Арбитраж 22-23 учебный год / Арбитражная практика № 10, октябрь 2017

ответственности нарушению обязательства с учетом фактических обстоятельств конкретного дела.

Какими же критериями руководствуются суды, определяя размер взыскиваемых убытков в конкретных делах? Способствовала ли новая норма решению проблем, возникающих у истцов в спорах о взыскании убытков? Ответим на эти вопросы ниже применительно к наиболее типичным ситуациям, возникающим в судебной практике.

Ситуация первая: истец взыскивает упущенную выгоду

В исках о взыскании упущенной выгоды проблема невозможности установления точного размера убытков стоит наиболее остро. Ведь в этом случае истец взыскивает не реально понесенные им расходы, а гипотетически возможные доходы от своей деятельности.

Поэтому в делах о взыскании упущенной выгоды корректное применение п. 5 ст. 393 ГК РФ особенно важно. На это прямо указал Пленум Верховного суда РФ в постановлении от 23.06.2015 № 25 (далее — Постановление Пленума № 25).

ЦИТАТА: «Поскольку упущенная выгода представляет собой неполученный доход, при разрешении споров, связанных с ее возмещением, следует принимать во внимание, что ее расчет, представленный истцом, как правило, является приблизительным и носит вероятностный характер. Это обстоятельство само по себе не может служить основанием для отказа в иске» (п. 14 Постановления Пленума № 25).

Правда, конкретных критериев для установления упущенной выгоды Верховный суд не дает.

Тем не менее анализ судебной практики по конкретным делам позволяет прийти к выводу о том, что при определении размера упущенной выгоды суды обычно придерживаются определенного алгоритма действий.

Для наглядности проиллюстрируем применение этого алгоритма на конкретном примере.

Покупатель обратился к поставщику с иском о взыскании убытков в виде упущенной выгоды. Свои требования он основывал на том, что поставщик нарушил срок поставки оборудования (двух климатических камер).

В результате чего истец произвел продукцию в меньшем объеме и, как следствие, у него возникла упущенная выгода.

Главное в статье СкрытьИстец рассчитал ее размер таким образом, что суд согласился с расчетом и удовлетворил требования в полном объеме (решение АС г. Москвы от 02.09.2016 по делу № А40-84828/2015) (см. схему).

Алгоритм расчета упущенной выгоды

Шаг 1. Определить объем продукции, обычно производимый (реализуемый) истцом.

Для этих целей можно использовать, например, бухгалтерскую отчетность истца (решение АС г. Москвы от 02.09.2016 по делу № А40-84828/2015) или многолетние статистические данные (постановление АС Северо-Кавказского округа от 14.06.2017 по делу № А53-8283/2016).

Шаг 2. Определить объем продукции, обычно производимый (реализуемый) истцом при помощи одной единицы товара в единицу времени.

Данный показатель рассчитывается путем арифметических действий с использованием показателя, полученного в шаге 1.

Шаг 3. Определить размер упущенной выгоды исходя из количества единиц товара, в отношении которых было допущено нарушение обязательства, и периода, в течение которого истец не мог использовать указанные единицы товара.

Данный показатель рассчитывается путем арифметических действий с использованием показателя, полученного в шаге 2.

По схожему алгоритму суд определил размер упущенной выгоды и в другом деле. Только в этом случае суд не согласился с расчетом истца и выполнил свой расчет, при этом требования истца были удовлетворены частично (постановление АС Северо-Кавказского округа от 14.06.2017 по делу № А538283/2016).

Эти примеры показывают, что с вступлением в силу п. 5 ст. 393 ГК РФ доказать размер упущенной выгоды стало значительно проще.

Во-первых, суды больше не ссылаются на гипотетический характер дохода как на основание для отказа в иске.

Во-вторых, при расчете размера упущенной выгоды суды следуют понятному и довольно прозрачному алгоритму.

Однако это, разумеется, не означает, что бремя доказывания по данной категории дел снято с истца полностью. По меньшей мере, истец должен подтвердить размер прибыли, который он обычно получает от аналогичной деятельности. Не стоит забывать и о том, что истец должен доказать наличие возможности извлечения прибыли в указанном размере (например, указав на наличие необходимых приготовлений со своей стороны), а ответчик вправе представить доказательства обратного (п. 4 ст. 393 ГК РФ, п. 3 Постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 № 7).

Например, в одном из дел суды установили отсутствие необходимых приготовлений к извлечению прибыли со стороны истца. На этом основании они отказали в удовлетворении иска о взыскании упущенной выгоды (постановление АС Западно-Сибирского округа от 16.06.2017 по делу № А4614026/2016).

