнее памятник маршала Саксонского в церкви св. Фомы в Страсбурге, целиком рассчитанный на живописное впечатление и отличающийся обилием символических фигур и мощью фигуры полководца, сходящего твердым, полным жизненной силы шагом с высоты жизни в могилу. Надгробные памятники, в роде памятника Мазарини работы Куазево и Ришелье работы Жирардона, остались далеко позади этих произведений, и, еще в дни нашей молодости заклейменные как безвкусица, теперь снова превозносятся за свою бьющую через край силу.

Шурин Пигалля Габриель Кристоф Аллерген (1710-1795) является в своих мраморных произведениях, "Купальщице" и "Диане" Лувра, мастером более спокойного, хотя и более намеренного изящества. Этьен-Морис Фальконе (1716-1791; книга Эдм. Гильдебрандта), из луврских произведений которого "Божок любви" отражает всю прелесть стиля эпохи, а тонко прочувствованная "Купальщица" (1757) все же несколько жеманна, "Милон Кротонский" превосходит знаменитое произведение Пюже мощью движения и богатством линий, создал для России в своей прославленной конной статуе Петра Великого в Петербурге (с 1766 г.), изображающей скачущего коня на гранитной скале, поднявшегося на дыбы над обрывом, одно из грандиознейших изваяний века.

Важную роль во французской скульптуре играли далее Каффиери, из которых Жак Каффиери (1678-1755) был ловким декоративным и искусным портретным мастером. Из его сыновей Филипп Каффиери Младший (1714-1744) - мастер известных серебряных украшений собора Байё, а Жан Жак Каффиери (1725-1792), автор нежного и плавного, с оживлением склонившегося над урной, речного бога, известен главным образом своими портретами. Из бюстов, украшающих галереи Французского театра, семь - его работы. Особенно выразительны бюсты Ла Шоссе, Ротру и Жана Батиста Руссо.

31. Ж.-А.Гудон и скульптурный портрет XVIII в.

Ряд выдающихся скульпторов, продолжавших работать и в начале XIX века, осуществил связь между различными эпохами в национальном ваянии. Так, Луи Мише (Клодион), специализировавшийся на легких декоративных мотивах, стал одним из родоначальников ампира

Из французских ваятелей XVIII столетия, переступающих в XIX, пленяют нас в особенности Пажу, Клодион и Гудон.

Огюстен Пажу (1730-1809) был ученикам Лемуана. Его Плутон с адским псом (1759) и мраморная статуя королевы Марии Лещинской в Лувре превосходные, но скучные статуи. Только в мраморной Психее и Вакханке того же собрания проявляется задорная, иногда несколько изысканная прелесть его зрелых творений. Прелестная утонченная натуральность его портретного искусства привлекательно сказывается в мраморных бюстах Бюффона и мадам Дюбарри в Лувре.

