Психика как источник переживаний

Каждый психолог знает, что индивидуальные отличия людей во многом зависят от особенностей психических процессов, отражающих действительность. Из них восприятие и мышление задают типологические признаки, которые многие авторы закладывают в основу предлагаемых ими классификаций клинически значимых отклонений.

Иначе воспринимающие

Человек воспринимает (делает предметом осознанного переживания) внешнюю среду, межличностную ситуацию и собственную личность. Каждую из них – неким специфическим образом. Каким именно, вопрос открытый. Психология продвинулась в исследовании разве что рефлекторного механизма. Тем не менее, сама по себе феноменологическая основа этого явления достаточно очевидна на уровне эмпирического опыта (признана научной общественностью), во всяком случае, для того, чтобы составить мнение о наиболее типичных случаях в связи с неясностью восприятия. Речь идет о таком складе психики, когда распознавание образа не дает уверенности в точности воспроизведения. Остаются сомнения относительно того, что кое-что осталось не замечено, прошло мимо внимания, осталось за спиной. Возникает некая информационная неопределенность, окрашенная тревожными предчувствиями (интенсивность которых, согласно информационной теории эмоций, прямо пропорциональна чувству неосведомленности). Людей подобного склада можно образно назвать «вечными новичками», живущими в тумане сомнений.

Астеноневротический вариант соответствует описаниям типа характера (у других авторов), которому свойственны тягостные предчувствия и тревожные опасения. Речь в данном случае идет о той разновидности тревоги, которая возникает из-за нечеткости сенсорного пространства при восприятии как внешнего мира, так и собственного организма. Постоянное ощущение, что жизнь скользит мимо, в ней происходит что-то, не улавливаемое до конца, из организма идут непонятные (а значит, тревожащие) сигналы, – все это создает напряженность, изматывающую стрессовые возможности. У тaких людей неврастения развирается буквально на ровном месте, когда все окружающие не видят в ситуации повода для огорчения или истощения.

По-видимому, здесь уместно напомнить взгляды предков на так называемое общее чувство, недостаток которого может серьезно влиять на эмоциональный фон. Как заметил Э. Кречмер, «под "общим чувством" мы с Вундтом разумеем "целостное чувство", в котором выражается общее состояние нашего чувственного благосостояния или неблагосостояния. Общее чувство родственно тому, что с аффективной стороны называют настроением. Общее чувство включает в себя компоненты всех родственных аспекту ощущений, а также диффузных настроений. Из слияния всех этих, отчасти почти незаметных, ступеней создается поперечный разрез нашего настоящего состояния, которое в переживании является одновременно и суммой ощущений, и аффективным положением» [9].

Свойственную людям с недостаточностью (как можно понять сегодня) сенсорного фона неопределенную тревожность некоторые авторы называли «свободно плавающей», готовой зацепиться за любое основание, чтобы войти в когнитивное пространство. Это ипохондрические переживания, разного рода фобии, навязчивые опасения, предчувствия мистического толка и т.п. Причем, как подчеркивает А. Личко, дело здесь не в функциональной слабости центральной нервной системы, хотя признаки невропатичности могут наблюдаться с детства. Сама по себе тревожная готовность дает о себе знать лишь с появлением самосознания, когда проблемы ориентации смыкаются с проблемами идентификации.

Сенситивный вариант отличается выраженным страхом когнитивного диссонанса. С детства предпосылки этой акцентуации дают о себе знать стремлением держать дистанцию с посторонними и вообще избегать незнакомого. К родным и близким такие дети привязаны даже при суровом воспитании, а школьный коллектив, где им достается больше других, очень неохотно меняют на более благоприятный (по мнению родителей). Удержаться в привычной среде – главная забота и в более зрелые годы, когда за чьей-то спиной гораздо спокойнее.

