Сравнение инстинктов человека и шимпанзе

первой редакции, но он второй и третий раз настойчиво воспроизводил по-своему. Всякий раз, как ребенку давали для раздачи разные по качеству и по величине продукты, в первую очередь он откладывал себе наибольшего размера и наилучшие продукты, а потом уже раздавал остальные.

Изречение «Die Liebe geht durch den Magen» нигде не оправдывается так наглядно, как в применении к ребенку. От моего Руди (в возрасте 2 г. 3 м. 12 д.) мне пришлось услышать такое откровенное высказывание: «Любу папу, любу ветчинку, — купил папа»8 . А в другом случае выявился еще более рельефно эгоистический характер его любви. Однажды мой мальчик (в возрасте 2 г. 9 м. 28 д.) сказал: «Маму любу, няню не любу». Я спросила: «За что же ты любишь маму?» Он сказал: «За то, что шоколадинки дает». Я продолжила: «А папу?» Он: «За то, что шоколадинки покупает». «А Гагу9 за что любишь?» — допытывалась я. — «За то, что суп и картошечки варит», — ответил Руди. «А почему няню не любишь?»— доискивалась я причины. «Потому, что ничего не дает», — сказал мальчик.

Подобно шимпанзе дитя человека особенно радостно поедает самостоятельно находимую пищу (как например ягоды), которые он радостно отыскивает и рвет сам уже в возрасте 1 г. 3 м. 7 д.. Но в этом собирании Руди не обнаруживает той приспособленности, как Иони; например он готов сорвать и проглотить даже ядовитые ягоды и не склонен настороженно отведывать и бросать несъедобные растительные вещества, как то делает Иони. Мое дитя (в возрасте 1 г. 0 м. 8 д.) однажды потащило в рот даже живого маленького пойманного им жучка, которых Иони никогда не отправлял в рот.

Человеческий ребенок порой не хочет есть, но стоит сказать: «я отдам эту еду другому», — и он тотчас же начинает кушать, очень напоминая этим собак, которые также нередко сидят над куском, не притрагиваясь к нему, но немедленно пожирают кусок, едва приближается другая собака и появляется опасение утраты еды. Один достоверный наблюдатель передавал мне, что при ежедневной уборке двора одна собака всякий раз, как видела выметание двора, немедленно старалась поесть оставленный с ночи недоеденный в чашке корм, до которого она перед тем и не притрагивалась, но так как из прошлого опыта она знала, что этот корм при уборке все равно выбрасывается, она и старалась его использовать во что бы то ни стало, хотя и не была голодна.

Эгоцентризм

Жадность особенно сильно проступает у дитяти в актах приобретения пищи. Руди (1 г. 4 м. 9 д.) например был готов без конца набирать лакомство и брал порой больше того, что он мог съесть; если он например (в возрасте 1 г. 4 м. 7 д.) видит, что у другого есть лакомство, он спешит съесть свое, чтобы попросить себе еще, и тянется за чужим куском.

Ребенок порой не хочет есть, но не желает уступить кому-либо особенно лакомую еду. Всем известны также скаредное отношение детей к своим вещам и игрушкам и нежелание поделиться ими со сверстниками.

Собственнический инстинкт

Подобно Иони и мой Руди чрезвычайно рано обнаруживал чувство собственности, выражающееся в ревностном охранении принадлежащих дитяти вещей, в собирании в свой обиход разных новых вещей (в накоплении собственности), в попытках отнимания вещей у других и их присвоении себе.

Например всякий раз, как Руди уходит из общественного сада, он тщательно собирает все свои вещи, напоминая мне, взята ли та или другая игрушка; уходя из своего палисадника (в возрасте 3 г. 1 м. 5 д.) и оставляя там раскиданные игрушки, дитя наказывает оставшейся в саду бабушке:

—Бабушка, стереги вожжи и палочку, и ножичек и пузыречек стереги, чашечку мою стереги, и дощечку мою стереги, спринцовку стереги, кто придет — отшлепай (разумея при этом: кто придет их тащить, того

—наказать).

