Яроцкий А.И. (ред.), Криволапчук И.А. (ред.) - Эмоции человека в нормальных и стрессорных условиях - 2001 г

того, как появятся гипогликемия, отеки и головокружение. Каждый из нас хорошо знает, что почувствовав голод и не утолив его, мы можем увлечься каким-либо делом и проработать с высокой эффективностью еще много часов. Подобные примеры, пишет П.В.Симонов, можно было бы продолжить, но и сказанного достаточ- но, чтобы признать два положения: гиперкомпесаторная реакция представляет фундаментальный принцип саморегуляции живых систем; это несоответствие реакций вызывающему их стимулу обусловлено вероятным характером изменений среды, отсутствием полной информации об изменениях, могущих произойти в будущем.

Вот почему в любых сферах, в том числе врожденных форм регуляции, возникает необходимость в наличии не только отрицательных, но и положительных (усиливающих) обратных связей, в механизмах, способных усилить реакцию организма, сделать ее несоответствующей внешнему стимулу, предать ей гиперкомпенсаторный характер. Может быть, гиперреактивность, усиливающая тонизирующее влияние, составляет одну из самых важных сторон деятельности подкорковых аппаратов мозга, особенно тесно связанных с реализацией врожденных форм поведения — безусловных рефлексов.

Момент усиления, указывает И.В.Симонов, отчетливо выражен и в области условно-рефлекторной деятельности, для которой так характерно несоответствие силы реакции физиче- ской ничтожности условных раздражителей. Но это только одна, количественная сторона прогресса приспособительного характера поведения. Гораздо важнее его каче- ственное совершенствование. Условно-рефлекторный опыт неизмеримо увеличивает полноту информации живой системы о происходящем и возможном изменении среды, о необходимости и достаточности ответных действий. Гиперкомпенсация перестает быть чрезмерно избыточ- ной, энергетически расточительной для организма. Идеальный случай мы наблюдаем в виде сформированного динамического стереотипа, который, как проницательно подметил И.П.Павлов, почти лишен эмоциональных компонентов. Динамический стереотип — наиболее

5 1

яркий пример полноты информации о состоянии окружающей среды и соответствует этому состоянию реакции

âживой системе. Учение о динамическом стереотипе — ключ к пониманию роли эмоции в приспособительном поведении высших живых существ.

На основании вышеизложенного П.В.Симонов формулирует определение эмоций: «Эмоция представляет компенсаторный механизм, восполняющий дефицит информации, необходимый для достижения цели (удовлетворения потребностей)». Автор полагает, что данное определение эмоций отражает физиологи- ческую сущность явления и является универсальным для любого из известных нам эмоциональных состояний. Ярость компенсирует недостаток сведений, необходимых для организации борьбы (ибо исчерпывающие сведения о наилучшем поражении противника делает борьбу «хладнокровной»), страх возникает при недостаточной информации, необходимой для организации успешной защиты. Отсюда поведение, обусловленное страхом: бегство или неподвижность, ступор, биологическая целесообразность которого специально рассмотрена И.П.Павловым; испуг (его нельзя смешивать со страхом, потому что страх возникает до угрожающего воздействия, а испуг следует за воздействием) — внезапный дефицит сведений об источнике неожиданной угрозы,

По мнению П.В.Симонова (1966, 1987), указанная определяющая черта эмоций справедлива и для неизмеримо более сложных, социально опосредованных человеческих чувств. Так, например, любовь, особенно в первоначальном периоде своего развития, — это механизм, компенсирующий дефицит сведений о целесообразности положительного отношения к объекту. Любовь

âизвестной мере действительно «слепа», не требует логических аргументов, а подчас возникает «с первого взгляда».

