Недостаточность сексуального совозбуждения

Можно, конечно, рассматривать некоторое поведение Педерсена, как попытку уменьшить, или легче терпеть свои страдания через сексуальное совозбуждение, добиваясь, таким образом, того, чтобы вновь обрести нарциссическую целостность за счет целостности телесной. С этой точки зрения, компульсивное влечение к столкновению с наружными элементами, разбушевавшимися в экстремальных условиях, может быть понято, как то, что Фройд называл «влечением разрушения, влечением отчуждения, желанием могущества». Тогда оно соответствовало бы той части влечения к смерти, которая связана либидо, чтобы образовывать садизм, направляющий его к объектам внешнего мира при помощи мускулатуры. Другая часть влечения смерти не участвует в этом перенесении к внешней среде, будучи либидинально связанной при помощи сексуального совозбуждения для того, чтобы создать первоначальный эрогенный мазохизм (Фройд, 1924).

Рассматриваемая под этим углом зрения, само вызываемая боль имела бы тогда смысл, состоящий в том, чтобы пытаться снова обрести старое пережитое совозбуждение. Возьмем, например, язык, орган, играющий свою роль в нескольких функциях, можно рассматривать его прикусывание, как попытку помешать себе говорить, или помешать себе кричать, или еще как возврат к функциональному страданию, рано приобретенному в оральной сфере, и которое предвосхитило совозбуждение. Сложность для матери Педерсена принять вынужденное прекращение кормления грудью, и сильное разочарование, испытанное ею из-за этого, могло способствовать неудаче образования в этом месте эрогенной зоны. Участь страдания «языка-соска» во «рту-груди», чтобы воспроизвести выражения Ф. Тюстэн, зависит от значения совозбуждения, могущего осуществиться при контакте с матерью. Переживание сексуального совозбуждения может привести к установлению фиксации, а нам известно, что для П. Марти, организация, вытекающая из построения опор фиксации, способных остановить психические регрессивные движения, и позволяющих осуществление повторного эволюционного запуска, это как раз то, что характеризует ментализацию. Но, согласно той же концепции, когда эти опоры являются, как раз наоборот, недостаточно построенными, применение поведенческого пути преобладает преимущественно, в ущерб ментальному пути для того, чтобы попытаться уменьшить потенциально травматическое возбуждение, что повышает риск

соматической дезорганизации. Именно такое функционирование, вытекающее из недостаточности сексуального совозбуждения, как мне кажется, преобладает у Педерсена.

В связи с этим, следует сначала отметить, что даже если тут и есть фиксация, она не напоминает перверзную фиксацию, так как боль не стала необходимым условием для эротического удовольствия.

Кстати, укус языка, затем боль, вызванная в других местах тела, в конце концов, более или менее прекращаются. Тогда появляются довольно массивные манифестации совозбуждения, передаваясь через поведение, повторение которого заставляет предположить, что новое психическое овладение ими через вытеснение, а также через онирическую реализацию, является недостаточным. Если и есть успокоение напряжения возбуждения посредством боли, или позже, посредством нахождения в опасности, то оно длится лишь столько, сколько имеет место данное поведение.

Мне представляется тогда сложным утверждать, что это поведение может привести к мазохистическому удовлетворению. Оно приводит, скорее всего, к необходимости повторять, все время, и еще больше, - боль, а затем страх опасности, и все это не уменьшает отчаяние, с которым он пытается бороться.

Лучшее психическое функционирование возобновляется во время текущей психотерапии. До этого поворота, о котором я расскажу далее, повторение, кажется, ускользает от связи с либидо, от логики удовольствия и удовлетворения, и скорее напоминает состояние, близкое к травматическому неврозу. Этот способ функционирования представляется мне как будучи связанным с насыщением возможностей сексуального совозбуждения и с заменой последней другими смертоносными механизмами, нацеленными на удаление или разрушение репрезентаций, и среди прочего, с использованием боли и опасности в виде самоуспокоения с целью помешать течению мысли.