11. Ранняя греческая натурфилософия. Италийская школа (пифагорейцы и элеаты).

Г). Воззрения пифагорейцев. к учению пифагорейцев и особенно к воззрениям основателя пифагорейского союза – Пифагора (548(7?) – 500). Сама жизнь Пифагора является воплощением «Таинственного». Таинственно его происхождение, описываемое через цепь перерождений полубогов и героев. Таинственны ранние годы жизни в северной Африке и появление в Италии. Таков же странный сюжет о путешествии Пифагора в Аид и возвращении из него. А также рассказы о его золотом бедре, о том, что он собственным укусом убил укусившую его змею и т.п.Всё это уже при жизни Пифагора снискало ему славу величайшего чудака и мистификатора и величайшего мудреца. Находиться у него в обучении считалось делом великой чести, одновременно о результатах этой учёбы говорили весьма скептически.Смесь чудес и чудачеств, святости и смехотворности представляла в глазах современников деятельность и всего пифагорейского союза, который можно считать самым орфическим феноменом древнегреческой философии. Вследствие этого трудно что-то сказать о сочинениях Пифагора. Есть предположение, что он вообще ничего не писал. Но существуют свидетельства, что позже Платон сумел-таки купить три книги Пифагора за баснословную сумму. Достоверными считаются лишь несколько фраз, приписываемых Пифагору. Усилия Пифагора и пифагорейцев были направлены на создание особого пифагорейского образа жизни, восходящего в своих предписаниях и табу к орфическому образу жизни. Пифагорейская жизнь и пифагорейская мысль определяются сознанием, которое воплощает собой структурирующееся и формализующееся дионисийское начало человека. При такой жизни души все конкретные качества вещей и событий отступают на второй план в сравнении с бесконечными творческими потенциями жизни. Но, отступив на второй план, они как бы становятся количеством. Учение Пифагора не ставит перед собой гераклитовской задачи, прозревать «Мудрое само по себе», как бы «простираться в мудрости». Пифагор говорит о том, что нужно любить мудрость, и нужно уметь её любить, что собственно и будет занятием философией. Поэтому и себя он первый назвал философом. Это умение соединяет в себе мистику и рассудок. Пифагорейцы не только занимались необычными и сложными вычислениями и теоремами, но преобразовали занятия математикой, и, прежде всего геометрией, в самостоятельную свободную теоретическую дисциплину. Математика является главным источником веры в вечную точную истину, а также в сверхчувственный интеллигибельный мир. Поэтому математика, и особенно геометрия, в качестве свободных наук составляют душу философии. Пифагору принадлежит знаменитое высказывание: «Всё есть число», (или «Числу все вещи подобны»). Он был убеждён, что всё в мире определяется числами и отношениями чисел. При этом число не просто цифровой значок. Число – и математически организованное тело, и душа как смысловая заданность этого тела. Учение о числе – это учение 1) о числах самих по себе, или о богах как числах; 2) о космосе как числе; 3) о вещах как числах; 4) о душах как числах и 5) об искусстве как числе. Стало быть, число имеет не столько арифметический, сколько мистический характер. Числам же первой десятки приписываются различные магические свойства. Мистическое понимание чисел определяется их музыкальной сущностью. Пифагорейцы уделяли очень много внимания музыке и ее изучению. Пифагор исследовал, в результате чего возникают консонирующие и диссонирующие интервалы, и шире – гармония и дисгармония, и пришёл к выводу, что происхождение музыкальных интервалов нераздельно связано с числом, т.к. они представляют собой ритмические сравнения количества и качества звука. В этих исследованиях рождалась величайшая идея пифагорейцев – идея связи музыкальных и математических ритмов, которые пронизывают весь мир и определяют его тайну: «гармонию сфер» (или «музыку сфер»).В русле этой идеи пифагорейцы приходят к созданию своеобразной формулы красоты, которой стало знаменитое «золотое сечение». Суть красоты в пропорциональности, и это основа гармонии. В особой музыке мира, Космоса звучит поэтому универсальное единство истины, добра и красоты. Эта музыка сфер есть подлинная реальность. Это суть, сущность мира. Видимый нами мир отдельных материальных предметов – мир неподлинный. Материя и все её осязаемые свойства – лишь «иное». «Иное» – другое по отношению к мировой числовой гармонии, «иное» – как нечто текучее, постоянно оказывающееся иным. Душой гармонии является число. Число обладает большей реальностью, чем вещь. Философия пифагорейцев создаёт единую в своей ритмике и музыке картину мира. Пифагор учил, что счастье (эвдемония) заключается в знании совершенства чисел, представляющих Космос. Абсолютное знание числовой гармонии мира доступно лишь Богу. Для человека же главная нравственная цель, стремление к которой есть стремление к счастью, – уподобление Богу.