Зять Пажу Луи Мише, по прозванию Клодион (1738-1814), бывший с 1759 г. учеником Пигалля, занялся главным образом изготовлением миловидных, хотя несколько двусмысленных терракотовых изображений фавнов, нимф и т. п.; из того же настроения родилась его мраморная группа вакханок и его сатир в Лувре. Довольно знаменательно то, что возникшая в Севре фарфоровая мануфактура пригласила его на службу. Известна его ваза, украшенная играющими детьми, в Севре. Он выполнил много декоративных работ для парижских женщин. Его рельеф, длиною в десять метров, с триумфом Галатеи, Гонз видел во дворе одного дома на Вандомской площади. Менее счастлив был Клодион в более серьезных изображениях, каковы изнеженная св. Цецилия и Успение Марии (1777) в Руанском соборе. Поучительно, что в свои старческие годы, уже перейдя за порог XIX столетия, он еще содействовал повороту к стилю ампир. Его главное произведение в этом роде - рельеф, изображающий "Вступление в Мюнхен", на триумфальных воротах площади Карузель. Вкус эпохи оказался сильнее художника. Значительнейший мастер этого ряда, Жан Антуан Гудон (1741-1828), которому Герман Диркс посвятил особое сочинение, дожил до второй четверти XIX столетия. Именно Гудон оказался сильнее нового стиля, который затронул его лишь слегка; именно он воплотил ту непрерывную традицию, которая сопровождает французскую скульптуру с конца XVI до начала XIX столетия; резче передавая природу, чем его предшественники, именно он предвещает XIX век. Его учителями были Мишель Слодц, Лемуан и Пигалль, главной же наставницей была природа. Юношеское произведение Гудона, св. Бруно в Санта Мария дельи Анджели в Риме - верный снимок с картезианского монаха, идущего задумавшись, скрестив руки и опустив лысую голову. Из его идеальных фигур, не лишенных некоторой сухости, следует отметить нежно выполненного мраморного Орфея (1777) и холодную, легко ступающую бронзовую Диану (1790) в Лувре, мраморное повторение которой принадлежит петербургскому Эрмитажу. Мировая слава Гудона основывается, однако, на его портретных бюстах; их он оставил около 200. Ряд этих мастерских произведений начинается в 1771 г. глиняным бюстом Дидро в Лувре; к последним, сделанным уже в XIX столетии, относится Наполеон дижонского музея. Все знаменитые современники позировали перед ним. Назовем еще бронзовые бюсты Жан Жака Руссо (1778) и Вольтера (1778), мраморные бюсты Обера, Бюффона и Вольтера (1778), глиняные бюсты Франклина, Лавуазье и Луизы Броньяр, гипсовые бюсты его жены и дочери, все в Лувре, Мирабо, Вольтера, Людовика XVI и Дюкенуа в Версальском музее, великолепного Сюффрена гаагского музея. Не знаешь, чему больше удивляться, мастерской технической обработке мрамора, изумительно наглядно передающей материю одежды, тело, волосы, поразительному "сходству" черт лица, или величавой передаче характера изображаемых лиц, отражающегося в их осанках и минах. Из его исторических идеальных портретов, воссозданных на основании деятельности изображаемого лица, портрет Мольера во Французском театре превосходит все остальные, Из портретов в целую фигуру наиболее известны мраморная сидячая статуя Вольтера там же, признанная Гонзом самым прекрасным из всех французских изваяний, и статуя Вашингтона на Капитолии в Ричмонде. Его последние статуи (1814), например Вольтер в римской одежде, ныне в подвальном этаже Пантеона, обнаруживают уступки вкусу времени. Они уже не стоят на высоте, постигающей душу творческой силы мастера. Гудон пережил свою творческую силу, но не свою славу, о которой будут возвещать века. 32. Антуан Ватто и его время. Наибольший вклад в становление национальной школы внесли Клод Жилло и его ученик Антуна Ватто. Последний оказал серьезное влияние на французскую культуру. Кисти Ватто принадлежит множество шедевров, в основном выполненных в галантном духе. К национальной школе относятся также несколько выдающихся художников-реалистов Главой национальной французской школы живописи XVIII века был Клод Жилло (1673-1722), новый свет на которого пролило исследование Валабрега. Жилло как рисовальщик, гравер и декоратор доступнее нам, чем Жилло-живописец. Свои сюжеты, трактованные то реалистически, то сатирически, то чисто декоративно, он заимствовал главным образом из театральной и ярмарочной жизни. Арлекин, Скацино и прочие типичные лица итальянской комедии, пользовавшейся тогда огромным успехом во Франции, площадные лекари и шарлатаны принадлежат