П.В.Симонов полностью разделяет точку зрения П.К.Анохина (1964) на важность таких эмоциональных состояний, как удовольствие и неудовольствие, с помощью которых организм определяет, полезно или вредно для него данное воздействие. Причем возникновение состояний «удовольствие—неудоволь- ствие» должно быть заблаговременным (дистанционным), дабы

5 2

организм мог иметь возможность отреагировать на изменение обстановки. Эмоция возникает при недостатке сведений, необходимых для достижений цели. Замещая, компенсируя этот недостаток, она обеспечивает продолжение действия, способствует поиску новой информации и тем самым повышает надежность живой системы. При выполнении знакомой операции — закрепленного практикой стереотипа действий — не отмечается эмоционального возбуждения, но как только внешний стереотип условных сигналов начинал требовать изменения ответных действий, появлялись признаки эмоций.

Нарушение стереотипа означает появление дефицита информации, необходимость в поисках сведений для организации новой деятельности по удовлетворению потребности в пище, для избежания болевого воздействия и т.д. Следовательно, смысл концепции П.В.Симонова заключается в следующем: эмоция является компенсаторной реакцией в условиях, когда организм не располагает достаточными сведениями для достижения цели (то есть удовлетворение потребности).

П.В.Симонов предлагает математическое определение эмоций, которое в общем виде можно выразить формулой: Э=П (Н—С), где Э — эмоция, П — потребность (побуждение), Н — информация, прогностически необходимая для организации действий по удовлетворению данной потребности, С — существующая (наличная) информация, которая может быть использована для целенаправленного поведения.

Из данного определения, считает, П.В.Симонов, вытекают, как минимум, четыре следствия: I — Э = 0 при С; эмоция не возникает в отсутствии потребности и исчезает при ее удовлетворении; 2 — Э = 0 при Н = С; эмоция не возникает (или резко ослаблена) у вполне информированной системы даже при больших значе- ниях П; 3 — Э максимальна, если С = 0; при наличии цели (потребности) живая система в известных пределах тем эмоциональнее, чем она более информирована; 4—Э заменяет свой знак при С больше Н. Поскольку в формуле рассматривается потребность (П) как побуждение, отрицательное в биологическом смысле для орга-

5 3

низма, случай, когда С больше Н, должен вести к возникновению положительной эмоции.

По мнению П.В.Симонова, формула Э = П (Н — С) хорошо согласуется с многочисленными наблюдениями из области эмоций описательного характера. Она дает возможность экспериментальной проверки при условии, что результаты эксперимента будут представлены в виде величин. Однако, — говорит он, — количественные расчеты сложных эмоциональных состояний в настоящее время трудно осуществимы. Пока что формула имеет преимущественно теоретическое значение, позволяет кратко выразить самое главное в природе эмоций — их зависимость от потребности и дефицита прагматической информации (П.В.Симонов,1966).

В дальнейшем П.В.Симонов (1967—1997) вносит некоторые дополнения как в теорию в целом, так и в математическую формулу выражения эмоций. Он подчеркивает, что результаты собственных экспериментов и анализ литературных данных позволили сформулировать правило, согласно которому степень эмоционального напряжения пропорциональна величине потребности (П), а также разности между информацией, прогности- чески необходимой (Ин) для ее удовлетворения, и существующей в данный момент у субъекта Э = f [П (Ин — Ис)].

«Термин «информация», — пишет он, — мы употребляем с учетом ее прагматического значения, которое можно определить как изменение вероятности достижения цели благодаря получению данного сообщения... Справедливость правила может быть экспериментально проверена каждый раз, когда возникает возможность количественной оценки степени эмоционального напряжения (например, по величине вегетативных сдвигов), потребности и дефицита (или избытка) прагматической информации». Указанные параметры являются определяющими, необходимыми и достаточными факторами для возникновения какой-либо эмоции. Однако, по мнению А.С.Батуева (1991), кроме них, следует также иметь в виду:

1)индивидуально-типологические особенности субъекта;

2)фактор времени, в зависимости от которого эмоция приобретает характер кратковременного аффекта или длительного настроения; 3) качественные особенности самой потребности.

Очевидное для субъекта разделение эмоций на положительные и отрицательные оказывается затруднено, как только пред-

5 4

принимаются попытки уточнить объективные критерии подобной информации. В этих целях мы предлагаем в качестве критерия единый информационный признак.

