Даже разделяя энтузиазм Дойча, нельзя не признать, что мы сталкиваемся здесь с гигантской, беспрецедентной проблемой.

В-третьих, наши предшественники не были такими неуправляемыми, как мы. Они отнюдь не считали, будто каждый человек, руководствуясь собствен- ной интуицией, должен сам решать, что является однородным, т.е. поддаю- щимся сравнению, а что — неоднородным, т.е. несопоставимым. Как указы- вает терминология, они сравнивали вещи, относящиеся "к одному и тому же роду". Иными словами, предпосылки сравнения были заложены в самом ана- лизе per genus et differentiam*, т.е. в таксономической обработке данных. В этом контексте "сравнимый" означает нечто, принадлежащее к одному роду, виду или подвиду, короче говоря, к единому классу. Соответственно, класс привно- сит в сравнение "элемент подобия", тогда как "различия" выступают в каче- стве видов некоего рода, подвидов какого-то вида и т.д. — в зависимости от того, насколько точным должен быть анализ. Однако сегодня — и в этом глав- ная загвоздка — необходимые для сравнения таксономические предпосылки игнорируются, а то и вообще не признаются.

Сейчас мы уже в большей степени подготовлены к обсуждению нашего ис- ходного вопроса. Так почему же проблему "перемещаемости" в сравнительной политологии пытаются сгладить с помощью такого неэффективного средства, как "концептные натяжки", вместо того чтобы прямо ее поставить? Хотя на- ше нежелание энергично взяться непосредственно за ее решение объясняется множеством причин, важнейшей является то, что на нас повлияло предполо- жение о том, будто наши трудности можно преодолеть путем перехода от во- просов качества к вопросам количества. Приводимая в пользу этого аргумен- тация сводится примерно к следующему. Если концепты фиксируют различия сущностного плана, т.е. если мы занимаемся анализом типа "или — или", нам не избежать затруднений; но если исходить из того, что в концептах кроется вопрос "больше или меньше", т.е. они указывают на различия в степени, то наши сложности можно снять с помощью измерения, и реальная проблема со- стоит именно в том, как измерять. И пока модели измерения не найдены, к категориальным концептам и таксономиям следует относиться с подозрением (а быть может — и совсем от них отказаться), ибо они олицетворяют собой "устаревшую логику качеств и свойств, плохо приспособленную для изучения величин и зависимостей" [цит. по Martindale 1959: 87]**.

Согласно проведенному мною анализу, таксономическое развертывание есть необходимое условие сравнения и даже его предпосылка, которая стано- вится тем важнее, чем меньше мы можем надеяться на реальное познание то- го, что сравниваем. Из рассмотренной же выше аргументации следует, что у количественного анализа (квантификации) нет недостатков; напротив, он обеспечивает средства для борьбы с недостатками и несоответствиями анали- за per genus et differentiam. На мой взгляд, отбрасывая так наз. "устаревшую ло- гику", мы глубоко заблуждаемся и фактически становимся жертвами пороч- ного мышления. Эту точку зрения я и попытаюсь сейчас обосновать.

II. Квантификация и классификация

Весьма запутывает проблему неправильное употребление языка количествен- ного сравнения, который оказывается не более чем языком. Иными словами, мы зачастую рассуждаем о степенях и измерении, "не только не проведя каких- либо реальных замеров, но и не планируя их проводить и даже не имея сколь- ко-нибудь внятного представления о том, какая предварительная работа требу-

* Per genus et differentiam (лат.) — через сродство и различия. — Пер.

** Комментируя это высказывание К.Ф.Гемпеля, Д.Мартиндейл небрежно замечает, что "в сво- их оценках Гемпель ориентируется на точку зрения естественных наук". Но аналогичный ход мысли демонстрирует и сведущий в статистических методах исследователь Х.М.Блэлок, который заявляет: "Хотя, конечно, постоянно мыслить на языке свойств и дихотомий технически возмож- но, возникает вопрос: а насколько это практично?" [Blalock 1964: 32].

