Ленин «Письмо к Мясникову»

Ленин пишет: не знаю, какие такие у вас отношения с пермской газетой, их разберет Оргбюро. Моя задача оценить летературность и политичность ваших материалов. Статья «Больные вопросы» - ошибка. В начале Мясников правильно принимает диалектику: «Смену лозунга «Гражданская война» на «Гражданский мир». Косяк он в том, что пишет «про свободу всех от анархистов до монархистов. Но большевики в абсолюты не верят и задаются рядом вопросов: какая свобода печати? Для чего? Для какого класса?

Ленин пишет, что свобода печати появилась для борьбы против попов и королей. И РСФСР лучше всего выполняет эту задачу. Во всем мире свобода слова – свобода покупать газеты, покупать писателей, подкупать общественное мнение и фабриковать общественное мнение в пользу «буржуазии».

Свобода печати в РСФСР, окруженная врагами буржуазии, есть свобода политической организации буржуазии и ее слуг: эсеров, меньшевиков.

Буржуазия сильнее большевиков, если ей дать свободу политической организации (свободу печати), то она всех победит.

Ленин обвиняет Мясникова, что последний скатился до сентиментальной, обывательской оценки. Но в вопросе «Гражданский мир или гражданская война» Мясников встал не на сентиментальную позицию, а на позицию большевиков, посмотрел на этот вопрос с точки зрения классов. Но потом Мясников в своих двух статьях, скатился до сентиментализма, утверждая, что свобода печати поможет очистить советскую власть от пороков. Но на самом деле она поможет укрепиться буржуазии

Потом Ленин обещает преодолеть все пороки и недостатки большевизма. Говорит, что болезней много, а Мясников пытается их лечить не правильным лекарством. Ленин говорит, что болезнь лечить надо не свободой, а мерами пролетариатскими и партийными.

Ленин говорит, что то, что Мясников говорит о влиянии на крестьян и т.д содержит много верного. Ленин предлагает это выделить, тогда они сойдутся в одной партии. Много работы в привлечении беспартийных. Ленин предлагает этим заняться Мясникову. Ленин говорит, что Мясников увидел кучу болезней и впал в отчаяние… А зря…

Надо работать с беспартийными, а не маяться дурью, обсуждая вопросы свободы печати.

Бунин И.А. Окаянные дни: Дневники, рассказы, воспоминания.

Москва, 1918 г. , Одесса, 1919 г.

В 1918—1920 годы Бунин записывал в форме дневниковых заметок свои непосредственные наблюдения и впечатления от событий в России того времени.

Москва 1918.

1 января (старого стиля). Кончился этот проклятый год. Но что дальше? Может, нечто еще более ужасное… встретил в Мерзляковском старуху. Остановилась, оперлась на костыль дрожащими руками и заплакала:

   - Батюшка, возьми ты меня на воспитание! Куда ж нам теперь деваться? Пропала Россия, на тринадцать лет, говорят, пропала!

   7 января. Был на заседании "Книгоиздательства писателей",-- огромная новость: "Учредительное Собрание" разогнали!

5 февраля. С первого февраля приказали быть новому стилю. Так что по-ихнему нынче уже восемнадцатое.

Вчера был на собрании "Среды". Много было "молодых". Маяковский, …Читали Эренбург, Вера Инбер.

6 февраля. В газетах -- о начавшемся наступлении немцев. Все говорят: "Ах, если бы!" Ходили на Лубянку. Местами "митинги". Блок открыто присоединился к большевикам.

