Политический кризис

Круг лиц, имевших право и возможность участвовать в политической жизни Италии, неумолимо сужался. Поли­тика служила интересам узкого круга и аристократии.

Характерными чертами всех итальянских государств были коррупция, казнокрадство и финансовые неурядицы. В 1737 году государственный долг в Тоскане достиг 14 млн. скудий, в Венеции он вырос с 7,5 млн. дукатов в 1715 году до 71 млн. в 1740 году.

Вследствие частой смены пап и их фаворитов, сильный упадок прережило и Папское государство.

Нельзя сказать, что в итальянских государствах не де­лалось никаких попыток к проведению реформ. С.Д.Сказкин свидетельствует о том, что в Неаполитанском государстве делались отдельные нерешительные попытки ограничить при­вилегии церкви, в Ломабардии и Пьемонте пытались упо­рядочить налоговое хозяйство, в Тоскане — ослабить ог­раничения внутренней торговли, однако, ни одна из этих попыток не ознаменовалась успехом.

Развитие капитализма во второй половине XVIII века

Во второй половине XVIII века Италия понемногу стала приходить в себя после длительного периода войн. Несмотря на то, что социальная напряженность не затихает, экономика и культура страны начинает возрождаться.

Именно в это время растет спрос на сельскохозяйствен­ную продукцию и полуфабрикаты за границей, что дает хо­роший шанс для сельского хозяйства Италии. Деревни и города, прежде обезлюдевшие, оживают, доход землевла­дельцев возрастает, увеличивается население страны.

Такие историки, как Дж.Канделоро, Р.Виллари, Г.Ку- ацца все-таки видят решающее значение в хозяйственной жизни Италии именно в фактах роста цен на сельскохозяй­ственную продукцию.

Однако дело все-таки не только в конъюнктуре цен. Не следует забывать о том, что масса разоренного сельского и городского населения представляла емкий рынок рабо­чей силы, а правительственные реформы, хоть и несмелые и непоследовательные, создавали какой-то минимум бла­гоприятных условий для экономического развития.

Промышленность южной Италии все еще сохраняла свой ремесленный и деревенский характер, однако, значительный подъем наметился в северной и средней Италии. Число ре­месленников в городах и селах росло, возродилась специа­лизация отдельных районов в производстве тканей, метал­лических изделий, бумаги, стекла и тому подобное.

В 1785 году в Милане было 1384 шелкокрутильни, а в 1790 году уже 1820. Количество шелкоткацких стан­ков во второй половине века утроилось, а в Комо их стало вдвое больше.

В 1791 году в Милане действовали сорок предприятий шелковой, 15 — шерстяной промышленности, 27 предпри­ятий по изготовлению бумаги.

Комо вновь становился важным центром по производ­ству шерстяных тканей. Креп, вуаль и другие специальные шелковые ткани производили крупные предприятия в Бо­лонье. Льняные, хлопчатобумажные и шерстяные ткани вырабатывались в городах Венецианского государства. В Генуе расширилось судостроение. К концу XVIII века в северной Италии насчитывалось уже до нескольких десятков централизованных мануфактур.

По утверждению С.Д.Сказкина, наибольших успехов достигла промышленность в Австрийской Ломбардии, от нее еще сильно отставал Пьемонт, хотя и там расширилось капиталистическое производство.

Некоторые сдвиги имели место в Венето и Эмилии. В Ломбардии, Пьемонте и Тоскане изменилась организация промышленного производства: преобладающей формой, осо­бенно в текстильной промышленности, стала «рассеянная мануфактура». Растет число мануфактур в керамическом, бумагоделательном, металлургическом производствах.

Основу рабочей силы в деревнях составляли женщины и подростки. Городские предприятия наводнили разорив­шиеся ремесленники.

На пьемонтских шелкопрядильнях работали по 70, 100, иногда и по 120 рабочих. В Милане, который выгодно рас­положился на скрещении торговых путей и издавна являлся крупным торговым и ремесленным центром страны, капи­талистические предприятия достигали еще больших размеров. Там иод одной крышей работало до 300 и даже 400 человек. Вокруг предприятия группировалось множество надомников, которые выполняли отдельные операции. В предместьях Флоренции работала фарфоровая мануфактура, на кото­рой было занято несколько сот рабочих.

Некоторые итальянские государи, такие как, например, Карл-Эммануил I, поощряли создание крупных мануфаткур. В 1752 году в Турине под покровительством Карла было образовано Пьемонтское королевское общество для произ­водства и торговли шелком.

