«Уход генуи»

Однако в 1630 году в результате подписанного ме­жду англичанами и испанцами мира испанское серебро обретает посредников в лице тех же англичан, а позд­нее голландцев. Бродель назвал это время «временем ухо­да Генуи».

Но уход этот не был окончательным. Некоторым дер­жателям ценных бумаг удалось спасти часть своих капи­талов, к тому же Генуя оказалась подключенной к потокам американского серебра через Севилью и Кадис. Кроме того, Генуя экспортировала производимые ею изделия, она ста­ралась приспособить свое производство к спросу кадис­ского и лиссабонского рынков, чтобы добраться к золо­ту и серебру.

Еще в 1786 году Испания импортировала много гену­эзских тканей, «и имеются даже особые изделия на испан­ский вкус; к примеру, большие штуки шелка... усеянного мелкими цветами... и густо расшитого с одного конца боль­шими полувыпуклыми цветами... Сии ткани предназна­чены для праздничных платьев; есть среди них велико­лепные и весьма дорогие».

Также значительная часть продукции бумажных фаб­рик, расположенных около Генуи, «предназначается для Индий (т.е. американских колоний), где ее используют как курительный табак». Политика генуэзских купцов предстает разнообразной, прерывистой, но гибкой, способной приспо­сабливаться, как всякая уважающая себя капиталистиче­ская политика.

Генуэзские финансисты не оставались без работы. С XVII века генуэзцы стали вкладывать капиталы в венецианские фондовые ценности. Примерно тогда же они вытеснили фло­рентийских банкиров из Рима. В конце XVII века генуэзцы начинают помещать капиталы во Франции, в XVIII в их инвестиции распространились на Австрию, Баварию, Шве­цию, австрийскую Ломбардию, на такие города как Лион, Турин, Седан.

«Промышленность» займов заняла место в повседневной жизни Генуи. «В прошлую пятницу, — записывал в 1743 году один французский агент, — в Милан (который в то время принадлежал австрийцам) отправили на несколь­ких колясках с доброю охраной 450 тыс. флоринов, кои частные лица сего города ссудили королеве Венгерской (Ма­рии-Терезии) под залог драгоценностей, о каковых уже была речь».

Объем капиталов, помещенных за границей, постепенно возрастал, как если бы старинная машина воспользовалась для ускорения своего движения скоростью XVIII века.

Доход генуэзских заимодавцев в 1785 году равнялся более чем половине приближенно подсчитанного валового дохода Генуи. Итальянские просветители выдвинулись во второй по­ловине XVIII века. Носителями буржуазно-просветительского движения были писатели, юристы, ученые, учителя, поли­тические деятели — преимущественно выходцы из рядов буржуазии и дворянства. Они находились под большим влия­нием теории французкого просветительства, но характерной чертой Просвещения в Италии было наследие эпохи Воз­рождения. Круг проблем, которые ставили перед собой италь­янские просветители, был очень широк: от финансов до сель­ского хозяйства.

Академик Сказкин в «Истории Италии» отмечает, что первые признаки просветительского движения заметны еще в двадцатые годы восемнадцатого столетия.

В 1723 году неаполитанский юрист Пьетро Джанноне опубликовал четырехтомную «Гражданскую историю не­аполитанского королевства», в которой подверг резкой кри­тике засилие церкви в общественной и политической жизни.

В том же 1723 году был опубликован труд молодого мо­денского ученого Мораторн под названием «кегигп ИаИсагит зспрЬогсз». Два года спустя в 1725 году неаполитанец Джан- баттиста Вико издал свой трактат «Основание новой науки об общей природе нации», где попытался доказать, что ход истории определяется объективными законами, внутренне присущими человеческому обществу.

Несмотря на то, что Флоренция по сравнению с дру­гими городами Италии, была далеко не самым значительным центром просветительства, однако именно здесь в 1753 году возникла знаменитая «Академия любителей сельского хо­зяйства», где изучались аграрные проблемы и делались по­пытки теоретического обоснования интенсивного ведения сельского хозяйства.

Просветительское движение постепенно нарастало. В 1754 году Антонио Дженовезе начал читать в Неаполе лекции по экономике на итальянском языке. Гас.паро Гоцци в 1758 году опубликовал свою «Защиту Данте».

Судьба оказалась гораздо суровее к итальянским про­светителям, чем к деятелям просвещения, скажем, во Франции или в Англии. Ни в одном из европейских го­сударств реакция не проявлялась с такой силой, как на Апеннинах.