к его излюбленным фигурам. Некоторые из этих изображений сохранились в гравюрах. Среди его рисунков в Лувре и в музеях Ренна, Лангра и Монпелье преобладают декоративные эскизы. Из его гравюр наиболее популярны иллюстрации к басням Ламотта, рисунки к которым находятся в Шантильи. Довольно значительное число его картин в последнее время вновь открыто в частных французских собраниях и в музее его родного города Лангра. Высокими достоинствами рисунка и живописи отличается, судя по описанию, его "Лавка шарлатана" в Шато де Мушен; остроумная сатира - его "Ночная сцена" в музее г. Лангра, пародирующая историю Троянского коня. Когда его ученик Ватто начал выставлять свои более совершенные по живописи произведения, Жилло перестал писать и посвятил себя исключительно графике. Антуан Ватто (1684-1721), обстоятельные исследования о котором дали, между прочим, Эдмон и Жюль Гонкуры, Доме, Фольбер, Ганновер и Иос, - во многих отношениях самое блестящее явление всего французского искусства XVIII века. В свое время превозносимый до небес и нашедший восторженных подражателей, в первой половине XIX века презираемый и осмеиваемый, в последнее десятилетие снова возвеличенный, а иногда даже переоцениваемый, он будет всегда и снова привлекать к себе как верный изобразитель общественных нравов своей эпохи, ее тщеславных, пустых и фривольных развлечений, ее театральных представлений в духе итальянской комедии-маскарада и ее "галантных праздников", разыгрываемых большей частью на фоне прелестного, осененного деревьями и пронизанного горячими солнечными лучами ландшафта. Привлекательность его картин этого рода лежит прежде всего в их тонкой художественности исполнения, в важном, утонченном и широком письме, а также в чарах фантазии, переносящих парижскую театральную и светскую сутолоку в роскошный сказочно-фантастический ландшафт, в радостный, невинный мир грёз, где, при всей "галантности", нет ни малейшего места непристойности. Модные туалеты его фигур, им самим сочиненные согласно духу времени, создавали затем так называемые "моды Ватто". Родившийся в Валансьене, лишь незадолго до того отвоеванном Францией у Фландрии, Ватто по происхождению был валлонец. В церквах его родного города было достаточно фламандских картин рубенсовской школы. Самого Рубенса он изучал, оставив мастерскую Жилло, в Люксембургском дворце, где находились картины Рубенса из цикла Медичи, а также в доме известного коллекционера Кроза, его покровителя. Несомненно, он познакомился здесь и с гравюрами рубенсовских "Садов любви"; художественно-историческом отношении поучительно, что все знаменитые "галантные праздники" Ватто в сущности имеют своим прототипом этот "Сад любви". Ватто был тихий, болезненный человек, умерший таким же молодым, как Рафаэль. Счастье его лежало в фантастическом мире его искусства. О жанровых, ландшафтных и батальных картинах его школьной поры, обнаруживающих большей частью влияния фламандцев (Тенирса, Ван дер Мейлена), много сказать нельзя. Некоторые из них хранятся в Новом дворце в Потсдаме. Его декоративные эскизы, за исключением вышеупомянутых недостоверных "Обезьяньих клеток" в Шантильи, дошли до нас только в рисунках и гравюрах. Свое настоящее призвание он нашел, представив в 1717 г. в академию "приемную картину", давшую ему тотчас же звание "живописца галантных праздников". Эта прекрасная картина, "Прибытие на остров Киферу", сказочный остров любви, висящая теперь в Лувре, в то время как несколько распространенная реплика ее украшает берлинский Королевский дворец, показывает уже Baтто с его лучшей и наиболее своеобразной стороны. Удивительно органично вставлены группы нетерпеливо ждущих любовных пар в раму дивного солнечного ландшафта; как зачарованный лежит у берега озера, через которое ведет путь в обетованную страну любви, управляемый амурами корабль; на заднем плане высятся синие горы и манит воздушная, наполненная золотистым сиянием даль, в которой скрыта чудесная страна. Редкая гармония чисто живописных достоинств и истинной поэзии отличает это полотно. При взгляде на него вспоминается Рубенс, вспоминается Джорджоне; но в конце концов, это - Ватто и только Ватто, пленяющий нас здесь. Должны ли мы принять вслед за Доме, что эта картина воспроизводит балет, данный в 1713 г.? Самое большее, что только идея картины зародилась у художника под впечатлением балета. 33. Просветительский реализм в живописи Франции XVIII в..(Шарден, Грез).