Капитал королевского общества был по тем временам довольно внушительным и составлял 600 тыс. лир.

Однако далеко не все итальянские города и государства процветали. В Венеции, например, продолжался эконо­мический упадок. Если в начале века ее шерстяная про­мышленность давала около 2 тыс. кусков в год, то в 1782 году продукция сократилась до 600 кусков. Производ­ство шелковых тканей в течение XVIII века сократилось с 18 тыс. до 1200 кусков в год.

Если ранее в Венеции процветали предприятия, специа­лизировавшиеся на выпуске головных уборов, то в 1780 году осталось всего 8 таких мастерских, да и те еле сводили концы с концами.

Развитие крупной промышленности, несмотря на какое- то минимальное содействие государей, тормозилось сохра­нявшейся системой внутренних таможенных пошлин и пра­вительственной регламентацией.

Потому, например, в Папском государстве еще в кон­це XVIII века около полумиллиона человек содержалось за счет благотворительности, в то время как общее насе­ление составляло 2 млн. 300 тыс. человек.

В Неаполитанском королевстве, если не считать то­го, что здесь появилось несколько государственных тек­стильных мануфактур, по большому счету ничего не из­менилось. В Тоскане в выгодную сторону выделялся, пожалуй, только порт Ливорно, где росла предприимчивая и энергичная буржуазия. Островком предприимчивости была и Флоренция с ее фарфоровой мануфактурой, про­цветавшей день ото дня.

В итальянских странах по-прежнему существовала тра­диционная стуктура производства в виде смешанных или централизованных мануфактур. Машин фабричного про­изводства Италия еще не знала.

Изменения в деревне были более заметны. Капитал ус­певших обогатиться буржуа и дворян устремился в сель­ское хозяйство. Несмотря на то, что в Италии все еще дей­ствовали законы о майорате, о неотчуждаемости дворянских поместий и многие другие феодальные ограничения, пред­приниматели находили выход из создавшегося положения и, как пра­вило, становились круп­ными арендаторами.

В южной Италии, где уклад еще был в зна­чительной мере нетро­нут, и сельское хозяйст­во носило в основном натуральный характер, горожане-арендаторы превращались в посред­ников между феодалом и крестьянами, которым они сдавали от себя арен­дованные у владельцев поместья земли.

Мы уже упоминали выше, что появление арендато­ров на юге полуострова не изменило феодального харак­тера сельского хозяйства и только ухудшило положение крестьян, которым приходилось кормить теперь еще и по­средника.

Ближе к северу итальянская деревня изменилась куда более сильно. Там проводилась распашка целинных земель, вырубка лесов, мелиоративные работы. Делались попыт­ки более рационально использовать землю при помощи вве­дения непрерывного севооборота, основанного на многополь­ной системе.

Стремление к агротехническим нововведениям стано­вится все более и более заметно среди крупных землевла­дельцев и буржуазных арендаторов севера. Именно в это время возникают сельскохозяйственные академии, стремя­щиеся внедрить в Италии последние новинки агротехни­ки. На некоторых капиталистических фермах внедряются усовершенствованные сельскохозяйственные орудия.

Артур Юнг, которому довелось побывать в Италии в 90-х годах XVIII столетия, одобрительно отзывался об ир­ригационных сооружениях Ломбардии и прекрасно обра­ботанных полях Пьемонта.

В Пьемонте, Ломбардии и Тоскане методически осу­шаются болота, проводятся ирригационные работы, рас­ширяются посевные площади. Распашка пустовавших зе­мель северной Италии приобретает особенно широкие размеры.

По свидетельству итальянского исторка Р.Виллари, в долине реки По происходила подлинная революция в аг­ротехнике. Особое внимание стали уделять цивилизации культур и приведению качества продукции в соответствие с требованиями рынка, благодаря чему росла сельскохо­зяйственная продукция.

Шелковица получила более широкое распространение в Пьемонте, Ломбардии, Венето. Не случайно 2/3 экспорта Венето составлял шелк. В Ломбардской долине интенсивно разводили скот. В 1753 году там насчитывалось 20876 коров, а в 1782 году — уже 40239. Это способствовало развитию сыроваренной промышленности, продукция которой впо­следствии стала важной статьей экспорта.

Широкая распашка пустовавших ранее земель продол­жалась и в Венето, в области, которая ранее специализи­ровалась на культивировании кукурузы. В деревнях Эмилии шло наступление на болота и интенсификация зерновых куль­тур на почве мелиоративных работ.

