Троцкий «Как вооружалась революция»

1. Упадок страны, т.к дезорганизованность и недостаточность основных элементов производства: техническое оборудование, сырые материалы – топливо и рабочая сила.

2. Из-за блокады и истощения Западной Европы на технику, рабочих и топливо не приходится.

3. Основной рычаг революции – живая сила.

А. индустриальный пролетариат

4. Промышленный пролетариат должен сосредоточиться на организации хозяйства и на участие в производственном процессе.

5. Для этого необходимо собрать разрозненных квалифицированных рабочих с тылов из спекуляции и т.д

6. Потом необходимо улучшить условия жизни рабочих, проводить их учет и обработку и меры государственного принуждения.

7. Это будет эффективно при условии упрочнения организации профессиональных союзов путем набивания их кадрами, которые будут верны им всю жизнь

8. Надо обучать молодежь с 14 лет, для этого при наркоме д.б создан орган специальный.

Б. Необученная рабочая сила

9. Хозяйственные условия требуют привлечения огромного числа необученной крестьянской рабочей силы.

А) т.к техника устаревает

Б) необходимо добывать много топлива

В) для обработки советских хозяйств

Г) для временных и сезонных работы.

10. Для обеспечения всего необходимо вводить трудовую повинность.

В. Всеобщая трудовая повинность

11. Для преодоления враждебных физических условий, ввсе должны трудиться на благо общества.

12. Законодательное проведения повинности – трудовая книжка.

13. Переход к трудовой повинности д.б немедленным

14. Надо определить скоко человек сейчас необходимо (на 1920 год)

15. Особым указом необходимо определить, что должно быть отнесено к местной повинности.

16. Организация повинности должна быть соотносима с особенностями конкретной местности.

17. Д.б привлечены те, кто не подвергается мобилизации

18. Аппарат д.б создан из Военного комиссариата, отдела управления исполкома и отдела труда

19. Комитет по трудовой повинности будет получать людей из цента из местного, он должен согласовывать местные требования между собой и с требованиями центра, которые носят первоочередной характер.

20. В центре создается главный комитет по трудовой повинности.

Г. Милитаризация хозяйства.

21. Элемент милитаризации присущ переходному хозяйству. Чем лучше переход, тем меньше милитаризации

22. За дезертирство и т.п будут карать

23. С помощью агитации надо всех привлечь к борьбе с лентяйством.

24. Милитаризая отдельных предприятий производится постановлением Совета обороны.

25. Привлечение неорганизованных и необученных сил требует милитаризированный контроль.

26. Элементы трудовой организации могут вносить только крутые обученные сотрудники

27. задачи

Д. Трудоаримия

28. К трудотерапии должны привлекаться и освобожденные от военных действий военные части.

29. Условия применения частей:

А) просты задачи

Б) не должны вносить дезорганизацию

В) установление тесной связи с рабочими

Г) Борьба с различными предрассудками

Е. Продовольствие

30. Главное сосредоточение в Советских руках продовольственного фонда.

31. Необходимо организовывать питание всех рабочих, эта задача Народного комиссариата.

Ил. Вардин.// Красная новь. 1921. N 1. С.199-204

ПОСЛЕ КРОНШТАДТА.

Кронштадтское восстание должно было послужить началом термидорианской реакции в России. Между удачным переворотом 9-го термидора 1794 года и неудачным восстанием 2-го марта 1921 года так много сходных поучительных черт, что сопоставить эти два исторических акта совершенно необходимо.

Против правительства Робеспьера в 1794 году поднялась лево-правая коалиция. В заговоре участвовали: дантонисты (правые), якобинцы Колло д'Эрбуа и Бильо-Варенн (левые), жирондисты (крайне правые), шометисты и гебертисты (крайне левые). Эти партийные заговорщики находились в союзе и опирались на "Болото", т.-е. на "беспартийную" часть конвента Великой французской революции.

Точно такую же группировку течений имеем мы в Кронштадтском мятеже. Здесь на глазах у всего мира против Советской власти объединились: эс-эры и меньшевики (правые), левые эс-эры и максималисты ("левые"), кадеты и монархисты (крайне правые), анархисты ("крайне левые"). Эти партийные ненавистники Советской власти находились в союзе с "беспартийными" ненавистниками пролетарской республики.