В качестве примера такого влияния С. Сказкин приводит судьбу Джаноне и Гаэтано Филанджери. Джаноне пришлось эмигрировать из страны, а затем он получил провокационное приглашение в Пьемонт, где его бросили в тюрьму. Спустя 12 лет заключения Джапоне скончался.

Сочинение неаполитанца Филанджери «Наука законо­дательства» сразу же после его появления церковь включила в индекс запрещенных книг. Тем не менее просветитель­ское движение ширилось. Просветители устанавливают связи друг с другом и со своими единомышленниками за границей, организуют научные общества, издают журналы.

При Неаполитанском университете в 60-х годах XVIII века образовалась кафедра политической экономии.

Наибольшего подъема итальянское Просвещение дос­тигло в 60-70-х годах. Все больше и больше периодических изданий просветителей могло теперь увидеть свет. В 1768 — 1772 годах была опубликована «Революция Италии» пье­монтца Карло Денина. Это была одна из первых общих ис­торий итальянского народа. Весьма заметна публикация многотомной «Истории итальянской культуры», которую предпринял бергамец Джиролано Дирабоски.

Итальянское просветительство концентрировалось в Ми­лане, Неаполе и Флоренции.

Миланские просветители в основном уделяли внимание вопросам литературы, образования и воспитания. Здесь в 60-е годы сформировался кружок буржуазных философов, литературных критиков и экономистов под названием «Об­щество кулака». Его возглавили братья Пьетро и Алек- сандро Верри.

В 1764 году Пьетро Верри начал издавать периодический журнал «Иль Кафе», который вел беспощадную борьбу с педантизмом в литературе и шарлатанством в науке, разо­блачал скупость, расточительство и безнравственность ари­стократии, говорил о необходимости реформ в области фи­нансов, экономики и политической жизни.

Название журнала символично, поскольку в Италии, также как в Англии и Франции конца восемнадцатого сто­летия, кофейни играли роль политических клубов. Несмотря на широкую популярность в народе, журнал был запрещен на втором году издания.

Одной из самых ярких личностей «Общества кулака» был Беккариа (1738 — 1794 гг.), издавший в 1764 году трактат «О преступлениях и наказаниях». Этод труд был переведен на многие иностранные языки и прославил имя Беккариа далеко за пределами Италии.

О трактате высоко отзывался сам Вольтер.

Беккариа доказывал, что в преступлениях по большей части виновато само общество, толкающее бедняка на во­ровство и далее на убийство.

Искоренить преступность могут лишь радикальные ре­формы общества. Беккариа критиковал методы судопро­изводства и произвол чиновников, требовал отмены пыток и смертной казни. Он считал, что все люди должны быть свободны и равны перед законом.

Впоследствии книга Беккариа оказала большое влия­ние на развитие буржуазной юридической науки.

Некоторые области Италии, такие, например, как Фло­ренция и Тоскана, дали не так много теоретиков Просве­щения, как, скажем, Неаполь и Милан, однако деятельность местных просветителей носила скорее практический характер, что выразилось в частности в активном участии Тосканских просветителей в реформаторской деятельности лотаринг­ской династии.

Пьемонтец Баретти писал в 60-х годах восемнадцато­го столетия : «Природа одарила Италию так же шедро, как и Англию, почему же Италия не имеет влияния в Европе, в то время как влияние Англии столь велико?» «Прежде чем ответить на этот вопрос, — продолжал он, - надо чтобы пароды всей Италии или большей ее части объединились под властью единого правительства в один народ...».

«Любовь к Родине, то есть стремление к благу всей нашей нации, — это солнце, которое освещает и притягивает италь­янские города, - писал ломбардский экономист Джан Ре- нальдо Карли (1720—1795), — мы должны быть итальян­цами, а не ломбарцами, неаполитанцами или тосканцами, если мы не хотим перестать быть людьми».

Однако Карли не требовал политического объединения страны, он верил в моральное единство итальянцев, которое стало бы возможным с помощью развития общенационального искусства, литературы и науки.

Споры между итальянскими просветителями не были столь ожесточенными, как это было в среде деятелей фран- цузкого Просвещения. В «Истории Италии» академик С. Сказкин, в частности, утверждает, что просветители раз­ных городов Италии объединяли основные общие идеи и требования.

В центре их внимания стояла аграрная проблема — наи­более актуальная для Италии того времени. Подобно фи­зиократам, они считали сельское хозяйство основой основ народного благосостояния и связывали развитие общест­ва с лучшим распределением земли. Они рисовали яркую картину материального и морального упадка деревни.

С горечыо неаполитанский экономист Филанджери го­ворил о том, что есть землевладельцы, которые «измеря­ют свои владения горизонтом, но в то же время слишком много народа но сравнению с ними не имеют ни земли, ни работы».