На вторую половину XVIII века приходится неслыханный взлет спроса на оливковое масло. Неаполитанское королев­ство, специализировавшееся на разведении олив, сумело из­влечь из этого значительную выгоду. Также в королевст­ве возросло производство шелка и вина.

В то же время вместе с подъемом сельского хозяйства началось наступление на общинные земли и админист­ративную организацию сельских коммун. Сельские буржуа и дворяне проводили огораживание частных землевла­дений.

Долина По, лидер в аграрном секторе, более других по­чувствовала на себе эти изменения. Там господствующего положения достиг крупный капиталистический предприни­матель. Исчезала испольщина, а испольщики превращались в сельскохозяйственных рабочих.

Мы уже упоминали, что именно здесь даже в период наиболее глубокого экономического упадка рыночные связи оставались довольно прочными. В других же областях Ита­лии дело обстояло несколько иначе. Испольная форма ренты в Тоскане и большей части северной Италии еще больше упрочилась. Крупная земельная собственность, находив­шаяся в руках дворянства и буржуазии, расширялась за счет общинных и крестьянских земель, утверждая экстен­сивное развитие аграрного сектора.

В Папском государстве, в Сицилии, Сардинии и в части Неаполитанского королевства сохранялось еще много не­обработанных земель, паровое поле, экстенсивное зерно­вое хозяйство.

Феодальные латифундии, феодальная юрисдикция гос­подствовали вплоть до начала XIX века. Наемная рабочая сила была весьма немногочисленна. Между крестьянином и рынком стояло множество посредников, так что, несмотря даже на отдельные «островки невезения» на севере Ита­лии, различия между севером и югом полуострова стано­вятся все более и более глубокими.

Что же касается внешней торговли, то в связи с возрос­шим вывозом шелка, шелковой пряжи, вина, масла и других сельскохозяйственных продуктов через порты Ливорно, Генуи и южной Италии кризис в этом секторе хозяйства посте­пенно отступал.

Неуклонно росла численность рабочих. «История Ита­лии» приводит следующие цифры: в 1725 — 1730 гг. на 126 шелкокрутильнях Пьемонта трудилось 7108 рабочих, а в 1787 году на 272 крутильнях 16143 рабочих.

На одном лишь предприятии по изготовлению шерстяных тканей в Милане в 1786 году было занято 500 городских рабочих и 2000 деревенских жителей.

Однако, несмотря на такие'внушительные для того вре­мени цифры, в городах царила безработица, так как рост мануфактур отставал от темпов обезземеливания крестьян. Зажиточными фермерами могли стать очень немногие. Ос­новная масса крестьян постепенно становилась батраками или уходила в города, обеспечивая таким образом избы­ток рабочей силы.

Цены росли, заработная плата оставалась на прежнем уровне, нищета в городах усиливалась. Увеличился поток эмигрантов во Францию и Швейцарию.

В то же время большая часть феодальной верхушки про­должала жить прежними доходами, сохраняя в полной мере привычный образ жизни. Другая же часть, значительно мень­шая и главным образом на севере, подвергалась постепенному обуржуазиванию. Рост буржуазии происходил преимуще­ственно в деревне северных районов Италии.

Наиболее благополучным было положение испольщи­ков Тосканы. По крайней мере, так утверждал Артур Юнг, наблюдавший жизнь крестьян в разных областях Италии.

Тосканские испольщики питались пшеничным хлебом, пили молодое вино, а раз в неделю ели мясо. Однако в Лом­бардии крестьяне питались кукурузой и считали себя сча­стливыми, когда у них был хлеб.

В южной Италии, а также в Сардинии и Сицилии в де­ревнях варили похлебку из диких трав и, чтобы не платить сеньору за помол, ели вместо хлеба подсушенные на очаге зерна. Крестьянам приходилось ютиться вместе со своим скотом в продымленных, темных лачугах. Поставить в своей хижине загородку, которая отделяла бы людей от скота, могли позволить себе лишь самые богатые.

«В Сардинии, — писал Юнг, — есть несчастное кре­стьянское племя, которое живет в хижинах без очага и с дырою для выхода дыма вместо трубы».

Мало отличались от беднейшего крестьянства по сво­ему жизненному уровню и рабочие.

В середине XVIII века разразился кризис в шелковой промышленности в Пьемонте. И в 1787 году число безра­ботных в этой отрасли промышленности достигло вместе с семьями 62 тыс. человек.