Термидорианцы говорили, а некоторые из них даже думали, что они совершают новую революцию. Их лозунгом было: "Долой тиранию! Долой диктатуру якобинцев!".

Кронштадтские мятежники говорили, а некоторые из них возможно даже думали, что они совершают новую, третью революцию. Их лозунгом было: "Долой тиранию! Долой диктатуру партии коммунистов!".

Термидорианский переворот был произведен лево-правой коалицией. Но на другой же день после победы правая взяла верх и начала ликвидацию революции.

Кронштадтским мятежникам не удалось одержать губительной для революции победы. Но еще в процессе борьбы, явно для всех, правые белогвардейцы начали брать верх над "левыми" болтунами. Если бы мятежный Кронштадт победил - кто стоял бы сейчас у власти? "Беспартийный" Петриченко? Конечно, нет! Власть перешла бы сначала в руки Чернова-Керенского-Милюкова, а затем она постепенно стала бы передвигаться направо. Только сдвинуть революционную власть с места, только свалить ее, - дальше государственная машина быстро покатится назад. Меньшевистско-эс-эровским банкротам революции никогда не удержать власть в своих руках. Не имея опоры налево, они сами станут добычей правой реакции.

Кронштадтские мятежники потерпели поражение, первый натиск термидорианской реакции был отражен потому, что российская революционная власть и руководящая партия пролетарской республики имеют твердую опору в рабочем классе, в городской и сельской бедноте.

Кронштадтские события сопровождались в некоторых случаях обострением отношений между массами и властью. Белая гвардия хотела обострение превратить в разрыв, разрыв - в войну.

Эс-эро-меньшевистская, кадетско-анархическая коалиция работала над тем, чтобы изолировать власть и правящую партию. Изоляция не удалась. Наоборот, Кронштадт отрезвил, открыл глаза массам. Они поняли, что на карту поставлена судьба революции. Они увидели, что в "домашний", братский спор между массой и ее авангардом вмешались "чужаки", вмешались враги, желающие использовать недоразумение. В результате произошла не изоляция, а еще большее сближение между властью и массой.

17 марта был ликвидирован белый Кронштадт. А две недели спустя в Петербурге началась кампания по выборам в общегородское совещание рабочих. Совещание созывал губпрофсовет.

Совещание продолжалось 10 дней. В пленарных заседаниях оно заслушало доклады об улучшении быта рабочих и о продовольственном вопросе. Главная работа сосредоточилась в секциях. Их было образовано восемь: 1) секция снабжения рабочих и улучшения их быта, 2) секция соц. обеспечения и воспитания, 3) тарифа, натурпремирования и трудового пайка, 4) постановки товарообмена рабочих организаций с крестьянством, 5) секция земельно-огородная, 6) секция о жилищах и топливе для рабочих, 7) секция по участию рабочих в советском строительстве, 8) секция по организации петербургской промышленности.

Постановления секций, одобренные пленумом, были затем утверждены Петербургским Советом. По предложению губисполкома, совещание делегировало в губисполком для постоянной работы 5 рабочих. 10% совещания было выделено для несения ответственной работы в центральных и районных учреждениях Петербурга.

Одновременно в Петербурге происходило совещание крестьян - представителей уездных, волостных и сельских советов Петербургской губернии. Совещание прошло под знаком дружной совместной работы рабочих и крестьян на трудовом фронте, под руководством Советской власти. Представители крестьянского совещания явились на рабочее совещание и приветствовали его при бурных рукоплесканиях и восторженных кликах огромного пролетарского собрания.

Каковы результаты петербургского рабочего совещания? Эс-эры строили замечательные планы: они хотели превратить совещание... в "беспартийный совет" и взять от его имени власть в свои руки. Начали они с того, что предлагали рабочим образовать "беспартийную фракцию". Но рабочие высмеяли этих "беспартийных" глашатаев "беспартийной партии".