Возникновение эмоции в результате дефицита прагмати- ческой информации (Ин больше Ис) определяет ее отрицательный характер. Если поступившая информация повышает вероятность удовлетворения потребности по сравнению с имевшимся ранее прогнозом (Ис оказывается больше, чем Ин). Эмоциональная реакция становится положительной.

Предложенная П.В.Симоновым концепция эмоций полу- чила убедительное подтверждение в ряде экспериментальных исследований (Mc Grath, 1976 — цит. по: Т.Кокс, 1981; А.Д.Конев, 1987; J.Godfroid, 1988; Ж.Годфруа, 1992).

Âрезультате разработки концепции П.В.Симонова предложено несколько модификаций его формулы. Так, Б.М.Янкелевич (1965) предложил вариант этой формулы для оценки состояния летчика в аварийной обстановке. Один из введенных им коэффициентов определяет степень опасности л¸тной работы че- рез вероятность аварий, то есть через отношение числа известных летчику аварий к общему числу полетов данного типа.

Âсоответствии с формулой П.В.Симонова (1987) наличие достаточно полной информации о безопасности того или иного явления устраняет (или почти устраняет) эмоцию. Как доказательство автор приводит следующий пример: «Человеку пору- чено следить за давлением пара в котле. Вот стрелка манометра приблизилась к красной черте. Кочегар уменьшил подачу топлива, «стравил» часть пара через запасной клапан, и стрелка манометра вернулась на свое место. У кочегара, несомненно, возникла потребность в достижении цели. Ведь мог произойти взрыв, грозивший гибелью и ему самому, и всем окружающим. Он своевременно совершил действие, направленное на устранение возникшей угрозы. Однако при этом человек практически не

испытал тревоги, страха, торжества или удовлетворения... Сформированный навык, как правило, реализуется почти без участия эмоций. Более того, возникновение эмоции способно только нарушить действие и затруднить достижение цели. Хладнокровие мон- тажника-верхолаза, циркового акробата, артиллериста-наводчи- ка, хирурга, летчика — необходимое условие их успешной деятельности в обстановке, когда потенциальная опасность, которой человек подвергает себя или другого человека, остается».

Приведенный пример, как и ссылка на хладнокровие лиц

5 5

«мужественных» профессий, очевидно, свидетельствуют о равенстве информации Ин и Ис, однако никак не определяет размерности самих Ин и Ис. Как показывают наши исследования, люди, привыкшие к опасности и обладающие отличными профессиональными навыками (летчики, спортсмены-парашютисты), при выполнении сложных и ответственных заданий все же не избавляются от чрезвычайных по силе эмоциональных реакций.

Естественно, что в примере, приводимом П.В.Симоновым, Ин и Ис также требуют своего определения. Подтверждением наших слов о необходимости определения размерности Ин и Ис является и пример, взятый из книги К.Ланге «Аффекты». Он пишет: «Явление испуга следует непосредственно за стрессом без намека на «психический» испуг. Многие никогда не привыкают стоять около пушки во время выстрела, хотя отлично знают, что ни для них, ни для окружающих не предвидится никакой от этого опасности: все только из-за треска».

Здесь опять-таки встает вопрос о размерности в определении Ин и Ис, а именно: формула будет справедлива, если информация будет отнесена не к уровню интеллектуальной осведомленности, а к уровню информационных возможностей слухового анализатора. Примером трудного определения Ин и Ис может служить случай, приведенный самим же П.В.Симоновым: «Трое ребятишек играли на рельсах железнодорожного полотна. Когда из-за поворота показался поезд, двое ребят постарше бросились прочь. А третий, самый маленький, уселся на рельс и приветливо махал паровозу рукой. Только величайшее самообладание и отвага позволили машинисту выхватить ребенка буквально из-под колес движущегося поезда». В данном случае отсутствие знаний о грозящей опасности, полное неведение ребенка об угрозе гибели привело к отсутствию отрицательной эмоции. Но это же неведение при обстоятельствах, не угрожающих ребенку, может вызвать у него испуг. В той же книге «Аффекты» он пишет: «Можно обратиться за примером к грудному младенцу, который при каждом сильном звуковом впечатлении показывает все признаки испуга, хотя тут, понятно, нельзя было допустить, что звук вызывает у него представление опасности».