В 1764 году в южной Италии был плохой урожай, цены на зерно поднялись резко в несколько раз. Беднейшим слоям населения приходилось питаться одной травой. В этот год во многих городах и местечках Королевства обеих Сици- лий городская и сельская беднота громила хлебные лавки и амбары.

Как правило, такие стихийные бунты каждый раз воз­никали в год недорода. С периодичностью в несколько лет то одно, то другое итальянское государство постигал не­урожай. В деревнях ели кору деревьев, улицы городов за­полнялись толпами беженцев из голодающих провинций.

Середина 70-х годов была отмечена голодными бунтами в Пьемонте и Палермо. Восставшим удалось захватить тюрь­му и разоружить городской гарнизон.

Вице-король, в чей дворец восставшие ворвались в кри­ком «Смерть!», был на волосок от гибели, и только заступ­ничество местного епископа сохранило ему жизнь.

В 1766 году голодные бунты вспыхнули в Тоскане, в 1771 году — среди населения Венецианских провинций.

Ранее стихийные бунты прокатились по Сардинии и Калабрии.

Для феодальной верхушки итальянских государств стало, наконец, ясно, что если не попытаться что-то изменить в своей политике, страну захлестнет волна беспорядков. Кроме того, к изменениям в политике толкали трудности в финан­совой и административной сфере, а также желание аристо­кратии предотвратить возникновение буржуазной оппозиции.

Реформы были необходимы. Было бы смешно утвер­ждать, что итальянские государи стремились внести коренные изменения в существующий общественно-политический строй.

Стремление их было куда скромнее — сохранить, ук­репить и обезопасить свое положение.

Самой отсталой частью Италии, как отмечалось уже вы­ше, была Папская область.

Внешняя пышность богослужения и ослепительная рос­кошь князей церкви находились в резком контрасте с общим глубоким экономическим и культурным упадком. Это кро­хотное государство было отсталым даже по невысоким италь­янским меркам. Времена политического влияния Папской области давно ушли в прошлое.

Государство являлось центром папской реакции и ме­ждународных интриг. Элементарные предпосылки для раз­вития промышленности и торговли здесь начисто отсутст­вовали.

На другом полюсе развития находились Пьемонт и Ве­неция. Ловкая политика пьемонтских герцогов позволила согласно Утрехтскому и Раштаттскому трактатам 1713 — 1714 годов герцогу Виктору Амедею II получить Сицилию с титулом короля.

Уступив впоследствии Сицилию австрийцам, Амедей II взамен получил Сардинию и сумел сохранить королев­ский титул.

На протяжении веков самыми богатыми и могуществен­ными торговыми республиками Италии оставались Вене­ция и Генуя.

Однако их политическое устройство, бывшее прогрес­сивным в средние века и в эпоху Ренессанса, в восемна­дцатом веке представляло собой некую историческую ока­менелость. Торговля и промышленность Венеции и Генуи испытывали все больший и больший спад.

Торговый флот Генуэзской республики бездействовал и правительство вынуждено было сдавать его в аренду пред­приимчивым иностранцам.Куда больший простор для предпринимательской дея­тельности, открывался в Милане, Неаполе и Турине, куда постепенно переселялись генуэзские купцы. Согласно По- жаревацкому договору 1718 года Венеция уступила туркам почти все свои владения на Балканском полуострове. Ее былая слава «царицы морей» безвозвратно закатилась. Испанские, австрийские, французские войска безнаказанно топтали земли Венеции в последующие десятилетия.

Самым позорным было то, что Венеция, имевшая некогда обширный пиратский флот, теперь покорно платила дань се­вероафриканским пиратам. Несмотря на то, что город жил лихорадочной и внешне блестящей жизнью, а венецианские балы поражали своей роскошью, все это были лишь последние отблески угасающего огня. Венецианские патриции растра­чивали нажитые их отцами и дедами капиталы.

Бывшая некогда промышленным и культурным центром средней Италии Флоренция также находилась в глубоком упадке. Великое герцогство Тосканское являлось одним из самых крупных государств на Апеннинах, и хотя Флоренция оставалась столицей этого крупного государственного фор­мирования, это ее не спасало.

В 1735 году, согласно договору Франции и Австрии, Тос­кана была передана во владение герцогу Францу Лотаринг­скому, мужу Марии Терезии, кандидату на трон Священной Римской империи. С 1738 года Франц правил герцогством через своих наместников.

