М.Е. Салтыков-Щедрин "Господа Головлевы"
Сюжет и главный герой. В "Благонамеренных речах" Щедрин выступил против трех "священных принципов" общественного устройства - семьи, собственности и государства. "Господа Головлевы" затрагивают "принцип семейственности" и, по существу, уничтожают его "святость". Роман Щедрина построен как последовательная и неумолимая череда смертей всех членов рода Головлевых. Роман есть история умирания этого дворянского рода, серия "умертвий" происходит после отмены крепостного права, в 60-70 годы. По замыслу Щедрина, эта апокалиптическая картина должна олицетворять в целом гибель дворянского класса и, в частности, выморочность дворянской семьи. Автобиографические черты, обильно разбросанные Щедриным в его книге (прототипом образа Арины Петровны послужила мать писателя, а прототипом Иудушки - его брат), только усиливают безнадежность и пессимистичность художественной картины, нарисованной писателем.
Первая глава "Семейный суд" в структуре романа символически выполняет роль "Страшного суда", который не завершает, а предваряет наказания персонажей, притом вместо Бога на этом "страшном суде" судят старшего сына семейства Головлевых - Cтёпку-балбеса - сами члены семейства. Председательствует на этом суде глава семьи - властная и деспотичная Арина Петровна. Муж Владимир Михайлович, отец семейства, спившийся, дряхлый, одичавший и отупевший старик, в молодости паясничавший перед Ариной Петровной, певший петухом и сочинявший порнографические стихи в духе Баркова, давно отстранен женой от дел. Всю жизнь Арина Петровна с невероятной энергией и алчностью "округляла" полуразорившееся головлевское имение и за сорок лет "успела удесятерить свое состояние". В этой погоне за собственностью (Арина Петровна выкупала на аукционе дальние и ближние к Головлеву деревни) она помыкала мужем, глубоко презирала его, звала "ветряной мельницей" и "бесструнной балалайкой", а муж, в свою очередь, ненавидел жену, называя ее "ведьмой" и "чёртом", временами просовывая голову в дверь "жениной комнаты", чтобы крикнуть: "Чёрт!" Четверо детей Арины Петровны (Степан, Анна, Порфирий и Павел) были для нее "постылыми", обузой: они отвлекали ее от стяжательства.
Первой умерла дочь Анна, не оправдавшая надежд Арины Петровны, мечтавшей превратить дочь в "дарового домашнего секретаря и бухгалтера". Дочь тайно, ночью, без родительского благословения сбежала из Головлева с корнетом Улановым и обвенчалась (ср.: Ольга в романе А.С.Пушкина "Евгений Онегин" вышла замуж за улана). Арина Петровна, дабы отдалить от себя детей, "выбрасывала им куски". Старшему сыну Степану она купила дом за 12 тысяч, дочери выбросила захудалую деревеньку с тридцатью душами и капитал в 5 тысяч. Через два года муж, растратив капитал, бежал от Аннушки, а она сама умерла, оставив сиротами двух близняшек - Анниньку и Любиньку. Арина Петровна поневоле взяла к себе внучек и кормила их кислым молоком, беспрестанно попрекая куском хлеба, который она будто бы дает им от своих щедрот. Сын Степан незнакомый с реальной жизнью, быстро прожил "выброшенный" ему капитал и, потрепанный жизнью, сорокалетний, не могущий, как и его отец, преодолеть неудержимую тягу к бутылке, возвращается в родной дом, точно блудный сын (ему мечтается "броситься к матери в ноги, вымолить ее прощение и потом, на радостях, пожалуй, съесть и упитанного тельца"). Впрочем, в отличие от евангельской притчи о "блудном сыне", где отец прощает блудного сына, радуется, что тот "пропадал и нашелся", больше того, устраивает праздник и пышное застолье (сама притча в богословской традиции трактуется, кроме того, как притча о милосердном Боге, для которого покаявшийся грешник все равно что сын родной), Арина Петровна отнюдь не собирается прощать сына, несмотря на словесные заверения в своем благочестии и богобоязни. Путь в Головлево для Степана словно дорога на "страшный суд", он понимает, что мать его "заест". Вот почему он идет в родительский дом, как в гроб. ("Там чудился ему гроб. Гроб! гроб! гроб! - повторял