2011_Zhuvenel_B_de_Vlast_Estestvennaya_ist

Глава XIV. Тоталитарная демократия

кого не остается времени для чтения, для размышления, для обсуждения с согражданами серьезнейших вопросов, не имеют... своей воли. Мы решили их отстранить... хотя прекрасно знали, что у этого правила есть исключения».

Философия цензового избирательного права излагалась перед представительным советом Женевы. Этот город являет чистейший пример применения такого права20. Оно дало хорошие практические результаты21, но, несмотря на это, удержаться не смогло. Оно не удержалось ни в одной стране.

В самом деле, если бы избирательная функция была доверена только части народа, это не согласовалось бы с тоталитарным характером, принятым Властью. Она не терпит в обществе никакого сопротивления, не признает никакого группового интереса, противопоставленного общему интересу, который она воплощает. Не участвовать в формировании Власти — значит быть совершенно безоружным. Поэтому несправедливо отстранять от голосования какой-либо общественный класс. Конечно, нежелательно, чтобы люмпенпролетариат, как его называл Маркс, мог своими голосами влиять на внешнюю политику. Но политическая система построена так, что у этой категории нельзя отнять возможность нарушить дипломатию, не лишив ее одновременно возможности защищать себя и улучшать свое положение.

20См. замечательное исследование Вильяма Э. Раппара: William E. Rappard. L’Avènement de la démocratie moderne à Genève, 1814— 1847. Genève, 1936. В женевском микрокосме можно видеть общую тенденцию эпохи.

21«Аристократический строй, порожденный женевской Реставрацией, погубило отнюдь не возмущение жертв его злоупотреблений... Сколь бы ограниченными, сколь бы властными и высокомерными ни казались некоторые из правительствующих, этот строй все же был честным и гуманным. Долгое время его отличали бескорыстие всех, кто ему служил, и сверх того просвещенность и таланты многих из их числа. Все были равны перед правосудием. Государственными финансами распоряжались с экономией тем более замечательной, что этот строй не обнаруживал безучастия к бедности и безразличия к инициативе, проявляемой ради общественной пользы. В действительности Женева, быть может, никогда не знала ни большего материального благополучия, ни большего духовного расцвета, чем после аристократической реставрации» (W. Rappard, p. 424—425).

361

Книга V. Власть меняет облик, но не природу

Печально, но неоспоримо: каждая социальная категория в демократии получает то, что ей должны были бы дать справедливость и гуманность, лишь постольку, поскольку ей позволяет добиться этого весомость ее голосов. Не будет социальных законов без голосования рабочих. Не будет законов, охраняющих женщин, если женщины не допускаются к голосованию.

И так как групповые интересы не обеспечены надлежащими средствами выражения и орудиями защиты, нужно призвать разделить суверенитет социальные категории, неспособные высказать здравое суждение относительно общих интересов.

В той битве за Власть, какой является демократия, те, кого никто не представляет, неминуемо будут раздавлены. Так, дети, в голосовании не участвующие, совершенно забыты и все, что связано с их благополучием, приносится в жертву. В этой системе помочь детям можно не иначе, как уже в колыбели вручив им личную карточку избирателя — единственное средство защиты!

Это абсурдное следствие объясняется смешением мнений и интересов. Если бы интересы охранялись и располагали средствами выражения и действия, можно было бы конституировать Власть через борьбу одних только мнений и притом допускать к состязанию лишь просвещенные мнения.

Без этого фундаментального различения Власть — игрушка интересов, которые, прикрываясь личиной мнений и прибегая к содействиюстрастей,ведутмеждусобоюспорзабольшинство, выступающее арбитром в том, в чем оно не компетентно.

Партии

Акт голосования — явление, указывающее на демократию, но неоднозначное. Голосующие осуществляют право или исполняют обязанность? Выбирают политику или только представителей, которые будут вместо них принимать решения? Здесь не так важно толкование юристов, как общее убеждение. Несомненно, что с точки зрения гражданина голосовать — это право. Столь же несомненно, что сначала он осознанно выбирал человека, а со временем стал выбирать политику. Причина этой трансформации — партии, следствие ее — то, что режим парламентского суверенитета постепенно сменился плебисцитарным режимом.