Главное в статье СкрытьСитуация вторая: истец не может обосновать все расходы, которые он понес для восстановления права

Если истец не может обосновать все расходы, которые он понес для восстановления нарушенного права, суды обычно включают в состав убытков только те расходы истца, которые, по мнению суда, были необходимы для восстановления нарушенного права.

Вывод суда о размере необходимых расходов истца обычно основан на фактических обстоятельствах конкретного дела. Однако подробное обоснование такого вывода в судебном акте можно обнаружить далеко не всегда.

ПРАКТИКА. Абонент обратился к энергоснабжающей организации с иском о взыскании убытков, причиненных неправомерным отказом от поставки электроэнергии по договору. В состав убытков абонент включил расходы, понесенные на обеспечение своего объекта энергией посредством двух дизель-генераторов в период, когда ответчик не исполнял свои обязательства по договору. Суд пришел к выводу, что истец не обосновал необходимость использования на объекте именно двух дизельгенераторов, и удовлетворил иск частично. При этом суд определил размер убытков исходя из расходов истца на одну единицу оборудования (решение АС Липецкой области от 14.06.2016 по делу № А364846/2015).

В этом примере суд первой инстанции не указал в решении причины, по которым взыскал с ответчика убытки именно в указанном размере. Лишь

постановление суда кассационной инстанции позволяет предположить, что такой причиной послужило то, что для достижения мощности энергоснабжения, указанной в технических условиях на подключение объекта, было достаточно одного дизель-генератора (постановление АС Центрального округа от 04.04.2017 по делу № А36-4846/2015).

Вместе с тем можно обнаружить и обратный пример, когда аргументация суда по вопросу о необходимом размере расходов истца является довольно подробной.

Так, арендатор взыскивал убытки, причиненные в результате пожара, произошедшего по вине сотрудников ответчика. В состав убытков арендатор включил расходы, понесенные им на приобретение уничтоженных и поврежденных товаров и оборудования — в том числе торгового оборудования стоимостью 100 тыс. руб. Однако доказательства,

представленные истцом, не позволяли установить, находилось ли в месте пожара все приобретенное им торговое оборудование или же только его часть.

В итоге суд посчитал возможным взыскать с ответчика треть стоимости торгового оборудования, сославшись на то, что в спорный период истцу принадлежали три торговые точки и спорное оборудование могло быть размещено в любой из них. Решение суда было оставлено в силе судами вышестоящих инстанций (постановление АС Западно-Сибирского округа от 07.06.2017 по делу № А45-22013/2015).

Подход судов в этом деле наглядно иллюстрирует логику нормы п. 5 ст. 393 ГК РФ.

Содной стороны, фактические обстоятельства дела порождали обоснованные сомнения в том, что все торговое оборудование было размещено истцом в офисе, пострадавшем от пожара. Так, например, в договоре поставки

и монтажа оборудования в качестве места монтажа был указан иной адрес.

Сдругой стороны, представленные фотографии свидетельствовали о том, что по меньшей мере часть торгового оборудования (стеновые панели) в момент пожара находилась в офисе. При таких обстоятельствах суд посчитал разумным исходить из того, что все три торговые точки, принадлежавшие истцу, были обеспечены торговым оборудованием в равной степени.

Таким образом, применительно к ситуации, когда для восстановления нарушенного права была необходима лишь часть расходов истца, новая норма п. 5 ст. 393 ГК РФ также оказалась полезной: до вступления в силу указанной нормы суды в аналогичных ситуациях могли отказать в удовлетворении иска.

Однако алгоритм, применяемый судами в таких делах, к сожалению, в целом менее прозрачен, чем в делах о взыскании упущенной выгоды. Впрочем, недостаточно четкая аргументация решений является скорее общей проблемой российской судебной системы и сама по себе едва ли может свидетельствовать о неэффективности конкретной нормы.

Ситуация третья: в возникновении убытков виноват не только ответчик, но и истец

Ситуация, при которой убытки возникли по вине обеих сторон, в чистом виде встречается на практике нечасто.

Тем интереснее изучить подход, которым могут руководствоваться суды при рассмотрении подобных дел — тем более что выработать некий универсальный алгоритм для таких ситуаций едва ли представляетсявозможным.

Рассмотрим в качестве примера одно дело. Фабула у него следующая.