он бессознательно про себя".) Сын боится, что мать не примет его и прежде останавливается на погосте (кладбище), прося помощи у священника. Сбежавшиеся дворовые "понимали, что перед ними постылый, который пришел в постылое место, пришел навсегда, и нет для него отсюда выхода, кроме как ногами в перед на погост". "Страшный суд" над Степкой-балбесом задает тон всей книге. Безлюбость и безразличие Арины Петровны ханжески рядятся в одежды родительской любви, заботы и попечения. Арина Петровна предстает перед сыновьями Порфирием и Павлом в роли "удрученной матери": она с трудом волочит ноги, под руки ее поддерживают две дворовые девки. Этот часто повторявшийся семейный театральный ритуал Стёпка-балбес издавна называл "архиерейским служением", а девок - "архиерейшиными жезлоносицами". Прежде чем наказать Стёпку, Арина Петровна лицемерно разглагольствует о Божьей заповеди "чти отца твоего и матерь твою", о том, что она "ночей недосыпала, куска недоедала", а Степка-балбес ее "трудовые денежки" выкинул в помойную яму, - одним словом, она намерена последний раз выкинуть сыну кусок, то есть отправить его на прокорм к крестьянам в захудалое вологодское именье мужа. Порфирий Владимирович разубеждает мать: Степка, мол, и его промотает, а потом опять явится к матери, поэтому балбесу ничего больше давать нельзя. Не даром пьяненький отец, игравший при матери роль шута, внезапно оборачивается пророком, отказывая сыновьям в своем благословении: "Мытаря судить приехали?... вон, фарисеи, вон!" Итак, Щедрин расставляет фигуры на сцене: Стёпка-балбес - мытарь, Павел - идол, Иудушка - фарисей, мать - "архиерейша". В первой главе, играющей роль идейного пролога, Иудушка повторяет мать и символически становится фарисеем. Это синоним ханжи и лицемера, досконально исполняющего богослужебные ритуалы (как сказано в Евангелии, "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь (...) очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри полны хищения и неправды" (Ев. От Матфея, 23: 14, 25)), но в душе черствого, никого, кроме себя, не любящего. Притчу о мытаре (грешнике) и фарисее Щедрин делает основой романа. Эта притча звучит в Евангелии от Луки следующим образом: "...два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: "Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в делю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: "Боже! Будь милостив ко мне грешнику!" Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится" (Ев. От Луки, 17: 9-14).
Младший сын Павел в сцене "Страшного суда" снимает с себя всякую ответственность за происходящее ("Павел Владимирович, как "истинно бесчувственный идол", только ковырял пальцем в носу"), не понимая, что вскоре сам окажется в том же положении, что и его старший брат.
Стёпка-балбес, сосланный матерью в дальний флигель, в контору, спивается вслед за своим отцом. Единственное желание его - забыться. Все его интересы сосредоточились на еде (когда мать не видит, он подворовывает из амбаров, поскольку, по распоряжению матери, кормят его скупо и скудно, "чтоб он только не умер с голоду") и на водке. В однообразные осенние дни, запершись в своей комнате, надсадно кашляя, он беспробудно пьет: "Первые рюмки он выпивал с прибаутками, сладострастно всасывая в себя жгучую влагу; но мало-помалу биение сердца учащалось, голова загоралась, и язык начинал бормотать что-то несвязное (...) Перед ним было только настоящее в форме наглухо запертой тюрьмы, в которой бесследно потонула и идея пространства, и идея времени (...) самая тьма, наконец, исчезала, и взамен ее являлось пространство, наполненное фосфорическим блеском. Это была бесконечная пустота, мертвая, не откликающаяся ни единым жизненным звуком, зловеще лучезарная". Сойдя с ума, в одних домашних туфлях на босу ногу по ноябрьскому морозу Степан бежит из Головлева, выломав окно, изрезав себе лицо о разбитое стекло. После того как его вернули в Головлево, он замолчал, "погрузился в безрассветную тьму" и скоро помер.