Управление Тосканой ограничивалось функцией выко­лачивания денег и пересылки их в столицу Австрии. Ав­стрийская солдатня, которая воспринимала герцогство Тос­канское как одну из Австрийских провинций, сумела вконец разорить эту некогда цветущую область.

Политическое положение Ломбардии (бывшее герцогство Миланское) с середины семнадцатого века также представ­ляло собой печальную картину. Войны первой половины семнадцатого столетия разорили ее. Парма и Пьяченца были отданы в качестве особого герцогства одной из ветвей дома испанских Бурбонов, часть земель на западе Ломбардии ото­шла к Пьемонту. Управление Ломбардии осуществлялось австрийскими губернаторами.

Итак, необходимость реформ созрела. Академик С.Сказ- кин в «Истории Италии» утверждает, что наиболее акту­альной в то время для Италии являлась финансовые про­блема и первые реформы были направлены в первую очередь на ее разрешение.

Показательно, что политический кризис заставил первые реформы в Ломбардии провести Марию Терезию и ее сына Иосифа И, которые встали перед необходимостью упрочить свое господство и централизовать власть.

Первой и наиболее важной была налоговая реформа. На основе нового обмера было оценено все недвижимое иму­щество, независимо от сословной принадлежности ее вла-

дельцев. Это позволило равномерно распределить налоги и ликвидировать всякие изъятия.

Государство также выкупило внутренние таможен­ные, дорожные и мостовые пошлины и другие косвен­ные налоги, прежде принадлежавшие частным лицам. Правительством был закрыт ряд монастырей и религи­озных орденов. Инквизиция, которая еще вовсю свиреп­ствовала в XVIII веке и сжигала еретиков, была упразд­нена.

Была упразднена также церковная цензура, а духовные лица — подчинены духовному суду, что нанесло серьезный удар по церковным привилегиям, противоречащим фи­нансовым интересам короны.

Были отменены многие ограничения внутренней и внеш­ней торговли.

Стремясь централизовать управление государством, пра­вительство провело целый ряд административных реформ. Как это нечасто случается, реформы привели не только к увеличению денежных поступлений в казну, но также спо­собствовали оживлению торговли, свободной купли и про­дажи земельных владений и, вместе с тем, их переходу в руки новых буржуазных собственников.

Ни Мария Терезйя, ни Иосиф II не ставили для себя цели как-то расшатывать основы феодального строя. И все же реформы открывали более широкие возможности для капиталистического развития.

Почва для будущих преобразований, таким образом, была подготовлена. Одним из самых последовательных рефор­маторов стал тосканский великий герцог Петр Леопольд, правивший в Тоскании с 1765 по 1790 год.

Он был способным политиком и прекрасно понимал не­обходимость финансовых, административных и других ре­форм ради упрочения своей власти и господства дворян. Он ввел свободную торговлю хлебом и другими сельско­хозяйственными продуктами. Ликвидировал цеховую сис­тему, отменил внутренние таможенные пошлины, тем са­мым, мобилизовав деловую активность тасканцев.

Ограничив право «мертвой руки» духовенства, Петр Ле­опольд содействовал свободной продаже и покупке недви­жимого имущества.

Тосканскому правителю удалось добится более равно­мерного распределения налогов и частично уничтожить на­логовые привилегии.

Однако характерно то, что налоговые реформы так и не были доведены до конца. Отсутствие поддержки со сто­роны дворян и нерешительность самого великого герцога стали причиной провала проекта конституции.

В качестве наиболее показательного примера академик Сказкин приводит другое мероприятие Петра Леопольда: разделив земельные владения герцогского дома и ряда при­вилегированных организаций на отдельные участки, он при­ступил к их продаже.

Однако крестьяне не смогли этим воспользоваться ввиду большой бедности и задолженности. Основными покупа­телями этих земель стали представители буржуазии и дво­рянства, следовательно, в распределении земельной собст­венности Тосканы не произошло никаких изменений.

Подобная попытка была произведена и в Неаполе, где часть земель, конфискованных у иезуитов, была предна­значена для продажи крестьянам. Однако ни один участок не попал в руки крестьян. Проданные с аукциона земли при­брали к рукам скупщики и спекулянты.

Великий герцог Тосканы имел немало благих намере­ний. По его распоряжению на территории герцогства на­чались мелиоративные работы, которые, кстати сказать, так и не были доведены до конца.