Заказчик (истец) и исполнитель (ответчик) заключили договор возмездного оказания услуг по радиационному контролю партии лома черных и цветных металлов, загруженной в полувагон или железнодорожный контейнер.

По итогам измерений, проведенных ответчиком, излучение металла не превышало допустимых значений.

Между тем по прибытию вагона с металлом на завод было установлено превышение допустимого уровня излучения. В связи с этим истца привлекли к административной ответственности по ст. 14.26 КоАП РФ в виде штрафа

вразмере 55 тыс. руб. Указанную сумму истец взыскивал с ответчика

вкачестве убытков.

Суд первой инстанции удовлетворил данное требование истца в полном объеме (решение АС Красноярского края от 06.07.2016 по делу № А33-1915/2016). Суд апелляционной инстанции данное решение изменил, требования истца удовлетворил частично (постановление 3ААС от 25.10.2016 по делу № А331915/2016). При этом суд руководствовался следующими соображениями.

Истца привлекли к административной ответственности в связи с тем, что он не обеспечил полноту и достоверность производственного контроля лома черных металлов на трех этапах:

1)при приемке металлолома;

2)при его подготовке к реализации;

3)перед реализацией полувагона, загруженного металлоломом.

В обязанности ответчика входило обеспечение контроля лома только на третьем этапе. Обязывать ответчика компенсировать только треть убытков истца, по мнению суда, оказалось не вполне справедливо, поскольку

основанием для возбуждения дела об административном правонарушении послужило именно нарушение, допущенное на третьем этапе.

Исходя из этого, суд взыскал с ответчика 22 500 руб., то есть, примерно 40% от уплаченного истцом штрафа. Вышестоящие инстанции подтвердили правильность этого подхода (постановление АС Восточно-Сибирского округа от 06.02.2017 по делу № А33-1915/2016; определением ВС РФ от 13.06.2017 № 302-ЭС17-6121 в передаче дела на рассмотрение СК по экономическим спорам ВС РФ было отказано).

Принципиальное отличие этого случая от ситуаций, описанных выше, заключается в том, что применение нормы п. 5 ст. 393 ГК РФ было выгодно

впервую очередь для ответчика. При этом не вызывает сомнений, что «полярные» решения (удовлетворение иска в полном объеме либо отказ

вудовлетворении иска) были бы куда менее справедливы, чем то решение, которое принял суд.

Кроме того, нельзя не отметить подробную аргументацию суда, максимально полно охватывающую все обстоятельства дела. Впрочем, пока нет оснований говорить о том, что такой подход является общим правилом для судов при рассмотрении аналогичных споров.

Главное в статье СкрытьСитуация четвертая:

у истца недостаточно доказательств для точного определения убытков

Ситуация, когда истец представил доказательства в обоснование своих расходов, но их недостаточно для точного вывода о размере убытков, возникших по вине ответчика, довольно типична.

Действительно, нередко истцы в обоснование своих требований представляют документы, которые позволяют сделать лишь предположительный вывод о точном размере убытков.

ПРАКТИКА. Собственник имущества взыскивал убытки с бывшего арендатора в связи с тем, что последний возвратил имущество с недостатками. В обоснование своих требований собственник представил в том числе отчет оценщика о рыночной стоимости восстановительных работ в здании

(согласно выводам оценщика стоимость составила 116 399 руб.). Между тем суд пришел к выводу, что указанные восстановительные работы не ограничивались устранением недостатков, возникших по вине арендатора. Часть восстановительных работ была направлена на устранение недостатков, не указанных в акте приема-передачи арендуемого имущества, а некоторые восстановительные работы и вовсе производились в отношении имущества, которое арендатору не передавалось. Суд удовлетворил требование истца частично — в размере 93 119 руб. 20 коп (постановление АС Уральского округа от 11.05.2017 по делу № А50-19371/2016).

В этой ситуации логично, что суд самостоятельно определяет размер взыскиваемых убытков. При этом, безусловно, хотелось бы видеть в решении более подробное обоснование суммы, в части которой суд находит требования истца обоснованными. В то же время в подобных случаях сколько-нибудь универсальный алгоритм расчета суммы едва ли возможен: причины, по которым доказательств истца может быть недостаточно для точного вывода о размере убытков, крайне многообразны.

Вывод. Анализ практики применения судами нормы п. 5 ст.393 ГК РФ в целом позволяет прийти к оптимистичным выводам.

Несмотря на то, что норма появилась относительно недавно, суды уже довольно активно применяют ее при разрешении конкретных споров.