Петербургское совещание и московские выборы говорят о том, что попытка контр-революции изолировать партию и власть, а затем свалить ее, не удалась. Меньшевики и эс-эры могут конечно, шуметь о том, что они не имели "свободы выборов". Они имели полную свободу устной агитации. Они провели тринадцать депутатов на две с лишним тысячи. И малому ребенку известно, что партия, за которою идут массы, может одержать относительный успех даже при самых неблагоприятных условиях. Наша партия проводила в царскую думу депутатов при чудовищно-тяжелых условиях... Меньшевики и эс-эры потерпели позорное поражение на московских выборах потому, что массы против них. Голодный рабочий, когда он хочет "сорвать злобу", "досадить" большевикам, готов иногда слушать даже эс-эров и меньшевиков, но никакого решительно доверия к ним он не питает... Изолированной оказалась не партия революции, а "лево"-правая коалиция контр-революции.

Против этой разношерстной, беспринципной, оторванной от массы, растерявшей свои принципы и программу, растрепанной, разлагающейся коалиции стоит единая, 700-тысячная коммунистическая армия, со стойким "командным составом", с великолепным "главным штабом", прочно связанная с "тылом" и "глубокими резервами".

Пусть, кто хочет, смотрит уныло на грядущее! В нас нет ни тени сомнений! Мы будем бить наших врагов так же, как били их не раз!

Вардин И. Реакционная демократия: (О "Крестьянском союзе"). [Статья] // Красная новь. 1921. N 2. С.258-263

Каждая серьезная политическая партия связывается с представляемым ею классом, главным образом, через широкую, формально беспартийную, по-преимуществу экономическую, организацию этого класса, которой обычно партия фактически и руководит. Эта беспартийная организация, по недавнему выражению т. Ленина, является "приводным механизмом" между партией и классом.     Возьмем для примера русские политические группировки.     Для правых, черносотенных партий "приводным механизмом" служили "Советы объединенного дворянства", избираемые на дворянских съездах, дворянские общества, дворянские "благородные" собрания и т. д.     Для буржуазных партий роль "приводного механизма" играли Советы съездов торговцев и промышленников, хозяйские профсоюзы, биржевые комитеты, купеческие общества и т. д. В настоящее время заграничная политическая эмиграция опирается на ряд широких "беспартийных" объединений промышленников, купцов, финансистов и через них пытается не порывать связи с теми слоями, интересы которых она представляет.     Коммунистическая партия связывается с рабочим классом через рабочие профсоюзы. Другие партии, претендующие на защиту интересов пролетариата, пытаются прежде всего вытеснить нас из профсоюзов и самим укрепиться в них.     Партия эс-эров пыталась и пытается связаться с крестьянством через "крестьянские союзы". Мы могли победить буржуазию, опираясь на профсоюзы. Эс-эры думают победить нас, опираясь на крестсоюзы.     Директива организовать крестьянские союзы была дана центральным комитетом партии эс-эров весной 1920 года. В циркулярном письме Ц. К. предлагает всем местным организациям предпринять две кампании: 1) по организации приговорного движения и 2) по созданию крестьянских союзов. Приговорное движение должно было выразиться в том, что на сельских и волостных сходах крестьяне подвергли бы суровому осуждению Советский режим и высказались бы за Учредилку. По мнению эс-эровского Ц. К., приговорное движение должно было принять "характер массовой заразы, передаваясь из села в село, из округа в округ".

 Крестсоюз - говорит эс-эровский Ц. К. - "должен быть беспартийным, чтобы снова сблизить между собою элементы, распавшиеся после ликвидации Всероссийского совета крест. депутатов, и либо разошедшиеся по разным партийным группировкам (партийные эс-эры, левые эс-эры, народники-коммунисты, борьбисты и т. д.), либо отошедшие от всяких партий, или даже ушедшие от политики в толстовство, сектантство, в анархизм и т. п.".      Таким образом, крестсоюз должен стать сборным пунктом для всех народнических элементов. Но руководящая роль в союзе должна принадлежать эс-эрам, - а для этого, "на-ряду с строительством Всероссийского союза трудового крестьянства, не смешиваясь с ним, должно стоять строительство чисто-партийной деревенской организации". Эс-эровские ячейки должны вести за собой крестьянство при помощи крестсоюза.