Далее даты опускаем. В вагон трамвая вошел молодой офицер и, покраснев, сказал, что он «не может, к сожалению, заплатить за билет». Приехал Дерман, критик, — бежал из Симферополя. Там, говорит, «неописуемый ужас», солдаты и рабочие «ходят прямо по колено в крови». Какого-то старика-полковника живьем зажарили в паровозной топке. «Еще не настало время разбираться в русской революции беспристрастно, объективно…» Это слышишь теперь поминутно. Но настоящей беспристрастности все равно никогда не будет А главное: наша «пристрастность» будет ведь очень и очень дорога для будущего историка. Разве важна «страсть» только «революционного народа»? А мы-то что ж, не люди, что ли? В трамвае ад, тучи солдат с мешками — бегут из Москвы, боясь, что их пошлют защищать Петербург от немцев. Встретил на Поварской мальчишку-солдата, оборванного, тощего, паскудного и вдребезги пьяного. Ткнул мне мордой в грудь и, отшатнувшись назад, плюнул на меня и сказал: «Деспот, сукин сын!» На стенах домов кем-то расклеены афиши, уличающие Троцкого и Ленина в связи с немцами, в том, что они немцами подкуплены. Спрашиваю Клестова: «Ну, а сколько же именно эти мерзавцы получили?» «Не беспокойтесь, — ответил он с мутной усмешкой, — порядочно…» Разговор с полотерами:

 — Ну, что же скажете, господа, хорошенького?

 — Да что скажешь. Все плохо.

 — А что, по-вашему, дальше будет?

 — А Бог знает, — сказал курчавый. — Мы народ темный… Что мы знаем? То и будет: напустили из тюрем преступников, вот они нами и управляют, а их надо не выпускать, а давно надо было из поганого ружья расстрелять. Царя ссадили, а при нем подобного не было. А теперь этих большевиков не сопрешь. Народ ослаб… Их и всего-то сто тысяч наберется, а нас сколько миллионов, и ничего не можем. Теперь бы казенку открыть, дали бы нам свободу, мы бы их с квартир всех по клокам растащили«.

Разговор, случайно подслушанный по телефону:

 — У меня пятнадцать офицеров и адъютант Каледина. Что делать?

 — Немедленно расстрелять.

Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка — и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток: «Вставай, подымайся, рабочай народ!». Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Сауе гигет». На эти лица ничего не надо ставить, и без всякого клейма все видно. Читали статейку Ленина. Ничтожная и жульническая — то интернационал, то «русский национальный подъем». «Съезд Советов». Речь Ленина. О, какое это животное! Читал о стоящих на дне моря трупах, — убитые, утопленные офицеры. А тут «Музыкальная табакерка». Вся Лубянская площадь блестит на солнце. Жидкая грязь брызжет из-под колес. И Азия, Азия — солдаты, мальчишки, торг пряниками, халвой, маковыми плитками, папиросами… У солдат и рабочих, то и дело грохочущих на грузовиках, морды торжествующие. В кухне у П. солдат, толстомордый… Говорит, что, конечно, социализм сейчас невозможен, но что буржуев все-таки надо перерезать.

Одесса. 1919 г.

12 апреля (старого стиля). Уже почти три недели с дня нашей погибели. Мертвый, пустой порт, мертвый, загаженный город-Письмо из Москвы… от 10 августа пришло только сегодня. Впрочем, почта русская кончилась уже давно, еще летом 17 года: с тех самых пор, как у нас впервые, на европейский лад, появился «министр почт и телеграфов…». Тогда же появился впервые и «министр труда» — и тогда же вся Россия бросила работать. Да и сатана Каиновой злобы, кровожадности и самого дикого самоуправства дохнул на Россию именно в те дни, когда были провозглашены братство, равенство и свобода. Тогда сразу наступило исступление, острое умопомешательство. Все орали друг на друга за малейшее противоречие: «Я тебя арестую, сукин сын!».

Часто вспоминаю то негодование, с которым встречали мои будто бы сплошь черные изображения русского народа. …И кто же? Те самые, что вскормлены, вспоены той самой литературой, которая сто лет позорила буквально все классы, то есть «попа», «обывателя», мещанина, чиновника, полицейского, помещика, зажиточного крестьянина — словом, вся и всех, за исключением какого-то «народа» — безлошадного, конечно, — и босяков.