ется для того, чтобы подобные замеры можно было осуществить" [Kaplan 1964: 213]. Так, обнаруживается, что в большинстве стандартных учебников номи- нальные шкалы описываются как "шкалы измерения" [см., напр. Festinger, Katz 1953; Selltiz et al. 1959]. Но номинальная шкала есть не что иное, как класси- фикация по качеству, и я абсолютно не понимаю, что такая шкала измеряет или может измерить. Конечно, различные классы [объектов] можно пронумеровать, но это лишь форма кодирования, облегчающая их идентификацию, которая не имеет ни малейшего отношения к квантификации. Точно так же непрерывное использование выражения "это вопрос степени" и образа "континуума" остав- ляет нас наедине с качественно-импрессионистскими утверждениями, ни на йоту не приближая к количественному сравнению. Сходным образом мы все ча- ще рассуждаем о "переменных", которые не являются переменными в собст- венном смысле слова, так как не отражают свойств, поддающихся сортировке по степени и предполагающих возможность измерения. Разумеется, не про- изойдет ничего страшного, если нам понравится употреблять слово переменная как синоним слова концепт, но мы занимаемся самообманом, если и вправду полагаем, будто, называя что-то "переменной", получаем таковую.

В итоге поверхностное (а иногда — и жульническое) использование языка количественного сравнения изрядно преувеличивает тот уровень, до которого политическая наука поддается квантификации и, что еще хуже, затемняет са- мо понятие количественного анализа. Разграничительную линию между ре- альной квантификацией и жаргонным употреблением соответствующего язы- ка провести очень просто: количественный анализ начинается с цифр и име- ет место тогда, когда цифры используются согласно их арифметическим свой- ствам. Гораздо сложнее уяснить многообразные переплетения смыслов кван- тификации за этой разделительной чертой. И все же, несмотря на тесные вза- имосвязи между отдельными смыслами, можно выделить три широких значе- ния и области применения понятия: (а) измерение; (б) статистическая опера- ция и (в) формальная математическая обработка.

В политической науке мы обычно обращаемся к первому значению. Ина- че говоря, в большинстве случаев квантификация политологии заключается в: (а) придании числовых значений позициям (измерение в чистом виде); (б) ис- пользовании нумерации для обозначения расположения позиций (порядковые шкалы) и (в) измерении различий или расстояний между позициями (интер- вальные шкалы)*.

Помимо приемов простого измерения, мы располагаем также эффективны- ми статистическими методиками, не только защищающими от ошибок при определении выборок и проведении замеров, но и позволяющими выявлять значимые соотношения между переменными. Однако процесс статистической обработки может начаться лишь тогда, когда получено достаточно числовых показателей по достаточному количеству позиций, а главным для дисципли- ны он становится только в том случае, если мы располагаем переменными, которые измеряют то, что заслуживает измерения. Оба эти условия, особенно последнее, довольно сложно соблюсти**. И действительно, детальный анализ наших статистических "открытий" с точки зрения их теоретической значимо-

* Вопрос о том, могут ли порядковые шкалы действительно рассматриваться как шкалы измере- ния, в известном смысле остается спорным: большинство наших классификационных разрядов появляется без помощи числовых оценок, и когда упорядоченным категориям присваиваются значения, то эти значения носят условный характер. Тем не менее имеется немало оснований для того, чтобы провести границу, разделяющую сферы количественного и качественного анализа, скорее между номинальными и порядковыми шкалами, чем между порядковыми и интервальны- ми. С другой стороны, даже если на практике разрыв между последними двумя шкалами далеко не так велик, как в теории, с математической точки зрения интересны именно интервальные шкалы и, конечно же (причем еще в большей степени), шкалы кардинальных чисел.

** В противном случае сравнительный метод сводился бы преимущественно к статистическому, ибо тот, бесспорно, представляет собой гораздо более совершенный инструмент контроля. Убе- дительный анализ связей и различий между этими методами см. Lijphart 1969.