В нашей революции реакционная демократия выявила себя достаточно ярко. Знамя учредилки, - это - ее знамя. Крестсоюзы, антоновщина, бандитизм, повстанчество, это - все попытки мелко-буржуазной, кулацкой, реакционной демократии утвердить свое господство. Партия эс-эров, это - идеолог, организатор, знаменосец российской реакционной демократии.      Борьба учредилки против советов, это - борьба реакционной демократии против революционной, пролетарской демократии. Когда пролетарская революция бьет формальную учредиловскую демократию, это значит, что она бьет реакционную сущность в пустой форме демократизма.

    Вардин И. Раскол партии кадетов. [Статья] // Красная новь. 1921. N 3. С.272-284

     В июле 1921 года в столице буржуазной Франции было официально объявлено о расколе главной партии русской буржуазии - "партии народной свободы" (кадетов). Какие причины привели к расколу? Каково его общественно-политическое значение с точки зрения интересов пролетариата?

 - "Что делать после крымской катастрофы?" Этот вопрос был поставлен парижской группой кадетов 21 декабря 1920 года - месяц спустя после изгнания Врангеля из Крыма. В записке, составленной П. Милюковым и получившей затем характер "основного документа", прямо ставился на обсуждение всей партии вопрос о "пересмотре тактики партии народной свободы". С своей стороны парижская группа на основной вопрос: что делать? - отвечала следующим образом.      Примирения с большевизмом быть не может. Но борьба с ним "не может продолжаться в прежних формах. Уже одна перемена обстановки борьбы диктует коренной пересмотр тактики". Прежде всего необходимо учесть ошибки прошлой борьбы. "Недостатки в руководстве этой борьбой... постоянно повторялись, несмотря на смену военных вождей, и роковым образом приводили всякий раз к одной и той же печальной развязке". К чему сводились эти ошибки и недостатки? Парижская группа формулировала их еще 20 мая 1920 года. Неудачу Деникина она объяснила тем, что, помимо промахов военного командования, "совершены были четыре роковые политические ошибки". Какие это ошибки?      "Попытка перерешить аграрный вопрос в интересах поместного класса оттолкнула крестьянство. Возвращение старого состава и старых злоупотреблений военно-чиновной бюрократии оттолкнуло остальные элементы местного населения и местную интеллигенцию. Узконационалистические традиции в решении национальных вопросов оттолкнули боровшиеся с большевизмом окраинные народности. Преобладание военных, а отчасти и частных интересов помешало во-время восстановить правильное течение экономической жизни". Итак, в лице Колчака, Деникина, Врангеля, Юденича на трудовую Россию шли капиталист, помещик, реакционный бюрократ, "зоологический" националист. Господа Милюковы целиком были с этой доблестной черной ратью. Но рать эта разбита, и Милюков задумывается над вопросом: что сие означает, почему, несмотря на мощную поддержку мирового капитала, случилось поражение? Ответ получается замечательный:      "Неудача фронтовой борьбы есть, в весьма значительной степени, неудача того социального слоя, который взял в свои руки руководство борьбой и, сознательно или бессознательно, придал ей определенную политическую окраску. Привычки и методы старого правящего класса должны быть заменены теперь методами новой демократической России".      Из ценного признания, что "неудача фронтовой борьбы есть... неудача социального слоя", г.г. левые кадеты выводят необходимость "новой", "демократической" тактики в борьбе с большевизмом. Однако, вывод напрашивается другой.      В самом деле. Авторы записки сказали полу-правду. В "фронтовой борьбе" потерпели неудачу капиталисты, помещики, старые бюрократы. От кого потерпели они неудачу? Кто стоял против капиталиста, олицетворявшего "частные интересы"? Кто боролся против "поместного класса"? Рабочие и крестьяне! Они - победители, они разбили в открытой борьбе буржуазно-помещичий "социальный слой". Они заменили сами "привычки и методы старого правящего класса" новыми "привычками и методами", они строят новую Россию, на новом фундаменте. Исторический спор решен, по крайней мере для ближайшего времени. "Неудача фронтовой борьбы" есть неудача буржуазно-помещичьего блока и победа рабоче-крестьянского блока.      На что же рассчитывают, в таком случае, сторонники новой тактики? На кого они думают опереться в борьбе с большевизмом? Во имя чего должна вестись теперь эта борьба?      Прежде всего сторонники новой тактики мало рассчитывают на вмешательство извне. Правда, после "крымской катастрофы" "большевизм окончательно стал проблемой международной". Но "европейские государства только в случае исключительной и реальной опасности со стороны большевиков сделают отсюда практические выводы".