Вторым мучительно умирает Павел Владимирович Головлев, младший сын (глава "По-родственному"). Арина Петровна разделила свое богатство между Павлом и Порфирием (Иудушкой), оставив себе только небольшой капитал. Вдалеке от Иудушки, служившим чиновником в Петербурге, Арина Петровна вдруг забыла его "Иудин взгляд": он смотрит, будто петлю закидывает, - и, поскольку "раскипелось в ней сердце ревностью к ласковому сыну", она уже на свои деньги приобретала новые земли, округляя и увеличивая доходы в Головлево. Иудушка, однако, внезапно прислал ей "руководство для годовой отчетности", которое поразило ее скупостью Иудушки, особенно настаивавшем на том, что бы был учтен даже урожай крыжовника. Оскорбленная недоверием мать удаляется к младшему сыну Павлу в Дубровино. Павел, как и Стёпка-балбес, упорно спивался, удалившись подальше от материнских глаз, "на антресоли". Его больной душой безраздельно овладела идея ненависти к брату Иудушке: "Это был целый глупо-героический роман, с превращениями, исчезновениями, внезапными обогащениями, - роман, в котором главными героями были: он сам и кровопивец Порфишка (...) В разгоряченном вином воображении создавались целые драмы, в которых вымещались все обиды и в которых обидчиком являлся уже он, а не Иудушка". Имением Павла заправляет предательница Улитушка, подкупленная Иудушкой. Она доносит ему новости о состоянии больного брата. Павел не верит, что умрет (по игривому выражению доктора, через два дня "ку-выр-ком по-летит!"), и не желает подписать свое имение ни матери, ни племянницам. Имение достается Иудушке, который приезжает в Дубровино, чтобы побеседовать с "любимым" братом с глазу на глаз "на антресолях" и тем самым быстрее его убить ("почуяла Лиса Патрикеевна, что мертвечиной пахнет" - подумала Арина Петровна). Желанье смерти брата, разумеется, сопровождается ханжескими ужимками и восклицаниями: "Ах, брат, брат! Какая ты бяка сделался! (...) А ты возьми да и приободрись! Встань да побеги! Труском-труском..."
Иудушка привозит с собой сыновей-подростков. Те, в свою очередь, тоже ненавидят Порфирия Владимировича: "Володенька передразнивал отца, т.е. складывал руки, закатывал глаза и шевелил губами; Петенька наслаждался представлением, которое давал брат". Сыновьям предстоит пройти по дороге своего дяди - прямиком в могилу. Первым кончает жизнь самоубийством сын Иудушки Владимир, потому что отец отказал ему в денежной помощи. Петр, будучи казначеем в военной части, где он служил, проиграл в карты три тысячи казенных денег. Он приехал к отцу и бабушке просить о спасении - те, разумеется, ему отказали, денег не дали. Иудушка от беды сына и собственных угрызений совести успешно защищается с помощью "свиты готовых афоризмов, вроде "бог непокорных детей наказывает", "гордым бог противится" и проч.", зато при отъезде Петеньки приказал "положить ему в повозку и курочки, и телятинки, и пирожок". Сын кидает отцу слова: "Убийца!" - а мать проклинает Иудушку. Больше всего на свете тот боялся материнского проклятия, но оно произошло обыденно, по мнению Иудушки, вовсе не так, как ему заранее рисовалось в воображении: "В праздном его уме на этот случай целая обстановка сложилась: образа, зажженные свечи, маменька стоит среди комнаты, страшная, с почерневшим лицом... и проклинает! Потом: гром, свечи потухли, завеса разодралась, тьма покрыла землю, а вверху, среди туч, виднеется разгневанный лик Иеговы, освещенный молниями. Но так как ничего подобного не случилось, то значит. Что маменька просто сблажила, показалось ей что-нибудь - и больше ничего". Вскоре последовала смерть "доброго друга" маменьки. Как и в случае с братом Павлом, Иудушка приехал "подбодрить" ее: "Плюньте на хворость, встаньте с постельки да пройдитесь молодцом по комнате!"