сти — и/или "более релевантной" политической науки — указывает на огром- ный разрыв между победными реляциями и реальным положением дел. К со- жалению, то, что делает статистический подход теоретически значимым, не имеет ничего общего со статистикой.

Что касается завершающего этапа квантификации — формальной математи- ческой обработки, то очевидно, что политическая наука вступает в диалог с ма- тематикой лишь "спорадически" [Benson 1967: 132]*. Столь же очевидно, что мы редко (если такое вообще случается) достигаем изоморфного соответствия эмпирических связей между вещами формальным соотношениям между циф- рами**. Блуждая в тумане неправильно определенных в качественном плане концептов, мы можем, конечно, расходиться в оценке дальнейших перспек- тив*** или целесообразности создания формализованных систем четко уста- новленных количественных соотношений (математических моделей). Однако если обратиться к опыту использования математических методов в экономике, то обнаружится, что внедрение математики там "всегда отставало от качествен- ных и концептуальных усовершенствований" [Spengler 1961: 176]****. И я пол- ностью убежден, что такая последовательность не случайна. Существует весь- ма веская причина, по которой квантификация должна отставать — в любой сфере знания — от развития качественного и концептуального.

В этой бессмысленной сваре по поводу количественного анализа и его со- ответствия классическим законам логики мы, как правило, просто забываем о том, что создание концепта предшествует квантификации. Приступая к размы- шлениям, мы неизбежно пользуемся качественным (естественным) языком, к какому бы берегу мы впоследствии ни приплыли. Соответственно, нет ника- ких способов обойти то обстоятельство, что человеческий разум — так уж ус- троен наш мозг — требует отграниченных друг от друга позиций, аналогичных в своей основе (несмотря на все последующие уточнения) тем единицам, на которые как раз и делится естественный, или качественный, язык.

Полное непонимание существа дела кроется за доводом о том, что такие отграниченные друг от друга позиции может дать статистическая обработка данных, т.е. сами факты укажут нам, откуда их брать. Этот довод работает только в рамках концептуальных отображений, которые сперва должны сооб- щить нам о том, из чего состоит реальность. Поэтому следует подчеркнуть, что задолго до того, как появились данные, способные говорить сами за себя, фундаментальные сочленения языка и мышления стали достигаться логичес- ким путем (за счет кумулятивного усовершенствования концептов и цепочек согласованных определений), а не с помощью измерений. Измерений чего? Мы не можем измерять, не узнав предварительно, что представляет собой

* В упомянутой работе дан также полезный обзор литературы по данной теме. Предварительные подходы см. Alker 1965. Обсуждение проблемы применения количественного анализа в различ- ных социальных науках см. Lerner 1961.

** Классическим примером является перевод (частичный) на язык математики теоретической си- стемы "Группа индивидов" Дж.Хоуманза, осуществленный Г.Саймоном [Simon 1967: ch. 7]. В сфере политологии подобных достижений нет. Более того, в наиболее значимых работах по дан- ной теме проблематика политических наук блестяще отсутствует [см., напр. Arrow 1951; Lazarsfeld 1954; Kemeny, Snell 1962].

*** Возможно, математический рывок в дисциплине не за горами, и дело лишь за развитием не- количественных исследований. Но если кто-то возьмется судить об этом на основании специаль- ного выпуска "Международного бюллетеня социальной науки", представленного К.Леви-Стро- сом и посвященного "математике человека" [International Social Science Bulletin 1954], то [вынуж- ден предупредить, что] это издание серьезно искажает реальную картину. Гораздо интереснее точка зрения Дж.Г.Кемени [см. Kemeny 1961: 35-51], а также модальная логика, разработанная группой Бурбаки [Elements de mathematique s.a.]. Общую оценку ситуации см. Kemeny et al. 1957.

**** Дж.Спенглер указывает также, что "внедрение в экономическую науку количественных ме- тодов не привело к каким-либо потрясающим открытиям" [Spengler 1961: 176]. Хотя в настоящее время формальная экономическая теория в значительной мере изоморфна алгебре, математиза- ция экономики практически не увеличила прогностический потенциал этой дисциплины, и за- частую складывается впечатление, что мы палим из пушек по воробьям.

