Режиссеры настоящего
.pdfВот почему идея семьи реализуется вместе с д р у г о й идеей — мужского братства. Ван Сент, изучавший среду хастлеров, пришел к выводу, что мальчишеская проституция имеет целью не столько на живу или удовольствие, сколько подсознательную потребность най ти друга, способного заменить отца или брата. Таковым становится для Скотта Боб Пиджин, глава уличной семьи, колоритный толстяк с животом, раздутым от пива. Этот портлендовский Фальстаф обра зует со Скоттом дуэт, подобный тому, что некогда был описан Ш е к с пиром (Скотт занял место принца Хэла).
Вся эта пестрая компания во время съемок «Айдахо» и впрямь жила одной семьей под крышей большого дома в Портленде, кото рый в свое время занимали родители Ван Сента, а теперь купил сам режиссер . Ретроспективно в этом свете иначе вырисовывается и другая неформальная компания — из «Аптечного ковбоя». Это тоже воплощенная м о д е р н и з и р о в а н н а я идея с е м ь и . Сам ковбой и его подруга — папа и мама, а двое новичков в с е м е й н о м н а р к о б и з н е се — д е т и . Эми Тобин из журнала Sight & Sound назвал «Айдахо» безумной мешаниной семейных романов, где каждый пытается бе жать из своих с е м е й , создавать новые семьи или даже готов с на слаждением рассматривать чужие семейные фотографии.
51
Наконец, третьей общечеловеческой ценностью оказывается верность — дружбе, друзьям, убеждениям и собственной природе . В противовес оппортунизму, ставшему э п и д е м и е й с о в р е м е н н о г о мира. И здесь неважно, правильно ли выбраны друзья и убеждения, хороша ли природа с общепринятой точки зрения . Как junky (нарко ман), так и gay у Ван Сента — это альтернатива обывателю и потре бителю. Обратный путь — аптечного ковбоя Боба или уличного ков боя Скотта — демонстрирует общественно похвальное желание стать «нормальным» (straight), но для них самих означает преда тельство и утрату идентичности.
Скотт предает Майка в первый раз, когда закручивает роман с красивой итальянкой, во второй — когда едет с невестой к внезап но умершему отцу, чтобы вступить в права наследника . Именно в этот момент умирает и его «второй отец» — толстяк Пиджин. Обоих хоронят на одном кладбище, что дает повод р е ж и с с е р у аллегори чески представить социальные контрасты Америки Рейгана - Буша . Чопорный властный клан, ныне возглавляемый С к о т т о м , п р о т и в о стоит босяцкой процессии Майка и его друзей, танцующих на м о г и ле Пиджина и разыгрывающих шутовской спектакль словно в пику буржуям. Майк, расставшись со Скоттом, возвращается в уличную семью: это тоже его личный выбор.
Майк отказывается от соблазна «жить как все». Он не способен к этому и сохраняет нечто более важное, чем приличная репутация и положение в обществе . То и дело теряя сознание, он оказывается более сознательным и совестливым в построении своей ж и з н и , не жели те, кто ее тщательно планирует и организует.
А выбор героя помог Ван Сенту блестяще организовать картину, взяв за принцип субъективное зрение нарколептика. Живописным лейтмотивом фильма стал пейзаж штата Айдахо, который его уроже нец Майк всегда носит в душе: желтая, поросшая кустарником пус тынная местность, рассекаемая хайвеем, который уходит за горизонт и теряется в дымке далеких гор . «Эта д о р о г а никогда не кончится, наверное, она опоясывает весь мир», — успеет подумать бредущий по ней Майк и тут же впадет в приступ забытья. А следующая сцена перенесет героя и зрителя совсем в иное пространство и время.