Поэтому, видимо, как сообщает Аристотель, пифагорейцы хранили в строгой тайне следующее разделение: Разумные живые существа подразделяются на три вида – Бог, человек и существо, подобное Пифагору. Главными добродетелями человеческой жизни являются мудрость, дружба и равенство.Вывод. Орфическая идея очищения, безусловно, является самой важной предпосылкой пифагорейства. Изощрённая чистота и изощрённость в чистоте характерна для пифагорейской мысли. Связав эту идею с математикой (геометрией), они достигли высочайшей степени надёжности и чистоты в отвлечённом мышлении.Понимая природу как сущность, они представляли последнюю как музыкально-математическую пропорциональность, соразмерность, как великолепно чистый «остов» мира, и единственно достойным для него материалом полагали число. Для пифагорейства характерна позиция внутренней психологической отстранённости от обычного образа жизни и поведение, характеризующееся длительным глубоким молчанием, изредка прерываемом столь же глубокими мудрыми замечаниями. Именно в таком качестве они выступали как политические деятели, сознательно противопоставляя себя другим гражданам, выступая от лица особой высшей мудрости, открытой только им.Д). Школа элеатов: постановка проблемы бытия. Философы этой школы выделяют совершенно особую первостихию мира – стихию рассуждения, доказательность, осмысленность как природные, космические силы. Эти философы являются физиками, поскольку сама рассуждающая мысль является для них не цепью абстракций, не игрой теоретического знания, отвлечённым мышлением, но особой стороной жизни Космоса, при том его главной стороной, обеспечивающей превращение Космоса в единое бытие. Тем самым они поставили самую фундаментальную теоретическую проблему философии – проблему бытия. Именно в бытии они видели подлинное первоначало.Эту школу связывают с четырьмя именами: Ксенофан, Парменид, Зенон и Мелисс. При этом Ксенофан считается предтечей этой школы, а Парменид её подлинным родоначальником. Ксенофан (565 - 470 гг. до н.э.) родился в ионийском Колонфе, и сейчас не ясно, каким образом он оказался в Италии. Современники и потомки воспринимали Ксенофана как странствующего поэта и обличителя Гомера и Гесиода («обличитель гомерообманов»). Несмотря на то что, как говорят источники, Ксенофан рассуждал на самые разные темы, наиболее известными были его рассуждения о богах, написанных в стихотворной форме. Он является автором эпиграмм (сцилл), высмеивающих антропоморфное понимание богов. Сциллы обладают философским содержанием, так как Ксенофан направляет свою иронию не столько на богов, сколько на наше понимание богов. Пытаясь рассмотреть логико-доказательные аспекты главного феномена мира – Бога, он приходит к выводу, что при разумном рассуждении антропоморфное понимание богов нелепо, нелогично, абсурдно и т.п.Анализируя такое несостоятельное понимание, Ксенофан говорит, например, о том, что по логике антропоморфизма невозможно создать человекоподобный образ бога. Кроме того, нелепы формы служения таким богам. Им приносят жертвы и их оплакивают. Но нельзя приносить жертвы человекоподобным существам, и нельзя оплакивать Бога.Самым же бессмысленным является предположение о том, что боги, как люди, рождаются. Значит, было время, когда их не было. И непонятно тогда, почему они не могут так же, как люди, умереть, и настанет время, когда их не будет. Нужно исходить из понятия Бога. И тогда станет понятно, что есть только один Бог, «меж богов и людей величайший, не похожий на смертных ни обликом, ни сознаньем». Этот Бог вечен, един, неизменен, шарообразен, не конечен и не бесконечен, не движется и не неподвижен. Бог обладает этими характеристиками не случайно, а потому, что они определяются главной характеристикой Бога – быть совершенным и обладать природой, превосходящей природу всего остального сущего. Основная идея Ксенофана выражена в его знаменитой фразе: «Единое есть Бог!» Но это не единый Бог христианской религии. Бог как Единое не обладает достаточной для религиозного миросозерцания степенью сакральности и трансцендентности. Как Единое – он в некотором смысле артефакт мысли. Бог отнюдь не открыл смертным изначально «Всего», да и просто всего. Это Ксенофан относит и к собственной мысли: «Точную истину не постиг ни один человек, и нет никого, кто её знает о богах и обо всём, о чём я говорю».Даже философия, как самая глубокая мысль, не может нам сказать всего о Боге. Её предметом является наше собственное понимание Бога, и работа по прояснению и очистке этого понимания. Но это не является основанием для скептицизма и агностицизма. Работу на правдоподобие (а не абсолютную истину) Ксенофан считает вполне достойной, поскольку и она может дать достаточное знание об окружающем мире.