Жан-Батист Грёз (фр. Jean-Baptiste Greuze; 1725, Турню, Бургундия - 1805, Париж) - знаменитый французский живописец и рисовальщик второй половины XVIII века, один из крупнейших представителей искусства эпохи Просвещения. Родился в семье кровельщика и рано проявил склонность к рисованию. Художественному ремеслу учился в Лионе у Ш. Грандона. В 1750 году приехал в Париж и поступил в мастерскую исторического живописца Ш. Ж. Натуара. В 1755 году выставил в Салоне несколько портретов и целый ряд жанровых компо­зиций, в которых впервые прозвучала дидактическая интонация, ставшая впоследствии отличительной особен­ностью его произведений («Отец семейства читает Библию своим детям» — Париж, частное собр.; «Обманутый слепец» - Москва, ГМИИ). В 1755 году Жан-Батист Грёз был причислен к Королевской Академии живописи и скульптуры, представив в качестве morceau d'agrement композицию «Маленький лентяй» (Монпелье, Музей Фабра) и в сентябре этого же года отправился вместе с богатым меценатом аббатом Гужено в Италию, где посетил Рим, Флоренцию, Болонью, Парму, Милан, Неаполь. Итогом путешествия явилась серия гравюр с изображением девушек в национальных костюмах разных провинций и несколько картин на итальянские темы. После возвращения на родину в 1757 году Грез много и плодотворно работал и регулярно, вплоть до 1769 года, выставлялся в парижском Салоне. В 1759 году он вступил в брак с Анной Габриэлой Бабюти, дочерью книготорговца, но семейная жизнь художника не сложилась. В 1767 году, когда предполагалась поездка Греза в Россию, Д. Дидро писал Э. М. Фальконе: «.. .его жена... одно из самых опасных созданий, какие только существуют на свете; я не приду в отчаяние, если в один прекрасный день императрица сошлет ее в Сибирь». Ранние произведения Жана-Батиста Грёза, выполненные в реалистической манере, отмечены настолько сильным влиянием голландских и фламандских мастеров XVII века (сюжеты, трактовка образов, живописный стиль), что современники сравнивали художника с Рембрандтом и называли «соперником» Д. Тенирса и А. Браувера. Однако в 1755-1761 гг. Грез создал целый ряд жанровых композиций, в которых стремился возвысить бытовую сцену до уровня исторической живописи. Одним из характерных примеров является картина «Женщина, читающая письма Элоизы и Абеляра» (ок. 1758-1759, Чикаго, Художественный институт), свидетельствующая о внимательном изучении Греза творчества П. П. Рубенса и А. Ван Дейка. Сюжет картины был в духе времени: история несчастной любви Абеляра и Элоизы пользовалась в Париже особой популярнос­тью в конце 1750-х. В 1761 году вышел в свет роман Ж. Ж. Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» — вершина европейского сентиментализма. Главная тема творчества Греза — это бытовые сцены с морализирующим подтекстом, который содержится, как правило, в самих названиях работ: «Балованное дитя, или Плоды дурного воспитания» (нач. 1760-х), «Паралитик, или Плоды хорошего воспитания» (1763, оба — Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж). Смысл нравоучения раскрывается через жесты и мимику персонажей, а также посредством многозначительных второстепенных деталей. Некоторые произведения Жана-Батиста Грёза пред­ставляют собой сентиментальные мелодрамы, другие носят идиллический характер («Первая борозда», написанная по заказу П. А. Шувалова, поклонника философии Ж. Ж. Руссо, - 1801, Москва, ГМИИ), однако в каждой из них непременно содержится сентенция. Жанровые композиции Греза - это картины-рассказы, картины-спектакли, в которых всегда есть назидание или поучительный пример. Воспевая достоинства и добродетели третьего сословия (трудолюбие, бережливость, умеренность, материнская забота, супружеская верность, семейное согласие), Грез развивал отчасти тематический репертуар Ж. С. Шардена. Однако Шарден делал это ненавязчиво, деликатно, тогда как Грез - с преувеличенным пафосом и назойливо (театрализованные мизансцены, патетические позы, акцентированная