Неуверенность в том, как к тебе относятся, может производить впечатление раннего детского аутизма, когда ребенок не в состоянии разобраться, с какими чувствами к нему обращаются окружающие (улыбкой или оскалом). Защищаясь, он одухотворяет неодушевленные вещи, которые доступнее пониманию, нежели живые люди. Это производит на взрослых впечатление болезненно искаженной фантазии и нередко диагностируется как душевная болезнь. В дальнейшем детям с такого рода недостаточностью восприятия бывает трудно включиться в коллектив, когда аффилиативная тяга наталкивается на неумение почувствовать эмоциональный резонанс. В классе их приходится учить языку общения, который был бы понятен другим. Если это удается, дальнейшее развитие протекает нормально, но и при хорошо сложившейся воспитательной ситуации опасение попасть впросак не исчезает. Нечеткость «социальной картинки» постепенно трансформируется в акцентуацию характера.

Недаром люди с таким складом характера стараются даже в кругу привычных отношений занимать позицию младшего, удерживая соответствующие манеры до тех пор, пока это позволяют обстоятельства (снисходительное покровительство сильных и уверенных в себе). Выбор их увлечений также носит по преимуществу игровой, условный характер. Дa и сердечные порывы направлены чаще всего на труднодосягаемые объекты, тогда как реальные выборы связаны с желанием закрепить привычные отношения с хорошо знакомыми людьми. Стыд и страх заглянуть в себя обусловливают склонность к идеализации, напоминающей детское преклонение перед учителем.

Психастенический вариант отличается диспропорцией между когнитивным и аффективным компонентами побуждения, порождающей своеобразный дефект роли. В механизме того, что П.К. Анохин называл «акцептор действия» (обратная связь между планируемым и исполняемым), недостаточно развито взаимодействие элементов, по-видимому, из-за специфической недостаточности высшей нервной деятельности. Это дает о себе знать трудностями произвольного волеизъявления (перехода импульса из воображения в реальность). Стремления для своей реализации нуждаются в эмоциональном допинге, хотя их нужность, целесообразность и даже необходимость прекрасно понимаются умом. И преодолеть такое расщепление воспитанием, к сожалению, не удается.

Подверженные вечным сомнениям на пути к желаемому, люди такого склада используют в качестве «точек опоры» промежуточные условия (например, если идя на экзамен, встретить трех лысых мужчин, тогда все будет прекрасно), неизбежно попадаясь при этом в ловушку, так как условия, став источниками эмоций, быстро превращаются в навязчивые опасения (фобии). На таком фоне постоянная борьба мотивов временами обрывается импульсивным действием, когда накопившееся фрустрационное напряжение выплескивается нетерпеливым поступком, порой с весьма сомнительными последствиями. Иногда такое легкомыслие переживается как мимовольное (эмоциональное переживание не достигает уровня интенсивности, при котором человек признает мотив своим). Недаром психастенический вариант склада характера называют «обсессивно-компульсивным».

В личностном плане диссоциация между желанием и усилием тоже дает о себе знать. Будучи стеснен в свободе выбора, человек, который распоряжается только вниманием, но не действием, старается построить уклад жизни таким образом, чтобы от него не требовалось преодолений, а расход на борьбу мотивов был минимальным. Прежде всего, это реализуется в трудовой деятельности, где речевая или моторная составляющие преобладают над социальной и управленческой. Другой формой защиты являются педантизм и формализм, позволяющие исключить любые колебания в раз и навсегда отлаженной системе. Если же эмоциональной опорой в выборе решений избирается другой человек, к нему предъявляются чрезвычайно высокие требования (из психастеников получаются настоящие домашние тираны).

В cфepy деятельности клинического психолога носители психастенической акцентуации попадают в связи с навязчивостями, стремление избавиться от которых равносильно сопротивлению, которое oни при этом оказывают. Их можно понять: фобии настолько естественны для их склада психической деятельности, что личность «срослась» с ними как с неотъемлемой индивидуальной особенностью. Педагогические психологи чаще всего занимаются такими подростками (в детстве проблем, как правило, не бывает), когда импульсивный поступок (как снег на голову) расстраивает образ, сложившийся у учителей и родителей.

В дальнейшем изложении мы будем называть иначе воспринимающих «акцентуированными».