Возвратиться издалека

«Другое время» похожее на вечность, «другой мир похожий на ад», можно было бы подумать, что одинокий гребец стремиться увернуться от смерти.

Смерть, «the Death», Роки ее напишет позже жирными буквами на своих куртках и джинсах, когда он сможет ее назвать, и играть с репрезентациями, данными по ее поводу символикой тяжелого рока. Пока она является этой силой, инстинктом смерти, которая преображает его в запрограммированную машину, как она это делает с одиноким гребцом или при укачивании младенца с бессонницей.

Ударные инструменты для Роки равны поиску укачивания. Безусловно, с меньшими нюансами, нежели те, которые находит в укачивании одинокий гребец, иногда тихом, мягком и сексуализованном, как то, которое предоставляет море в ясную погоду, а иногда в плохую, как та, что спровоцирована бурными десятиметровыми волнами. Будь то спокойно или бурно, поиск смерти является ее составляющей, поиск «большого сна», как говорит М. Фэн, чтобы обозначить идеал операторного сна, добытого оператуарным укачиванием.

Это свойство присутствует в большом числе самоуспокоительных процедур, и именно поэтому, отнесение к укачиванию кажется мне неизбежным для того, чтобы говорить о данных процедурах. С одной стороны, потому что такие самоуспокоительные процедуры, похоже, осуществляют его продление или субститут, с другой стороны, потому что двойное послание материнского укачивания, эротическое послание и манифестация влечения смерти, находится в самом центре этих процедур.

Мысль М. Фэна относительно интериоризации качеств укачивания кажется мне важной, так как она иллюстрирует влияние того, что передано матерью. Тем не менее, полезно также переставить это отнесение к укачиванию в более глобальный контекст сенсорно-моторной активности индивидуума. Модель укачивания позволяет понять, как каждый младенец строит себе, в обменах со своей матерью, нечто вроде личного сенсорно- моторного кода. Этот отбор ставит свой отпечаток на поведения, являющиеся потенциально самоуспокоительными процедурами, которые будут использованы в случае необходимости, если ментальная регрессия не сработает.

Крах фантазма быть успокоенным матерью и самоуспокоительная процедура

Успокаивать самого себя значить играть с самим собой в дочки-матери. Мать в себе укачивает ребенка в себе и говорит ему, что «ничего страшного нет». Но эта фантазматическая деятельность является более или менее действенной. Самоуспокоительная процедура, нечто вроде произведенного самоукачивания, используется тогда, когда имеется крах или недостаточность фантазма успокаивающей матери. В то время как две части двойного послания материнского укачивания связаны в успокаивающей мысли, они развязаны в самоуспокоительном акте. За неимением психической связи, реализованной через фантазм, самоуспокоительная процедура пытается все-таки установить связь, но на сей раз на поведенческом уровне, между эротическим и смертоносным аспектами влечений. Несмотря на это данная процедура сохраняет отметку влечений, распутанных в психическом плане, и в том, что нас здесь интересует, «чистую культуру инстинкта смерти».

Следовательно, речь идет о том, чтобы физически, телесно, обнаружить в материнской реальности, с помощью перцепции и моторики, материнское укачивание, которое не оставило места для психической интроекции удовлетворительного качества.