В парижской группе в это время обнаружилась новая, весьма впрочем, слабая группировка сторонников "третьей тактики" - признания и примирения с Советской властью*1. Между группой Милюкова и Набокова-Гессена встал центр, решивший по возможности примирить разногласия и не допустить раскола. Но раскол, очевидно, был неизбежным. Еще до начала заседаний парижской группы Набоков выбросил лозунги: "Против неясности и двусмысленности!", "Надо выбирать и решаться!", "Никакая словесность не устранит внутренней розни!", "За попыткой примирить непримиримое последует внутреннее разложение".      На это Милюков отвечал:      "Мы вполне разделяем соображения В. Д. Набокова о невозможности и о вреде примирения непримиримого. И в парижской группе "надо выбирать и решаться". В. Д. Набоков, не в пример многим своим единомышленникам, имеет мужество собственного мнения. Он открыто ведет к "неооктябризму". Новая тактика так же открыто ведет к последовательному восстановлению и развитию демократических и социальных основ партии. Надо выбирать и решаться".      21 июля раскол был уже совершившимся фактом. В этот день правые и центр провели компромиссную, но все же резко осуждающую "новую тактику" резолюцию. Резолюция констатирует, что "попытки проведения в жизнь основ "новой тактики" не дали результатов", что, в частности, не удалось создание "широкого демократического фронта". Далее резолюция указывает, что "переход обеих спорящих сторон к политическим действиям, исключающим друг друга, нанес целости партии тяжелый удар". Подчеркнув необходимость "учета уроков прошлого", резолюция в заключение говорит:      "До пересмотра компетентными органами программы партии парижская группа в своих действиях должна исходить из основ глубоко демократического духа программы партии и ее вне-классового характера, имея конечною целью свободу личности и гражданина в правовом демократическом государстве - и обязана бороться с политическими и классовыми стремлениями, противоречащими интересам демократического государства, покоящегося на основах частной собственности".      Эти общие типично-кадетские фразы, эта либеральная фразеология прикрывает деникинскую программу.

Раскол партии кадетов означает разрыв блока между "передовой" буржуазией и "либеральными" помещиками. Разрыв этот обусловлен победой революции. Буржуазия чувствует, что она окончательно "пропадет", если и дальше будет связывать свою судьбу с "поместным классом". Помещик не может признать завоеваний революции. Он вынужден вести безнадежную борьбу за реставрацию дофевральских "устоев". "Передовой" буржуа может отказаться от явно безнадежной борьбы и поставить себе исторически возможные цели. Отказываясь от реакционной утопии, буржуа пытается опереться на известные "завоевания революции", чтобы победить пролетарскую диктатуру, а затем уже "исправлять" эти завоевания. Буржуазия вынуждена делать "равнение налево", ибо революция укрепилась. "Поместный класс" не может итти этим путем. Левые кадеты пытаются создать буржуазно-демократический фронт. Правые кадеты создали и укрепляют дворянско-аристократический фронт. Милюков старается собрать вокруг себя буржуа всех степеней. Набоков собирает вокруг старого кадетизма все обломки старо-дворянской, сановно-бюрократической, царистской России.      Каждый победный шаг революции вперед будет усиливать раскол, углублять пропасть между правым и левым крылом кадетской партии, которая уже сейчас представляет собою две партии. Бесплодность "новой тактики" будет питать и усиливать сторонников "третьей тактики", - тактики примирения с республикой Советов. От признания "завоеваний революции" путь лежит - к капитуляции перед революцией!