54
Эта онирическая структура — логика сна наяву — задает и монтаж ное, и живописное решение картины, и ее жанр, впитавший элементы бурлеска и черного юмора, голливудской психодрамы и авангардного транс-фильма, классиком которого считается Дэвид Линч. Ван Сент, как и Линч, пришел в кино из живописи и опирался на опыт синтети ческого андеграунда. На него повлияли также учившиеся вместе с ним члены музыкальной группы Talking Heads во главе с Дэвидом Вирном. Музыкальные темы «Айдахо» прослоены иронией и выражают то, чего не скажешь бытовым языком. Что касается живописных ориентиров, среди них должны быть упомянуты Вермеер и Ван Гог. В палитре фильма преобладают красные и желтые краски, в костюмах и дизай не подчеркнуты современные пережитки шекспировских времен.
Ван Сент сравнивает «Айдахо» с полетом в «боинге», где включе ны шесть разных телеканалов; на к а ж д о м из них один и тот же фильм, но пассажир может выбрать тот или иной язык, культурный код. А потом переключить канал. И тогда вдруг хастлеры начнут ра зыгрывать Ш е к с п и р а , словно заплутав во времени и угодив в дру гую эпоху, где тоже были им подобные . А когда г е р о и с о в е р ш а ю т путешествие из Америки в античный г о р о д (Рим), они видят маль чишек, болтающихся на пьяцце точно так же, как в Портленде.
Охотно признавая себя постмодернистом, Гас Ван Сент в те годы, вероятнее всего, им и являлся. С той о г о в о р к о й , что его мышление все больше казалось позитивным, оптимистичным и пропитанным ренессансным здоровьем . Однако от бодрящей позитивности до скучного позитивизма не так уж далеко. И «Умница Уилл Хантинг», удручающий своей правильностью, сполна это продемонстрировал. Фильм использует те же схемы отношений (мужское братство, «чуть больше, чем друзья»), но в дело опять вмешивается бюджет, теперь уже соответствующий стандартам Большого Голливуда. Начинает выпирать дидактика, а излюбленная Ван Сентом тема о т н о ш е н и й наставника и юного подопечного слишком старательно скрывает го мосексуальный подтекст, чтобы выглядеть искренней . То же самое относится к фильму «В поисках Форрестера» (2000), где на роль на ставника режиссер сумел завлечь самого Шона Коннери, а вундер кинда для пущей политкорректности сделал чернокожим.
55
Ван Сент оправдывается: «Когда я слышу вопрос, почему „Уилл Хантинг" столь т р а д и ц и о н е н , отвечаю, что всегда был т р а д и ц и о н ным к и н е м а т о г р а ф и с т о м , разве вы не заметили? М о й л ю б и м ы й фильм — „Обыкновенные люди" Роберта Редфорда. И даже когда я делал кино о наркоманах и мужчинах-проститутках, по сути все рав но снимал фильмы о самых обыкновенных людях. На этом и стою».
С этим трудно спорить. Как и с тем, что из правильного традицион ного кино уходит поэзия. Впрочем, самые горячие поклонники Ван Сен та не теряли надежды в один прекрасный день увидеть своего кумира прежним. Это произошло уже в 2002 году, когда появился «Джерри».
Если бы «Джерри» снял не Ван Сент, мы бы подумали, что перед нами опыт юного дарования, выпускника Нью-Йоркской киношколы и страстного поклонника Тарковского или Сокурова. Юное дарова ние, каким-то чудом получив приличный бюджет и двух видных ар тистов — Мэтта Дэймона и Кейси Аффлека, — загоняет этих парней в пустыню, туда, где кончается асфальт, заставляет из о з о р с т в а бросить машину и затеряться в песках.
Они по-настоящему прыгают с высоченных скал, бредут долгими часами в никуда, закрыв лица майками, а камера следит за этим пу тешествием на равнодушных средних планах, ничего не укрупняя и не акцентируя, только фиксируя происходящее на цветной широко экранной пленке. Через три минуты после начала мы догадываем ся, что перед нами экзистенциальная пустыня, а через десять пони маем, что в фильме больше ничего ровным счетом не произойдет, и только самые большие о п т и м и с т ы будут рассчитывать на острые ощущения от секса или каннибализма.