объект нашего измерения. Степень присутствия чего-либо также не несет в себе информации относительно того, о чем же идет речь. Как точно сформу- лировали эту проблему П.ФЛазарсфелд и У.Бартон, "прежде, чем мы сможем установить наличие или отсутствие некоего свойства... и прежде, чем мы смо- жем классифицировать объекты либо измерить их посредством какой-либо переменной, мы должны выработать концепт этой переменной" (курсив мой. — Дж.С.) [Lazarsfeld, Barton 1951: 155].

Таким образом, моя главная посылка заключается в том, что количествен- ный анализ выходит на сцену после и только после того, как сформирован концепт. Дополнительная же сводится к тому, что "сырье" для такого анали- за, т.е. объекты, подкрепленные цифрами, не может поставляться посредством самой квантификации. Соответственно, правила концептообразования неза- висимы от правил обработки количественных данных и количественных соот- ношений и не могут быть выведены из них. Давайте подробнее остановимся на этом заключении.

Если мы никогда не добивались реальных открытий, исследуя проблему "как много" — в том смысле, что прежде, чем отвечать на этот вопрос, необ- ходимо определить, как много в чем, в каком концептуальном "сосуде", то из этого следует, что количественные открытия ("сколько") являются интеграль- ными элементами качественной оценки ("что это"); и потому нельзя согла- ситься с утверждением, будто количественным исследованиям предстоит вы- теснить качественные. В равной степени это означает, что "категориальные концепты" типа "или — или" не могут уступить место "градационным" (типа "больше, чем — меньше, чем").

Обычно упускается из виду, что логика "или — или" есть подлинная логи- ка построения классификации. Требуется, чтобы категории (классы) были вза- имоисключающими, т.е. категориальные концепты отражают те характеристи- ки, которыми рассматриваемый объект может обладать или не обладать. Две сопоставляемые позиции должны прежде всего принадлежать к одному классу и обладать либо не обладать неким отличительным свойством; и только если они им обладают, их можно сравнивать с точки зрения того, у какой из них данного свойства больше, а у какой — меньше. Поэтому логика градации явля- ется одной из составляющих логики классификации. Точнее говоря, переход от классификации к градации заключается в замене знакового ряда "такой же — иной" членением "такой же — больший — меньший", т.е. во введении ко- личественной дифференциации в рамках качественного подобия (свойств). Яс- но, что в этом случае знак подобия ("такой же"), установленный логикой клас- сификации, — необходимое условие введения знаков "плюс" и "минус".

Можно возразить, что это верно лишь до тех пор, пока мы продолжаем мыс- лить в категориях свойств и дихотомий. Но подобное возражение не учитывает того обстоятельства, что у нас нет какой-либо другой разработанной методики, кроме классификации. И действительно, таксономическое развертывание "рас- паковывает" концепты и играет незаменимую роль в процессе мышления, раз- лагая ментальные соединения на упорядоченные и удобные в обращении набо- ры составных единиц. Стоит добавить, что таксономическая расшифровка не утрачивает своей важности и значимости ни на одном этапе методологическо- го обоснования. Собственно говоря, чем ближе мы подходим к стадии количе- ственной оценки, тем больше мы нуждаемся в линейных шкалах и континуу- мах; между тем дихотомные категоризации служат как раз для установления границ и, тем самым, обеспечивают однолинейность каждого континуума.