Дитя (в возрасте 1 г. 2 м. 20 д.—1 г. 5 м. 29 д.), видя у сверстников нравящуюся ему игрушку, не стесняясь, подходит и завладевает ею, не желая отдавать вещь собственнику; позднее (в возрасте 2 г. 1 м. 23 д.) оно настойчиво выпрашивает себе вещь, которую ему хочется иметь, хотя само уже имеет аналогичную. Позд-

8Т. е. люблю папу за то, что купил ветчину.

9Домашнюю работницу.

218

Сравнение инстинктов человека и шимпанзе

нее дитя начинает приобретать запрещенные вещи украдкой, а порой прибегает даже и к обману (в том случае, если ему не удается достать вещь легальным путем); например вопреки моему категорическому запрещению собирать газетные карикатуры10 на дворе и близ помоек мой мальчик тем не менее ухитрялся доставать их там и делал это исподтишка от взрослых.

Порой удавалось заметить, как Руди играет наруже, но вдруг поднимается ветер и уносит вверх в воздух его шляпу или какую-либо легкую игрушку. Мальчик в смятении кричит и плачет, ловя уносимое из боязни его потерять. Свои чайные чашечки он порой не позволяет брать из комнаты даже няне (в возрасте 2 г. 9 м. 2 д.), и когда та уносит их мыть, ребенок напоминает: «Это апочкины11 » (т. е. его). Однажды даже был такой случай: мальчик (в возрасте 2 г. 6 м. 21 д.), увидев, как я держу его отца за руку, спросил: «Зачем держишь папу за руку?» — «А что?» — недоумевала я. Он ответил: «Нельзя! Апин папа», явно выражая этим распространение чувства собственности даже на любимых близких людей, которых он считал «своими» в буквальном смысле этого слова.

Крохотный ребенок (1 г. 1 м.), гуляя по двору, подобно Иони собирает все, что только может взять в руки: мелкие камешки, склянки, щепочки, окурки, спички, палочки, гвоздики и другой бросовый материал, кладя в карман (1 г. 4 м. 25 д.) собранное, побуждая к сбору и лиц, сопровождающих его, набирая целые груды разных вещей, точно запоминая их и не разрешая бросать. По приходе домой, разгружая свои сборы, дитя тотчас же замечает недохват той или другой найденной вещи и тотчас же настойчиво спрашивает (1 г. 2 м. 8 д.): «Где паличка?» (палочка), «Где гвоздик?» и требует их нахождения.

Позднее эта страсть к собиранию все усиливается, увеличивается и количество собираемых объектов, расширяется и место их приобретения, углубляется, диференцируется и тип собираемого.

Мой 4-летний мальчик несмотря на изобилие имеющихся у него покупных игрушек не мог равнодушно пройти мимо какой-нибудь валяющейся заржавленной грязной железки, гвоздя, обломка трубы и всякий раз умолял меня позволить ему взять их домой.

Такого бросового материала изо дня в день накоплялись у него огромные вороха, и в этом возрасте он редко вполне и до конца его использовывал, но страсть к приобретению была все же неутолима.

Однажды мне пришлось услышать от сына весьма красноречивую фразу при следующих обстоятельствах: мы проходили мимо свалки хлама для утильсырья (состоявшего из старой дырявой посуды, ржавой проволоки, гаек и других негодных металлических частей). Мальчик горячо сказал: «Ох, вот бы мне все это взять себе!» Я остановила: «Нет, нельзя, ведь это собрано для утильсырья». Он грустно добавил: «Вот это счастье!», явно завидуя будущим обладателям этого хлама.

Общеизвестны другие случаи, когда дети сравнительно обеспеченных родителей буквально наводняли свои детские комнаты собираемым ими бросовым материалом в виде камней, палок и других вещей.

При прогулках с моим 5-летним мальчиком в лес он шел не иначе, как собирая. Что собирать, как собирать,

— это был вопрос второстепенный. Лишь бы собирать — вот что было в центре его внимания, и он готов был собирать решительно все: грибы, шишки, растения, ягоды, листья, камни, суки и другие неисчислимые продукты природы; все это приносилось домой, складывалось в угол в полном объеме, но зачастую даже не разбиралось12 .