Ил.Вардин.  "Пролетарская Революция". Исторический журнал Истпарта. N 1. 1921 г. Госиздат.Вот издание, на которое должно быть обращено самое серьезное внимание и которое должно сыграть огромную роль в деле воспитания нашего молодого поколения! Мы до ужаса мало знаем о нашем прошлом, о том, что было десять, пятнадцать, двадцать, тридцать и т. д. лет тому назад. Возникновение и развитие нашей партии, главные этапы русского рабочего движения, - основные данные об этом известны лишь весьма узкому кругу лиц. У нас нет ни одного сносного, хотя бы сжатого, хотя бы схематичного очерка истории Р. К. П. На-спех написанные коротенькие брошюры на эту тему изобилуют, как теперь выясняется, весьма существенными ошибками.      Изучение нашего прошлого крайне затруднено тем, что материалы мало доступны. Наша история, это - история пролетарского подполья, и ее нельзя изучить, не проделав огромной предварительной работы по собиранию и систематизации фактов и документов. Работа эта может быть выполнена лишь усилиями большой группы лиц. И совершенно справедливо удивление автора вступительной статьи "От Истпарта" о том, что "до сих пор, за три года, не образовалось исторического журнала, посвященного специально рабочей революции в России".      "Пролетарская революция, - читаем во вступительной статье, - ставит своей задачей опубликование материалов, в первую голову, по тому отделу истории русской революции, который до сих пор оставался более всех в тени: по истории пролетарского революционного движения в России. Сюда войдут прежде всего документы по истории Р. К. П. и ее предшественницы - большевистской фракции Р. С.-Д. Р. П., - но также, разумеется, и документы других партий, поскольку в них отразилось рабочее движение, и документы рабочего движения беспартийного, организованного (история профсоюзов) и неорганизованного ("стихийные" забастовки, отдельные случаи фабричных "волнений" и т. д.)".      "Пролетарская революция, - говорится далее во вступительной статье - будет печатать лишь наиболее крупное, яркое и характерное, помещая одновременно сводки, небольшие монографии, основанные на более полном изучении материала". Далее будут печататься документы госуд. архива Р. С. Ф. С. Р., извлечения из белогвардейских архивов, воспоминания и т. д.      "Мы пишем о вечно живом и вечно юном пролетариате, а не о мертвых приказах и канцеляриях, и мы зовем к себе всех живых, интересующихся историей пролетарской революции", - говорит Истпарт.     Какие цели преследует исторический журнал Истпарта? Для кого он издается? На эти вопросы вступительная статья дает такие ответы:     "Наша цель именно в том и состоит, чтобы помочь писанию истории пролетарской революции в России. Документального сырья никто читать не станет, кроме самих историков, а нам нужны книжки, которые бы читались и рабочим, и студентом". И дальше: "Наш журнал должен стать... необходимой базой для будущих историков пролетарской революции, это - его первое и главное назначение". С другой стороны, журнал должен стать "абсолютно необходимым источником" для наших партийно-советских школ, для лекторов, студентов и т. д.     Вступительная статья Истпарта кончается следующим интересным замечанием:     "Исторически работать можно научиться только на первоисточниках: человек, который никогда ничего не видал, кроме чужих "изложений", никогда не сделается ученым, навсегда останется дилетантом".     Насколько в первой книжке своего журнала справился Истпарт с поставленной себе задачей?     Половину всего журнала занимают ценнейшие материалы о первом съезде Р. С.-Д. Р. П. Здесь на первом месте стоят две статьи тов. Эйдельмана. Первая статья была напечатана в 1907 г. в историческом сборнике "Наша Страна", заменившем закрытое правительством "Былое". В ней тов. Эйдельман дает очерк развития с.-д. работы в Киеве в 90-х годах и излагает историю 1-го съезда Р. С.-Д. Р. П. Во второй статье т. Эйдельман исправляет ошибки и неточности, допущенные Вл. Акимовым (Махновцем) в его статье о первом съезде. ("Минувшие годы", февраль 1908 г.). Статьи т. Эйдельмана являются незаменимым пособием для всякого, желающего иметь представление о первом съезде.      Интересна статья т. Невского: "К вопросу о первом съезде Российской Социал-Демократической партии". В основу статьи т. Невского положены документы, извлеченные из недр департамента полиции, а именно: проект устава, проект манифеста, несколько статей и выдержек из Киевской "Рабочей Газеты", несколько воззваний и доклад Зубатова в департ. полиции о первом съезде. Все эти документы напечатаны в журнале в виде приложений. Статья т. Невского, к сожалению, носит несколько отрывочный и спешный характер.      В отделе: "Материалы по истории контр-революции" помещены: письмо Авксентьева к с.-р. юга России, письмо Сазонова к Вологодскому (премьер-министр Колчака) и Набокова к Колчаку, письмо Карташева (теперешний председатель эмигрантского "национального союза") к Пепеляеву (мин. внудел Колчака), заметка о попытке Италии торговать с белым Доном.      Все эти документы снабженные примечаниями т. Пионтковского, сами по себе представляют значительный интерес. Они вносят новые штрихи в историю интервенции.      Интересны воспоминания Н. Семашко. Автор дает краткие, красиво написанные отрывки о нашем прошлом, начиная с девяностых годов. Весьма любопытны строки, относящиеся к Г. В. Плеханову. Ценными являются воспоминания А. Н. Винокурова (о парт. работе в Екатеринославе), Вл. Виленского-Сибирякова (об окт. днях в Сибири), А. Шестакова (о раб. движении в Донбасе).     Отдел библиографический составлен довольно удачно. Большое недоумение вызывает лишь статья т. Ольминского о книге тов. Преображенского: "Бумажные деньги в эпоху пролетарской революции". Какое отношение имеет к Истпарту финансово-экономическая книга, вышедшая в 1920 году? Недоумение рассеется, если принять во внимание, что тов. Ольминский выступает в статье со своей "особой" точки зрения. Он вооружается против "ходячих советско-партийных предрассудков", предостерегает от "трясины нынешних предрассудков" и т. д. Тов. Ольминский имеет неоспоримое право рассуждать о любой книге так, как ему угодно, но мы также имеем непререкаемое право настаивать на том, чтобы "исторический журнал Истпарта" занимался исключительно историей, а не текущей финансовой политикой...      Журнал имеет ряд существенных недостатков редакционно-технического характера. Слабо чувствуется редакторская рука. В примечании к вступительной статье "От Истпарта", например, читаем:      "Не могу не вспомнить, с каким ликующим лицом встретил меня, в 1905 году, один очень выдающийся профессор-естественник"... Статья была написана, очевидно, в первом лице, предполагалось дать ее за подписью. А когда она пошла "От Истпарта", - редактора на месте не оказалось. Такие досадные редакционные промахи встречаются нередко.      Журнал не сшит, - как только разрежешь, сразу разваливается. Ниток и проволоки у нас мало, но для такого издания, как "Пролетарская Революция", обязательно должны найтись и нитки, и клей, и лучшая бумага в возможно большем количестве. Тираж 1-го номера - 5200 экз., это - капля в море.      Мы не сомневаемся, что журнал "Пролетарская Революция" быстро избавится от досадных недостатков, скоро станет твердо на ноги и выполнит взятую на себя великую историческую задачу.

