Безобъектный аутосадизм

Поиск успокаивающего возбуждения может граничить с поиском физической боли. Хотя и не принося явных садомазохистских удовлетворений, поиск болезненного мышечного напряжения может являться составной частью целей, намеченных марафонцем, ударником или одиноким гребцом через использование своих повторяющихся движений.

Мне кажется, что здесь можно рассматривать своего рода аутосадизм, но понимаемый в том смысле, в котором Жан Жиллибер (1997) рассматривал этот концепт, то есть формы аутоэротизма, направленной на воссоздание единства на уровне самого тела. Он не соответствует простому возврату к собственной персоне садизма, направленного на объект, что свело бы его к участи влечения, но соответствует скорее фрейдистской гипотезе «безобъектного» садизма, который соответствовал бы «усилиям ребенка, желающего стать хозяином своих собственных конечностей». То, что Жиллибер называет тенденцией «членения» (в противоположность «расчленения») ребенка, который объединяет свои собственные конечности.

Сближая их с этой точки зрения, само успокоительные приемы, о которых я говорил, могут быть поняты в двух своих движениях, как нечто вроде повторяющейся игры, касающейся структуризации внешнего и внутреннего пространства, через ощущения, испытанные в мускульном тонусе. Второе движение, объединение, соответствовало бы «членению» по Жиллиберу. Оно вернуло бы гребцу, ударнику, галерщикам любого рода, единство расчлененных кусков в предыдущем движении.

Я полностью разделяю эту концепцию само разрушительного, аутоэротического ритуала, позволяющего, по Жиллиберу, «после исключения «больного члена» (или просто «задетого», «пораженного»), возобновление собирания на куски» (1977, стр. 893). Ребенок, бьющийся головой в момент засыпания, дает такую иллюстрацию, и более обобщенно, садистское членение мне кажется составной частью приемов поиска спокойствия в возбуждении.

Если само успокоительные приемы одновременно являются возбуждением и разрядкой, единением и разделением, связкой и развязкой, путаницей и распутыванием, они также способны обуздать расчленение пениса, «члена членов», как говорит Жиллибер, и его воссоединение. Они также обуздывают слияние родителей в коитусе и их разъединение, через силу жеста ребенка. И в этом смысле, гипотеза Жиллибера об аутосадизме, отвечающем перцепции примитивной садистской сцены, кажется мне разумной. В случае с Роки повторяющаяся игра по созданию автомобильной аварии означала попытку связи и обработки одновременно травматической аварии в его трехлетнем возрасте и перцепций отличия полов, коитуса и всего того, что обычно представляется в первоначальных фантазмах и того, что в его случае оказалось вписанным и застывшим в повторном столкновении машин. Бремя травматизма аварии препятствовало формированию первофантазмов. Движение само успокоительных приемов – шок от столкновения маленьких машинок и позже ударные инструменты - реализует начало связи и в то же время отключение травматизма. Недостаток психической связи между сексуальностью и жестокостью передается аутосадистическим ответом на перцепцию садисткой сцены. Именно само успокоительный аутосадистический жест заставляет действовать в теле связь влечения смерти с эротическим влечением. Жест, одновременно активирующий возврат к примитивному единству мать-ребенок и, наоборот, дифференциацию, а также сочетание комбинированных родителей и их дезинтеграцию. Жест господствует там, где вытеснение было слабым. Само успокоительный прием заменяет субститутом невозможный фантазм наслаждения оргазмом: поиском успокоения.

«Самостоятельно успокаиваться» не эквивалентно тому, чтобы «самостоятельно наслаждаться». Возврат к спокойствию лишь разрядка, отличная от наслаждения, состоящего из разрядки и еще из удовлетворения. Само успокоительный прием борется с возбуждением через периодический возврат к состоянию невозбудимости, которое не длится долго.