5 6

И наконец, полная информированность об угрозе (например, нападение на вас вооруженного грабителя) может вызвать максимальную отрицательную эмоцию. Следовательно, как нам кажется, одной из трудностей анализа процесса информированности о том или ином явлении служит сложность определения Ин и Ис для того, чтобы судить о степени эмоциональных реакций, и для того, чтобы использовать ее для качественной и количественной оценки эмоциональной реакции. Предложенная П.В.Симоновым формула, не имея математи- ческой размерности, позволяет говорить только об относительной степени реакции (больше или меньше, положительно или отрицательно).

ГЛАВА 6.

ÍЕ Й Р О М О Р Ф О Л О Г И Ч Е С К И Е ПРОБЛЕМЫ ЭМОЦИЙ

Большое число экспериментальных и критических работ по проблеме эмоций связано с исследованием автономной и центральной нервной системы в плане нейроморфологического рассмотрения связи эмоций с соответствующим нервным аппаратом. Важную роль в формировании представлений о нервных механизмах эмоций сыграли работы, согласно которым симпатическая система не является необходимой для существования животного. Появление этих данных позволило В.Кеннону подвергнуть теорию Джемса—Ланге экспериментальной проверке.

Он выявил, что полное удаление узловых почек и специальных симпатических узлов не вызывает различий в эмоциональном поведении животного. Согласно В.Кеннону (1930), диффузное устройство симпатической системы приводит к тому, что она имеет тенденцию действовать как единое целое, тогда как парасимпатическая система может обладать специфиче- ским действием в отношении отдельных органов. Диффузное действие симпатического отдела и противоположное ему по знаку частное действие нервов, составляющих сакральную и краниальную части парасимпатического отдела, могут обеспечить разные степени активности каждого органа.

5 7

В.Кеннон (1935) привел ряд примеров влияния автономной системы на сохранение постоянства внутренней среды. Линдслей (1951) нашел, что этим характеризуется вся сложность эмоциональной реакции и ее проявлений в различных органах, находящихся под влиянием автономной нервной системы.

Открытие связей между таламусом и гипоталамусом позволило с новой стороны подойти к изучению эмоций, связи вагусных импульсов с гипоталамусом. Было высказано предположение, что связи коры с гипоталамусом выполняют преимущественно функцию торможения, устранение которого вызывает приступ «мнимой ярости» (Бард, 1928, 1934).

Линдслей и соавт. (1960), Мэгун (1961) и другие доказали, что экстероцептивные пути, проходя через низшие отделы стволовой части мозга, отдают коллатерали к ретикулярной формации, которая простирается от низших отделов ствола мозга к покрышке среднего мозга до гипоталамуса и таламуса. Было показано, что экстероцептивные и проприоцептивные импульсы имеют два пути влияния на корковую активность: в виде прямой проекции через переключение в таламусе и диффузной проекции через ретикулярную формацию и интраламинарные и ретикулярные ядра таламуса. Если предположить, что интероцептивные и висцеральные афферентные пути следуют аналогичным образом и достигают таламуса, то, по мнению Линдслея, таламус должен иметь важное значение для центральной интеграции эффектов автономной системы в эмоциональном поведении.

Считалось, что висцеральные ощущения, так же, как соматические ощущения боли, достигают уровня сознания в таламусе. Линдслей (1955) в ответ на это высказал следующее соображение: до сих пор этому, по-видимому, нет каких-либо ясных доказательств; хотя локализация и различение по интенсивности соматической боли и рассматриваются как функции коры, сомнительно, что такие же различия осуществляются в отношении висцеральных ощущений.

П.К.Анохин (1978) определил противоречия, которые возникали между теориями о центральном и периферическом построении эмоций как несоответствующие их действительной природе. В статье «Узловые вопросы в изучении высшей нервной деятельности» он указал, что эмоция не может возникать позднее полноценного периферического рабочего эффекта, и согласно этому представлению

5 8

субъективное состояние эмоций неизбежно должно возникать на какую-то долю секунды позднее, чем первичный комплекс нервной интеграции. П.М.Я- кобсон (1958) в работе «Психология чувств» определил это высказывание П.К.Анохина как соответствующее представлениям Джемса и Ланге.