Возможно создать достаточно разумную космологическую картину. И она, по Ксенофану, такова: главным элементом мира, который есть дарение единого неизменного Бога, является земля, как земная твердь, как олицетворение Бога. Верхняя граница земли у нас под ногами, а нижняя уходит в бесконечность через пространства Аида. Вторым после земли элементом космоса является вода. Она определяет лицо наземного мира.Мысль Ксенофана может быть названа первой формой пантеизма (учения о единстве, совпадении Бога и природы), но не может считаться монотеизмом. Бог Ксенофана философский, а не теологический, он предмет не веры и молитвы, а трезвомыслия и даже некоторой иронии. Поэтому ксенофановская идея божественного Единого легко трансформируется в философии Парменида в образ единого неделимого бытия. Парменид (840 - 470 гг. до н.э.) считается одним из самых философичных и академичных из ранних философов. Даже его внешность воплощала собой эти характеристики. Он был величественного, строгого и благообразного вида, солиден и красив, прожил долгую жизнь, на протяжении которой неизменно пользовался глубочайшим уважением сограждан, так что власти Элеи и после его смерти ежегодно брали у граждан клятву оставаться верным законам, данным им Парменидом.В поэме Парменида «О природе» излагает первое европейское учение о бытии, которое необычно видоизменяет главную натурфилософскую тему – «архе». Отыскать первоначало и ответить на вопрос «что есть всё?», как полагает Парменид, можно, только ответив на вопрос: «Что есть?», т.е. что есть подлинно, а что обладает только видимостью наличия, а также что значит «быть» в отличие от «не быть». Такое понимание бытия наиболее предпочтительно не столько потому, что мы точно описываем наблюдаемый мир, сколько потому что хорошо его понимаем, правильно рассуждаем о нем. В соответствии с правильностью рассуждения только к такому существованию можно применять слово «есть». Всё остальное должно определяться через «нет» и называться небытием. Но небытия не существует «по определению». обязательность мира не в наличии какого-то первовещества. Она в свершении мира, в его сбывании. Она в стремлении самого мира и всего, что его составляет утвердиться, стать. Мир живет в пафосе единого утверждающего «Да». Эта абсолютная сила утверждения единственно, что подлинно есть. И это первооснова. Но значит основные характеристики, различающее бытие и небытие, – не наличие и отсутствие, но осмысленность и бессмысленность. Бытие – это смысл мира, это осмысленное существование, это то, что открывается мысли, а не чувству. Небытие, напротив, бессмысленность, то, что вне разума, на пустое размышление о котором наталкивает нас несовершенство наших чувственных восприятий. Бытие и мышление совпадают. Парменид первым провозглашает тезис о тождестве бытия и мышления, важнейший для всего философского идеализма.Это, в свою очередь означает, что бытие – это не столько субстратная характеристика («Что?»), сколько динамичная («Как?»). Следует говорить не о бытии и небытии, которого нет, но о «пути бытия» и «пути небытия», как принципиально противоположных способах мыслить мир и его устройство. Различение этих путей – различение подлинного и неподлинного, что составляет тайну и цель философии. У человеческого познания есть три пути. Путь истины – «путь бытия», постижения подлинной сути мира. Путь лжи – «путь небытия», измышлений о том, чего нет, связанный с неопределёнными чувственными восприятиями конечных вещей. И есть ещё средний путь – «путь мнений, достойных похвалы», позволяющих улавливать суть в наблюдении над природой и вещами, их генезисом и единством, путь, способствующий движению на путь истины. Также как мир – это бытие, а не небытие, также и познание – это понятийная мысль, а не обман воображения.Текст Парменида вырисовывает важнейшие смысловые характеристики бытия: бытие как наличие, бытие как свершение, бытие как осмысленность, – но не дает их теоретического обоснования. И в его философии мир сбывающийся оказывается миром сбывшимся, бытие превращается в совершенную вечную вещь, о которой он говорит: «И всё бытие подобно глыбе хорошо закругленного шара, со всех стороне равно отстоящего от центра». Происходит так называемая натурализация бытия. Ему Парменид приписывает следующие характеристики: 1. Бытие не возникло. 2. Бытие не подвержено гибели. 3. Бытие целокупно. 3. Бытие единородно. 5. Бытие неподвижно («бездрожно»). 6. Бытие законченно и совершенно. Характеристики неделимости и неподвижности оказываются доминирующими в определении бытия. Оно выглядит как монолит, «глыба» мира, лишённый черт жизненности. Парменидовская философия – первая попытка осознания вечности. Вечности как неразрушимости, как тождественности, как того, что обозначается словом «всё».