Развитие повести в 1825-е – 1830-е гг.:

Виднейшими представителями русской прозы начала 1820-х гг. были декабристы или писатели, испытавшие на себе действие преддекабрьского общественного подъема. После восстания одни из прозаиков, выступивших в начале десятилетия, оказались выключенными из литературы (братья Бестужевы, В. Кюхельбекер, А. Корнилович), другие на время умолкают, пережив серьезное потрясение (О. Сомов, В. Одоевский). Новое оживление начинает ощущаться с 1827 г. При этом речь идет не о простом возвращении к прерванной традиции: в прозаических опытах конца 1820-х гг. ощутимы новые тенденции.

Если прозаики-декабристы в самом выборе тем и сюжетов руководствовались стремлением пробудить у читателя гражданские, патриотические чувства, то после 1825 г. литература отражает настоятельную потребность в исследовании всего многообразия проявлений национальной жизни. В ее кругозор теперь все шире входят и народный быт, воспринятый через обращение к этнографии, фольклору, народнопоэтической фантастике, сказочной и песенной символике, и переживания мыслящего и чувствующего современника. В обращении как к историческому прошлому, так и к современности изображение внутренних противоречий, психологического и социального драматизма все чаще соединяется с воспроизведением конкретных примет народной жизни в описываемую эпоху. В русской прозе конца 1820-х — 1830-х гг. явственно различаются направления, каждое из которых тяготеет к одному из аспектов такого исследования. Основные направления в развитии русской романтической повести 30-х гг.:

-- фантастические повести (Погорельский, Одоевский);

- «Восточные повести» (Бестужев-Марлинский);

- философские повести (Одоевский);

- светские повести (Одоевский, Павлов);

- бытоописательные повести (Павлов, Погодин).

- «Восточные», или «кавказские» повести были в творчестве Бестужева-Марлинского – «Аммалат-бек» и «Мулла Нур».

- Фантастические повести были очень распространены. Они передавали народнопоэтическую фантастику. Например, Семов пишет произведения, основанные на крестьянских поеврьях («Оборотень», «Кикимора»). Это «Страшное гадание» Бестужева-Марлинского, повести Антония Погорельского.

Творчество А. Погорельского (псевдоним А. А. Перовского, 1787—1836) отразило в миниатюре жанровые искания прозы 1820—1830-х гг. Его литературный дебют — «Лафертовская маковница» (1825) — первая в русской литературе повесть, где ярко сказалось характерное для романтизма стремление воссоздать национально-поэтическую стихию, воспринятую через живой быт народа, народную демонологию и сказочную фантастику. В надежде устроить судьбу бесприданницы-дочери жена Онуфрича идет на поклон к богатой тетке — лафертовской маковнице, которая издавна «свела короткое знакомство с нечистым». Колдунья-бабушка выбирает Маше жениха, титулярного советника Аристарха Фалалеевича Мурлыкина, но девушка с ужасом узнает в нем черного кота — любимца ворожеи и участника ее волхвований. Разрушив колдовские чары, отказавшись от неправедных «сокровищ, оставленных бабушкою», Маша выходит замуж за полюбившегося ей пригожего сидельца Улияна. Со счастьем приходит к ней и богатство: Улиян неожиданно оказывается богатым наследником. Рассказ о повседневной жизни почтальона и его семейства проникнут теплотой, вниманием к быту и переживаниям героев. В отличие от баллад Жуковского носители демонических сил — колдунья и кот — выступают у Погорельского в осязаемом земном обличье, лишены ореола таинственности и демонического величия. Юмористические черты в облике кота-чиновника, посрамление нечисти предвещают поэтику «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Получил у Гоголя развитие и мотив нечистой силы денег, восходящий к фольклору, но переосмысленный и углубленный романтиками в условиях новой, «меркантильной» эпохи.

Погорельский пишет и повесть, относящуюся теперь к детской литературе – «Черная курица, или Подземные жители» (1829). Героем становится ребенок, мальчик Алеша, который спасает свою любимую курицу Чернушку.

К детской литературе относят и повесть В.Ф. Одоевского «Городок в табакерке». Мальчик Миша рассматривает устройство музыкальной табакерки. И ему снится, что он попадает внутрь и знакомится с ее жителями – колокольчиками, молоточками и принцессой Пружинкой. Есть у него повсеть, основанная на народных преданиях – «Необойденный дом», где рассказывается о старушке – калике перехожей, чья молитва спасает отъявленного разбойника. В романе «4338 год» Одоевский рассуждает о возможном будущем.

Другие проблемы ставятся в повестях Одоевского о художниках. Вера писателя в возможности человеческого познания выразилась, в частности, в предположении, что мир детских фантастических представлений, народные легенды и суеверия, алхимические и кабалистические умствования средних веков таят в себе элементы поэтической мудрости и инстинктуального знания, которые еще предстоит перевести на язык современной мысли. Это определило природу ряда фантастических повестей Одоевского («Игоша», 1833; «Сильфида», 1837; «Саламандра», 1841): в каждой из них автор предпринимает опыт художественной дешифровки «древних и новых преданий», нередко останавливаясь на границе между научной и мистической их интерпретацией. Противопоставление «пошлой действительности» миру поэзии, мечты о гармоническом развитии человеческой личности, грустное и подчас трагическое ощущение разлада между «мечтой» и действительностью, — таковы основные мотивы романтических повестей Одоевского, особенно отчетливо проявившиеся в «Сильфиде». Обывательскому благоразумию и практицизму (недаром повесть имеет подзаголовок «Из записок благоразумного человека»), «пошлой действительности», убивающей лучшие стороны личности, Одоевский противопоставляет иллюзорный мир мечты и фантазии.