362

Глава XIV. Тоталитарная демократия

До тех пор пока народ, собираемый по округам, чтобы назначить своих национальных представителей, смотрит на личные заслуги, а не на объявленное мнение, собрание образует элита, состоящая из независимых личностей. Группы здесь формируются по сродству, но они должны беспрерывно распадаться и возникать в новом составе, поскольку мнения, совпадавшие в одном вопросе законодательства, касающемся, например, обороны, могут расходиться в другом, к примеру, связанном с налогами. В таком живом, подвижном собрании мнения, неизменно свободные, борются между собой на благо отечества и в назидание публики.

Но когда представительное собрание получает Власть, как это происходит в демократии, жажда повелевать побуждает членов собрания объединяться в постоянные фракции, частично жертвуя своей личностью ради сплоченности группы и эффективности завоевательных действий.

В будущих выборах усматривают теперь не средство пополнить собрание новыми талантами, а средство усилить или ослабить ту или иную группу. Желая укрепиться, группа обращается к избирателям, просит их предпочесть человеку, хорошо зарекомендовавшему себя благодаря личным заслугам, того, кто причисляет себя к данной группе. «Голосуя за человека как за личность, вы передаете ему свой суверенитет», — говорят избирателю, и это правда. «Голосуйте за определенное мнение, т.е. на практике за человека, которого вы можете не уважать и даже не знать, но который является рупором этого мнения. Так вы осуществите свой суверенитет, вы сообщите правительству определенное направление». Благодаря авторитету своих лидеров и популярности своих принципов группа добивается победы кандидатов, выбранных ею не столько за их достоинства, сколько за то, что они обещают повиновение; причем такие кандидаты будут тем более ей верны, чем менее способны они сделать самостоятельную карьеру.

Отсюда — первое снижение уровня собрания, которое больше не рекрутируется из лучших. Надо иметь соответствующий настрой, чтобы разрешить голосовать вместо себя «почтальону» своей группы или при голосовании позволить понукать себя своему whip*. Надо согласиться быть всего лишь количественным, а не качественным пополнением собрания.

Отсюда и первое унижение для избирателя. В нем видят теперь только вес, который он может положить на ту или дру-

363

Книга V. Власть меняет облик, но не природу

гую чашу весов. Нужно любыми средствами вырвать у него принадлежащий ему голос. После того как в результате реформы 1832 г. было распространено на большее число граждан, у обеих английских партий появилась новая забота: всякий раз следить за тем, чтобы записали избирателей, которых удалось привлечь, и в день голосования поехали за ними, из опасения, как бы они не позабыли выразить свою поддержку. Это было не зрелище народа, гордо осуществляющего свои гражданские права, а, скорее, зрелище двух группировок, правдами и неправдами собирающих голоса, которые могли дать им Власть.

Неуважение к избирателю и принижение избранного, поначалу отмечаемые лишь в отдельных случаях, постепенно войдут в систему. Интересы и амбиции создадут союзы, для которых собрание будет просто носителем Власти, а народ — неким субъектом, комплектующим собрание. Эти союзы научатся завоевывать избирательные голоса и проводить послушных депутатов, которые отдадут своим хозяевам главную добычу — бразды правления.

О политической машине: сбор голосов; как управляющие машиной в конце концов становятся хозяевами депутатов

Политическая машина — быть может, важнейшее изобретение XIX века; честь ее создания, похоже, принадлежит американцу Мартину Ван Бурену*.

Как и всякая другая машина, она экономит много усилий за счет сложности механизма.

Во время предвыборной кампании кандидат должен взять на себя труд убедить электорат, что его мнения — самые здравые, его персона — самая достойная. Машина избавляет кандидата от большей части работы, доставляя ему избирателей, заранее разделяющих его взгляды, так что их даже не приходится излагать, и разражающихся приветственными возгласами, когда называют его имя, которого они прежде никогда не слыхали.

