возможности внутри институциональных рамок. Преобладающая тема – роль предков. С локальными группами связаны кладбища – места, где предки продолжают каким-то образом сохранять связь с живущими потомками. Человека характеризуют в значительной степени происхождение174 и родственные узы, определяющие личные права на землю, брак и обязательства в отношении других. Мир населяют духи предков, считающиеся помощниками, но их осуждения опасаются. Группы материализуются в ежегодных и периодически повторяющихся церемониях, во время которых группу прославляют, а предков чтят за их помощь. Новое значение церемонии характеризует существенную зависимость индивида от локальной группы в его жизнеобеспечивающих поисках и репродуктивных надеждах.

Теоретизация локальной группы

Пользуясь средствами культуры, люди создали институты, необычными способами расширившие социальность. Ниже мы сосредоточимся на различных впечатляющих и оригинальных характеристиках локальных групп, включая войны и мужское превосходство, родство и реципрокацию, лидерство и церемонии.

Войны и мужское превосходство

В большинстве локальных групп, особенно среди садоводов и пастухов, господствуют войны. Салинз (Sahlins 1968b) описывает, как в отсутствии всеохватывающей региональной интеграции, локальные группы («люди, ведущие племенной образ жизни») ютятся в мире политической анархии, где потенциально в войне друг с другом находятся все группы. Категория «племени» покрывает у Сервиса (Service 1962) большинство локальных групп, хотя он и делает акцент на региональной организации из кланов и других культурных институтов, «товариществ, объединяющих поперек»175, как он их называет, а не на том, что локальная группа автономна при ведении большинства политических дел. Континуум из яномамо (случай 5), тсембага маринг (случай 7) и центральных энга (случай 10) показывает, как племенные общества эволюционируют в направлении роста плотности населения и интенсивности войн (Johnson 1989).

Являются ли войны между локальными группами результатом человеческой природы? Как отмечалось в разделе 1, в ряде обстоятельств люди филогенетически готовы быть агрессивными: соревнуясь, они рыщут, чтобы получить пищу, убежище и партнеров, дабы прокормить себя и своих потомков, и будут драться за эти выгоды с кем угодно. Но не совсем ясно, как это объясняет войны: сообщества семейного уровня, в которых действуют такие же тенденции, ухитряются жить сравнительно мирно.

Однако мир становится невозможным, по мере того, как интенсифицируется экономика жизнеобеспечения. Мы видели, что при очень низкой населенности, первым откликом на конкуренцию из-за ресурсов в социальной эволюции было рассредоточиться и избежать конфликта. Мужчины могут бороться друг с другом за те или иные ресурсы, но всеобщим паттерном является поддержание мира посредством разведения сторон. По мере того, как заполняется ландшафт, и становится меньше возможностей, неизбежно возрастает конкуренция, но семья и не помышляет о том, чтобы для разрешения конфликтов создать региональную политическую структуру. Скорее же, используя консервативную логику, семьи сде-

117

лают то, что делали всегда: раньше, чем остальные, они попытаются определить местонахождение наилучших ресурсов, а если те скудны, то занять их единолично. Если же конкуренты попробуют их вытеснить, тем, кто владеет, надо закрепиться, особенно когда остальные ресурсы тоже заняты другими семьями. Результатом является то, что с ростом населения возрастает и конкуренция, как и агрессивность.

Часто следствием этого повторяющегося процесса возрастающего ограничения (Carneiro 1970b) является то, что Харрис (Harris 1977: 65) называет «комплексом мужского превосходства»: мужская монополия на оружие; воспитание в мужчинах боевого духа и храбрости; женское детоубийство; воспитание женщин, чтобы были пассивным вознаграждением за деяния мужчин; патрилинейные отклонения при наследовании собственности и счете родства; преобладание полигинии; мужские виды спорта, основанные на конкуренции; ритуальные испытания мужчин при достижении половой зрелости; ритуальная нечистота женщин; выкуп за невесту и другие мужецентричные176 институты. Эти модели поведения – не общечеловеческие универсалии, хотя многие их них обнаруживаются и вне обществ, находящихся на уровне локальной группы, например, во многих армиях и

вдругих сориентированных на мужчин сообществах, таких как команды атлетов или студенческие братства. Комплекс мужского превосходства в его наивысшем развитии вызвали вспышки войн, когда под постоянной угрозой смерти – жизнь и благосостояние членов локальной группы, когда эмпирически от ¼ до половины всех мужских смертей – результат убийства, и когда результаты поражения – не только убыль мужчин, но также пленение жен и дочерей и изгнание всей группы с земель своих предков.

