- •Замысел новой науки
- •Восприятие как процесс конституирования вещи сознанием
- •Отличие феноменологии Гуссерля от кантовской философии: исключение абсолютной точки зрения.
- •«Назад, к вещам!»
- •Эйдетичность сознания
- •Концепция «жизненного мира».
- •Выходит ли феноменология за границы субъективности?
- •Основные работы:
- •«Мир», бытие» и «истина» в хайдеггеровской философии.
- •Хайдеггер о языке
- •Фундаментальная онтология
- •Тема техники в философии Хайдеггера.
- •Основные работы:
- •Экзистенциализм
- •Представители экзистенциализма
- •Основной тезис экзистенциализма
- •«У человека всегда есть выбор»
- •6. У человека всегда есть выбор, даже если он этого не хочет.
- •Тема времени в экзистенциализме
- •А Камю. Понятие «абсурда». Бунтующий человек
- •Тема другого в экзистенциализме
- •О христианском экзистенциализме
- •1) «Я» , 2) «Оно»55 и 3) «Сверх-я»
- •Теоретические соображения (отношение сознания и бессознательного)
- •Либидо. Сублимация
- •Теоретические соображения: культура и невроз. Фрейд и Платон
- •Так, каков же в итоге человек в интерпретации психоанализа?
- •Основные работы Фрейда:
Основной тезис экзистенциализма
Основной тезис экзистенциализма может быть сформулирован так: человек – это такое сущее, чье существование предшествует сущности (человек свободен, он вначале просто существует, а сущность его определяется по мере и в процессе его существования).
Как уже говорилось, «экзистенция» означает «существование». Понимать этот термин нужно в контексте противопоставления «экзистенции» и «эссенции». Человек есть существование (экзистенция), а сущность свою он задает себе сам. Вещи же, наоборот, обладают определенной сущностью (эссенцией) и их сущность определяет то, каким образом они существуют.
Говоря об экзистенциализме, возьмем в качестве ориентира (образца) экзистенциализм Сартра.
Ж.-П. Сартр: человек как «проект бытия»
«Заброшенность», «тревога», «отчаяние»
Человеку, пишет Сартр, свойственно задумываться о том, в чем смысл его существования. Но проблема в том, что у человеческого существования нет смысла. Мы говорим о человеке, что он «ищет себя», ищет смысл жизни, но смысл жизни человеку не дан и дан быть не может. У человека нет сущности, нет того, для чего он.
Сартр в принципе негативно относится к идее, что человек сотворен Богом. Когда мастер делает какую-то вещь (например, ножик), он знает для чего эта вещь будет служить. И когда мы говорим, что человека создал Бог, мы утверждаем о нем нечто подобное: пусть предназначение человека намного сложнее предназначения ножа, но Бог, в принципе, знал, что делал33.
Христианской идее творения человека Богом Сартр противопоставляет мысль о заброшенности человека.
Бог отсутствует. И человек ощущает это его отсутствие: что он брошен на себя самого, предоставлен самому себе, заброшен в собственное существование, без ясных представлений о том, что ему с этим существованием делать.
На самом деле, никто не подскажет, как ему правильно поступить, нет того родительского взгляда, который поддерживал бы и вселял уверенность34. Человеку приходится самому решать, как ему быть (и чем ему быть). На свой страх и риск изобретать свою сущность, смысл своего существования, потому что они у него появятся, только если он их изобретет (создаст, выдумает, выберет).
Человек, - пишет Сартр, - есть проект бытия. Он сам выбирает, чем он будет и стремится этим стать. Он есть то, к чему он стремиться, все его решения, определены им самим, той «моделью» себя, которую он изобрел.
Но человек – не Бог, и такое предприятие всегда рискует окончиться крахом. Он не знает всех обстоятельств, ему не дана ситуация во всей ее полноте, и поэтому он не знает, к чему приведет то или иное его решение, но тем не менее ему приходится выбирать (как бы решать задачу со многими неизвестными).
Выбор предполагает взятие на себя ответственности («это я решил»). И поэтому выбор предполагает тревогу. Тот или иной руководитель принимает решения за других, военоначальник, посылая в бой солдат, (выбирая тактику боя) принимает на себя ответственность за их жизни и жизни других людей. Но, на самом деле, в подобной ситуации находится каждый человек, принимая какое-либо значимое решение: оно затрагивает других.
«Тревога», о которой говорят экзистенциалисты, - это не то, от чего нужно избавиться. Избавиться от нее можно, только полностью скрыв от себя тот факт, что ты свободен.
Так же Сартр и другие экзистенциалисты говорят об «отчаянии»: я не знаю всех обстоятельств, я не знаю, удастся ли мне осуществить то или иное мое решение, я не знаю, поддержат ли мои усилия другие люди (у них могут быть собственные проекты бытия, не согласующиеся с моим), но, как говорится «нет нужды надеяться, чтобы что-то предпринимать». Действовать с отчаянием, без надежды – это значит принимать в расчет только собственные возможности («я не знаю, получится ли, но я буду делать то, что зависит от меня»).
У человека нет сущности. Он ни что из сущего, он не обладает определенностью той или иной вещи35. Он не есть в смысле вещи, он – ничто, дырка в бытии. Сартрова фундаментальная работа называется «Бытие и ничто» («ничто» - это я, человек, экзистенция).
Ничто, живущее в человеке, обусловливает его способность к целеполаганию: то, что он может посмотреть на какое-то фактическое положение вещей и сказать: «это не так, должно быть по-другому». То есть сравнить имеющееся в наличности с тем, чего нет. Платоник бы сказал, что оценивающий человек сравнивает фактически наличные вещи с их божественными образцами. Но Сартр не платоник, он ни в какой мир идей не верит, никакой реальности, кроме наличной не рассматривает. Поэтому он говорит о «ничто»: человек способен помыслить ничто, несуществующее, и оценить как «ничтожное» то, что есть в наличности (и искать путь его заменить (например, вывести новый сорт яблок или бороться за всеобщее равенство)). Человек причастен к ничто, и поэтому он способен менять мир.
С другой стороны, человек есть «проект бытия»: он – то чем он пытается стать (человек есть проект самого себя). То есть он не есть бытие, а лишь претензия на бытие (любому из нас можно было бы сказать «ты не человек, а лишь претензия на человека», и это следовало бы воспринимать совершенно спокойно: конечно же, это так).