 P. S. Когда настоящая заметка уже была написана, вышел из печати N 2 журнала. Во втором номере помещены статьи: Д. Зенковского "Тени минувшего", Павловича "Письмо к тов. о втором съезде Р. С.-Д. Р. П.", Бонч-Бруевича "Некоторые сведения о юношеских годах В. И. Ленина", П. Лепешинского "К вопросу о преподавании курса истории русской рев. в губсовпартшколах", "Письма Ленина 1917 г.", воспоминания об Артеме Котова, Сережникова и Френкеля, Лациса "Тверская группа Р. С.-Д. Р. П.", Бонч-Бруевича (первый русский мимеограф), М. Ольминского (Черный гектограф) и др. Расширен отдел библиографии. За недостатком места и времени оценку второго номера приходится отложить.

Вардин И. О политграмоте и задачах литературы. [Статья] // На посту. 1923. N 1. С.91-100

 Какие задачи стоят перед нашей литературой? Ответ на этот вопрос зависит от ответа на другой вопрос: кому хочет служить наша современная литература?      На шестом году пролетарской революции, кажется, можно уже ставить вопрос так "грубо"; на шестом году свержения капиталистического господства немного, повидимому, найдется охотников спорить против того, что литература бесспорно служит тому или иному общественному слою. Время, когда художественные произведения выставлялись как олицетворение, как отражение "общечеловеческих" дум, настроений, переживаний, - это время для России как будто прошло безвозвратно. Вряд ли сейчас кто будет слушать уверения о том, что литература это - нечто внеклассовое, надклассовое, всечеловеческое.      Это не значит, конечно, что окончательно вывелись "герои", мнящие себя выразителями "всеобщей воли и мысли". Но их теперь единицы. Подавляющее большинство литераторов расселось по различным, вполне определенным, по своей социально-политической физиономии, полочкам.