Сейчас все дома темны, в темноте весь город, кроме тех мест, где эти разбойничьи притоны, — там пылают люстры, слышны балалайки, видны стены, увешанные черными знаменами, на которых белые черепа с надписями: «Смерть, смерть буржуям!»

Говорит, кричит, заикаясь, со слюной во рту, глаза сквозь криво висящее пенсне кажутся особенно яростными. Галстучек высоко вылез сзади на грязный бумажный воротничок, жилет донельзя запакощенный, на плечах кургузого пиджачка — перхоть, сальные жидкие волосы всклокочены… И меня уверяют, что эта гадюка одержима будто бы «пламенной, беззаветной любовью к человеку», «жаждой красоты, добра и справедливости»!

Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, в другом — Чудь. Но и в том и в другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, «шаткость», как говорили в старину. Народ сам вказал про себя: «из нас, как из древа, — и дубина, и икона», — в зависимости от обстоятельств, от того, кто это древо обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев.

«От победы к победе — новые успехи доблестной Красной Армии. Расстрел 26 черносотенцев в Одессе…»

Слыхал, что и у нас будет этот дикий грабеж, какой уже идет в Киеве, — «сбор» одежды и обуви… Но жутко и днем. Весь огромный город не живет, сидит по домам, выходит на улицу мало. Город чувствует себя завоеванным как будто каким-то особым народом, который кажется гораздо более страшным, чем, я думаю, казались нашим предкам печенеги. А завоеватель шатается, торгует с лотков, плюет семечками, «кроет матом». По Дерибасовской или движется огромная толпа, сопровождающая для развлечения гроб какого-нибудь жулика, выдаваемого непременно за «павшего борца» (лежит в красном гробу…), или чернеют бушлаты играющих на гармонях, пляшущих и вскрикивающих матросов: «Эх, яблочко, куда котишься!»

Вообще, как только город становится «красным», тотчас резко меняется толпа, наполняющая улицы. Совершается некий подбор лиц… На этих лицах прежде всего нет обыденности, простоты. Все они почти сплошь резко отталкивающие, пугающие злой тупостью, каким-то угрюмо-холуйским вызовом всему и всем.

Я видел Марсово Поле, на котором только что совершили, как некое традиционное жертвоприношение революции, комедию похорон будто бы павших за свободу героев. Что нужды, что это было, собственно, издевательство над мертвыми, что они были лишены честного христианского погребения, заколочены в гроба почему-то красные и противоестественно закопаны в самом центре города живых.

Из «Известий» (замечательный русский язык): «Крестьяне говорят, дайте нам коммуну, лишь бы избавьте нас от кадетов…»

Подпись под плакатом: «Не зарись, Деникин, на чужую землю!»

Кстати, об одесской чрезвычайке. Там теперь новая манера пристреливать — над клозетной чашкой.

«Предупреждение» в газетах: «В связи с полным истощением топлива, электричества скоро не будет». Итак, в один месяц все обработали: ни фабрик, ни железных дорог, ни трамваев, ни воды, ни хлеба, ни одежды — ничего!

Вчера поздно вечером, вместе с «комиссаром» нашего дома, явились измерять в длину, ширину и высоту все наши комнаты «на предмет уплотнения пролетариатом».

Почему комиссар, почему трибунал, а не просто суд? Все потому, что только под защитой таких священно-революционных слов можно так смело шагать по колено в крови…

В красноармейцах главное — распущенность. В зубах папироска, глаза мутные, наглые, картуз на затылок, на лоб падает «шевелюр». Одеты в какую-то сборную рвань. Часовые сидят у входов реквизированных домов в креслах в самых изломанных позах. Иногда сидит просто босяк, на поясе браунинг, с одного боку висит немецкий тесак, с другого кинжал.

Призывы в чисто русском духе: «Вперед, родные, не считайте трупы!*

В Одессе расстреляно еще 15 человек (опубликован список). Из Одессы отправлено «два поезда с подарками защитникам Петербурга», то есть с продовольствием (а Одесса сама дохнет с голоду).