Эти глубокие последствия от нерегулируемых войн, были хорошо описаны

вгорной Новой Гвинее (Feil 1987; Langness 1977). Мужчины локальной группы, прошедшие инициацию, образуют сильное мужское братство для взаимной обороны земель клана. Они составляют «тайный мужской культ, который отличается священными флейтами (нама), жестокими обрядами посвящения мужчин, полнейшим исключением женщин и не прошедших инициацию детей, ритуальным пиршеством с поеданием свинины и другой желаемой пищи, верой в мужское превосходство, предков и власть предков» (Langness 1977: 3). Соединившись, мужчины могут выражать гипермаскулинность с помощью гомосексуальных отношений, которые, как полагают, делают мужчин сильными и уберегают их от влияния женщин, по общему мнению, расслабляющего (Herdt and Stoller 1990). Все эти мужчины – из одного клана, а женщины, на которых они женаты, – из других кланов, потенциально враждебных. Контакты с женщинами оскверняют.

Но резкий гендерный антагонизм смягчает то, что женщина играет центральную роль в домашней экономике. Среди неиндустриальных обществ именно

влокальных группах с садоводческой основой для жизнеобеспечения, женщины вносят в производство пищи наибольший прямой вклад (Sanday 1973: 1691). Затем женщины, которые также управляют экономикой домохозяйства и выполняют фактическую работу, выращивая свиней в качестве богатства, становятся важными для успеха церемониальных представлений и при политических маневрах. Несмотря на мужецентричные публичные проявления политической экономики, глубочайшую важность женщин в повседневной экономике понимают и мужчины и женщины.

118

Родство и реципрокация

Образование кланов и линиджей институционально отличает организацию локальной группы от менее формализованной организации на уровне семьи. Родство становится мерилом, которое определяет личные отношения и групповые связи, коренящиеся в том, что Малиновский (Malinowski 1944: 55; Малиновский 1999) назвал «репродуктивным принципом социальной интеграции». Биологические отношения (размножение, вынашивание, вскармливание) служат подпоркой для возникающих брака, счета родства и социализации – культурных конструктов, лежащих в основе институтов локальной группы. В социальной антропологии широкий пласт литературы анализирует эти институты, прототипами которых являются группы на основе счета родства, например из агнатов177, которые Фортес178 (Fortes 1949) обнаруживал в центре «паутины родства». Почему же группы, основанные на счете родства, занимают на уровне локальной группы такое выдающееся положение?

В большинстве обществ, стоящих на уровне локальной группы, кланы и линиджи носят корпоративный характер – они чем-нибудь владеют, и наиболее важно, что землей. Они разграничивают групповые территории, контролируя доступ к высокопроизводительным ресурсам, которых недостаточно. Корпоративность группы на основе счета родства, является результатом возрастания конкуренции за ресурсы и последующей потребности в численном превосходстве, чтобы регулировать и защищать доступ. В мире, где нет гарантирующих такой доступ правовых институтов, которые бы повсеместно действовали, основанная на счете родства корпоративная группа провозглашает законность притязаний своих членов, оправдывая их ссылкой на связи своих предков с этой землей.

Членство в корпоративной группе влечет за собой особые права на землю и помощь, которыми наделяется индивид (Bell 1998a), но и особые обязанности его участвовать в главных церемониальных событиях и войнах, а также поддерживать их материально. Чтобы завоевать в группе хорошую репутацию, от индивида требуется множество реципрокаций того рода, какие описывались в разделе 2: обязательные дары во время празднований жизненного цикла, выкупы за брак или за разрешение ссор, пища и трудовые затраты в качестве вспомоществления устраиваемым пирам. Хотя дары и понимаются как проявления щедрости, фактически же они представляют собой обязательства группового членства (Bell 1998b). Членство в локальной группе, выражаясь в субстантивистских терминах, является соединением экономических отношений, внедренных в социальные институты группы.