мимика). При сравнении Жана-Батиста Грёза с Шарденом особенно очевидны нарочитая искусственность первого и необыкновенная искренность и простота второго. В целом живопись Греза носит литературно-описательный характер. Не случайно художественные критики утверждали, что по его картинам можно писать романы. Изображая разнообразные жизненные коллизии, Грез рассказывал о них подробно и обстоятельно. Его картинам присущи занимательная повествовательность и анекдотическая развлекательность. Вместе с тем они не лишены тонкой реалистической наблюдательности. Современник эпохи Просвещения, разделявший идеи энциклопедистов, Жан-Батист Грёз создал на протяжении творческого пути целую серию произведений, посвященных проблемам воспитания и взаимоотношений родителей и детей. Одна из самых знаменитых картин Греза - «Деревенская помолвка» (1761, Париж, Лувр), написанная по заказу брата мадам де-Помпадур маркиза де Мариньи, главного покровителя художника в течение 1750-1760-х гг.. Фрагмент «Деревенской помолвки» воспроизведен на «Портрете А. Ф. Пуассона, маркиза де Мариньи» кисти А. Рослина (1762, частное собр.). После смерти де Мариньи (1781) картина по совету академика Ш. Н. Кошена и первого живописца Людовика XV Ж. Б. М. Пьера была приобретена Людовиком XVI. «Деревенская помолвка» произвела подлинную сенсацию в Салоне 1761 года и, по словам «Mercure de France», «привела весь Париж в Лувр». Изобразив событие из частной жизни сельской семьи, Грез воплотил в этом про­изведении просветительский идеал социального миропорядка (семья как основа единства и нравственного здо­ровья общества). Привлекательность «Деревенской помолвки» объяснялась не только общедоступной ясностью ее содержания (подписание брачных документов и вручение приданого), но и живописными качествами (чет­кая, рационально упорядоченная композиция, подчеркнутая статуарность фигур, экспрессивная мимика персо­нажей). Убедительное правдоподобие изображенной ситуации и ее натуралистическая трактовка заставляли зрителей сопереживать героям, словно это их родственники или друзья. Вместе с тем колоссальный успех «Деревенской помолвки» был обусловлен также ее дидактикой в духе нового сентименталистского романа и новой идеологии энциклопедистов (светская концепция брака, рассматривавшегося главным образом как гражданский акт, а не сакральное религиозное таинство, «договор с Богом»). Образы Греза - скорее обобщенные типы, чем конкретные индивидуальности. Благородный отец многочисленного семейства - образцовый гражданин, осознающий свой долг и моральную ответственность за счастье и благополучие своих детей. Старая мать, опечаленная расставанием с дочерью и одновременно радующаяся устройству ее судьбы. Жених, почтительно внимающий советам тестя, который напоминает зятю о предстоящих ему обязанностях. Целомудренно скромная и застенчивая невеста. Аккуратно сложенные на полке буханки хлеба, изображенные в глубине картины, указывают на усердное трудолюбие преуспевающего земледельца, обеспечивающего своей семье «хлеб насущный» (труд как единственное право на собственность). Курица с цыплятами на переднем плане намекает на будущую роль невесты — рождение и воспитание детей. Задуманная в контексте просветительского идеала брака и семейных отношений, «Деревенская помолвка» декларировала необходимость неукоснительного соблюдения женихом и невестой функций, предписанных им законами природы. Именно это, как считали энциклопедисты, является одним из главных гарантов жизнеспособности брачного союза и, соответственно, социальной гармонии и стабильности. Наряду с бытовыми картинами Грез, большой популярностью в Салоне пользовались его tetes d'expression - изображения миловидных девушек, которые с умилением ласкают собачку, плачут над умершей птичкой, задумчиво смотрят на разбитый кувшин или возводят к небу глаза в молитве. Несмотря на слащавую сентиментальность и надуманность этих картин, в которых Жан-Батист Грёз подчеркивал