Если в очень раннем возрасте (около года) дитя собирает решительно все, что подвернется под руку, позднее (уже в возрасте 1½ лет) оно предпочитает присваивать и собирать лишь вещи, для него особенно привлекательные. Подробное изложение симпатизирующих тенденций ребенка и предпочитаемых им признаков см. «9. Эстетические тенденции ребенка, предпочитаемые признаки предметов.».

10Которые одно время Руди фанатично коллекционировал.

11Ласкательное имя самого мальчика.

12Кстати, напомню о том, как трудна борьба с неукротимым стремлением дворовых ребят к систематическому обшариванию помоек в целях извлечения оттуда и присвоения самого разнообразного подходящего для себя игрового материала (в виде бумажек от конфет, марок, склянок, жестянок, старых гвоздей, перьев).

В помойках, принадлежащих большим учреждениям, где отбросы свалок изобилуют особенно разнообразным материалом (до драгоценных для мальчишек пустых патронов и пулек), можно видеть, как дети даже школьного возраста часами как черви копошатся в этих свалках, жадно собирая все, что может быть сочтено за оформленный предмет. Поэтому неудивительно, что для того, чтобы пресечь в корне это зло, пришлось издать даже особый декрет, вменяющий в обязанность домкомам запирать помойки — эти разносчики заразы — во избежание заражения на них детей.

219

Сравнение инстинктов человека и шимпанзе

Взяв желаемые вещи, дитя несет их в свой дом, в свою комнату, в свой сундучок или в свой ящик стола, желая сохранить. Особенно излюбленные и портативные вещи оно даже безотлучно носит с собой в кармане, гуляет с ними, не выпуская из рук при прогулке, и плачет, когда теряет. Например Руди, ложась спать (в возрасте 3 г. 0 м. 20 д.), даже укладывает с собой под подушку особенно любимые вещи — маленького тряпичного зайчика — очень напоминая этим Иони, зачастую носившего с собой любимую игрушку (шарик) и даже засыпавшего с ним. Иони уносит в свою клетку, в свою кровать, в свое так называемое «гнездо» (самостоятельно им сконструированное) тайком присваиваемые цветные синие пластинки и яркие лоскутки.

Дитя человека хочет непрестанно иметь близ себя все любимое. Каждый мой уход от сына (в возрасте от 1 г. 8 м. 29 д. и до 2 г. 5 м. 26 д.) сопровождался слезами; увидев меня в другой комнате, дитя ловит меня, обнимает мои колени, тащит за платье в свою комнату, говоря: «Тюда» (туда), плотно закрывает за собой дверь, не пуская от себя и подобно Иони плача, когда я приближаюсь к выходу.

Стремление собрать и иметь близ себя любимых людей особенно красноречиво и комично отразилось в поведении Руди в следующем случае.

Однажды мальчик (в возрасте 1 г. 8 м. 6 д.) находился в обшей комнате, где были четверо своих людей и один посторонний. Руди подошел к одному из своих, потянул его за платье, говоря: «Ню-ню» (ну-ну), увлек к открытой двери своей комнаты и, толкая, попятил его внутрь; потом он вернулся и таким же приемом «утянул» в свою комнату второго, и третьего и четвертого «своего» человека. Мы послушно повиновались ему, желая посмотреть, что же будет дальше. Когда в комнате остался только посторонний человек, Руди вошел последним в свою комнату, где собрал теперь всех «своих», с усилием подтянулся к ручке двери, плотно закрыл дверь и, как бы успокоившись, стал заниматься своими играми, оставив вне своей комнаты одного постороннего.

Чем любимее у ребенка существо, к которому он привязан, которое за ним ухаживает, тем больше и чаще дитя хочет иметь его с собой, тем крепче держит его близ себя, тем больше дорожит им и боится потерять.