Общее происхождение – культурный конструкт, выстроенный на могущественном биологическом принуждении родственного отбора и тесно с ним связанный. Будучи от культуры, он способен превзойти относительно слабые возможности биологии в распространении за пределы семейного уровня чувств преданности, доверия и общих интересов, присущих индивиду. Но в реальности, при том способе, каким на уровне локальной группы живет большинство людей, индивиды, с которыми они обнаруживают наиболее тесные связи и обременительные обязательства, оказываются и чрезвычайно близкими биологическими родственниками, к примеру, внутри генеалогического расстояния, соответствующего одному колену. И хотя корпоративная родственная группа использует все находящиеся в ее распоряжении символические и церемониальные средства, чтобы, задействуя связи с предками (и даже более отдаленные ветви общего происхож-

119

дения), распространять вовне чувство долга по отношению к группе, все же общая тенденция проявляется в том, что корпоративные группы замкнуты в себе, стремясь к тому, чтобы кого-то исключать, а кого-то включать.

Чтобы преодолеть почти полную замкнутость групп, построенных на принципе общего происхождения, локальные группы используют множество институциональных средств для создания разных форм принадлежности, перекрывающих своими узами группы на основе счета родства. Две самые мощные и распространенные из них – брак и долг. В таких группах, как талленси179 Фортеса, правила инцеста180 требуют от индивидов искать брачных партнеров не в своей собственной, основанной на счете родства группе, а в других. Отсюда у детей есть родственники в обеих группах, и в материнской и в отцовской, а узы между братьями и сестрами рвутся, поскольку те проживают в различных группах и т. д. В противоположность линейному счету родства, такие связи носят личный характер и представляют собой сети когнатного181 родства: «Вокруг этих связей нет принуждения; их не мыслят в терминах сковывающих прав и обязанностей, но лишь как добровольные по своей сути» (Fortes 1949: 281). До некоторой степени эти эгоцентрические сети похожи на дружбу: индивиды выбирают, кого выделить (через визиты, дележ пищи, кооперацию в работе и т. д.), но не похожи на широкие региональные сети обществ семейного уровня (Johnson and Bond 1974). И, кажется, сходными способами они и действуют: Долтон (Dalton 1977) описывает, как такие сети связывают локальные группы вместе и создают возможности для торговли, брака, союзов и перемещений. Подобные сети способны к расширению: цель – породить возможности и гибкость. Они противодействуют преданности по принципу происхождения вкупе со стремлением кого-либо исключать.

В дополнение к личным сетям, создаваемым с помощью брака, обмен супругами играет центральную роль в более масштабном процессе создания кре- дитно-долговых отношений между локальными группами. Типично, когда брак рассматривается как дар в виде невесты или жениха, передаваемый от одной группы на основе счета родства к другой. Эти дары имеют классический характер тотальных поставок, влекущих за собой обязательства давать, принимать и возмещать. Принять дар означает согласиться быть в долгу, а этот долг создает или усиливает социальные связи. Часто долг, создаваемый с помощью брака, не возвращают годами и даже на протяжении одного поколения. Среди прочих функция предводителя локальной группы состоит в том, чтобы помнить об этих долгах и кредитах и так направлять поведение группы, чтобы выполнять обязательства и поддерживать социальные связи с другими локальными группами.

Если представить рыболовную сеть, выставленную на обозрение, то вертикальные нити (ткацкая основа) могли бы быть линиями происхождения, воплощенными в корпоративных группах, а горизонтальные (уток) – узами, созданными с помощью брака, перекрывающими их поперек; это и есть паутина родства. Паутину еще больше уплотняют другие тотальные поставки: наиболее известны расточительные пиры с грандиозной демонстрацией щедрости (и созданием долгов); но и обмены поскромнее утилитарными вещами, выкупы в виде материальных ценностей, чтобы успокоить оскорбленные чувства, и дележ доходов от производства, неожиданно свалившихся на голову, – все играет свою роль в уплотнении паутины родства.

У паутины родства, как пишет Фортес, поистине неограниченный потенциал для расширения – каждый раз по одному узлу. Связи сохраняются благодаря сбалансированной реципрокации (раздел 2): узлы удерживаются до такой степе-

120