Разобравшись с путаницей, порожденной неправильным употреблением языка количественного сравнения, целесообразно тут же привлечь внимание к оборотной стороне медали — к проблеме установления фактов. Мой акцент на концептообразовании не следует толковать в том смысле, что теоретические вопросы волнуют меня больше эмпирических. Это не соответствует действи- тельности, ибо в рамках любой социальной науки концепты представляют со- бой не только элементы теоретической системы, но и — причем не в меньшей

степени — "вместилища" данных. По сути дела, данные — это информация, которая распределяется по "концептуальным сосудам" и обрабатывается в них. И поскольку неэкспериментальные науки в огромной мере зависят от накоп- ления фактического материала, т.е. от внешних (не лабораторных) наблюде- ний, эмпирический вопрос состоит в том, что именно превращает концепт в полезный и действительно надежный "контейнер" для сбора фактов.

За ответом не нужно далеко ходить: чем слабее селективные способности "концептуального контейнера", тем чаще возникают ошибки при отборе фак- тов, т.е. тем больше ложной информации. И наоборот, чем выше избиратель- ность категории, тем достовернее информация. Конечно, сам по себе такой ответ не слишком содержателен, так как он просто указывает на то, что при сборе фактического материала излишняя разборчивость предпочтительнее "всеядности". Однако дело в том, что фактором, определяющим или помога- ющим определить селективные способности категории, выступает таксономи- ческий охват. Поскольку согласно самой логике классификации классы долж- ны быть взаимоисключающими и в совокупности исчерпывающими, таксоно- мическое развертывание обеспечивает упорядоченные серии четко выделен- ных категорий и, тем самым, основу для сбора информации соответствующей точности. И действительно, именно таким образом мы узнаем, надежен ли (и до какой степени) концепт с точки зрения установления фактов.

Но тогда снова возникает впечатление, что мы начали бегать, не научив- шись ходить. При решении наших задач цифровые значения должны прила- гаться к "явлениям", к фактам. Каким образом эти явления, или факты, иден- тифицируются и собираются? Разумеется, мы вполне можем стремиться к то- му, чтобы в конечном итоге перейти от науки "умственных образов" к науке "функциональных взаимосвязей" [Lasswell, Kaplan 1950: XVI-XVII]. Вопрос в том, не отказываемся ли мы от науки "умственных образов", не приобретая ничего взамен. И мне кажется, что именно нашей необдуманной торопливо- стью — в сочетании с некорректным использованием языка количественного сравнения — в значительной мере объясняется не только сбивчивость наших теорий, но и тривиальность и бесполезность многих наших исследований.

По образному выражению ЛаПаломбары, аспиранты рассылаются по все- му миру для "беспорядочной ловли фактов" [LaPalombara 1968: 66] — беспо- рядочной в том смысле, что за ней не стоит таксономическое обоснование; это то же самое, что отправиться на рыбалку, не подобрав сетей. Исследова- тель начинает с того, что составляет анкету, которая в лучшем случае пред- ставляет собой несовершенную "сеть" собственного изготовления. Быть мо- жет, такая стратегия и годится для решения его частных исследовательских за- дач, однако с точки зрения аддитивности и сопоставимости результатов она заведомо порочна. В итоге единое предприятие под названием "сравнительная политология" может завязнуть в болоте все более разрозненной, несоедини- мой и — в целом — вводящей в заблуждение информации.

Полагаемся ли мы на количественные данные или ориентируемся на ин- формацию, носящую более качественный характер, проблема в любом случае сводится к одному и тому же, а именно к необходимости создания категорий, которые бы обладали достаточными селективными способностями при отбо- ре фактов*. Если наши "вместилища данных" будут расплывчатыми, мы ни- когда не узнаем, до какой степени и на каком основании "несхожесть" пере- ходит в "подобие". Но если так, то количественный анализ вполне может не- сти с собой больше неверной информации, чем качественный, особенно учи-

* Вряд ли требуется специально останавливаться на том, что при проведении переписей и, если на то пошло, при сборе данных большинством независимых агентств используются "концепту- альные контейнеры", обладающие крайне низкими селективными способностями. При обраще- нии к стандартным переменным, таким, как уровень грамотности, урбанизации, занятости, ин- дустриализации и т.п., возникает вопрос: а действительно ли они измеряют общие базовые фе- номены? Совершенно очевидно, что — в мировом масштабе — это не так, причем вне зависи- мости от того, заслуживают ли доверия агентства, поставляющие соответствующие данные.