Его собственные высказывания ярко подтверждают эти мысли. Когда однажды я показала мальчику (в возрасте 2 г. 8 м. 6 д.) свой портрет, висящий над его кроваткой, и спросила, кто это, он сказал: «мама» и добавил: «Хочу вот сюда» (прижимая обе ручки к своей груди), «хочу спать с мамий» (с мамой). И позднее (в возрасте 3 г. 1 м. 5 д.) однажды у него вырвалась такая фраза: «Я тебя никому не отдам!»

Семейный инстинкт

Дитя стремится засыпать в присутствии матери, а при укладывании Руди зачастую говорит: «Хочу к тебе по ближе», и он берет мою руку в свою и держит, не пускает ее, боясь, чтобы я не ушла от него, говоря: «Каждый день с мамой — и ночь, и вечер и день» (в возрасте 3 г. 0 м. 1 д.). Он хотел бы даже спать рядом со мной, как можно ближе ко мне и огорчается, когда я не иду навстречу этому его желанию. Подобно Иони Руди любил засыпать у меня на коленях, крепко, тесно прижавшись ко мне.

У ребенка рано (в возрасте 2 г. 11 м. 2 д.) появляется страх утраты любимого. Он спрашивает меня: «Мама, а ты никогда не умрешь?» и, не дождавшись ответа, быстро дополняет свой вопрос, вскрывая свою тайную мысль: «я не хочу, чтобы мама умирала!»

Даже в более позднем возрасте (до 8 лет) дитя неохотно отпускает меня по вечерам из дома — теперь уже не столько потому, что хочет быть мной уложенным, сколько вследствие того, что присутствие ночью в доме всех своих дает дитяти ощущение спокойствия, благополучия и благоденствия. Дитя недвусмысленно выражает это словами: «Хорошо, когда все дома, когда ты меня укладываешь, а то я о тебе беспокоюсь».

Ощущая, чувствуя с ранних лет опеку, заботу, защиту матери от всего неприятного, пугающего, раздражающего ребенка, естественно, что дитя человека подобно шимпанзе хочет быть под покровительством матери и во время своего беспомощного состояния, в период сна, и потому именно тогда оно особенно старается удержать около себя близкого человека. Инстинктивно желая обезопасить себя от всех возможных вредоносных влияний, дитя доверчиво вручает свою маленькую жизнь в более сильные, нежные, заботливые, а порой и самоотверженные руки своей покровительницы — матери, няни или воспитательницы (подробнее о развитии семейного инстинкта см. ниже, «Инстинкт общения (социальный инстинкт)», стр. 331 [243]).

220

Сравнение инстинктов человека и шимпанзе

Дитя человека подобно дитяти шимпанзе редко бывает во сне совершенно спокойно. Кто наблюдал спящего младенца (в возрасте даже 2 м. 20 д.), знает, что и во время сна дитя то шевелит пальчиками, то улыбается, то вдруг сморщит губки, хмурит бровки (4 м. 8 д.).

У 6-месячного ребенка я наблюдала во сне всхлипывания; у 9-месячного во время глубокого сна я замечала и стон, и хныканье, и всхлипывание и даже лепет — в форме получленораздельных звуков.

Руди (в возрасте 1 г. 3 м. 26 д.) подергивается во сне, как то делает зачастую и Иони, плачет (1 г. 4 м. 21 д.), произносит во сне даже отдельные слова: «Папа, мама» (1 г. 3 м. 28 д.). В более позднем возрасте (1 г. 6 м. 30 д.) я замечала у спящего малютки угрожающие жесты, отрывочный разговор: «дя-дяй» («да-дай»)

(1 г. 10 м. 20 д.). Еще позднее дитя порой пробуждается от страшного сна, говоря: «Вольк разбудил, бегал по кроватке» (2 г. 9 м. 3 д.)13 , а в другой раз (в возрасте 2 г. 11 м. 7 д.) Руди проснулся, с плачем говоря:

«Коза рогатая забодала Апочку» и долго не мог успокоиться.

Я никогда не замечала, чтобы Иони издавал во сне какие-либо звуки.

Неудивительно, что, продолжая свою психическую жизнь и во сне и порой чутко переживая неприятные, пугающие сновидения, дитя удерживает близ себя опекающего его, любимого человека и только тогда засыпает вполне спокойно.