Полииьери, воспитанник той же неаполитанской школы, вторил Филанджери , обращая внимание на незаселенность деревни и на контраст между богатством крупных земле­владельцев и нищетой миллионов, которые не имеют да­же клочка земли.

«Если бы Италия была подчинена одному монарху, ни­кому и в голову не пришло бы ограничивать перевозку то­варов из одной провинции в другую», — заявлял миланец Пьетро Верри. Просветители чувствовали нелепость поли­тической раздробленности, трагизм иноземного владыче­ства. Маркиз Караччоло с горечыо говорил про Италию, поделенную между мелкими и немощными династиями. Ино­странные державы были, по его мнению, своего рода чу­мой для страны.

Просветители требовали уничтожения внутренних та­моженных пошлин, введения единого законодательства и единой системы мер весов и т. д. «Пройдет немного лет и Италия будет единой», — заявлял Верри. Просветители возлагали на монархов большие надежды , призывая их прекратить междоусобную войну, раздоры и «в какой-либо форме объединиться». Антонио Джинавези, профессор Не­аполитанского университета, говорил: «Если бы это слу­чилось, Италия, ныне раздробленная и такая слабая, что становится рабой каждого, кто этого захочет, стала бы мо­гучей и сильной».

Залогом дальнейшего обновления общества итальянские просветители называли равновесие в распределении соб­ственности. Они требовали отмены неотчуждаемости цер­ковных земель, ликвидации феодов и их превращения в сво­бодную земельную собственность, наделение крестьян землей за счет неиспользованных пустошей.

Франческо Джанни — министр великого герцога Тос­каны, утверждал, что лучше обрабатывать землю будет тот, кто сможет считать ее своей собственностью.

Провозгласив своим лозунгом — «Свободный человек на свободной земле», — просветители требовали сокращения сеньориальных повинностей и ликвидации остатков крепо­стного права. Многие из просветителей считали также не­обходимой передачу крестьянам в собственность или в дли­тельную аренду части дворянских и церковных земель. Джу­зеппе Пальмиери писал: « Когда человек уверен, что полностью получит плоды своего труда, он заставит при­носить урожай даже скалы, но он забросит и плодород­ную почву, если плоды его труда не достанутся ему хо­тя бы частично».

«Почти повсюду есть обширные необрабатываемые земли. Можно ли найти для них употребление более достойное, чем разделив их между бедными семьями землевладельцев? О, Государь, дайте землю вашему народу!», — писал один анонимный неаполитанский автор.

Основной мишенью нападок просветителей были фео­дальные пережитки в сельском хозяйстве. Они требова­ли перестройки феодальной деревни на капиталистический лад. Подъем сельского хозяйства служил, по мнению про­светителей, основной предпосылкой развития ремесла и торговли.

Просветители требовали ликвидации всех препятствий, стоявших на пути развития. Фискальные беззакония, внут­ренние таможни, система откупов, монополии и цеха должны были быть ликвидированы.

Критикуя феодальное общество, Каричоло с горечью го­ворил о сицилийском крестьянине: «Рабство настолько де­градирует душу, что она больше не чувствует тяжести цепей».

Представители итальянского Просвещения едко высмеи­вали тунеядство и спесь феодальной аристократии, подвер­гали резкой критике ее сословные привилегии. «Неважно, откуда ты — но важно кто ты. Не имя, не одежда, а доблесть, устремление и интеллект имеют значение», — говорилось на страницах журнала «Иль Кафе».

«Я не рожден для того, чтобы стучаться в негостепри­имные дворцы знатных, и царство смерти примет меня на­гого, но свободного», — писал поэт Парини.

Просветители Италии воспевали теорию естественного права, идеи равенства и братства. Они стремились к бур­жуазному идеалу свободы человека. Просветители требовали отмены феодальной регламентации торговли и освобождения промышленности от цеховых уз.

В предпринимательской деятельности они видели «фактор цивилизации и прогресса». Мануфактуры, по мнению Га- лиани, были орудием освобождения человечества от фео­дального рабства и суеверий.

В Тоскане и в Лукке во второй половине XVIII века была издана в переводе на итальянский язык «Энциклопедия» Дидро. Подпольно распространялись работы Монтескье, Вольтера, Гельвеция, Руссо. Итальянские просветители на­зывали себя последователями и учениками французских мыс­лителей.

В их взглядах действительно было много общего. Так же, как их французские учителя, идеологи молодой италь­янской буржуазии верили в конечное торжество разума, тре­бовали отмены феодальных привилегий...