Избиратель в предвыборный период должен взвесить все «за» и «против» предложенных программ и оценить заслуги

364

Глава XIV. Тоталитарная демократия

кандидатов. От этой мороки его избавляет машина, выдающая ему готовый список тех, кого он должен выбрать.

Чтобы получить столь благоприятный двоякий эффект, требуется только организация. Когда-то пример ее показал город Нью-Йорк. В каждом округе — партийное бюро с постоянными оплачиваемыми представителями, которые через иерархию подчиненных, вплоть до руководителя квартальной ячейки, вступают в контакт с каждым индивидуумом, имеющим право голоса. Надо связать их с партией, чтобы на них можно было рассчитывать. Но как? Прожужжать им уши политическими идеями? Так ли восприимчивы люди к доводам разума? Не властвует ли над ними скорее чувство? Не испытывают ли они привязанность к тем, кто в трудную минуту помог им добрым словом, оказал конкретную помощь, нашел работу? Если открыть для них игровые клубы, где они могли бы каждый вечер отдохнуть и выпить в компании одних и тех же товарищей, разве не усвоят они корпоративный дух, разве не будут гордиться эмблемой, под которой проходили их праздники? И когда настанет время, откажут ли они в такой малости, как опустить в урну бюллетень с привычной эмблемой и списком имен?

Руссо, Джефферсон и им подобные, бесспорно, были великие умы. Конструкторы политической машины чужды столь высоких устремлений; но они знают реального человека, который хочет теплоты, товарищества, хочет ощущать себя членом коллектива и способен на благородные жертвы ради своей группы. Основанная на эмпирической психологии, машина посрамляет и обращает в ничто притязания политической философии.

Нелепые, но громкие лозунги, которые легко повторять, песни, восхваляющие «друзей» и осмеивающие «врагов», — вот что нужно людям. Плюс к этому немного доктрины, только самый минимум, укладывающийся в несколько простых предложений.

Хороший армейский офицер может изложить солдатам цели войны, но не с этим он ведет их в бой: прежде он должен позаботиться об их душевном состоянии, убедить их, что они всегда могут положиться на него, внушить им доверие и симпатию.

Немало говорилось о неприглядной стороне Tammany Hall*, но, как мне представляется, слабо освещен тот факт, что политическая машина демократов готова была оказывать мате-

365

Книга V. Власть меняет облик, но не природу

риальную и моральную поддержку не в порядке благотворительности, а на условиях товарищества.

Для инженеров и техников машины предусмотрены солидные вознаграждения. Длительная успешная служба в конце концов приносит им соответствующую их значению административную должность. Тут им позволены некоторые злоупотребления, не вызывающие больших скандалов. Предоставление этих должностей облегчается тем, что, согласно давней традиции, многие должности являются выборными, а в отношении прочих принято отзывать чиновников, назначенных проигравшей партией. «Плоды победы — победителю».

Такова была машина Tammany Hall, ныне разрушенная, но давшая толчок новой политике.

Потому что повсюду искушенные умы позаимствовали опыт и организовали вербовку избирателей.

Те, кто запускает машину, сначала рассматривались крупными лидерами как вспомогательный персонал, очень нужный, но занимающий низкое положение. Так морские офицеры когда-то свысока смотрели на судовых механиков. Но люди, приводящие машину в действие, быстро дали почувствовать собственную значимость. Проделав всю предвыборную работу, как бы они позволили воспользоваться ее плодами кандидатам, ими не одобренным? Скоро они сами взялись за подбор кандидатов. И, естественно, выбирали их по своей мерке: это были не Катоны. Отсюда — невероятное падение уровня парламента и правительства.

От гражданина к бойцу:

состязание за Власть милитаризуется

История политической машины в Соединенных Штатах и в Англии, где она была введена Джозефом Чемберленом, превосходно описана русским правоведом Острогорским22. Его сочинение переведено на несколько языков. И в каждой стране из него извлекли пользу. Повсюду осознали, что, коль скоро голоса дают Власть, высшее искусство полити-

22M. Ostrogorski. La démocratie et l’organisation des partis politiques, 2 vol. Paris, 1903. Второе издание, в некоторых частях сокращенное, в некоторых дополненное, в одном томе, вышло в 1912 г.

