Иначе реагирующие (носители мозговых дисфункций)

В детском возрасте так называемая органическая недостаточность центральной нервной системы (исключая клинические варианты, когда ребенок нуждается в серьезном лечении, а то и в инвалидизации, например, детский церебральный паралич), проявляет себя «минимальной мозговой дисфункцией» (в дальнейшем – ММД). Ее основные признаки – моторная гиперактивность и дефицит активного внимания. В литературе можно встретить и другие аббревиатуры, например, BMD (brain minimal damage) в патохарактерологическом подростковом опроснике А.Е.Личко, или СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности) в отечественной литературе по этой проблематике [12,13]. Непоседливая импульсивность, лишенная эмоциональной вовлеченности, выглядит как суетливость и раздражает окружающих. Естественно, прилежание и послушание даются детям такого склада с большим трудом, а проблемы общения возникают чуть ли не ежедневно. Недаром в известной работе (для своего времени) «Учителю о детях с отклонениями в развитии» Власова Т.А. и Певзнер М.С. перечисляют такие качества как: активность; примитивность влечений; поверхностность привязанностей; отсутствие ранимости; драчливость; недостаток внимания; самодовольство; отсутствие когнитивного диссонанса. Эпитеты, образно говоря, режут слух. И если в раннем детстве, когда игра не требует особой сосредоточенности, отвлекаемость внимания если не желательна, то хотя бы простительна, то по мере вовлечения ребенка в организованную деятельность она начинает все больше мешать работе. Так что «бестормозным» детям приходится испытать на себе гнет системы (на помощь которой родители поначалу сильно надеются). И дело здесь не только в учителях. Психическое напряжение нарастает и за счет того, что сверстники, особенно в начальных классах, не любят тех, кто ведет себя как «шут гороховый», а те, кто постарше, забавляются их недостатками с присущей этому возрасту безжалостностью. К подростковому возрасту «бессмысленная спонтанность» уменьшается и зачастую сменяется вялостью, что само по себе тоже не очень хорошо, но все-таки позволяет избавиться от постоянных эксцессов, присущих детству.

В условиях педагогической депривации постоянное ожидание окрика лежит в основе актуального переживания, формируя негативное отношение даже к близким людям. Взаимное недопонимание закрепляет упрямство и своеволие. Ребенок стремится вырваться из-под давления воспитательной ситуации в среду, где можно играть без определенных правил. И с ранних лет тянется во двор, к вящему огорчению родителей, которые стараются максимально правильно организовать уклад жизни. С годами стремление к улице крепнет и становится упорнее. Сопротивляться ему удается все меньше. Приходится мириться с тем, что ребенок выбирает для общения довольно примитивную среду, где игра бывает самой непритязательной и простой. Во взаимодействии с системой, а потом и с семьей нарастает трещина.

Наиболее уязвимым возрастом бывает отроческий, когда напряжение, накопившееся в младшем школьном из-за того, что родители хотели перебросить на школу проблемы воспитания и занимали проучительскую позицию, а педагоги безоговорочно требовали «быть таким, как все», получает возможность вырваться наружу. Побеги из дома или уличная безнадзорность без побега становятся истинным бичом приличной семьи. Если контроль за поведением ребенка удается сохранить, упрямство и стремление превратить в игру серьезные занятия переломить значительно труднее. С течением времени у взрослых появляется все более отчетливо заметное желание откреститься от проблем воспитания и все списать на непреодолимую силу аномально измененной психики. Зацикленные на своей непогрешимости взрослые начинают искать врача, чтобы за диагнозом «психопатизация на органически измененной почве» чувствовать себя более уверенно. К сожалению, врачи охотно идут им навстречу.

Сочетание с умственной отсталостью лишает ребенка единственного шанса сохранить конструктивные отношения со школой, который давала ему живость ума, цепкость памяти и хорошее воображение. Суетливый ученик, отстающий в учебе, вряд ли может рассчитывать на сострадание формалистов от педагогики при любых обстоятельствах.