Если бы, повторяю, не лица успешных голливудских мальчиков и не современное техническое обеспечение съемок, все бы это вы глядело как восточно - европейское кино 70-х годов, тем более что идет оно под музыку Арво Пярта. Но снял это кино человек, к о т о рый, казалось бы, уже безнадежно погряз в рутине скучных, назида тельных и к тому же к о м м е р ч е с к и х проектов . В п р о ч е м , сам Ван Сент вовсе не склонен признать, что продался с потрохами, и убеж дает в своих интервью, что на самом деле занимается формальной грамматикой кинематографа.
56
«Джерри» — отчаянная попытка, бросив асфальт м е й н с т р и м а , вырваться на дикую т е р р и т о р и ю , где человеческие реакции и инс тинкты обнажены, не будучи закамуфлированными правилами об щественного поведения. Однако сила раннего Ван Сента заключа лась как раз в том, что он сталкивал своих героев с о б щ е с т в о м , а природа становилась полноправной участницей этого диалога. Про винциальные американские пейзажи в ранних картинах режиссера были похожи на галлюцинации, когда в раскаленном воздухе вдруг повисало сомбреро или проплывала корова, цепляясь за облако. Те перь ни коров, ни сомбреро, ни других знаков цивилизации не оста лось — только раскаленный песок, буря в пустыне и ничего не стоя щая человеческая жизнь. Не важно, это Кордильеры или Ирак.
А потом пришел «Слон» (2003) — первый фильм Ван Сента, по казанный в каннском конкурсе . Когда он завоевал «Золотую паль мовую ветвь» и победил Ларса фон Триера с его «Догвилем», раз -
57
дались голоса: ж ю р и сошло с ума. Но выдающиеся фильмы опере жают свое время. И сегодня уже многие включают «Слона» в списки лучших кинопроизведений всех времен.
Целый час камера бродит по бездушным выхолощенным коридо рам и спортивным площадкам колледжа, чтобы эта стерильная пус тота выплеснулась взрывом насилия: двое парней выписывают по Интернету оружие и, облачившись в камуфляж, расстреливают сво их соучеников и учителей. Посвященный той же теме, что и д о к у ментальный хит Майкла Мура «Боулинг для Колумбины», фильм Ван Сента держится на режиссерском искусстве, на непрофессиональ ных актерах-школьниках, играющих почти самих себя, и напомина ет скорее ф о т о с е с с и ю или инсталляцию, чем и г р о в о е кино . Но в нем есть поистине магические моменты.
В «Слоне» камера следует за героями школьной драмы с такой же маниакальной настойчивостью, с какой курсирует по залам Эрмита жа в снятом одним планом «Русском ковчеге» Александра Сокурова. Только на первый взгляд это сравнение кажется д и к и м . И для меня не было большой неожиданностью, когда Ван Сент признался, что очень высоко ставит творчество п е т е р б у р г с к о г о р е ж и с с е р а , а его фильм «Тихие страницы» — у него один из самых любимых. Ван Сент даже сделал Сокурову в «Слоне» неявное посвящение в одной из сцен, но не сказал в какой: пусть русские зрители сами догадаются.
Вскоре после того, как Ван Сент снял в «Айдахо» Киану Ривза и Ривера Ф е н и к с а , первый погряз в виртуальном мире «Матрицы», второй погиб от перезодировки и стал символом «поколения X». Та ким же с и м в о л о м этого поколения в музыке стал лидер группы Nirvana Курт Кобейн, чье самоубийство совсем не буквально, а с к о рее отдаленным п у н к т и р о м воссоздано в фильме Ван Сента «По следние дни» (2005) . Эта картина замкнула т р и л о г и ю о с м е р т и : «Джерри» (смерть в пустыне), «Слон» (смерть как результат немоти вированного насилия) и «Последние дни» (смерть как результат жертвенного саморазрушения).