Но даже при всем своем желании итальянские просве­тители не могли стать простыми подражателями. Причи­ной тому было своеобразие конкретных исторических ус­ловий, в которых находилась политически и экономически раздробленная Италия. Итальянским просветителям при­ходилось выдвигать вопросы, остававшиеся вне поля зрения их собратьев во Франции.

Одним из самых главных специфических «итальянских» вопросов было политическое объединение страны. Другим вопросом был аграрный, так как Италия была отсталой и в основном сельскохозяйственной страной, и итальянские просветители выражали в значительной мере устремления сельской буржуазии.

Так же, как и деятели французского Просвещения, италь­янские просветители ждали перемен от законодательной дея­тельности монархов и точно так же мечтали о «короле-фи- лос.офе».

Беккариа писал: «Теперь на европейские троны всту­пили благодеятельные государи, друзья мирных доброде­телей, отцы своих народов, эти государи... пекутся о счастье своих поданных, уничтожают деспотизм, посредников между государем и народом».

Просветители оказывали всемерную поддержку государям в реформаторской деятельности и зачастую сами являлись авторами этих реформ.

НАУКА

В 1667 году папа распорядился закрыть во Флоренции знаменитое «Общество естествоиспытателей». Это явилось символом научного упадка в Италии. Но уже в первой по­ловине восемнадцатого столетия в крупных городах Ита­лии возникли новые содружества ученых и естествоис­пытателей.

Некоторые итальянские университеты снова стали прак­тиковать физические опыты, благодаря чему Гальвани и Вольт уже в конце восемнадцатого столетия смогли сделать своп важные открытия.

Джамбаттиста Вико в 1725 году издал свою «Новую нау­ку», о которой мы уже упоминали выше. Вико подверг тща­тельному анализу исторические литературные памятники Древней Греции и Рима, вследствии чего выдвинул гипотезу

о существовании закона общественного развития.

Вопреки учению Декарта о «врожденных идеях», Вико доказывал, что человека можно понять, только зная обще­ство, в котором он живет.

Все общества проходят одинаковые стадии развития от первобытного варварства, через «век героев», к «веку че­ловеческому», к веку «городов, законов и разума». После достижения высшей стадии общество распадается и развитие начинается сызнова — с варварства и господства жрецов. В этом состоит суть учения Вико о круговороте истории.

До сих пор мало кто верит без оговорок в такую тео­рию, и несложно предположить, каково было отношение современников к труду Вико. Лишь один Монтескье смог оценить гений великого итальянца.

«Я точно кинул свой труд в пустыню», — жаловал­ся Джамбаттиста Вико... Так всегда бывает в годы эко­номического упадка и политического унижения. Историо­графия получила новый толчок, выражавшийся в поиске в прошлом примеров борьбы за национальную независи­мость и свободу. Итальянский историк Муратори писал: «Печальна участь народа, страна которого стала провинцией другого государства».

ИСКУССТВО XVII— НАЧАЛА XVIII ВЕКА

Итальянское искусство XVII века формируется под влия­нием традиций Возрождения, явившихся следствием эко­номического и культурного подъема страны. Однако твор­ческое осмысление действительности в новых условиях существования страны в период развала экономики и тор­жества феодальной реакции оказывается несколько иным.

Аристократические тенденции в искусстве Италии зна­чительно усиливаются, церкви и дворцы поражают своей пышностью, живописные полотна отражают погоню за ко­лористическими эффектами, за изощренностью компози­ции и отказ от лаконизма и сдержанности мастеров преды­дущего периода. В литературе получает распространение вычурный и витиеватый стиль, родоначальником которо­го становится поэт Марино.

Рационализм эпохи Ренессанса, уравновешенность и гар­моничность теряются. Им на смену приходит стремление к грандиозности, нарочитой эффектности.

Строгие каноны заменяются полной свободой творче­ской фантазии, устремленной на поиски выражения новых средств драматизма, напряженной динамики, повышенной эмоциональности.

К концу века становится заметно, что драматизм порой переходит в ложный пафос, а эмоциональность в холодную патетику.

Именно в Италии зарождается и получает наибольшее развитие искусство барокко.

Образы и стилистические принципы приобретают в дальнейшем широкое значение и для эволюции всей ев­ропейской художественной культуры. Размах строитель­ства в Италии, и прежде всего в Риме в XVII столетии был очень значительным. И.Бартенев («История искусства зарубежных стран», М., 1988) называет XVII век вре­менем осуществления многих интереснейших градострои­тельных замыслов, связанных, в частности, с обширным планом реконструкции Рима.