Сочетание с невропатичностью встречается довольно часто и в условиях трафаретного применения стандартных методов обучения и воспитания неизменно выливается в детские неврозы. Тем паче, что организация автономного управления физиологическими функциями обязательно страдает при органической недостаточности центральной нервной системы в той или иной степени. Ночной энурез у такого склада детей и без излишнего давления – обычное дело, а в обстановке педагогической депривации встречается очень часто. Причем затягивается чуть ли не до подросткового возраста. Почему родители не догадываются ослабить нажим в такой ситуации, лично меня в своей практике всегда сильно удивляло.

Сочетание с ретардацией личностного развития придает воображению дополнительную наивность и образность. Полет фантазии становится истинным спасителем от угнетающего воспитания. С годами привязанность к компьютерным играм может стать как конструктивным выходом из ситуации (при овладении навыками работы с информацией), так и одним из вариантов вредной и неконструктивной зависимости.

В целом же трудности в реализации естественных социальных стремлений (общий темп развития не нарушается и эмпатийные, аффилиативные, когнитивно обусловленные потребности дают о себе знать своевременно), вызванные отклонениями в организации психической деятельности, оставляют в душе устойчивое ощущение неудачника. Так что комплекс аутсайдера вполне вероятно может сформироваться еще в школьные годы.

Изоляция разделяет адаптивные проблемы на семейные и остальные. Родители, отгораживая ребенка от общества, берут на себя серьезную нагрузку обеспечивать переключение внимания в темпе, не свойственном взрослому человеку. Это сильно утомляет даже при самом благожелательном отношении к ребенку. Ситуация усугубляется тем, что ответственность за неудачи в школе, особенно по части дисциплины, родители подобного склада нередко перекладывают на педагогов, которые «думают только о себе». Почувствовав поддержку за спиной, ребенок с дефицитом внимания и не старается работать над собой (разумно и рационально использовать моменты, когда удается запомнить главное, если ждать и готовиться уловить это главное). Он переключается на семью, где обеспечить развитие при помощи интеллектуальных игр (приноравливаясь к недостаткам психического склада) удается далеко не всегда, если не сказать почти никогда. И поскольку от неудач в школе, да и в среде, где тоже не жалуют тех, кто суетится без толку, деться некуда, недовольство и раздражение тоже уходят под крышу дома. Однако со временем, когда возрастная психология начинает требовать все-таки выходить за рамки внутрисемейных отношений, со стремлением обрести среду общения, где бесцельное существование позволяет переключаться на что угодно по собственному усмотрению, приходится считаться. Так что тяга к самой непритязательной «улице» детей такого склада из приличной семьи не должна вызывать особого удивления (особенно – осуждения с подозрением, что к детям в ней относятся хорошо только для вида, что, к сожалению, очень свойственно официальным лицам, принимающим меры в связи с детской безнадзорностью). Пресловутая разнузданность сильно привлекательна и может стать причиной даже побега из дома и бродяжничества при самой благоприятной обстановке воспитания.

Наиболее уязвимым является отроческий возраст, когда снисходительное отношение близких уже не в состоянии компенсировать неудачи в школе. И если характер не столь решителен, чтобы удрать во двор (или двор не принимает), семейная обстановка начинает окрашиваться гневливой раздражительностью, зачастую не лишенной истероидной демонстративности. Отзвуки ее уходят и в школу, где весьма нередко за ребенком закрепляется статус «тупоумного кривляки». Такая защитная реакция по типу демонстративной оппозиционности встречается нередко и столь же часто диагностируется как «ранняя психопатичность на почве мозговой дисфункции». Педагоги и врачи всегда и быстро находят общий язык, когда семья не дает повода для критики.

Сочетание с умственной отсталостью усиливает изоляционистскую позицию семьи, готовой защищать ребенка от «придирок» со стороны учителей, которые «не хотят замечать проблесков способностей». До подросткового возраста это позволяет держать скорлупу экологической ниши более или менее прочной, но затем эмансипация в любом случае начнет будить стремление к отчуждению. Хорошо, если его (это стремление) можно реализовать в рамках «большой семьи», где родственники позволят, например, пожить у тетки или дедушки. В уличной среде подросток может оказаться под влиянием и с его неопытностью и несообразительностью стать жертвой самых низкопробных интересов социальной стихии, в которую он окунется «очертя голову».