Р. S. Тут обрываются мои одесские заметки. Листки, следующие за этими, я так хорошо закопал в одном месте в землю, что перед бегством из Одессы, в конце января 1920 года, никак не мог найти их.

Горький A.M. Несвоевременные мысли: Заметки о революции и культуре.

Это цикл статей, печатался в 1917-1918 году в газете «Новая жизнь» - (так то это офигеть какие он кромольные и свободолюбивые мысли говорит против Ленина и т.д.)

(вначале цитатник идет подробно по главам-чтобы понять суть – в конце – просто главные мысли)

I

Русский человек обвенчался со свободой. Будем верить, что от этого союза в нашей стране, измученной и физически и духовно, родятся новые сильные люди.

В человеке должны разгореться разум и воля, погашенные веками полицейского режима.

Но не забывайте – мы все люди вчерашнего дня, и возрождение страны - в руках людей, воспитанных в духе недоверия к друг другу и угнетения ближнего.

Мы поневоле заразились всеми пагубами от людей, презирающих и угнетающих нас. Нам негде было развить чувство ответственности за судьбу страны. В газетах публикуется позорный список «секретных сотрудников охранного отделения» - это символ нашего позора.

Грязь и отрава исчезнет из нас нескоро. Гидра невежества и хамства не убита – она просто испугана.

Мы живем во многомиллионной массе обывателя. Она не знает чего хочет, поэтому опасна. Она не скоро еще встанет на путь классовой борьбы.

Не стоит повторять ошибок 1905-6 годов. Расправа над нами была тяжела и обезоружила нас на целое 10-тие.

Поколению, который первым примет новый строй, свобода досталась дешево.

Нам предстоит строить новую жизнь на тех началах, о которых мы давно мечтали но их нет в нашем инстинкте и рус быте, поэтому сложно. Также сложно будет и буржуазии, кот сейчас идет к власти. У нее в руках – развалины страны. Ей нужно понять, что все будет хорошо только если она будет следовать демократии.

Революционная демократия должна – укреплять эк строй страны и защищать ее от внеш и внутр врага.

Нам предстоит одержать еще много побед более трудных, чем завоевание политической власти, в тч и победу над собств иллюзиями.

Наша задача – укрепить позиции, чтобы потом возродить Рос.

Самая ценная творческая сила - человек…Важное условие – развитие продуктивности труда.

Всех людей объединяет стремление к знанию. Зн – важное оружие межклассовой борьбы. Знание подчинит, наконец, природу человеку и его культурным интересам.

Зн должно быть демократизировано.

Силой, которая всю жизнь держала меня на Земле, была и есть моя вера в разум человека. До сегоднешнего дня революция является для меня цепью радостных явлений разумности.Особенно, 23 марта – день похорон на марсовом поле.

В этом парадном шествии чувствовалось, что рус народ дожил до революции и возродился.

II

Цель внутренней политики царизма – подавить мозг народа, затруднить и исказить интеллектуальный рост страны. В этом помогали церковь и общество. В результате – трагический исход войны. Рос оказалась беспомощной.

В стране с природными богаствами – анархия и нищета науки, культуры и искусства.

Монархия практически обезглавила страну.

Нужно взяться за всестороннее развитие культуры.

III

Светлые крылья юной нашей свободы брызганы невинной кровью.

Стрельба на Невском – злые люди, отравленные старым режимом.

Теперь бессмысленно убивать друг друга. Убийства и насилие – аргументы деспотизма.

Самый страшный враг свободы – это наша глупость и жестокость.

Наш самый безжалостный враг – наше прошлое.

IV

Мы добились свободы затем, чтобы иметь возможность говорить и писать правду.

Пример – нужно сказать правду о немецких зверствах над военнопленными.

Вспомним все зверства 1905-08 годов.

Пользуясь свободой слова, я рассуждаю о русских зверствах, зверствах сего дня.