Парменид справедливо исходил из того, что первоначало мира как его подлинная первооснова должно быть вечным, иначе это не первоначало. Но само это убеждение недоказуемо. По Пармениду, вечное бытие просто следует за тайными для нас целями Мойры (судьбы), которая «приковала» его в центре мира, заставив быть целым и неподвижным. Целостный космос распадается на мир подлинный и мир неподлинный.Разорванность мира и характеристики неделимости и неподвижности, приписываемые бытию, вызывали резкую критику уже у современников Парменида, прежде всего у атомистов. Поэтому прямой задачей его ученика и последователя Зенона – была защита основных положений философии Парменида. Зенон (490 - 430 гг. до н.э.) сознательно поставил перед собой задачу отстаивать тезисы Парменида, прежде всего, положение о неделимости и неподвижности бытия. При этом он был убеждён, что защита Пaрменида должна быть рассуждением и аргументацией. Усилия по решению этой задачи привели Зенона к созданию феномена логического доказательства и к открытию диалектики мышления.Предполагается, что Зенон написал единственную книгу «О множественности вещей», от которой до нас дошли изобретённые им знаменитые апории (мыслительные затруднения, парадоксы: «Дихотомия», «Стадий» («Стадион»), «Стрела», «Ахиллес и черепаха».Методологическую модель для этих апорий задаёт «Дихотомия» (деление на два). «Дихотомия» показывает несостоятельность идеи деления и, шире, идеи множественности. Ведь всякое деление должно начинаться с деления на два. Но для того, чтобы разделить на два необходимо третье, а чтобы выделить это третье, необходимо четвёртое и т.д. Значит, каждая вещь должна мыслиться как бесконечное множество вещей, причём не просто равнозначных как атомы, а находящихся в определённой сущностной субординации. Но тогда всякая вещь имеет как бесконечные размеры, так и не имеет размеров вообще. Это показывает, что идея множественности неправильна, т. е. приводит к противоречивым выводам.То же самое можно сказать и о движении. Для того чтобы осуществилось движение, которое преодолеет некоторый путь, необходимо пройти сначала половину пути, затем половину половины, затем половину четверти и т.д. А значит, путь никогда не будет пройден. Предположив наличие движения, мы опять получили противоречие. Остальные апории по-разному это представляют. Например, апория «Стрела» утверждает, что движения нет, поскольку нет правильного понятия движения, и вообще его не может быть. Зенон исходит из того, что мы можем мыслить множественность и подвижность. Но это будет неверное с точки зрения законов мысли рассуждение. Значит, верной будет мысль обратная Причиной такой парадоксальности во многом явилось аксиоматическое отождествление «величины» и «телесности», и шире – мысли о предмете и самого предмета.Зеноновская философия явила сложность, противоречивость, необычную логическую динамику нашей мысли, обозначила проблему понимания нами особенностей движения нашей собственной мысли, доведя её до парадокса, продемонстрировала изощрённость и изящество логики. И, кроме того, была предвосхищением многих математических проблем, прежде всего феномена «бесконечностно бесконечного». Третий представитель этой школы, известные более как выдающийся полководец, а не философ, Мелисс (5 в. до н.э.) считал необходимым совсем не связывать бытие и телесность, в той натуралистической форме, в какой это делал Парменид. Бытие не универсальная «вещь», поскольку оно безгранично, бесконечно. А признать его ограниченным нельзя, поскольку это будет означать его неполноту и несовершенство, что невозможно для первоначала. И будет означать, что существует небытие, т.к. за границами бытия может быть только небытие.Вневременное завершенное бытие Парменида Мелисс заменяет вечным во времени и бесконечным бытием. При этом он формулирует основной закон бытия – закон его сохранения: «Из ничего никогда не может возникнуть нечто», который принимается всеми античными философами, независимо от того, принимали они учение о подлинном бытии или нет.Вывод. Философия элеатов – самая сложная в ранней греческой философии. Не удивительно, что в одном из эссе выдающегося философа 20 века М. Хайдеггера Парменид предстает воплощенной неразгаданностью всей европейской философии. В этой школе предпринимается попытка создать монументальную мыслительную панораму тождественного самому себе космического бытия. Но панорама эта лишена мистической загадочности, запредельности и паранормальности. В ней выражена трудно представимая современным человеком первозданная простота и всеохватная полнота живого мира-космоса, в которой совпадает вечность и миг, которую Парменид называет «слиянностью, ненарушимой ничем» и «безнуждностью».