Каждый из нас знает, что нередко у спящего дитяти человека, как и у шимпанзе, слышен храп, если не совсем в порядке носовые ходы.

Конечно человеческое дитя, опекаемое взрослыми, всегда имеет готовую постель, и ему не приходится заботиться об ее устройстве, как и шимпанзе Иони, но его тенденции ,к опеке сна, к приготовлению ложа для ночлега распространяются на одушевляемые им игрушки, и например мой трехлетний мальчик, прежде чем лечь самому, устраивает кровать своему мишуку, своей кукле, заботливо устилает им ложе мягкими тряпочками, нежно укрывает своих опекаемых одеялами, обнаруживая зачатки семейного инстинкта. Я помню, что моему 3—4-летнему мальчику особенное удовольствие доставляла игра в «гнездышко», когда мы делали из одеяла подобие логова, куда забирались со всеми зверями и одушевляемыми игрушками, а мальчик брал на себя роль охраны, защиты, опеки, снабжения продуктами и развлекания нас, что он и осуществлял с живейшим энтузиазмом, воспроизводя роль первобытного мужчины, охотника и защитника своего семейного очага.

Уже не раз было отмечено, что шимпанзе категорически противится основательному укрыванию его на ночь, — того же нельзя было сказать о человеческом ребенке; наоборот, дитя любит, когда мать укрывает и укутывает его одеяльцем, и не раз я слышала, как именно в этом случае мой Руди говорил: «Ах, как хорошо в кроватке!»

Это расхождение в поведении обоих малышей говорит нам о том, что шимпанзе повидимому даже во время сна боится большой связанности движений рук, даже ночью он хочет обеспечить себе достаточную обороноспособность, в то время как человеческое дитя доверчиво дает себя замуровать, так как видимо и не имеет в виду самостоятельную защиту в случае опасности и полагается в этом деле на окружающих его близких людей.

В одном периоде жизни моего мальчика (когда ему было уже около 5 лет), я даже заметила, как кроме тех излюбленных игрушек, которые дитя клало с собой под подушку на ночь, оно еще стало поблизости от себя располагать особенно задорных и воинственных (в его мнении) одушевляемых игрушечных сотоварищей (плюшевого мишку, картонных солдатиков на лошадках), говоря: «Они меня будут охранять!», красноречиво вскрывая этим признанием свой страх и свою неуверенность в личной самозащите, как и свое желание переложить инициативу обороны на других.

Инстинкт свободы (свободолюбие)

Что касается своего отношения к надеванию одежды на день, то здесь человечек реагирует так же неприязненно, как и шимпанзе, чрезвычайно тяготясь одеванием, всячески противясь ему и с большим трудом и неохотой приучаясь к самостоятельному выполнению этого необходимого, но нудного акта. Всем нам хо-

13 Возможно, что дитя было обеспокоено мышами.

221

Сравнение инстинктов человека и шимпанзе

рошо известно, как даже грудное (6-месячное) дитя неизменно плачет при всяком одевании и раздевании; в этом периоде жизни надевание даже таких простых вещей, как нагрудник, халатик, вызывает хныкание, крик, плач ребенка, которые приостанавливаются немедленно, едва кончаешь эту процедуру. Тем более неприятны дитяти сложные сборы при выносе дитяти наружу, связанные с надеванием платочка, шапочки, с укутыванием в одеяльце. Тогда дитя (7 — 8 месяцев) кричит, кричит непрерывно во все время сборов. Весь раскрасневшись, ребенок плачет со слезами, доходя до изнеможения, брыкаясь, не даваясь одеваться, стремясь высвободить запрятанные ручки (10 месяцев). Младенца до года стесняют даже такие атрибуты, как тоненькие чулочки, легкие нитяные шапочки, кисейки, надетые на головку, и дитя настойчиво со слезами стремится сдернуть их с себя и освободиться.