Осуждая немца или русского, мы не не должны забывать о «чистой правде», самом драгоценном достоянии нашем, бытие этой правде свидетельствует о высоком моральном сознании.

V

Несколько 10-в милн людей оторваны от земли и посланы убивать друг друга.

Третий год мы живем в кровавом кошмаре, и озверели, обезумели.

Эта война – самоубийство Европы!

А ведь убитые в этой войне люди могли бы строить каналы и мосты во благо Родины. Но мы истребляем млн жизней и огромный запас трудовой энергии.

VI

Недавно один романист восплакал о том, что в русской революции нет романтизма…, что она не выдвинула ярких героев.

Но романтики живы, и один из них, крестьянин из пермской губернии прислал письмо.

Суть письма в том, что автору очень тяжко видеть, как «великое знамя социализма» захватывают «шкурные интересы».

Когда автор письма 17-м юношей шел за сохой и видел священника, писаря или учителя, то задавал себе вопрос «Почему я работаю, а эти люди блаженствуют?». За труд он признавал только физ, и всеми силами пытался избавится от этого труда. Те же самые чувства у автора письма вызывают теперь и горе-социалисты, которые примыкают к партии непонятно зачем, автор же хочет быть социалистом не на словах, а на деле (бред редкостный – прим. Ав.).

Горький кланяется этому мужику.

VII

Цитируется письмо человека из охранки. Суть письма:

Он презирает себя все время службы в охранке. Но больно ему другое: даже сам Горький, чуткий человек, не смог понять душу охранника. А те верили свято в социализм, а сами служили в охранке, но так, что потихоньку приносили больше пользы, чем вреда социализму…

БРЕД ПРОСТО РЕДКОСТНЫЙ!!!!

Далее – патетические рассуждения Горького по этому поводу. Он автора письма всячески осуждает:

Изумительная логика подчеркнутых слов о вере в социализм. Мог бы человек, рассуждающий так странно и страшно, откусить ухо или палец любимой женщине на том основании, что он любит ее всю, а палец и ухо такие малые части по сравнению с ней, целой…

Так и автор рассуждает также – он отрывал от партии живые части и думал, что приносит пользу, а не вред.

Он не искренен, или, точнее, как истинный русский человек, искренен в каждый данный момент.

Он – словесник и пытается доказать, что он лучше и чище нас.

Автор письма говорит, «товарищ-провокатор» говорит о таинственной «общей причине», загоняющей многих и загнавшей его в тупик.

Горький считает, что эта причина в равнодушие автора письма к добру и злу.

VIII

Отвратительные картины охватили Петроград днем 4 июня.

«Как встрепанная свинья» приезжает какой-то грузовик. Юноша в нем орет «Социалистическая революция, товарищи!». Его разоружают люди «еще не успевшие потерять разум, безоружные, но спокойные».

Вдруг кто-то стреляет. Толпа орет «Буржуи стреляют».паника.

Особенно характерна паника на углу Невского и Литейного. Две роты солдат и две сотни мирной публики спокойно стояли, но вдруг превратились в «стадо баранов». Солдаты стали палить по дому на углу Нв и Лит, не целясь. Стреляло человек 10, а остальные. Побросав винтовки, начали ломиться в дом.

По тротуару бегала девочка и кричала «Это же свои стреляют!».

Паника толпы всегда противна. Но еще никогда Горький не испытывал такого убийственного впечатления.

И это-то свободный русский народ!!!

Спасти от бедствия этот народ может только культура! И если революция не способная развить в стране культурное строительство, то она бессмысленна, а народ обречен на гибель

Многие скажут, что об участие ленинцев в этой драме ничего не сказано (имеется ввиду событие 4 июня), типа это лицемерие и все такое. Автор не сыщик, чтобы выяснять, кто виноват и что делать, но он считает, что повинна во всем «наша глупость».

IX

«Пролетариат – творец новой культуры», - в этих словах заключена прекрасная мечта о торжестве справедливости, разума, красоты…

И вот пролетариат у ласти, ныне он получит возможность свободного творчества – и что – нету никакого св тв-ва.

