1.3.2. Герменевтическая практика

Что касается герменевтики, то главный труд Х.-Г. Га­дамера «Истина и метод» вышел в 1960 г. В этой книге, вслед за Шлейермахером, Дильтеем и Хайдеггером, Гада­мер отвергает научный метод и противопоставляет ему понятие образования (индивида) гегелевской «Феномено­логии духа», которое считает квинтэссенцией европейс­кой гуманистической традиции и методологическим об­разцом для гуманитарных наук [44, с. 59]. Однако истол­ковывает он это понятие весьма произвольно. Гегель на­зывает образованием поэтапное освоение индивидуальным сознанием всеобщих форм бытия и мышления, или, что то же самое, воспроизведение в «снятом» виде процесса созидания социокультурного мира, в ходе которого инди­вид постигает необходимость его происхождения и стано­вится (образовывается) человеком. Гадамер (ссылаясь на Гегеля) определяет образование как «открытость всему иному, другим, более обобщенным точкам зрения» [там же]. «В образовании заложено общее чувство меры и дис­танции по отношении к нему самому, и через него – подъем над собой к всеобщему. Рассматривать как бы на расстоя­нии себя самого и свои личные цели означает рассматри­вать их так, как это делают другие. Эта всеобщность – наверняка не общность понятия или разума. Исходя из общего, определяется особенное, и ничто насильственно не доказывается. Общие точки зрения, для которых от­крыт образованный человек, не становятся для него жес­тким масштабом, который всегда действенен; скорее они свойственны ему только как возможные точки зрения других людей» [там же].

Итак, если для Гегеля целью и итогом образования является системное знание, т.е. постижение индивидом

64

закономерных связей между единичными и особенными явлениями, казавшимися ему вначале самодостаточны­ми, и именно такое знание он называет всеобщим, то Га­дамер рассматривает образование в качестве бесконечно­го рефлективного движения между единичным (индиви­дуальным сознанием) и общим (мнением других). Инди­вид соизмеряет свою самодостаточность (пред-рассудки и пред-суждения) общими принципами (традицией), а об­щее принципы изменяются в ходе соотнесения с «иным» индивидуальных сознаний. В рамках гегелевской логи­ки, с традицией которой сопоставляет свои «пред-рассуд­ки» Гадамер, такое движение мысли соответствует опре­деляющей рефлексии, которая есть «соотношение со сво­им инобытием в самой себе» и поэтому – «бесконечное соотношение с собой» [49, с. 28]. У Гегеля «порочный круг» определяющей рефлексии снимается опосредствованием противоположных моментов сущности, в ходе которого она, обогащаясь определениями, проявляется и перехо­дит в действительность. Теоретическим выражением дей­ствительности является понятие, воспроизводящее зако­номерные, системные связи, которые превращают различ­ные и противоположные определения наличного бытия и сущности в моменты конкретной целостности (изучаемо­го предмета). Гадамер отказывается от этого дальнейшего движения мысли к истине, указывая на «неснимаемое противоречие» между опытом и научным знанием [44, С. 418], и абсолютизирует определяющую рефлексию, при­давая ей к тому же субъективный смысл. Так рождается метод философской герменевтики, представляющий собой взаимопревращение частного и общепринятого мнений, в ходе которого достигнутое между ними согласие относи­тельно смысла истолковываемого предмета отрицается на следующем витке рефлексии и т.д. «Теперь мы видим, – резюмирует Гадамер, – какое требование тут содержится: требование привести свои предрассудки во взвешенное состояние. Однако тогда действие суждений прерывается, а уж тем более действие предрассудков, то с логической точки зрения возникает структура вопроса. Сущность воп­роса – в раскрытии возможностей, в том, чтобы они оста-

65

вались открытыми. ...Лишь ставя себя под вопрос в этой игре, он (предрассудок – Е.Р.) до такой степени ввязыва­ется в игру с «иным», что и это «иное» может ставить себя под вопрос» [45, с. 81]. Но такой метод Сократ назы­вал майевтикой – искусством помогать мужам в рожде­нии истины, которое состояло в выявлении посредством вопросов противоречий в частных мнениях и индуктив­ном восхождении к общим понятиям. Философская гер­меневтика и является не чем иным, как субъективной диалектикой, которую греки определяли еще как искус­ство вести беседу.

Как раз это искусство делает психоанализ (психотера­пию), по мнению Хабермаса, Рикера и их единомышлен­ников, образцовой герменевтической дисциплиной. Это убеждение, кстати говоря, разделял и сам Гадамер. В ста­тье «Неспособность к разговору» (1971) он противопос­тавляет «монологической ситуации научной цивилизации» [46, с. 91] диалогическую традицию философии от Плато­на до Бубера и включает в нее на особых условиях «край­ности» психоанализ. Страдающий душевным расстрой­ством человек теряет связь с окружающей действительно­стью, замыкается в мире своих иллюзорных представле­ний и в силу этого перестает слышать других людей. Цель психотерапии заключается в том, чтобы сломать барьер отчуждения, восстановить способность пациента к обще­нию. «Особенность психоаналитической беседы состоит в том, что здесь неспособность к разговору, составляющая самую суть болезни, излечивается не чем иным, как раз­говором» [там же, с. 90]. Опыт психоанализа не может быть просто перенесен в область нормальной жизни, за­мечает Гадамер, поскольку во-первых, монологичность не­вротика является следствием именно болезни (а не рас­пространения «научной цивилизации»), а, во-вторых, пси­хоаналитик – это не просто собеседник, «другой», но врач, обладающий профессиональными знаниями и целенаправ­ленно преодолевающий сопротивления пациента. «Спра­ведливо подчеркивают, что беседа все же является совме­стным трудом раскрытия, а не простым применением зна­ния со стороны врача... первой предпосылкой психоана-

66

литического разговора служит признание пациента в том, что он болен; итак, неспособность к диалогу сознает себя» [там же].

Рассуждение Гадамера выражает самую суть феноме­нолого-герменевтического понимания психотерапии и с полным основанием может рассматриваться в качестве его символа веры. Но вот, что странно: несмотря на заявлен­ную оппозиционность эмпирической методологии есте­ственных наук (Science), оно фактически воспроизводит результат психотерапевтических исследований, совпа­дающий в свою очередь с принятым в психиатрии опре­делением психотерапии как лечения «посредством бесед врача с пациентом», в процессе которого «психотерапевт пытается изменить мышление пациента, его поведение и эмоции посредством работы над механизмом его мышле­ния...» [205, с. 157].