грацию и кокетливое жеманство своих моделей, салонная публика с восторгом созерцала «tetes d'expression», восхищаясь не только эмоциональностью образов, но и мягкой плавностью линий, дымчатой светотенью и гармоничной колористической гаммой. Между тем, несмотря на феноменальную славу, которую приобрел Грез благодаря бытовым сценам и tetes d'expression, художник стремился получить звание исторического живописца, самое престижное в академической иерархии жанров. В 1769 году Грез представил на суд академиков morceau de reception на сюжет из античной истории «Септимий Север упрекает своего отца Каракаллу в покушении на его жизнь» (Париж, Лувр). Члены академического жюри сочли композицию неудачной, поскольку Грез использовал в трактовке исторической темы приемы, характерные для бытового жанра. Претензии Греза на Grand style, мало соответствовавшие его творческим возможностям, были признаны необоснованными, и его приняли в Академию как жанрового живописца. Особую ценность в художественном наследии Жан-Батист Грёз представляют портреты. Они более искренние, естественные и правдивые, нежели его бытовые сцены - «живые картинки», иллюстрирующие пороки и добродетели. Предпочитая изображать близких или хорошо знакомых ему людей, Грез умел передать неповторимое своеобразие внешнего облика и основные черты характера человека, однако его портреты не отличаются той глубиной психологического анализа и тем артистизмом исполнения, которые были присущи лучшим работам его современников: М. К. де Ла Тура и Ж. Б. Перроно. Для живописного стиля Жан-Батист Грёз типичны гладкая, вялая и монотонная манера письма и маловыразительный колорит с преобладанием коричневых, оливковых и серых тонов. В преддверии Французской революции и в послереволюционный период произведения Греза, не отвечавшие вкусам и требованиям новой эпохи, постепенно вышли из моды, хотя художник и написал портреты Наполеона и видных деятелей революции. В Салонах 1800, 1802 и 1804 гг. Грез по-прежнему экспонировал картины на свои излюбленные темы. В последние годы жизни Грез почти не имел заказов и умер всеми забытый, в бедности. Подобно Антуану Ватто, Франсуа Буше и Ж. О. Фрагонару, Грез был одним из лучших рисовальщиков XVIII века. Самое богатое собрание рисунков Греза как по количеству листов (125), так и по качеству их сохранности находится в Государственном Эрмитаже. Это штудии натурщиков, созданные в период обучения в парижской Академии живописи и скульптуры, подготовительные этюды к картинам (преимущественно фигуры, головы, руки), выполненные в обобщенной манере смелыми и динамичными штрихами, а также эскизы законченных композиций. Грез-рисовальщик виртуозно работал в различной технике: черный мел, сангина, тушь, сепия, акварель, «три карандаша». Одна из самых крупных коллекций произведений художника хранится в музеях России, и это закономерно. В конце XVIII - начале XIX вв. Грез, наряду с Ю. Робером и К. Ж. Берне, был наиболее почитаемым из французских художников в нашей стране. Его талант высоко ценили графы Н. А. Демидов, А. С. Строганов и А. П. Шувалов, князь Н. Б. Юсупов, президент Академии художеств И. И. Бецкой. Демидов, который жил в Париже в одном доме с Грезом, купил непосредственно в его мастерской и заказал ему 25 картин. Юсупов состоял с Жаном-Батистом Грёзом в регулярной переписке. Екатерина II приобрела в 1766 году по совету Д. Дидро знаменитого «Паралитика». В 1782 году парижскую мастерскую Греза посетили граф и графиня Северные (будущий император Павел I и его супруга) и заказали ему картину («Вдова и ее кюре» - 1786, Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж). Писатель И. С. Тургенев, не питавший к творчеству Греза особой симпатии, купил тем не менее, поддавшись моде, одну из его tetes d'expression. Две женские «головки» украшали дом М. И. Чайковского, брата композитора. Шарден Жан Батист Симеон (Chardin Jean-Baptiste Simeon) (1699-1779) Французский живописец. Известный мастер натюрморта и бытовых сцен, один из создателей новой портретной концепции в европейской живописи века Просвещения. Учился у П.