366

Глава XIV. Тоталитарная демократия

ки — искусство заставлять голосовать. А это дело организации и пропаганды.

Что касается организации, тут только усовершенствовали то, что осуществил Tammany Hall, без каких-либо инноваций, и даже национал-социалистская партия не создала ничего такого, что не содержалось бы в зародыше в старых методах, примененных в Нью-Йорке.

Но какой прогресс в пропаганде!

Родоначальники демократии считали, что избирательная кампания — это время воспитывать народ подробным изложением противоположных взглядов. Особое значение они придавали публичности парламентских дебатов: отчеты о них, позволяющие гражданину следить за работой правительства, разовьют в нем способность суждения. Если участие невежественной массы в верховной власти имеет свои отрицательные стороны, они будут компенсированы постепенным исцелением от невежества благодаря дискуссиям, в которые придется вникать любому избирателю. Поскольку лучшие умы вынуждены будут добиваться голосов самых посредственных граждан, последние, пройдя такую школу, станут наконец достойны той ответственной роли, которая была им отведена без какой-либо дискриминации.

Это самый благородный аргумент в пользу демократии. Но современные политики, люди дальновидные, сообра-

зили, что формировать ум избирателей — значит и открывать его для аргументов их противников и, стало быть, это ненужный труд.

Если большинство населения не слишком часто упражняет мыслительную способность, то эмоции испытывают все. Поэтому воздействовать надо на эмоции. Вызывать к себе доверие и симпатию, вселять надежду, а против конкурента возбуждать негодование, ненависть, гнев — вот секрет успеха. Полный успех можно констатировать, когда публика аплодирует речи, которую она не в состоянии понять, и топает ногами, не желая слушать возражения противника. Чтобы указать избирателям на их обязанность, им подают пример в национальном собрании.

Никто не стремится пробудить гражданское сознание в тех, кто его еще не обрел; наоборот, его стараются притупить в тех, кто им обладает.

367

Книга V. Власть меняет облик, но не природу

Чтобы подавить любопытство, которое может вызвать незаурядный оратор с противной стороны, чтобы отбить желание знакомиться с различными аргументами, чтобы вытравить естественное расположение человека к своему ближнему, играют на чувстве преданности. Изменничество — читать газету врага, ходить на его собрания, если только не затем, чтобы перекричать его, а потом опровергнуть по заданному шаблону. Потому что политическая баталия — это настоящая война. Еще Бодлер удивлялся военному языку политиков: «Авангард демократии», «В передовых рядах сражающихся за республику» и т.д. Поэт был прав. Избирателей превратили в солдат, в «бойцов». И немудрено, ведь их вожди — завоеватели Власти.

К плебисцитарному режиму

Чем более организованны партии, тем вернее обеспечивают избрание «знамя» и «машина», тем больше зависимость избранного от «машины», которой, собственно, и принадлежит его место в парламенте. Парламент теперь уже не является высшим собранием, где независимые люди, образующие элиту, сопоставляют свободные мнения и приходят к разумному решению. Это не более чем компенсационная палата*, где партии меряются собранными голосами.

Чем мощнее «машина», тем более дисциплинированны голосующие, тем меньшее значение имеет дискуссия: она больше не влияет на итоги голосования Хлопанье крышками столов заменяет аргументы. Парламентские дебаты уже не академия для граждан, а цирк для бездельников.

Машина начала оттеснять умы и характеры. Теперь они отдаляются сами. Тон и поведение законодательного собрания меняются к худшему. Оно теряет всякое уважение граждан23.

23После окончания Первой мировой войны лорд Брайс писал в заключение обзора крупных современных демократий: «Люди пожилые и опытные повсюду в один голос твердят, что ораторский талант, тон и манеры пребывают в упадке; что наиболее способные граждане все реже изъявляют готовность войти в законодательный корпус; что в газетах сокращаются отчеты о парламентских дебатах, интересующих народ все меньше и меньше; что членство в парламенте не внушает никакого почтения и что,

368

Глава XIV. Тоталитарная демократия

Собрание утрачивает и реальную силу, по мере того как партии становятся более сплоченными и дисциплинированными. Если одна из них располагает достаточным количеством мест, чтобы преобладать в собрании, оно превращается в регистрационную палату, фиксирующую ее решения. В этих условиях возможно только правительство, угодное партии, а точнее — правительство партии.