За маменькой последовал сын Петенька, которого за растрату осудили и который, не доехав до места ссылки, умер в больнице заштатного городка. "Иудушка очутился один. Но сгоряча все-таки еще не понял, что с этой новой утратой он уже окончательно пущен в пространство, лицом к лицу с одним своим пустословием. Он (...) усчитывал всякий грош, отыскивал связь этого гроша с опекунскими грошами (...) Среди этой суматохи ему даже не представлялся вопрос, для чего он все это делал и кто воспользуется плодами его суеты?"
Племянницы Иудушки, Аннинька и Любинька, чтобы вырваться из плена постылой жизни, бегут от бабушки и становятся провинциальными актрисами, положение которых "недалеко отстоит от положения публичной женщины". Сестры-близнецы губят себя в пьянстве, разврате. Они целиком зависят от низких инстинктов публики, которая радостно беснуется только тогда, когда Аннинька "обнажалась в "Прекрасной Елене", являлась пьяною в "Периколе", пела всевозможные бесстыдства в "Отрывках из Герцогини Герольштейнской" (...) шикарно вертела хвостом". Наконец, сестры, выброшенные из театра, идут "по рукам". Любинька от отчаяния кончает жизнь самоубийством, Анниньке не хватает духом выпить питье заготовленное сестрой из головок фосфорных спичек, и она, больная, отравленная алкоголем, является в Головлево умирать.
Последним из "умертвий" Иудушки был его малолетний сын - плод прелюбодеяния Иудушки и Евпраксеюшки, дочери дьячка, из духовного звания, взятого Иудушкой в Головлево "для телесных нужд". После того как ребенок родился, Иудушка сдал его в приют в Москве, вырвав сына из рук матери, в результате чего заслужил ненависть от до того покорной и тихой Евпраксеюшки. Она стала бунтовать, и Иудушка вдруг понял, что если его бросят, то он не сможет прожить без попечения, заботы, стряпни - он умрет, этот последний отпрыск "выморочного рода", как пишет Щедрин.
Финал романа - смерть самого Иудушки в страстную неделю, когда в церкви читают 12 евангелий о страстях и страданиях Христа. И.А. Есаулов в книге "Категория соборности в русской литературе" (Петрозаводск, 1995) полагает, будто смерть Иудушки по дороге на могилу матери (он замерз во время мартовской метели), есть его спасение и "воскресение" перед Пасхой. Христос принимает даже такого грешника. Да, кажется, в финале фарисей Иудушка внезапно превращается в мытаря, по-настоящему покаявшегося перед Богом. Однако настоящий финал композиционно "замыкает кольцо" (от "Страшного суда" к новой безнадежной бесконечности; наказания ничему не научили людей, род Головлевых возродится за счет нового выморочного рода Галкиных): "Бросились к Анниньке, но она лежала в постели в бессознательном положении, со всеми признаками горячки. Тогда снарядили нового верхового и отправили его в Горюшкина к "сестрице" Надежде Ивановне Галкиной (дочке тетеньки Варвары Михайловны), которая уже с прошлой осени зорко следила за всем, происходившим в Головлеве".
А.П. Чехов "Человек в футляре", "Крыжовник", "О любви".
Герои. Человек Чехова - человек 80-х годов XIX века. Этот человек совсем не похож на Базарова, Раскольникова, Обломова или Штольца. Он измельчал. Поэтому в нем нет ничего авторского. Кроме того, Чехов придерживается иного художественного принципа: он максимально объективирует героя, отделяет его от себя, делает абсолютно иным, избавляет героя от авторских пристрастий, привычек, биографических черт.