Сочетание с невропатичностью вынуждает ребенка все время липнуть к родителям, изводя из своей гиперактивностью. Взаимное раздражение на много лет окрашивает стиль внутрисемейных отношений, так что спад инициативы в подростковом возрасте (даже при сохранении навязчивых страхов и тревожных предчувствий) приносит облегчение как родителям, так и самому ребенку.

Сочетание с ретардацией личностного развития может сделать семью основным полигоном для весьма сомнительных инициатив с детства, но особенно в отроческом и подростковом возрасте. Уход из дома с разрывом отношений по достижении самостоятельности возможен и об этом не следует забывать.

В целом же, при всем многообразии вариантов расстройства адаптации, вероятнее всего ребенок останется или вернется в семью, которая была его прибежищем, и будет сохранять дистанцию с системой и средой. Но для этого потребуется некоторое время и груз огорчений и неудач.

Социальная запущенность, когда «бестормозность» сочетается с «отвязанностью», делает детей истинными заложниками социальной стихии в ее самых неприглядных проявлениях. В школе их даже не хотят понимать, так как они несут с собой в ее стены навыки и привычки, совершенно неприемлемые в нормальном коллективе, так что статус «озлобленного дезорганизатора» закрепляется за ними с первых шагов в организованном сообществе. Тем более что диагноз «задержка психического развития по органическому типу» не заставляет себя ждать. Чужие в семье и системе, такие дети, если не удастся найти покровителя, слишком рано остаются один на один с проблемами средовой адаптации и отчуждение пускает корни в саму спонтанность. А дальше характер определит выбор жизненной позиции. Смелые и решительные в отроческом, а особенно – в подростковом возрасте ищут социально враждебную среду, где готовы согласиться на скромные роли ради участия в чем-нибудь антиобщественном. По мере накопления соответствующего опыта они могут вполне рассчитывать на более достойные роли в криминальной среде. Те, кто не отличается такими качествами, чаще становятся игрушкой в руках лидеров, которые используют импульсивность и несообразительность страдающих минимальной мозговой дисфункцией для забавы или достижения своих (как правило, нехороших) целей.

Наиболее уязвимый возраст – младший школьный, когда, натерпевшись во дворе от сильных и жестоких ребят, ученик готов отождествлять себя с коллективом и ждет облегчения судьбы. Статус неприветствуемого переживается очень тяжело, а когда он трансформируется в статус бойкотируемого – надлом в душе не удается залечить даже правильно организованной реабилитационной педагогикой. Шрам остается, хотя и сглаживается с годами.

При сочетании с умственной отсталостью рассчитывать на приязнь в школе тем более не приходится. Сближение с маргинально ориентированной средой происходит как бы само собой.

Сочетание с невропатичностью ведет к тому, что с раннего детства дети стараются отгородиться от мира доступными им способами, чаще всего самыми примитивными. Здесь многое зависит от возможности прилепиться к кому-нибудь из взрослых. Если такие находятся, дальнейшее развитие идет в экологической нише и сильно зависит от обстановки в ней. Если нет – предсказать, куда повлечет ребенка его воображение, просто невозможно.

При сочетании с ретардацией личностного развития дети стараются оставаться среди младших столько, сколько позволяют обстоятельства. Так называемый «вторичный инфантилизм» здесь встречается особенно часто.

В целом, социально запущенным детям с минимальной мозговой дисфункцией, особенно осложненной другими психическими недостатками (а чаще всего именно так и бывает), очень трудно налаживать конструктивные отношения с семьей и системой. Это продолжается и в зрелые годы. Да и в среде им редко достаются престижные роли, так что психология изгоя, который ориентируется лишь на близких ему по судьбе, возникает и закрепляется с ранних лет.