И позднее (в возрасте от года до 1½ лет) дитя одевается неохотно страдая столько же от связанности движений, как и от психической скуки в период длительного одевания; и до сих пор мы слышим плач дитяти, особенно при процессе обременительного зимнего одевания. Когда например Руди (в возрасте 1 г. 10 м. 6 д.) надевают перчатки, он жалобно кричит: «Бобо» (больно) и требовательно выкликает: «Ни пиртяти! ни тем!» (ни перчатки, ни шлем), не желая их надевать — не потому, что ему действительно больно, а скорее потому, что ему менее удобно, чем раздетому.

Неудивительно, что когда процесс сбора дитяти наружу сопровождается оживленными разговорами, попутным развлеканием его (в возрасте 1 г. 3 м. 28 д.), привлечением в его сообщество кукол и параллельного одевания их, дитя относится к этим актам совершенно спокойно, с полной готовностью предоставляя свое тело для различных манипуляций. Слабо развитая у Иони тенденция к самостоятельному одеванию, выражающаяся лишь в накидывании себе за голову, на шею, на спину лоскута или тряпки, укрыванию себя на ночь одеялом, у Руди обнаружилась уже в возрасте 1 г. 2 м. 2 д.. И если до того дитя воспроизводит только акт снимания, теперь оно пытается надевать одежды, отчасти помогает взрослому в процессе его одевания и оттого при этой процедуре скучает меньше. Позднее, когда (годам к 5—6) дитя вполне усвоит эти манипуляции, оно опять начинает тяготиться актом одевания и ежедневно при выходе на улицу торгуется с домашними, стремясь одеться как можно проще, скорее и легче, относясь к этому акту как к необходимой, но неприятной и скучной повинности.

Правда, у 1—1½-годовалого ребенка попытки одевания весьма несовершенны и осуществляются с трудом (Табл. B.62, рис. 3, 4). Например, желая надеть башмачок, дитя ограничивается тем, что прикладывает его к ножке, не зная, что делать дальше, и только после длительного упражнения к 3 годам (фактически у моего Руди 2 г. 11 м. 1 д.) оно выучивается надевать башмак правильным способом. Естественно, что дитя легче постигает процесс снимания одежды, нежели надевания ее. Например Руди в возрасте 1 г. 3 м. 28 д. легко снимает с головки шапочку, но с каким трудом он надевает ее! Как и при всяком трудно координируемом движении, при надевании шапочки Руди обычно придерживает нижнюю губу языком (Табл. B.62, рис. 3). И даже позднее видно, с каким усилием (Табл. B.63, рис. 4) дитя (3 г. 4 м.) надевает на себя подобие шапки.

Удачные эффективные акты радуют дитя, неудачные огорчают. Сколько слез пролил Руди, прежде чем постиг процесс снимания рубашечки (1 г. 7 м. 16 д.), надевания чулочек и штанишек (2 г. 9 м. 9 д.), бурок, лифчика, расстегивания и застегивания пуговиц на платье (2 г. 9 м. 20 д.), пуговиц на башмачках (2 г. 11 м. 1 д.), снимания калош (2 г. 7 м. 6 д.)!

И нам слишком хорошо понятны причины этого неудовольствия. Дитя человека не меньше, чем шимпанзе, хочет свободы своих действий и передвижения, и все, что затрудняет и препятствует немедленному выполнению этих актов, раздражает и огорчает его.

Увлекательное радостное динамичное чувство свободы захватывает человеческое дитя не меньше, чем дитя шимпанзе.

Подобно шимпанзе ребенок инстинктивно хочет освободить свое тело для свободы роста и передвижения, он сам буйно стремится к движению, к действию — к безудержной физической и психической деятельности. Вот почему он так настойчиво рвет с себя не только связывающие его узы одежды, но и плен своей комнаты, своего дома, своего двора, рвет оковы всевозможных запретов старших, буйно сбрасывает ярмо возложенных на него обязанностей.

Дитя по природе своей свободолюбиво, и вошедшие в пословицу детское непослушание, капризы, своеволие в сущности представляют собой здоровые конфликтные реакции дитяти в ответ на ограничение свободы его поведения в окружающей его среде. Естественно, что первые приемы воспитания ребенка сводятся по преимуществу к подавлению, ограничению и правильному направлению этих инстинктивных свободо-

222