В отличие от «Слона», «Последние дни» лишены социально-поли тической о к р а с к и . Это — фильм о рокере, жертве рока . Пленник собственной славы, наркотиков, алчных продюсеров, ложных дру-
58
«Последние дни»
зей, Блейк бродит по комнатам своего большого дома и по близле жащему лесу, все больше и больше отдаляясь от земной реальнос ти и приближаясь к той границе, за которой смерть и отделение ду ши от тела.
Блейка играет Майкл Питт. Из п о л н о к р о в н о г о ю н о ш и , каким он запомнился по «Мечтателям» Бертолуччи, артист превратился в из ношенную и страдающую телесную оболочку. С первой же с ц е н ы , где герой принимает «крещение» в лесной реке, мы ощущаем рели гиозный подтекст фильма. Блейк — это новое воплощение Христа, преданного своими апостолами, мучительно покидающего этот мир и становящегося объектом посмертного культа. Питт играет не ли цом, а сутулой спиной и плечами, облаченными то в бесполую курт ку с к а п ю ш о н о м , то в ж е н с к у ю к о м б и н а ц и ю . Поэтому л и ш н и м ка жется единственный крупный план героя: становится видно, что это актер, причем очень молодой.
59
Майкл Питт не только героически изнурил себя для этой роли, но и сам написал для фильма две композиции в стиле grunge («Fetus» и «Death to Вirth») и одну из них исполнил. Кроме того, в фильме звучит знаменитая композиция «Venus in Furs» группы Velvet Underground — группы, близкой к Энди Уорхолу. Но Ван Сент, к о т о р о г о с а м о г о сравнивали с Уорхолом, не ограничивается прямыми предшествен никами, сочетая в фонограмме фильма старые мадригалы и модер нистскую атональную музыку. Ф и л ь м заслужил п р и з т е х н и ч е с к о й комиссии Каннского фестиваля за искусный звукомонтаж.
А в 2007-м Ван Сента наградили юбилейным призом 60 Каннского фестиваля. Опять тема с м е р т и ( о д н о в р е м е н н о насильственной и случайной): трилогия стала тетралогией . Опять медленное, но д и намичное наблюдение, которое виртуозная камера ведет за по вседневной жизнью 16-летнего Алекса (Гейб Невинс). Этот лохма тый сосунок с б е с с м ы с л е н н ы м выражением лица болтается по школьным классам, с отсутствующим видом трахается с подружкой (хотя, кажется, у него это впервые). Он вял. Настоящая жизнь начи нается, когда Алекс, фанат скейтбординга, соединяет свое худоща вое тело с доской и вместе с ней отрывается от земли и опостылев шей реальности. Кто бы мог подумать, что действительность таки настигнет его в лице инспектора, расследующего гибель железно дорожного охранника. Алекса с его дружками подозревают в убий стве, совершенном при помощи скейтборда.
В фильме крайне мало событий и много атмосферы, однако по клонники Ван Сента категорически отказываются видеть в нем не замысловатое поэтическое кино. Они нагружают его глубочайшими смыслами: то это «Преступление и наказание» п о - а м е р и к а н с к и , то экзистенциальная д р а м а в т и н е й д ж е р о в с к о м варианте . Я с м о т р ю на «Параноид парк» проще и вижу в нем то брендовое независимое кино, которое наловчился снимать Гас Ван Сент, о б ж е г ш и с ь на д о рогих студийных проектах. Именно это вернуло ему статус с а м о г о искреннего режиссера А м е р и к и : искренность здесь подразумева ется в эстетическом смысле . Он в своем варианте повторил тот путь, который прошел Д ж о н Кассаветес, ставший к л а с с и к о м аль тернативного кино после неудачного романа с большими студиями.
60