Ж. Каза, Н.Н. Куапеля и Ж.Б. Ванлоо, работал в Париже. Ранним работам Шардена свойственны декоративная эффектность и сюжетная занимательность, но к 1730-м годам Шарден вырабатывает собственную манеру, отличающуюся благородной сдержанностью, ясностью и простотой стиля. Жанровые работы художника Шардена проникнуты тонким лиризмом, ненавязчивым утверждением достоинства людей "третьего сословия" ("Разносчица", 1739, Лувр, Париж, "Молитва перед обедом", 1744, Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург); образы детей ("Мальчик с волчком", 1738, Лувр, Париж) и портреты взрослых (портрет жены, пастель, 1775, Лувр, Париж) отмечены жизненной непосредственностью и задушевностью атмосферы. Блестящий мастер натюрморта, Шарден создавал композиции со скромным набором предметов, строгостью и продуманностью построения, материальностью и мягкостью живописной фактуры создающие ощущение органической связи мира вещей с жизнедеятельностью человека ("Трубка и кувшин", около 1760-1763, Лувр, Париж; "Натюрморт с атрибутами искусств", 1766, Эрмитаж, Санкт-Петербург). Живописи Шардена присущи единство серебристо-серого и коричневатого тонов, богатство рефлексов и едва уловимых оттенков, гармонизирующих переходы от света к тени. Во французском искусстве второй половины XVIII века мощное развитие получило демократическое направление и его самым значительным художником был Шарден. Вместе с этими новыми для искусства героями в живописи появились изображения простых повседневных вещей, окружающих человека: предметов домашнего обихода — кухонной и столовой посуды; съестных припасов — дичи, овощей и фруктов; а также предметов, которыми пользуются люди интеллектуального и художественного труда — архитекторы, художники, музыканты, ученые. Натюрморт был любимым жанром Шардена. Своим творчеством художник утвердил его во французском искусстве как самостоятельный вид живописи. Обычно набор предметов в натюрмортах Шардена невелик, но художник глубоко продумывает их сочетание и расположение, тонко выявляет их связь с человеком, который ими пользуется. «Натюрморт с атрибутами искусства» в какой-то мере «автобиографичен»: на длинном столе изображены вещи, связанные с трудом художника. Это гипсовый слепок с головы бога Меркурия, несколько книг, свитки листов с гравюрами, рейсфедер, транспортир. Их расположение непринужденно и свободно, но в нем есть строгая закономерность и гармония. Отмечая колористический дар Шардена, Дидро писал: «О, Шарден! Не белую, красную и черную краски растираешь ты на своей палитре: самую материю, самый воздух и самый свет берешь ты на кончик своей кисти и кладешь на полотно». Натюрморт написан в светлых, легких тонах с поразительным ощущением тончайших оттенков цвета. Выделяющаяся на светлом фоне белая голова Меркурия вносит торжественную ноту, приподымает мир предметов над обыденностью, придавая ему гордое и возвышенное звучание. Родившись с символичной точностью в последний год уходившего «великого века», Шарден начал свой путь подмастерьем, писавшим аксессуары в охотничьих сценах. Но еще задолго до смерти, пришедшей к нему в восемьдесят лет, Шарден снискал всеобщее уважение как художник-философ — немыслимое среди живописцев XVIII века. Посмертная слава Шардена превзошла прижизненную. В XIX веке натюрморт, который, благодаря ему, стал жанром первостепенным, продолжал быть видом творчества, полным глубокой мысли, вопреки обычному своему назначению — оставаться просто живописью как таковой. Натюрморты Шардена сразу же вспоминаются, когда мы смотрим на большие натюрморты Сезанна, написанные им — знаменательное совпадение — тоже в последний год уходящего века, в 1899 году. Эти натюрморты заложили ключевую позицию в главной установке искусства XX века — преодолении иллюзии, всякой иллюзорности как таковой. Только после