тывая то осложняющее обстоятельство, что неадекватную количественную ин- формацию можно использовать без сколько-нибудь глубокого знания рассма- триваемых феноменов.

Резюмируя вышесказанное, повторю: логику "или — или" нельзя заменить логикой "больше — меньше". На деле обе эти логики дополняют друг друга, и каждая из них имеет свою законную сферу применения. Соответственно, нельзя отказываться от полярных оппозиций и дихотомичных противопостав- лений: они являются необходимым этапом процесса концептообразования. Равным образом совершенно не оправданы негодования по поводу классифи- каций. Мы просто зачастую путаем обычное перечисление (или перечень) с классификацией, и многие так наз. классификации не удовлетворяют даже минимальным требованиям, предъявляемым к таковым.

Сверхсознательный исследователь исходит из того, что изучение политики может стать "наукой" лишь в том случае, если он будет Ньютоном (или сра- зу всеми — начиная с Ньютона и заканчивая Гемпелем). Но политическая на- ука едва ли может взять на вооружение экспериментальный метод (за исклю- чением экспериментов в формате малых групп), и уже сам тот факт, что нам так часто и в таком объеме приходится прибегать к сравнительному методу ве- рификации, указывает на то, насколько мало нам доступны строгие методы, включая статистический. Но если так, значит наши специфические — и глав- ные — проблемы начинаются там, где перестает работать опыт более точных наук. Иными словами, бездумное усвоение всей логики и методологии физи- ки вполне может оказаться разрушительным и, конечно, вряд ли приблизит нас к решению наших специфических задач. Между тем классификации, не- смотря на всю свою ограниченность, остаются необходимой (хотя бы на пред- варительной стадии) предпосылкой любого научного дискурса. Как признавал сам Гемпель, классификационные концепты могут быть использованы для описания полученных в ходе наблюдения данных и формулирования первич- ных, пусть грубых, эмпирических обобщений [Hempel 1952: 54]. Более того, построение классификаций по-прежнему представляет собой главный инстру- мент внесения аналитической ясности во все, что бы мы ни обсуждали, ведь именно классификации заставляют нас в каждый конкретный момент гово- рить о чем-то одном, а о разных вещах — в разное время. Наконец (и это са- мое важное), нам необходимы таксономические сети, чтобы решать пробле- мы, связанные с установлением и хранением фактов. Никакая сравнительная наука о политике невозможна — в глобальном масштабе, — если нельзя опе- реться на широкий массив информации, которая является достаточно точной для того, чтобы ее можно было осмысленно сравнивать. В свою очередь, это предполагает наличие адекватной, относительно устойчивой, а потому — и ад- дитивной регистрационной системы. Благодаря появлению компьютеров и компьютерных технологий создание такой регистрационной системы переста- ло быть чем-то несбыточным — если, конечно, отвлечься от того парадоксаль- ного факта, что чем дальше мы продвигаемся в компьютерный век, тем мень- ше придерживаемся каких-либо логически стандартизованных критериев в своих методах установления и хранения фактов. Поэтому мое внимание к так- сономии есть также проявление озабоченности (1) информационной стороной вопроса и (2) отсутствием регистрационной системы, пригодной для компью- терного использования. Мы вступили в компьютерный век — но не отряся со своих ног прах прежних ошибок.

Alker H.R., Jr. 1965. Mathematics and Politics. N.Y.

Arrow K.J. 1951. Mathematical Models in the Social Sciences. — Lerner D., Lasswell H.D. (eds.) The Policy Sciences. Stanford.

Benson O. 1967. The Mathematical Approach to Political Science. — Charlesworth J.C. (ed.) Contemporary Political Analysis. N.Y.

Blalock H.M., Jr. 1964. Causal Inferences in Nonexperimental Research. Chapel Hill.

Braibanti R. 1968. Comparative Political Analytic Reconsidered. — The Journal of Politics, vol. 30, Feb.