Поэта мы увенчаем цветами и выведем его вон из города.

/Платон/

Три столба у царства: поэт, меч и закон.

/Предания северных бардов/

Поэты будут употребляться лишь в назначенные дни

для сочинения гимнов общественным постановлениям.

/Одна из промышленных компаний XVIII-го века.

!?!?, XIX-й век/

Повествование построено в виде писем Платона Михайловича, вознамерившегося открыть новую научную эру. Но в итоге он становится «таким, как все»:

«Впоследствии, как мне известно, мой приятель сделался совершенно порядочным человеком: завел псарную охоту, поташный завод, плодопеременное хозяйство, мастерски выиграл несколько тяжеб по землям; здоровье у него прекрасное, румянец во всю щеку и препорядочное брюшко. Одно только худо: говорят, что он немножко крепко пьет с своими соседями – а иногда даже и без соседей; также говорят, что от него ни одной горничной прохода нет, – но за кем нет грешков в этом свете? По крайней мере, он теперь человек, как другие».

- Философские повести. «Сильфида». Фактически, затрагивает и философскую сферу. Но главные произведения, относящиеся к такому типу – повести из цикла В.Ф.Одоевского «Русские ночи».

- Светские повести. Сюда традиционно относят «Фрегат «Надежда» Бестужева-Марлинского. Проявилось в повестях Одоевского «Княжна Мими» (1834) и «Княжна Зизи» (1839). Они не случайно названы именами персонажей «Горя от ума». В «Княжне Мими», как и в «Горе от ума», ход событий определен сплетней, которая рождается и обретает гибельную силу на глазах у читателя. Ее создательница, старая дева княжна Мими — одновременно жертва своей среды и озлобленная носительница худших ее предрассудков (баронесса Дауерталь, Границкий, Лидия Рифейская). «Убивают не люди, а беззаконные страсти». Не такова героиня второй повести, княжна Зизи. В малом, домашнем кругу она обнаруживает подлинный героизм. Подавив в своем сердце любовь к недостойному человеку, который пользовался ее чувством в низких своекорыстных целях, княжна находит в себе силы вступить с ним в открытую борьбу и нарушает тем самым неписаные законы, ограничивающие сферу деятельности светской девушки. Но и оклеветанная молвой, утратив надежду на личное счастье, она сохраняет сердечную чистоту и душевное благородство (Лидия, Городков, Радецкий).

В сборнике «Пестрые сказки» (1833) предвосхищены гоголевские мотивы губительной силы современного города, растлевающего ум и чувство («Сказка о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту»), и внутреннего омертвения петербургского и провинциального чиновничества («Сказка о мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем» и др.).

К светским повестям обычно относят сборник Павлова «Три повести» – «Именины», «Аукцион», «Ятаган». Примечательно самое построение первой книжки Павлова. Она открывается повестью «Именины». Тема художника — одна из центральных в литературе романтизма — предстает здесь в ином аспекте, чем у Полевого или Одоевского. От судеб искусства, от проблем внутренней жизни творческой личности Павлов обращается к вопросу о крепостной интеллигенции, волновавшему русскую литературу еще в XVIII в. Герой «Именин» — крепостной музыкант. Личная зависимость становится для него источником страданий и унижения, преграждает путь к личному счастью. Сказавшись «не помнящим родства», он в солдатчине ищет освобождения от барской прихоти, «до исступления» радуется новому своему жребию, надеясь выслужиться в офицеры и обрести гражданские права. В ином обличье предстает солдатчина Бронину — герою завершающей сборник повести «Ятаган». Разжалованный за дуэль в солдаты, он разом лишается всех человеческих прав и оказывается беззащитным перед местью полковника — своего неудачливого соперника в любви. Не в силах пережить бесчестие, которое делает для него невозможным возврат к прежней жизни, Бронин убивает своего истязателя и умирает сам, пройдя «сквозь зеленую улицу». Герои «Именин» и «Ятагана» страдают и гибнут во имя подлинного чувства; в средней повести цикла, носящей символическое название «Аукцион», любовь отступает перед расчетом и игрой самолюбий.

- Бытоописательные повести. Это «Черная немочь» (1825) Погодина. Он разрабатывает темы и мотивы, характерные для русского романтизма, на конкретном материале национальной жизни, переосмысляя их на основе личного жизненного опыта. В повести изображена трагедия молодого человека из богатой купеческой семьи, единственного и любимого сына своих родителей. Томимый жаждой познания, он наталкивается на непреодолимую стену консервативных обычаев и предрассудков и гибнет жертвой отцовского невежества и самодурства. Романтическая история пробуждающейся личности развертывается у Погодина на фоне сочных и ярких зарисовок быта и нравов московского купечества. Здесь автор «Черной немочи» предвосхитил художественные открытия А. Н. Островского.

И в «Черной немочи», и в других повестях Погодина быт уже не выступает в качестве «низкой», заслуживающей осмеяния действительности, как это было в сатирических и нравоописательных жанрах предшествующих десятилетий. Он предстает перед читателем как сфера повседневного существования простого русского человека — во всей своей сложной светотени.

Кроме этого, развивается и реалистическое начало в литературе. Оно представлено, например, «Повестями Белкина» А.С. Пушкина.