Петр Леопольд содействовал созданию кодекса уголовного права, на основании которого отменялись пытки и смертная казнь. Он вел борьбу с церковными привилегиями, однако же коренная реформа самой церкви натолкнулась на яростное сопротивление духовенства, в результате чего великий герцог Тосканы счел за лучшее не вмешиваться в дела церковников.

Сравнительный анализ тосканских и ломбардских реформ покажет нам, что реформы Петра Леопольда были куда более половинчатыми и непоследовательными, чем реформы, про­веденные в Ломбардии Марией Терезией и Иосифом II.

В этом отразилась большая отсталость Тосканы. Реформы лишь в некоторой степени способствовали оживлению эко­номической жизни, но не имели никаких существенных по­следствий.

Довоенные итальянские историки, такие как, например, Анцелоте, имели тенденцию к идеализации тосканских ре­форм и переоценки их сферы влияния. Последние иссле­дования Мирри и Диаца доказали несостоятельность этих утверждений.

Что же касается Неаполитанского королевства, то здесь налоговые реформы не пошли дальше внесения некоторого порядка в области, в которой при испанском господстве царил полный хаос.

Здесь были постепенно сокращены привилегии церкви в судебной, административной, налоговой и политической областях. Однако финансовый кризис королевства не только не был преодолен, но даже углубился к концу века.

Не дали результата и попытки реформы судопроизвод­ства. Суд по-прежнему являлся в руках баронов могучим орудием расправы.

Имелись проекты законов, направленных на ликвидацию общинных земель, однако они остались только на бумаге и реформы, проведенные в Неаполитанском королевстве, не задели феодальный строй, даже в такой слабой степе­ни, в какой это имело место в Ломбардии и Тоскании.

«История Италии» приводит нам результаты реформ и в Сицилии, где вице-король Доменико Караччоло, большой поклонник просветительских идей, пытался энергично при­ступить к серьезным преобразованиям.

Однако местные бароны, скрепя сердце допустив при­нятие реформ, направленных на ограничение богатств и влия­ния церкви, не допустили проведения каких-либо мероприя­тий, которые могли задеть их власть и привилегии. Потому Караччоло удалось продержатся у кормила местной вла­сти не более 5 лет.

Но далеко не во всех государствах Италии имелись такие энергичные руководители. В Папской области не проводи лось вообще никаких реформ, если не считать нерешительную попытку отмены внутренних таможенных, мостовых и до­рожных пошлин.

В Венеции бессистемные и редкие мероприятия направ­лялись главным образом на освоение целины и способст­вовали продаже общинных земель и выколачиванию денег. Лишь в самом конце восемнадцатого столетия, в 1794 го­ду, здесь упразднили внутренние пошлины.

Все реформы, проводимые в Пьемонте, были направ­лены только на укрепление абсолютизма. Лишь в 90-х годах, под явным влиянием Французкой революции, здесь стали облагать и дворянство некоторыми податями и продавать церковные земли. В Пармском герцогстве после энергич­ного правления Дю Тилло, были впоследствии отменены все реформы и даже востановлена инквизиция.

Все это однозначно показывает, что в Италии еще не успел сложиться класс буржуазии, который мог бы успешно бороться за проведение реформ.

Более того, в конечном счете политика «просвеценного абсолютизма» имела целью парализовать оппозицию бур­жуазии и, успокоив подачками народные массы, подновить и укрепить обветшалое здание феодальной манархии.

Парадоксально то, что даже многие из феодалов не ви­дели в реформах ничего, кроме непосредственного ущемления своих узкосословных интересов и привилегий. Именно не­довольство среди феодалов привело к тому, что к началу 90-х годов восемнадцатого столетия увлечение реформами в Италии закончилось.

Однако большинство недовольных составляли все-таки нарождающаяся буржуазия, беднейшее крестьянство и го­родские низы. Стали пользоваться огромным успехом за­прещенные правительством работы просветителей, их са­тира на знать, министров, придворных фаворитов и фа­вориток.

ГЕНУЯ В XVII—XVIII ВЕКАХ

По выражению Броделя, Генуя всегда и по меркам лю­бого времени была по преимуществу капиталистическим городом. На протяжении трех четвертей столетия (XVI — XVII вв.) купцам-банкирам Генуи удалось посредством управления капиталами и кредитами стать распорядителями европейских платежей и расчетов.

Несмотря на общий упадок Италии, Генуя смогла ак­тивно участвовать в европейском промышленном подъеме