За время революции насчитано уже около 10 тыс самосудов. Как судит революция: поймали вора и тут же убили.

Средние века – отвратительное время. Но и тогда не было такого.

А как самосуды влияют на подрастающее поколение – да они привыкают к такому насилию, мо, это в порядке вещей. А ведь они – строители новой жизни.

X

У нас прекратилось книгопечатание и книгоиздательство. Деревенские мужики сжигают и грабят библиотеки. Предметы искусства не имеют для них никакой цены, как и для городской массы.

XI

Три года длится бойня в Европе. Плохо всем.

В 20 в гуманизм забыт, обсмеян.

Людей. Которые верили во всеобщее братство объявили безумцами: Христа, Льва Толстого, Франсиска Азисского и т.д.

Ради несколько верст земли народы Европы живут несколько лет в крови. Для тех, кто это затеял, нет ни бога, ни черта.

Верящие в победу разума над безумство должны крепиться. Разум победит.

XII

Говорит честный присяжный поверенный:

- все как и раньше – незаконные аресты, матери-сестры жалуются и т.д. В этой области нет изменений к лучшему.

А горький боится худшего. Теперь чиновник кадет или октябрист встает перед арестантом – как его органический враг, никакой милость и либерализма.

С точки зрения партии – это вполне уместно, но по-человечески – гнусно.

XIII

А ВОТ ЭТО – ХОРОШО!

В грязнененькой уличной газете – кто-то напечатал впечатления от поезднки в царское село. Статья о том, как Романов пилит дрова, а его дочери копаются в огороде. Есть такое место.

Матрос подвозит в качалке Александру Федоровну. Она похудевшая, осунувшаяся, во всем черном. Медленно с помощью дочерей выходит из качалки и идет, сильно прихрамывая на левую ногу.

- Вишь заболела, - замечает кто-то из толпы, - обезножила.

- Гришку бы ей сюда, живо бы поздоровела….

Глушит оглушительный хохот.

Хохотать над больным - занятие хамское и подленькое. Хохочут русские люди, кот пять месяцев назад еще трепетали перед Романовыми.

Но дело не в том…, а в том, что статейка подписана еврейским именем Иос. Хейсин.

Я считаю нужным напомнить господину Хейсину нсколько строк…:

Утащили в вагоне чемодан. Вор оказался поляком. Но не сказали, что украл поляк, а сказали – вор.

Другой раз похититель оказался русским. Но и на этот раз в краже обвинили вора, а не русского.

Но если бы чемодан оказался в руках еврея, то было бы сказано: украл еврей, а не просто вор.

Едва ли найдется человек, кот по поводу сказ обвинит меня в антисемитстве.

Я считаю, что нигде не требуется столько такта и чутья, как в отношении русского к еврею и еврея к описанию русской жизни.

Одна ошибка, сделанная на потеху улице, может принести вред не только одному злому или глупому еврею, но и всему еврейству.

XIV

Вот уже две недели люди грабят погреба, пьют как свинье и режут друг друга.

Если бы все выпитое продать Швеции, мы бы могли получить золото, лекарство и т.д.

Пьяницы не боятся угроз и продолжают грабить товар который давно можно было реквизировать и выгодно для всей нации продать.

В «Правде» пишут о пьяных погромах буржуев – это провокация.

Это русских бунт без участия социалистов по духу и психологии.

КАЖДАЯ ГЛАВА – РАССУЖДЕНИЕ НА НОВУЮ ТЕМУ. НЕ ВСЕГДА ИНТЕРЕСНОЕ. ПОЗВОЛЮ СЕБЕ ПРОПУСКАТЬ.

XVI

На берегу Фонтанке обыватели обсуждают, что воров поймали и топят. Говорят, что их обязательно нужно забивать до смерти.