Так же по-особому Чехов понимает быт: он скучен до обыденности, и внешне с людьми почти ничего не происходит, но самые большие катастрофы у героев Чехова происходят именно на фоне привычных поступков, жестов и ничего не значащих слов. Однажды, как пишет М. Громов, "Чехов осудил душещипательную бытовую мелодраму, которую тогдашняя критика принимала за социально-проблемный реализм" (...) : "Зачем это нужно - писать, что некий садится в подводную лодку и плывет на Северный полюс, чтобы там погибнуть во льдах из любви к Марье Ивановне? Так не бывает. В жизни люди обедают, только обедают, а в это время слагаются их судьбы и разбивается их жизнь" . Эти выделенные нами слова можно считать художественным манифестом Чехова, и только в этом свете следует рассматривать человека в произведениях Чехова.
Итак, авторских героев у Чехова практически нет. С оговорками, очень приблизительно можно соотнести с Чеховым только ветеринарного врача Ивана Ивановича Чимшу-Гималайского, да и то если иметь в виду главный мотив чеховского творчества - особое понимание человеческой совести. В этом понимании как раз и надо искать уникальную неповторимость чеховского искусства. Чеховский Иванов говорит: "День и ночь болит моя совесть, я чувствую, что глубоко виноват, но в чем собственно моя вина, не понимаю". Точно так же к совести относится и сам Чехов: "Русский человек во всем и всегда виноват: умер ли у него кто-нибудь, обидели его или он обидел, все равно; с виною или без вины, вольно или невольно - виноват". В письме к О.Л. Книппер-Чехов писал о себе: "А я всегда - правда твоя - всегда буду виноват, хотя и не знаю, в чем" (письмо от 28 декабря 1900 года).
Безличная вина, и молчаливая трагедия уничтоженных обыденностью человеческих жизней - вот темы Чехова. Иван Иванович Чимша-Гималайский в рассказе "Крыжовник" с горечью говорит: "Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят всякую чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбища своих покойников; но мы не видим и не слышим тех, которые за кулисами. Все тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания".
Кто же у Чехова "герой нашего времени"? Метафорически это - "человек в футляре". Он появляется в рассказе учителя гимназии Буркина, который описывает ветеринарному врачу Ивану Ивановичу Чимше-Гималайскому своего коллегу, учителя "мертвых" языков (греческого и латыни) Беликова.
"Герой нашего времени" у Чехова живет в постоянном страхе, он боится фантомов, миражей, неизвестно кого. Он боится жить.
Двойник Беликова - его повар Афанасий (Беликов боялся держать женскую прислугу: как бы чего не вышло, как бы что люди не подумали), которого Беликов тоже боится, когда залезает в свою кровать-футляр с головой, потому что тот может его прирезать во сне. Этот Афанасий так же угрюм, как Беликов, и все время злобно бормочет себе под нос, пока торчит у ворот дома Беликова, мимо которого проходят горожане: "Много уж их нынче развилось!" Другими словами, страх рождает злобу и ненависть, вот оборотная сторона страха.
Лучший футляр, который когда бы то ни было мог найти Беликов, - это гроб. Он "достиг своего идеала". Футляр Чехов возводит на уровень трагического символа. Кажется, похоронив Беликова и испытав, по словам учителя Буркина, "большое удовольствие", люди наконец-то станут свободными, будут жить радостной и осмысленной жизнью. Ничуть не бывало! Оказывается, в каждом из нас сидит Беликов - этот "человек в футляре", - и его не так-то легко выкорчевать.
"Внутренний Беликов" - вот бич человека. Или, иначе говоря, пошлость, сидящая внутри человека, разъедает его жизнь, уничтожает его достоинство и человечность. "Вернулись мы с кладбища в добром расположении. Но прошло не больше недели, и жизнь потекла по-прежнему, такая же суровая, утомительная, бестолковая, жизнь, не запрещенная циркулярно, но и не разрешенная вполне; не стало лучше".