В зависимости от обстоятельств дела данная норма может оказаться полезной не только истцу, который освобожден от непростого (а иногда и непосильного) бремени доказывания размера убытков, но и ответчику, который может добиться ощутимого снижения взыскиваемой суммы.

Впрочем, было бы преждевременно говорить о том, что проблемы со взысканием убытков полностью разрешены. Большое значение имеет тот

факт, насколько подробной и прозрачной будет аргументация судов при обосновании конкретного размера убытков. Между тем единые стандарты в этом вопросе судебная практика пока не выработала.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ СПОРЫ

Возмещение потерь. Семь примеров того, как суды толкуют новую норму

Сергей Львович Будылин

старший юрист компании Roche & Duffay

•Чем отличается соглашение о возмещении потерь от договорной гарантии

•Какие разъяснения дал Верховный суд по поводу института возмещения потерь

•Как условие о возмещении потерь поможет налогоплательщику избежать санкций

С1 июня 2015 года вступил в силу ряд изменений в ГК РФ, которые

по существу являются имплементацией концепций англо-американского договорного права. Одна из новелл, касающаяся заверений об обстоятельствах

(ст. 431.2 ГК РФ), обсуждалась в моей предыдущей статье1. Эта статья посвящена другой новелле — о возмещении потерь (ст. 406.1 ГК РФ)2.

Стороны могли включать в договор условие о возмещении потерь и до реформы ГК РФ

Соглашения о возмещении потерь широко применяются в англо-американской договорной практике. Суть такого соглашения проста: одна сторона договора обязуется компенсировать другой стороне возможные потери, возникшие у нее по определенным в соглашении причинам.

В российском ГК ключевое положение рассматриваемой нормы сформулировано следующим образом: «Стороны обязательства, действуя при осуществлении ими предпринимательской деятельности, могут своим соглашением предусмотреть обязанность одной стороны возместить имущественные потери другой стороны, возникшие в случае наступления определенных в таком соглашении обстоятельств и не связанные с нарушением обязательства его стороной…» (п. 1 ст. 406.1 ГК РФ). Далее

уточняется, что норма применима и к некоторым договорам, не являющимся, строго говоря, предпринимательскими: к корпоративному договору и договору об отчуждении акций или долей в уставном капитале общества (п. 5 ст. 406.1 ГК РФ).

Так, типичным для договоров купли-продажи бизнеса является положение, согласно которому продавец обязуется возместить покупателю любые потери, связанные с возможными претензиями третьих лиц, которые относятся к периоду до закрытия сделки. Такими потерями могут быть суммы взысканий

в пользу недовольных клиентов или контрагентов; штрафы государственных органов; суммы, выплаченные в результате внесудебных соглашений с оппонентами; судебные расходы; гонорары адвокатов и экспертов и т. п.

Рассмотрим более простой пример. Продавец станка может взять на себя обязательство возместить расходы покупателя по ремонту станка в случае его поломки в течение определенного периода. При этом возмещение

производится в сумме, указанной в счете ремонтной организации3.

По существу, соглашение о возмещении потерь представляет собой «внутреннее страхование»: как и в договоре страхования, одна из сторон обязуется возместить потери другой стороны в случае возникновения таковых. Разумеется, «премия» за такое «внутреннее страхование» находит отражение в цене договора.

Как и при страховании, действует правило о суброгации: если потери причинены неправомерными действиями третьих лиц, то «к стороне, возместившей такие потери, переходит требование кредитора к этому третьему лицу о возмещении убытков» (п. 4 ст. 406.1 ГК РФ).

Представляется, что и до реформы ГК ничто не мешало включать в договоры положения о возмещении потерь исходя из принципа свободы договора. Повидимому, законодатель просто решил напомнить участникам оборота о такой возможности, а заодно установить правила, регулирующие соответствующие соглашения.

Соглашение о возмещении потерь более предсказуемо перераспределяет риски сторон, чем договорная гарантия

С точки зрения англо-американского права соглашение о возмещении потерь (indemnity) напоминает договорную гарантию (warranty). В обоих случаях речь идет о договорном механизме передачи риска возникновения ущерба от одной стороны договора к другой. Так, в примере с продажей бизнеса продавец вместо обязательства возмещения потерь может дать гарантию того, что

никакие третьи лица не предъявят бизнесу претензий, которые относятся к периоду до закрытия сделки. В примере со станком продавец может дать гарантию того, что станок не сломается в течение определенного периода.

В первом приближении эффект будет тот же самый — в случае возникновения проблем за все платит продавец.