Солидный, седой человек, краснолицый и чем-то похожий на мясника, уверенно говорит:

- Теперь – суда нет, значит должны сами себя судить…

Какой-то остроглазый, потертый человечек спрашивает:

- А не очень ли просто это – если сами себя?

Седой отвечает лениво и не взглянув на него:

- Проще – лучше. Скорей главное…

С реки в то время доносится вой.

Патетика пошла: уничтожив старые суды, народные комиссары утвердили в сознании масс их право на самосуд. Никто и никогда не любил бить так, как на Руси… Люди слишком привыкли к этому.

И вот эти люди, рожденные в истязаниях, теперь истязают друг друга. Уличные самосуды стали бытовым явлением.

Рабочий Костин пытался защитить избиваемых – его тоже убили. Можно утверждать, что изобьют всякого, кто решит протестовать против самосуда улиц.

Растет жестокость улиц, а вина падет на плечи рабочего класса. А сердце честного рабочего меж тем болит…

Нар комиссарам нужно предпринять что-то очень решительное.

А дальше – про язвы соц общества - воровство, убийства и т.п., а также про сознательных рабочих и про то, как они должны бороться с самосудом.

XVII

Приехал к Горькому оптимист.

Горький: Что у вас интересного?

Оптимист: Буржуй растет. Он хоть маленький, но крепкий. Вот такая игра судьбы

Г: откуда же он взялся?

О: мужик поднакопил деньжат, награбил у помещика. Солдат заработал на фронте – пустил в оборот.

Баба стала ловкой стяжательницей.

Моряки поднакопили на перевозке турецких армян.

Г: Но чего стоят теперешние деньги?

О: Покупают имущество, скот, особенно бабы, это удивительный народ по жадности к накоплению. В волости крестьяне, солдаты и матросы затеяли кирпичный завод. В общем, завелись предприниматели…

Г в ироничной форме сетует на то, что строили социализм, а появились деревенскиебуржуи – бред собачий.

О: Буржуя стало больше на земле нашей, и хотя он мелкий, но очень крепкий буржуй…

Г: а как же рабочий класс?

О: Он рабочему классу покажет, если тот не пойдет по пути крестьянской политики…

Маша Фабрикова: Вот с такими рассказами, как мне кажется, и раскулачивали бедных несчастных крестьян….

XVIII

Горькому пришло письмо из деревни: «приезжало 300 красногвардейцев в село, собирали всего больше 85 тыс. также взяли хлеб, муку, одежду, прочее. Сильно били нагайками людей, что волосы на голове дыбом вставали. Много жители пережили страху. Им казалось, что лучше пережить муки ада, чем этих разбойников. В соседних селах после отъезда красногвардейцев самые нищие начали грабить своих богатых односельчан. Словом, здесь живется невыносимо». Правда жизни из недр деревенской зоологии – «грабь награбленное». Ход истории экономического развития России показывает что «собственность – это кража». Винить следует не мужика – он только идет пути, предсказанному умными людьми.

XIX

На Руси о культуре следует говорить бесконечно и еще столько же. К Горькому пришел молодой человек стал читать стихи. В них было о культуре – поэт сказал, что культура – всякое стеснение человека, например организации и партии. Поэт говорит, что старается не читать книг, потому что поэт должен не поддаваться, а черпать вдохновение из своей души. Для поэта –всякое чужое вредно, он должен жить своим, говорит поэт. Он сказал, что он крестьянин, но не считает себя никем, потому что темные мужики его тонкой души не понимают. Г. иронизирует над «непонятой душой» молодого поэта. Г. сказал, что этот мальчик не умеет писать стихов и ему надо учиться, тот не поверил, но обиделся. Учиться – значит быть как все, говорит поэт, а он хочет быть уникальным, сам как-нибудь добиться. Г. знает что пять лет этот мальчик вот так поищет себя, а потом приткнется к какому-нибудь сытному делу. И будет жить с обидой и презрением ко всем. Приводит мнения разных людей о культуре. Все говорят в общем, что некогда о ней говорить пока. Г. говорит, что из этого очевидна необходимая культурно-просветительская работа.