этого воздействие потенциала, заключенного в искусстве Шардена, можно будет считать исчерпанным. Картина Жан-Батиста Симеона Шардена "Юная учительница". Сюжет картины несложен: молодая девушка учит ребенка чтению. Написанная очень правдиво, с прямотой и непосредственностью, картина передаст ту неразрывную эмоциональную связь, которая объединяет обе фигуры. Фон трактован обобщенно, без особых деталей; густо и равномерно положенные мазки создают впечатление глубины и устойчивости. Это молчаливая картина, по ощущению бесконечно длящегося времени она похожа на работы Яна Вермеера. Только изображение ключа в одном из ящиков стола нарушает магическую атмосферу безмятежности и покоя. Шарден был ведущим мастером жанровой живописи и натюрморта во Франции XVIII века. Его простые, лишенные сентиментальности композиции отличаются глубиной чувства, спокойная, продуманная красочная гамма свидетельствует об острой наблюдательности и понимании формы. В нашем столетии творчество Шардена вновь обрело популярность, благодаря почти абстрактному характеру трактовки форм. Многие считают его величайшим мастером жанровой живописи своего времени. Серия жанровых образов Шардена, посвященная теме женского трудолюбия, и иная, параллельная ей серия, повествующая о жизни, проводимой в развлечениях, будь то подростки из дворянских семейств или их бабушки, — это одна и та же действительность, раскрываемая в разных формах. Так, например, в картине, названной Шарденом "Разносчица", женщина возвращается с рынка, нагруженная больше, чем следует, и на минуту останавливается отдохнуть в коридоре между гостиной и кухней, чуть задумчивая и грустная; вместе с нею и мы как бы приостанавливаемся и спокойно ждем, и за эту минуту успеваем задуматься о том, на что же мы все-таки смотрим. Проникнутые симпатией к этому образу, мы подходим ближе и всматриваемся в картину. Перед нами — зернистый красочный слой, и этот бархатистый цвет является одновременно и реальной материей жизни, и неким возгоранием света, мягко окутывающего всю изображенную среду. Цвет всеобъемлющ, и этим все сказано. Сквозь дверной проем открывается еще одно помещение — кухня, и там, в прохладно-серой мозаике пространственных переходов мы видим горничную с ее особой повадкой и стройной осанкой, медный чан для питьевой воды и далее — еще одну стену. Перед нами — одновременно и само пространство, и некая схема пространственных зон; цвет, выступающий как материальный носитель живописи, снова оказывается в роли посредника между средствами искусства и самой жизнью. И в семьдесят шесть лет ощущение Шарденом себя и своего ремесла было одновременно жизнерадостным и скромным; его мастерство оставалось неизменным, но при этом оно как бы пряталось в тени. Высказывание Сезанна (от 27 июня 1904 года) относительно свободы, с какой Шарден использовал плоскости для изображения носа, может быть, не сразу понято, но оно хорошо раскрывает близость творческих установок этих двух мастеров. Могут возразить, что мы подходим к Шардену как к художнику современному, но позволим себе процитировать его современника, философа Дени Дидро, так описавшего картину "Бриошь" (Десерт): „Это человек, который действительно является живописцем; он подлинный колорист.... Такого рода магия выходит за пределы понимания. На поверхности видны многочисленные, положенные один на другой цветовые слои и их пространственный эффект идет из глубины..." Столь глубокое понимание художественных процессов, какое демонстрирует Дидро, само по себе уникально. Он улавливал момент исчерпания стиля, когда последний принимал ложное направление и терял четкость выражения. Так же остро Дидро понимал, что шарденовская позиция "между природой и искусством", несмотря на популярность в кругах художников, еще не оценена во всех ее возможностях. Дидро предвидел, что подлинно философский смысл творчества Шардена еще ждет своего открытия: его глубинные ценности принадлежали будущему живописи.