Особый интерес для исследователей проблемы эмоций представлял вопрос о локализации центральных отделов нервной системы, ответственных за возникновение «псевдоаффективных» реакций. Шеррингтон (1904) наблюдал у децеребрированных животных реакции гнева и ярости, хотя они и были короткими и не длились дольше, чем применяемое раздражение. К.М.Быков (1954) нашел, что утверждение Шеррингтона, Кеннона и других о бескорковом появлении эмоций не может быть принято, так как оно не отражает действительность в полной мере. Он также считает, что в нормальных условиях эмоция может осуществляться только при участии безусловных и условных рефлексов, притом как экстероцептивного, так и интероцептивного происхождения. По мнению К.М.Быкова, У.Джемс неправ потому, что он выкинул из представления о возникновении эмоциональной реакции условную связь экстероцептивного происхождения. Замечание К.М.Быкова не может быть признано верным, так как схема физиологических теорий У.Джемса и В.Кеннона не отрицает экстероцептивного раздражения, следовательно, и возможности соответствующей временной нервной связи.

Электрокоагуляция и электростимуляция гипоталамуса у кошек и обезьян свидетельствуют о том, что разрушение этой области электрическим током приводило к тому, что животное теряло все признаки эмоциональной реакции, становилось флегматичным и склонным к каталепсическим состояниям. Голова при этом становилась маскообразной. Напротив, когда гипоталамус не разрушался, то его раздражение электрическим током вызывало эмоциональное возбуждение. Результаты ряда исследований, посвященных электрическому раздражению гипоталамуса, сводятся к тому, что он признан центром возбуждения и суммации тех проявлений симпатической системы, которые наблюдались при реакциях страха и ярости.

Мессерман (1941, 1943) провел серию экспериментальных работ, чтобы ответить на такие вопросы, как: в чем состоят эффективные реакции животного во время раздражения гипоталамуса? Насколько устойчива реакция, вызван-

5 9

ная его раздражением? Изменяет или задерживает спонтанные реакции действие внешних раздражителей? Не может ли возникнуть гипоталамический условный рефлекс? Мессерман приходит к заключению, что реакции ярости и страха значительно отличаются от истинно эмоциональных состояний, так как «псевдоаффективные» реакции кратковременны, стереотипны, связаны только с действием раздражающего стимула и нецеленаправленны. Так, например, кошка может продолжать лакать молоко или отвечать на ласку и во время электрического раздражения гипоталамуса, которое сопровождается различными симпатическими реакциями.

Мессерман нашел, что разрушение гипоталамуса, приводящее, по наблюдению Рэнсона (1939), к эмоциональной апатии и каталепсии, по мере восстановления метаболических и гомеостатических функций организма может возвращаться к почти нормальному эмоциональному поведению. Мессерману не удалось выработать условный рефлекс на гипоталамическое раздражение. На основе этого факта он пришел к выводу, что гипоталамус ведет себя не как афферентный, опосредующий субъективные явления орган, а как промежуточная станция на путях симпатической и двигательной систем.

Установив связи эмоций с механизмами ретикулярной формации, Линдслей (1961) значительно дополнил таламиче- скую теорию В.Кеннона.

Следующие положения характеризуют «активационную теорию эмоций» Линдслея.

1.Электроэнцефалограмма при эмоциях представляет собой выражение «активации», характеризующейся депрессией альфа-ритма.

2.Выражение активации на электроэнцефалограмме может быть воспроизведено раздражением ретикулярной системы ствола мозга, идущей далее к основанию промежуточного мозга, через который она передает влияние таламуса в коре.

3.Разрушение основания промежуточного мозга, то есть переднего конца активирующего механизма ствола мозга, устраняет активизацию электроэнцефалограммы, вызывает восстановление синхронизированных ритмических разрядов таламуса к коре. Картина поведения при этом является противоположностью эмоционального возбуждения и характеризуется апатией, летаргией, сонным состоянием, каталепсией и т.д.

6 0