(Не буду пересказывать все главы – напишу главные цитаты всего текста)

Победа над властью – еще мало, надо одержать победы над собственными иллюзиями.

Самая ценная творческая сила – человек, чем лучше он развит духовно, чем лучше вооружен техническими знаниями, тем более прочен и ценен его труд (а типа ктото сомневался)))))мда….). Для нашей же буржуазии – человек – источник грубой физической силы. Знание – необходимое оружие междуклассовой борьбы.

Бездарная власть понимала, что ее самый заклятый враг – человеческий мозг.

Наука, промышленность, техника, искусство – все на задворках, под присмотром чиновников, под цензурой.

Необходимо развивать интеллектуальные силы страны.

Преступно и гнусно убивать друг друга теперь, когда мы все имеем прекрасное право честно спорить.

Наши коренные враги – глупость и жестокость.

Наш самый безжалостный враг – наше прошлое.

Говорить и писать правду – тяжелее всего.

Война – это самоубийство.

Мы не умеем любить, не уважаем друг друга, у нас не развито внимание к человеку: «К добру и злу постыдно равнодушны».

4 июля 1917г большевики спровоцировали в Петербурге вооруженное выступление солдат и матросов, предприняв первую попытку свержения Временного правительства.

Культура сможет спасти нашу страну от гибели.

«Пролетариат – творец новой культуры» - в этих словах мечта о справедливости.

Книга – главнейший проводник культуры, а библиотеки уничтожаются.

Наши учителя, Радищевы, Чернышевские, Марксы – духовные делатели книг, жертвовали свободой и жизнь за свои книги.

Народ для них – дешевле камня, любовь к родине – ряд привычек.

Пьяные погромы: в «Правде» пишут о пьяны погромах как о «провокации буржуев» - что конечно ложь.

Революция усугубляется: чернорабочие уже утверждают, что слесари – это буржуи.

В «Правде» сумасшедшие люди науськивают «бей буржуев!».

Если б междоусобная война заключалась в том, что Ленин вцепился а мелкобуржуазые волосы Милюкова, а Милюков трепал бы пышные кудри Ленина.

Социализм родил буржуя: «буржуя» стало больше на земле нашей, и я говорю вам, что хотя это и мелкий, но очень крепкий буржуй, себя покажет.

И с чем мы будем жить, «израсходовав свой лучший мозг»?

О спасительных явлениях печать молчит.

На фоне иных эмоций у народа надобно возбуждать этические и эстетические эмоции.

Задача культуры – развитие и укрепление социальной совести, социальной морали, разработка и организация всех способностей, всех талантов личности.

Каждая газета, имея свою сферу влияния, ежедневно вводит в души читателей саамы позорные чувства – злость, ложь.

А ведь революция совершена в интересах культуры и вызвал ее к жизни именно рост культурных сил.

Русский человек орет о культурной помощи своему быту и обращается «в газету», требуя от нее решения по самым разным вопросам.

Задача демократической и пролетарской интеллигенции – объединение всех интеллектуальных сил страны на подъем культуры.

После революции как таковой должно идти движение к цели, поставленное актом революции.

Ленин и Троцкий уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их гнилое отношение к свободе слова, личности, и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия.

Ленин – хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата.

Столыпин и Плеве – полулюди.

Ленин проделывает над людьми жестокий опыт.

Бешенная пляска Троцкого над развалинами России.

Поголовное истребление инакомыслящих – любимый способ борьбы для правителей от Ивана Грозного до Николая 2.

Убить проще, чем убедить.

Быть людьми трудно, но необходимо.

Видимо они потеряли веру в себя настолько, что их страшит враг, говорящий открыто, полным голосом?

Дайте свободу слову, как можно больше свободы, ибо когда враги говорят много – они, в конце концов, говорят глупости.

Революция – великое дело, только она должна не громить, а возрождать.

Сильного не любят на Руси, сильный у нас не живуч.