Образ счастья Чехов рисует в рассказе "Крыжовник". Мечта и счастье - два воображаемых предмета, которые обыкновенно представляются чем-то необыкновенно возвышенным, романтическим. Чехов снимает с мечты всякий малейший налет благородного романтизма. Брат ветеринарного врача Чимши- Гималайского Николай Иванович Чимша-Гималайский мечтает об усадьбе с крыжовником. Ради этого он отказывает себе во всем, сживает со света и сводит в гроб свою жену - "некрасивую вдову", на которой он женился ради ее денег, какие тотчас же положил в банк на свое имя. Он ничуть не осознает себя виновным в смерти жены. Он медленно, но верно деградирует, превращаясь из человека в животное.
Чехов дает градацию образа "свиньи": собака, похожая на свинью, "хочется ей лаять, да лень"; кухарка, похожая на свинью; сам Николай Иванович, уже превратившийся в свинью.
На полях:
Отрывок из рассказа: "В прошлом году я поехал к нему проведать. Поеду, думаю, посмотрю, как и что там. В письмах своих брат называл свое имение так: Чумбароклова пустошь, Гималайское тож. Приехал я в "Гималайское тож" после полудня. Было жарко. Возле канавы, заборы, изгороди, понасажены рядами елки, - и не знаешь, как проехать во двор, куда поставить лошадь. Иду к дому, а навстречу мне рыжая собака, толстая, похожая на свинью. Хочется ей лаять, да лень. Вышла из кухни кухарка, голоногая, толстая, тоже похожая на свинью, и сказала, что барин отдыхает после обеда. Вхожу к брату, он сидит в постели, колени покрыты одеялом; постарел, располнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед, - того и гляди, хрюкнет в одеяло".
Николай Иванович кормит брата первым урожаем крыжовника, и он счастлив. Вот и еще один показатель чеховского героя - пошлое счастье: "И он с жадностью ел и все повторял:
- Ах, как вкусно! Ты попробуй!
Было жестко и кисло, но, как сказал Пушкин, "тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман". Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своею судьбой, самим собой".
Чехов отказывается принимать подобное счастье - счастье пошлое, самодовольное, замкнутое в своем мирке. Когда вокруг несчастье, не должно быть счастливого, по убеждению Чехова. Устами Ивана Ивановича Чимши-Гималайского он выражает одну из самых заветных своих мыслей, подлинно, а не мнимо гуманистическую: "Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные(...) для меня теперь нет более тяжелого зрелища, как счастливое семейство, сидящее вокруг стола и пьющее чай".
Последняя фраза по трагизму и мрачности соотносима в русской литературе только с лермонтовским стихотворением "И скучно и грустно, // И некому руку подать // В минуту душевной невзгоды..." А также с безотрадным блоковским стихотворением: "Ночь, улица, фонарь, аптека..."
В последнем рассказе "маленькой трилогии" "О любви" герой рассказа и одновременно сам рассказчик помещик Алехин, оказывается, тоже не лишен пошлости. Он губит свою жизнь из-за страха перед мнением людей. Он любил замужнюю женщину Анну Алексеевну Луганович - она любила его. Почему им нельзя стать счастливыми? Почему они никак не решаются признаться друг другу в любви, хотя знают оба, что любят друг друга? Их держит страх.
Алехин боится, что не сможет прокормить Анну Алексеевну и ее ребенка: он слишком бедный помещик, едва-едва сводящий концы с концами. Потом они оба боятся, что обидят мужа Анны Алексеевны - глупого, пошлого, старого и некрасивого, но доброго человека, который считает Алехина своим искренним другом. Вследствие этих отношений или, точнее, их отсутствия, Анна Алексеевна начинает лечиться от нервов и все свое раздражение вытесняет на Алехине. И только когда мужа переводят в другой город, и Алехин приходит провожать свою возлюбленную на вокзал, они остаются одни - и плотина их любви как бы прорывается: они признаются друг другу в любви, плачут, целуют друг друга, но поздно: они погубили свою жизнь, не решившись отбросить пошлость, по капле "выдавить из себя раба", как писал Чехов. И, значит, увы! они остались подлинными "героями своего времени" - 80-х годов 19 века. Алехину остается печально подводить итоги своей жизни и выводить из нее весьма неутешительный жизненный урок: "Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе".
Быт и обыденность уничтожили героя окончательно.