И обязательство возмещения потерь, и договорная гарантия по сути являются условными обязательствами заплатить деньги (или предоставить иную компенсацию):

1)«если у контрагента возникнут определенные потери, я их компенсирую» (условие о возмещении потерь);

2)«если определенное утверждение окажется недостоверным, я возмещу контрагенту причиненные этим убытки» (гарантия).

Однако есть и важные технические различия, которые объясняют смысл существования двух альтернативных инструментов.

Договорная гарантия. Если гарантия оказалась недостоверной, это считается нарушением договора соответствующей стороной. Поэтому эта сторона выплачивает другой стороне убытки, исчисляемые по обычным правилам договорного права.

Помимо прямых затрат такие убытки включают упущенную выгоду. Так, если покупатель бизнеса докажет, что из-за претензий третьих лиц пострадала его репутация, в результате чего он не смог заключить выгодный контракт, то покупатель сможет взыскать упущенную прибыль от этого контракта с продавца бизнеса. Впрочем, договор сторон может ограничивать спектр и размер возмещаемых убытков, в том числе исключать возмещение упущенной выгоды.

При этом пострадавшая сторона должна принимать меры по митигации убытков, то есть минимизации своего ущерба. В противном случае она не сможет возместить его в полном объеме. Так, если покупатель бизнеса без

каких-либо возражений заплатил деньги по очевидно надуманным претензиям третьего лица, он, скорее всего, не сможет взыскать эти убытки с продавца.

Ввиду некоторой невнятности формулировок российского ГК не совсем понятно, как соотносится концепция «заверений об обстоятельствах» с понятиями «гарантии» и «заверения» в англо-американском смысле. «Гарантии» (warranties) — это договорные утверждения о фактах,

недостоверность которых влечет ответственность по договорному праву,

а «заверения» (representations) — это внедоговорные утверждения о фактах, недостоверность которых может повлечь деликтную ответственность. Предположительно, российская концепция включает оба эти понятия.

Соответственно, если сторона договора, подчиненного российскому праву, «гарантирует» достоверность какого-либо утверждения, подлежат применению

правила ст. 431.2 ГК, включая возмещение контрагенту убытков4.

Соглашение о возмещении потерь. Возмещение потерь не связано с какимлибо правонарушением стороны договора. В российском праве это прямо подчеркивается в тексте нормы (п. 1 ст. 406.1 ГК РФ).

Ввиду этого нельзя сказать, что сторона возмещает убытки, причиненные ею контрагенту. Она просто платит контрагенту деньги согласно условиям

соглашения между ними. Соответственно, общие правила исчисления убытков неприменимы, а выплачиваемые контрагенту суммы должны точно

определяться исходя из соглашения5.

В типичном случае соглашение о возмещении потерь детально описывает, какие именно суммы подлежат возмещению, а какие не подлежат. Например,

соглашение может устанавливать определенные пределы возмещения гонораров адвокатов.

Как правило, речь в соглашении идет лишь о прямых затратах, таких как судебные расходы, но не об упущенной выгоде. С другой стороны, пострадавшая сторона не обязана доказывать, что она предпринимала меры по минимизации ущерба.

Стоит отметить, что в связи с полной компенсацией ущерба контрагента возникает проблема, известная в экономическом анализе права как «проблема

оппортунистического поведения» (moral hazard problem)6. Будучи полностью застрахованным от потерь, контрагент теряет стимулы минимизировать эти потери. Так, в примере с продажей бизнеса у покупателя нет стимулов нанимать хорошего адвоката для защиты от претензий третьих лиц: ему проще заплатить им деньги и получить компенсацию с продавца.

В связи с этим на практике соглашение о возмещении потерь, связанных с претензиями третьих лиц, часто содержит положение, согласно которому

бремя переговоров с этими лицами и ведения судебных процессов возлагается на сторону, которая выплачивает возмещение. В нашем примере — продавец, то есть бывший (а не нынешний) владелец бизнеса: именно он будет судиться от имени компании и выбирать адвокатов.

Российская норма содержит правило, согласно которому суд вправе уменьшить размер выплаты, но только в случае, если сторона «умышленно содействовала увеличению размера потерь» (п. 2 ст. 406.1 ГК РФ). Это положение направлено лишь на борьбу с прямым жульничеством и не решает проблемы оппортунистического поведения. Так что вопрос о договорном распределении функций, связанных с минимизацией потерь, актуален и в российской практике.