Отношения между кабинетом и парламентом оказываются перевернутыми. Дайси еще в 1889 г. предчувствовал это явление. Отметив, что исполнительная власть в Англии в принципе независима от парламента, так как министров назначает и смещает один король, он констатировал, что на практике «кабинет исполняет волю парламента, ибо по существу избирается, хотя и косвенно, палатой общин и последняя может отправить его в отставку; к тому же членов кабинета всегда выбирают из состава обеих палат парламента». Но Дайси видел, что кабинет постепенно освобождается от своей зависимости. Так как предвыборные совещания принимают характер борьбы между различными «машинами», та, которая возьмет верх, может поставить своего главу правительства, и он на деле не будет считаться с собранием, где whips обеспечат ему стабильное большинство. «Возможно, настанет время, — писал наш автор, — когда без изменения какой бы то ни было из формальностей, предусмотренных английской Конституцией, премьер-министр Англии будет обладать такой же реальной властью, как американский президент»24. В 1904 г. на то же явление обратил внимание Сидни Лоу: «Английский премьерминистр, заручившись поддержкой парламентского большинства, может делать то, в чем не властен германский император. Он может изменять законы, вводить или упразднять налоги и вообще распоряжаться всеми силами государства. Единственное условие, которое он должен выполнять, — это сохранять за собой большинство»25. Но сохранять большинство нетрудно, когда выборами в стране заправляет партий-

наконец, по той или иной причине, палаты больше не пользуются уважением публики» (James Bryce. Les Démocraties modernes, trad. Mayra de Fonlongue, 2 vol. Paris, 1929, t. II, p. 371).

24A. V. Dicey. Introduction à l’étude du Droit constitutionnel, trad. Batut—Jèze. Paris, 1902, p. 385—391.

25Sidney Low. The Governance of England, reed. of 1918, p. 47—48.

369

Книга V. Власть меняет облик, но не природу

ный аппарат, когда депутат уверен, что, поступив наперекор машине, лишится своего места, наконец, когда его моральный облик и социальное положение таковы, что потерять место

впарламенте означает для него впасть в ничтожество26. Чем жестче контролирует голоса машина, тем откровеннее

депутата сводят просто к учетной единице и тем сильнее стремление партийного руководителя осуществлять безраздельный и неограниченный Imperium. Эта система принесла ощутимые плоды в Германии, когда в 1933 г. депутаты националсоциалисты совершали в парламенте военные маневры, обеспечивая своему руководителю абсолютную власть. Если бы коммунисты, организованные таким же образом, имели такую же относительную численность во французском парламенте в 1936 г., результат был бы тот же.

Итак, практика партийной борьбы привела к тому, что верховенство перешло от парламента к Машине-победительнице. Выборы теперь уже только плебисцит, посредством которого целый народ отдает себя под управление одной команды.

Состязание «машинизированных» партий кончается диктатурой одной партии, т.е. одной команды

Когда наконец одна из партий обнаруживает больше порядка в своей организации, больше искусства в пропаганде, излагает свою доктрину в еще более простых и, значит, еще более ложных понятиях, превосходит противников в брани, в грубости и в лукавстве — тогда, схватив вожделенную добычу, она уже не выпускает ее из рук. Устанавливается тоталитаризм.

Все оставшиеся не у дел сетуют и кипят негодованием. Но разве не способствовали они такому исходу?

26Диктатура машины встречает препятствие в народе, которого долгая привычка к аристократическому правлению еще побуждает выбирать своих представителей из разряда людей выдающихся, как это происходит в Англии. Не случайно эта страна, первой познавшая суверенитет парламента, первой испытавшая на себе партийный режим, не первой познала логическое следствие того и другого — партийную диктатуру.

370