Само успокоительный прием путает возбуждение с окружением. В качестве субститута вытеснения, он помещает в окружающую среду то, что должно было бы быть вытесненным, автомобильная авария для Роки, другие травматизмы для одиноких гребцов. Окружение, ставшее враждебным, таким образом, является местом возврата не чего-то вытесненного, а травматической перцепции, не представленной, которая выражается в диффузном страхе, в тоске и в ужасе. Этот возврат занимает место возврата вытесненного, и именно сенсорность и тело занимают место системы противо-возбуждений.

Что мне кажется самым характерным для способа, при помощи которого трактуется окружение в приведенных примерах, это чрезмерность, прежде всего. Роки наполняет свое окружение чрезмерным шумом. Одинокие гребцы ищут чрезмерность океана. Этот поиск чего-то гигантского, колоссального, это изыскание пространственно-временного извращенного отношения противоречит мере принципа реальности. Затронуты все понятия времени и пространства, в том числе понятия расстояния до внешнего или внутреннего объекта, и все происходит так, как если бы окружение должно было бы подчиниться той концепции, которую себе представляет о нем Я-Идеал по Пьеру Марти. Напомним, что, по его мнению, «Я-Идеал представляет собой чрезмерность», и что «извне это чувствуется как ощущение всемогущества субъекта по отношению к себе самому, а также вероятно и по отношению к внешнему миру» (1990). Такое отношение к миру не является продуктом ментализированной психической активности. Оно не передает ни капли вытеснения, ни продукта интериоризации, ни манифестации Сверх-Я. Я-Идеал, по мнению П. Марти, «свидетельствует о состоянии, лишенном нюансов, требовательности субъекта по отношению к самому себе, без возможностей адаптации к внешним обстоятельствам, иным, чем те, что характерны для «оператуарной» реальности» (1990, стр. 47).

При таких условиях, само успокоительный прием дает моторное и перцептивное применение для отсутствия ментальной деятельности регрессии с адаптивным направлением. Нет ни саморазрушения, ни самонаказания Сверх-Я в отношении Я. Его аутосадистский аспект скорее соответствует предшествующей фазе садомазохизма, довод которой Марти находит во второй фазе анальной стадии Абрахама. Это аутоэротическая фаза «предшествующая двойному возвращению, дающему выход садомазохизму», пишет П. Марти в Индивидуальных движениях жизни и смерти (1976, стр. 92), фаза «во время которой субъект наслаждается «влечением превосходства», развитого на нем самом». Фаза, которая соответствует, как именно отметил Жиллибер, аутосадистскому аутоэротизму.

В их критическом споре о концепте аутосадизма, Д. Брауншвейг и М. Фэн считают, что мнение Ж. Жиллибера гармонирует с тенденцией создать единое целое, отмеченной Фрейдом по поводу сновидения. Это тенденция к воссоединению, следовательно, которая, по их мнению, «сыграет свою роль в организации передачи нервного импульса, соединяющего следы пост- пубертатные с мнезическими следами инфантильной сексуальности и вовлекая, кстати, в это движение ресексуализированные элементы периода латентности» (1997, стр. 994). Этот пункт кажется мне существенным. Отрочество Роки дает нам клинический пример в этом смысле. Оно отмечено тенденцией к соединению в одно целое, могущее, наконец, быть интегрированным психически, всех допубертатных травматизмов и пост- пубертатной проблематики.

Однако - и Д. Брауншвейг и М. Фэн здесь расходятся во мнении с Ж. Жиллибером - аутосадизм не играет роли только лишь в формировании комплекса кастрации. По их мнению, он также действует при расщеплении Я, который является механизмом отрицания кастрации. Они пишут: «Расщепление Я приводит к связи и даже к воссоединению во внезапном подъеме двух противоречивых предложений. Расщепление Я воссоединяет то, что было расчленено» (1997, стр. 995).

Это точка зрения, проливающая свет на позиции, определяя аутосадизм, как субститут эдипового аутоэротизма, то, что концепт Жиллибера недостаточно разграничивал. Итак, я думаю, что само успокоительный прием можно считать приемом «воссоединения расчлененного».