27. Художественный мир л.Н. Толстого. Концепция человека, способы типизации, роль дневников в становлении творческой манеры.

Во всём он оставался великим знатоком человеческой души; человеческая душа есть основной предмет духовного познания Толстого; или, сказать по-другому, душа есть системообразующий критерий в толстовском хаосе.

Основа мировоззрения – переживание Просвещения. Толстой – поздний просветитель. Ж-Ж. Руссо особенно важен для Толстого среди классических просветителей. Природа – цивилизация; правда – фальшь. Вплоть до конкретных подражаний: Исповедь – та же установка, что и у Руссо – вывернуть себя наизнанку – 80е гг. через реактуализацию руссоистского наследия Толстой стал не архаистом, а новатором. Главный тип конфликта – антитеза фальши и правды. Определила всё творчество Толстого. Литература сама по себе фальшь т.к. в ней есть вымысел. Глубочайшее противоречие в творчестве Толстого. Отличие от Достоевского – совершенно разные средства типизации. У Достоевского – герой-интеллектуал, важна идея. У героев толстого нет идей (Наташа не умная, она очаровательная – не семиотическое понятие). По толстому – божественное – это природа. «Евангелие приемлю, но чудес не бывает».Художественная (стилистическая) система: Толстой создал новый тип стилизстики. Об идеях всегда писать проще. У толстого – диалектика души. У Достоевского – психологизм интеллектуальный, религиозный. У толстого психологизм в сосбтвенном смысле. Человек духовный, сам по себе – ядро человека, оно важно для толстого. У Достоевского есть плохое и хорошее социальное. У толстого всё социальное – плохо.

Такое понимание человека ново для 19 века, корнями уходит в просвещение. Но в основном в русской литре идея естественного чеговека рассматривалась как необходимость революции. Толстой так не рассматривал. О революции вообще не писал, хотя тогда о ней писали все.

Толстой начал вести дневник в марте 1847 года, в возрасте восемнадцати лет. В самонаблюдении он руководствовался практической целью, полагая, что с помощью дневника он сможет взять под контроль свою рассеянную жизнь. (В это время Толстому грозило исключение из Казанского университета за неуспеваемость.) Им руководил также и исследовательский интерес – поиски причин поступков во взаимодействии внешних обстоятельств и внутреннего состояния, а также в соотнесенности телесного и духовного. Цели были ясны, чего нельзя было сказать о способе их достижения.

Принято считать, что Толстому удалось передать в своих романах те виды человеческого опыта, которые до того не поддавались описанию, — внутреннюю речь, подсознательные процессы, сны. В дневниках эта борьба велась в области повседневного и касалась самого автора. В старости она особенно обострилась, и открытия Толстого-писателя не принесли облегчения Толстому-человеку. На протяжении всей жизни Толстой то и дело испытывал отчаяние, которое впервые охватило его в юности, когда он попытался, “черт[я] по бумаге буквы”, запечатлеть свои ощущения и мысли в дневнике. Толстой с юных лет догадывался о том, что его утопия — превратить всего себя в открытую книгу — недостижима. Тома его дневников — его «критика чистого разума» и его «суждение о мире как о представлении» – оставлены им как памятник неудаче — неизбежной неудаче любого писателя (или читателя), нацеленного на полную текстуализацию себя. Толстой надеялся, что в смерти он сможет наконец испытать чувство подлинного бытия — вневременное, внеличностное бытие в настоящем, которое невозможно описать словами. На протяжении многих лет он готовил себя к этому опыту, следя в своем старческом дневнике за разрушением тела, забвением прошлого и даже уничтожением самого сознания. Иногда он признавал, что оставить описание подобного опыта так же невозможно, как записать свой сон синхронно с самим сновидением. Однако время от времени Толстой, который в молодости (в “Истории вчерашнего дня”) предпринял-таки такую попытку, пытался подготовить отчет о собственной смерти. В смерти Толстой надеялся наконец оставить писательское поприще — он готовился прекратить писать книгу своей жизни (или перечитывать ее в уже отпечатанной версии) и на мгновение увидеть свет, падающий на то, что не подлежит представлению.