Как видим, соглашение о возмещении потерь — более предсказуемый инструмент перераспределения рисков по сравнению с гарантией. Плательщик избавлен от неопределенности, связанной с возможным возмещением упущенной выгоды, а получатель платежа избавлен от неопределенности, связанной с доказыванием митигации убытков. Как говорят американцы, возмещение осуществляется «доллар за доллар», или, в наших реалиях, «рубль за рубль» по отношению к фактическим затратам.

Платой за предсказуемость может оказаться большая сложность соглашения. Если гарантия обычно представляет собой просто утверждение о фактах плюс, возможно, некоторые ограничения на размер возмещаемых убытков, то соглашение о возмещении потерь может быть детальным многостраничным документом. В типичном англо-американском соглашении такого рода

подробно описываются виды возмещаемых потерь, процедура возмещения (авансирование и окончательный расчет), разного рода ограничения на возмещение, права и обязанности сторон по переговорам с недовольными третьими лицами, кто нанимает адвокатов и т. п.

Стоит отметить, что из формулировок договора не всегда очевидно, является ли данное положение гарантией (в англо-американском смысле) или же соглашением о возмещении потерь. Так, сторона может «гарантировать», что третьи лица не предъявят претензий, а в следующем пункте договора установить, что возмещению подлежат лишь фактически выплаченные таким третьим лицам суммы. Впрочем, неразрешимых проблем это вызывать не должно, ведь стороны в любом случае могут своим

соглашением ограничить размер взыскиваемых убытков реальными затратами.

В случае неясности условий договора они трактуются как гарантии, а не как соглашение о возмещении потерь

Пленум Верховного суда РФ в постановлении от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса

Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» (далее — Постановление Пленума ВС № 7) посвятил новелле о возмещении потерь четыре пункта — п.п. 15–18). Обратим внимание на наиболее интересные из них.

Пересказывая цитировавшееся выше ключевое положение нормы, Пленум добавляет, что обстоятельства, влекущие возмещение потерь одной стороной обязательства другой стороне, должны быть каким-либо образом связаны с исполнением, изменением или прекращением обязательства либо его предметом (абз. 1 п. 15 Постановления № 7).

По-видимому, упомянутое в норме обязательство всегда или почти всегда является договорным обязательством. Соответственно, речь идет о том, что «внутреннее страхование» в виде соглашения о возмещении потерь допускается лишь в определенной связи с неким договором тех же сторон. В противном случае это страхование уже не было бы «внутренним».

Пленум подчеркивает, что возмещение потерь не связано с нарушением обязательства его стороной. Также не требуется наличия причинноследственной связи между действиями соответствующей стороны и подлежащими возмещению потерями другой стороны (абз. 2 п. 15

Постановления № 7). Это вполне логично: подобным образом не требуется доказывать, что страховая компания как-то виновна в убытках страхователя, которые она возмещает.

Зато требуется доказать наличие причинно-следственной связи между наступлением установленного соглашением обстоятельства и возмещаемыми потерями, а также то, что эти потери «уже понесены или с неизбежностью будут понесены в будущем» (абз. 3 п. 15 Постановления Пленума ВС № 7). Все это также полностью укладывается в концепцию внутреннего страхования.

Если сторона — получатель платежа «недобросовестно содействовала наступлению» соответствующего обстоятельства, то обстоятельство считается ненаступившим (абз. 4 п. 15 Постановления Пленума ВС № 7). Аналогичное правило содержится в норме о сделках под условием — п. 3 ст. 157 ГК РФ, каковым, по сути, и является соглашение о возмещении потерь. В нормах о страховании тоже есть похожее правило — ст. 963 ГК РФ.

Пленум ВС РФ также задается вопросом разграничения между условием об ответственности за нарушение договора (каковым является гарантия в англо-американском смысле) и соглашением о возмещении потерь. Как

следует из Постановления № 7, «соглашение о возмещении потерь должно быть явным и недвусмысленным». А «в случае неясности того, что устанавливает соглашение сторон — возмещение потерь или условия ответственности за неисполнение обязательства, — положения статьи 406.1 ГК РФ не подлежат применению» (абз. 1 п. 17). Таким образом, в спорных ситуациях вопрос следует решать в пользу гарантии, а не возмещения потерь.

Пленум развивает содержащийся в статье ГК тезис об «отделимости» соглашения о возмещении потерь от основного договора сторон для целей признания соглашения недействительным (п. 3 ст. 406.1 ГК РФ). Пленум разъясняет, что недействительность или незаключенность основного договора «сама по себе не влечет недействительность или незаключенность соглашения о возмещении потерь», а, с другой стороны, соглашение о возмещении потерь