В городе с многовековой и, в значительной мере, бес­порядочной застройкой пробиваются новые улицы, орга­низуются величественные, парадно оформленные площа­ди. Великолепные ансамбли, дворцы, соборы, поражающие оригинальностью архитектурных решений и пышностью де­коративного убранства, созданные в этот период в Риме, до сих пор определяют характер основной части города.

Дворцы, церкви, театры, загородные виллы поражают великолепием и декоративностью. Ровная поверхность стен разрывается многочисленными выступами, карнизами и ни­шами. В это время впервые зодчие пытаются решить задачу создания ансамбля подчиненному единому замыслу, имелся в виду уже не только сам дом, но и окружающее его про­странство, площади, улицы, дворцы, виллы, сады с гро­тами, фонтанами, беседками, мостами.

Вырабатывается органическое соединение всех видов изобразительных искусств, но ведущая роль принадле­жит архитектуре. Скульптура и живопись выполняют слу­жебные функции, становятся неотъемлемой частью ар­хитектурного оформления, помогают зодчему осуществить его замысел и приобретают те же черты, что и архитектура барокко.

Недаром считается, что наибольших высот искусство ба­рокко достигло именно в области архитектуры. Сооружения барокко отличает акцент на фронтальность, фасаднос.ть по­строений. Нередко здания воспринимаются только со стороны главного фасада.

Иногда архитектор сознательно нарушает связь и со­ответствие между внешними и внутренними объемами зданий. Внешний облик, особенно церковных сооружений, порой совершенно не отражает пространственной структуры ин­терьера. Архитекторы стремяться вызвать эффект неожи­данности при входе в пределы здания.

Наибольшего напряжения и экспрессии барокко достигает в культовых постройках. Его архитектурные формы как нель­зя лучше отвечали религиозным принципам и ритуально- обрядовой стороне воинствующего католицизма.

Архитектурные ансамбли в какой-то мере были рас­пространены и в эпоху Ренессанса, однако в это время, в XVII столетии, они строятся прежде всего на декора­тивных принципах. В качестве примера И.Бартеньев при­водит самый крупный ансамбль Рима — площадь перед собором Святого Петра.

Колоннады и декоративные стенки, замыкающие про­странство перед входом в собор, прикрыли беспорядоч­ную случайную застройку, находившуюся за ними. Ме­жду площадью и примыкающей к ней сложной сетью переулков и домов нет четкой последовательной архитек­турной связи.

Но что наиболее характерно для барокко — отдельные архитектурные сооружения, входящие в состав барочных ансамблей, как бы утрачивают свою самостоятельность, все­цело подчиняясь общему композиционному замыслу.

Среди первых мастеров барокко И.Бартеньев называет архитекторов Джакомо де ла Порто, Доменико Фонтано, Мартино, Лунге Старшего. Джакомо де ла Порто был учеником заменитого архи­тектора позднего Ренессанса Виньолы. После смерти своего учителя он завершил строительство церкви Иль-Джезум (1575 год). После смерти Микеланджело Джакомо де ла Порто завершил постройку большого купола собора Святого Петра, придав ему более выразительные очертания.

Этот мастер также явился автором известной виллы Альдобрандини во Фраскате, близ Рима. Джакомо де ла Порто немало содействовал окончательному формированию системы итальянского парка. Характерным примером по­добного комплекса как раз и может служить вилла Аль­добрандини.

Наиболее значительной работой Доменико Фонтана яв­ляется Лотеранский дворец в Риме. Также им были осу­ществлены значительные градостроительные работы в Риме: пробивка улиц, установка обелисков, создание фонтанов.

Переход к периоду развитого барокко ознаменовало твор­чество Карло Мадерны, который в 1604 году был назна­чен главным архитектором собора Святого Петра. Мадерна составил проект расширения собора путем пристройки пе­редней и входной части. Духовенство настаивало на удли­нении греческого креста до формы латинского, что соот­ветствовало традиции церковного зодчества.

Во время работы над новым передним фасадом собо­ра Святого Петра Мадерне удалось совершенно изменить первоначальный замысел Микеланджело. Последний задумал собор в виде центричного сооружения, увенчаного куполом, стоящего в центре большой площади, которая позволяла бы обойти здание вокруг и увидеть его со всех сторон.

Мадерна решил выдвинуть вперед главный фасад и за­крыть своей пристройкой боковые стороны. «Мадернизация» здания привела к тому, что купол собора Святого Петра воспринимается полностью лишь на очень большом расстоя­нии, а по мере приближения он постепенно скрывается за фасадной стеной.