9.5. Гуманитарный идеал и горизонты новой психологии

Как показала приведенная выше дискуссия, можно утверждать, что про­изошла следующая существенная подмена в обосновании того, что сле­дует считать гуманитарной парадигмой в психологии. Наличие гуманис­тических целей, ориентация на человека, на раскрытие роли символов и смыслов стали критерием наличия особого мышления — значит и его способов, приемов (имплицитно под этим подразумевается изменение схем индивидуального мышления). Однако остался без обсуждения вопрос о том, почему принятие этих установочных принципов подра­зумевает отказ от той логической компетентности, которая связана с логикой обычного дискурсивного мышления и мышления научного, опирающегося среди прочих надындивидуальных нормативов и на экс­периментальный метод. Целевая направленность на развитие гумани­стической психологии стала почему-то отождествляться с другими ти­пами размышления — главное, чтобы не экспериментального.

Однако то, что на теоретико-экспериментальном пути познания цен­ности выступают «внешними», фиксирует только определенный этап этого познания — принятие классической картины мира. В психоло­гическом познании их вынесенность вне процесса взаимодействия че­ловека с человеком чрезвычайно условна, а для ряда теорий (с базовы­ми категориями опосредствования, бессознательного и ряда других) и невозможна, что позволяет говорить о такой психологии, как неклас­сической (независимо от места работы психолога — в академическом учреждении или в психологической консультации).

В методологической работе [Карицкий, 2002], дающей наиболее полную систематизацию известных психотерапевтических практик (включая и восточные), лишь часть из них относится автором к гума­нистическим. Огромное число практик представляет собой манипу-лятивные техники, куда автор относит поведенческое и когнитивное направления. Развитие личности как высшая ценность видится при этом только в практиках психологов гуманистического направления. В таком представлении не разводятся цели и техники; остается непо­нятным, почему же когнитивная ориентация не связывается с гумани­стическим идеалом или почему, например, категория переживания, а не мышления должна стать ведущей для психотехнического метода. Воз­вращение уважения человеку мыслящему (отвечающему за «додумы­вание» мыслей) — вот высшая ценность, следующая, например, из ра­бот М. Мамардашвили [1992]. Ценность интеллектуального анализа — позиция Дильтея в его реальной (описательной) психологии.

Обращает внимание также следующий исследовательский аспект психопрактического процесса: это «уточнение техники и технологии, особенности терапии, развития, саморегулирования и другое» [Кариц­кий, 2002, с. 108]. Первые три цели отвечают гуманистическому идеалу только в том случае, если достигаются следующие — развитие, саморе­гулирование и другое; но это как раз техниками и технологиями самими но себе не задается. Личностный рост в качестве цели психотерапевти­ческого взаимодействия не может рассматриваться бесценностно: кри­тично оцениваться может и сам факт направления личности в ту или иную сторону (пусть и вместе выстраданную), и сама подмена идеи вспо­моществования изначальной ценностью гуманистического идеала, свя­зываемого в данном случае не с личностью психолога, а с флагом, мар­кирующим его как представителя того или иного направления.

Прямое связывание гуманистического идеала только с реализацией психотехнических практик и тем более с одним из теоретических на­правлений — гуманистической психологии — никак не означает переход к постнеклассическим идеалам, предполагающим наряду с оценочно-стью еще и принцип толерантности. Но, главное, в нашей литературе в связи с этим прослеживается подчас грубая историческая ошибка сме­шения гуманистической психологии и гуманитарной парадигмы.

Отметим те основные положения, которые объединяют авторов гуманистической психологии (Г. Олпорт, А. Маслоу, К. Роджерс, Ш. Бюлер, Р. Мэй и др.).

• Личность представляет собой уникальную и неповторимую це­лостность, изучать которую необходимо во всей ее конкретной данности, а не в отдельных ее проявлениях. Отсюда делается вы­вод, что анализ отдельных случаев часто не менее важен, чем вы­явление каких-либо статистических закономерностей.

• В природе человека заложены потенции к непрерывному самораз­витию. Главное в личности — ее устремленность в будущее. По­этому познание личности должно быть сосредоточено не столько на изучении ее прошлого, сколько на анализе того, к чему она устремлена, как она представляет себе свое будущее.

• Гуманистическая психология противостоит теориям, опираю­щимся на принцип гомеостаза (стремление к равновесию), ибо сам способ существования личности есть процесс постановки и достижения все новых и более сложных целей. Ведущими дви­жущими силами развития личности выступают присущие чело­веку мотивы развития, побуждающие ее к постоянному поиску творческого напряжения.

• «Внутренний мир человека сильнее влияет на поведение, чем внеш­ние стимулы окружающей среды» [Роджерс, 1984, с. 222]. Отсюда делается вывод, что внутренний, феноменальный мир человека должен (и может) изучаться с такой же тщательностью и точно­стью, как и внешние условия его жизни.

• Любое воздействие на личность (в том числе терапевтическое и воспитательное) должно быть непрямым (косвенным), исключа­ющим прямое внушение. Терапевт должен с глубоким уважением относиться к индивидуальной позиции личности, сопереживать че­ловеку и выступать в качестве его второго «Я». Но ответствен­ность за принимаемые решения и их реализацию клиент берет на себя.

Итак, какие-то теории заведомо относятся к гуманистическим по пред­мету изучения и принципам отношения к нему в психологическом ис­следовании (это гуманистическая психология, громко заявившая о себе за рубежом в 1960-е гг.). Какие-то — по принципу, отражающе­му ориентацию на неэкспериментальный подход. На этом (втором ос­новании), как отмечал О. К. Тихомиров [1992], к «гуманистическим теориям» относят и концепцию Дж. Брунера (ярчайшего представи­теля когнитивного подхода), и ряд других.

Экспериментальный метод составляет сердцевину исследователь­ской науки. Эта позиция разделяется представителями разных психо­логии, в частности и большинством представителей гуманистической психологии [Крипнер, де Карвало, 1993], и М. Хайдеггером [1992], и исследователями, работающими осознанно в рамках эксперименталь­ной парадигмы, неправомерно отождествляемой с естественно-науч­ной в психологии, но стоящими на разных теоретических позициях.

Можно сказать, что обе рассматриваемые парадигмы отличаются ско­рее провозглашением идеалов, действительно относящихся к разным эпохам в представлении целей психологии. «Гуманитарный идеал на­учного познания предполагает особый тип объекта изучения (уникаль­ные, духовные феномены), изучение как взаимоотношение с изучаемым объектом (отсюда этический подход и проблема ответственности пси­холога), сочетание изучения и понимания (интерпретаций), такое из­учение, которое способствует духовному процессу в человеке...» [Психо­логия и новые..., 1993, с. 14]. Психолог, помогающий человеку развиться, также и «замышляет» его, что означает вовлечение в общение как среду существования личности, взаимное самовыражение испытуемого (кли­ента) и психолога.

Не знаем, кто бы стал спорить с необходимостью реализации гумани­стического идеала в психологическом исследовании. Но в психологии личности в целом это более связывается с идеями саморегуляции, само­движения, саморазвития человека, который делает себя своими реше­ниями и поступками. В условиях психопрактического действа он лишь напарник, и еще вопрос, с какими функциями. Не случайно в последние годы стали обсуждать проблему деструктивной психотерапии. Дру­гой вопрос — это действительно подчиненная роль исследовательских це­лей. Но это следует из утверждения области, которую справедливо назы­вают практической психологией. Практическая направленность заведомо уводит от цели построения теории на пути ее соотнесения с получаемы­ми опытными данными и потому, что характер данных в таком практи­ческом действе уже иной, и потому, что достигать практических целей действительно можно, минуя область теории¹.

В качестве науки, а не собственно практикующей области, психоло­гия без построения теоретического мира невозможна. Как показывает пример отечественных монографий [Василюк, 2003; Карицкий, 2002], даже практическая психология видит смысл в своей методологической рефлексии. Но этот мир (миры психологии) может оказаться очень раз­ным при ориентировке на те или иные парадигмы у авторов, которые хотели нечто в психологической реальности исследовать и объяснять. Современная психология ищет новые горизонты в своих целях и сред­ствах. Из этого не следует, что она должна отказываться от какой-то парадигмы в пользу какой-то другой. Да это и невозможно без теоре­тического переосмысления целей и способов построения психологиче­ского знания. Но вот привязывание теоретического мира психологии к дихотомии «естественно-научная — гуманитарная парадигмы» может действительно быть вредным занятием: как мы показали, на самом деле могут спорить не эти парадигмы между собой, а парадигмы, связывае­мые с этапами развития картины мира (и человека в нем).

Из явного устаревания принципа каузальности, имеющего в основе физическое понимание причинности, не следует, что психология долж­на отказаться от объяснительных принципов научных методов или от развития исследовательских целей и средств их достижения. Тем более из этого не следует, что гуманистические ценности в психологии долж­ны противопоставить ее методологию классическому идеалу науки. Пре­одоление классического идеала рациональности столь же связано с завоеваниями философской мысли и практической деятельности че­ловека. Как показала дискуссия 1993 г., да и развитие психологии в по­следовавшее за ней десятилетие, в постнеклассической картине мира предложенного в ней противопоставления нет. С одной стороны, гума-¹ Наличие тележек для пассажиров в аэропорту — несомненно гуманисти­ческое вспомоществование. И оно решает явно иную цель, чем подъем в воздух авиалайнера. Но если тележку можно «сработать» и не погружаясь в ньтонов-скую науку, то решение практических задач самолетостроения без теоретизи­рования невозможно.

нитарный идеал существует скорее как провозглашаемая ценность и «об­раз желаемого результата», чем указание новых путей психологического познания [Юревич, 1999]. С другой стороны, современные исследова­ния все более уводят от противопоставления человека миру природы, а общий поиск альтернативных классическому механицизму теорий — в частности, ориентированных на познание самоорганизующихся сис­тем, — сближает разные типы мышления — физического и иного («гу­манитарного»).

Итак, естественно-научная и гуманитарная парадигмы пока не раз­личаются методами, поскольку ориентацию на «гуманитарный идеал» можно реализовывать и в академической психологии, и психотехниче­ской практике, а психологи в рамках гуманистического направления ис­пользуют и экспериментальный метод, и все возможности своего мыш­ления, сформированные человечеством как надындивидуальные схемы познания в периоды и античности, и классической картины мира (по­строенной естествознанием Нового времени), и неклассической — в пер­вую очередь в связи с принятием данности психологического факта толь­ко как результата субъект-субъективного взаимодействия.

В рамках представления этой уже уходящей в прошлое дискуссии¹ важно упомянуть также новую методологию П. Фейерабенда. В сво­ей работе «Против методологического принуждения» он говорил о необходимости оставлять за человеком право выбора в связи с тем, что традиции научного образования, сглаживающие выдающиеся черты, препятствуют становлению индивидуальности.

Напомним также, что одним из аспектов изменения психологиче­ских теорий, не позволяющим переносить на современное состояние психологической науки то понимание кризиса, о котором писал Вы­готский, стало изменение самих объяснительных принципов, уже не подводимых под классическое понимание замкнутости причинного круга явлений.