И вот - кому служить, чьи интересы защищать, чью волю закаливать? Против кого бороться; что и как осуждать, какой основной идее служить? Какие исторические задачи решать и как их решать? - вот основные вопросы, стоящие перед любой литературной группой.      Кто хочет быть сознательным деятелем печатного слова, кто не относится мистически к художественной литературе, - тот обязательно должен разобраться, должен решить для себя все эти вопросы. Довольно стихийного, только лишь "нутряного", т. е. в конечном счете невежественного отношения к основным вопросам современной действительности! Довольно политической безграмотности литераторов! В Советской республике да не будут терпимы общественным мнением трудящихся литераторы, которые относятся свысока, с "гениальным" пренебрежением к элементарнейшим вопросам политики и экономики!      На наших глазах шар земной сотрясается. Гигантская, все расширяющаяся борьба кипит во всем мире. Быть нейтральным в этой борьбе нельзя, и фактически никто не нейтрален. Писатели, выражавшие и отражавшие интересы имущих классов, немедленно и со всей категоричностью самоопределились, "взяли сторону" против нас, против революции трудящихся. Бунины, Куприны, Чириковы, Мережковские, - не взирая на всю свою "всечеловечность", решительно подняли знамя борьбы против рабочего класса. Они ведут беспощадную партийно-политическую борьбу, они активно участвуют в смертельной классовой войне, - против угнетенных миллионов, за рабовладельческие кучки. Самым явным и резким образом они поставили искусство, свой "божеский дар", свое поэтическое вдохновение на службу политике, политике реакционной.

Да, поэты и художники, желающие служить историческому прогрессу, должны отбросить решительно политическую беззаботность, должны понять, что они не сверхчеловеки, что вдохновляясь живой человеческой жизнью и борьбой, им нужно уметь понимать смысл этой борьбы, ее пути, цели и задачи. Недостаточно в происходящей всемирно-исторической борьбе просто стать на сторону носителя грядущего - пролетариата. Необходимо сознательно стать в ряды борющегося рабочего класса, сознательно, со знанием дела, помогать этому единственному в мире классу, способному руководить освободительной борьбою всех остальных подавляемых и угнетаемых классов и наций.

Жалкими трусами и лицемерными болтунами являются все те, для которых эта задача узка, которые хотят стоять над этой всеподавляющей, все себе подчиняющей задачей. Литература не может и не должна стоять вне жизни. А жизнь - это прежде всего решающая схватка классов, сплошь и рядом переходящая в кровавую гражданскую войну. Литература должна быть сознательной участницей в этой войне, литература сознательно должна ставить себе целью прямую и постоянную помощь той стороне, которая воюет против рабства, против векового угнетения.      Для удовлетворительного разрешения этой задачи литераторам, желающим служить революции, необходимо самым прозаическим образом пройти школу политической грамоты. Это предварительное условие для того, чтобы наша литература стала в самом деле революционной, пролетарской. Об этом особенно твердо должна помнить литературная молодежь.      А на-ряду с этим необходимо, чтобы литераторы, желающие служить революции, были наиболее тесно связаны... с РКП. Да, именно с РКП, ибо нельзя служить целиком революции, если не находишься в неразрывной связи с мозгом, душой, рычагом этой революции. Мы не верим, мы никогда не поверим, чтобы "беспартийная" литература могла стать подлинной литературой революции. Никогда литература не станет в уровень великой эпохи, если ее представители не будут дышать одной грудью с партией коммунизма.

Прежде всего, литература должна помочь понять массам историчность, закономерность совершившейся революции. Она должна связывать вчера-сегодня-завтра России, а с другой стороны, она должна связывать российскую революцию со всемирной борьбою рабочего класса. Художник, если он претендует на роль духовного руководителя масс, должен располагать минимальными историческими знаниями; если он не злостный враг рабочего класса, должен обладать минимальной исторической добросовестностью и давать правильную перспективу. Если художнику непонятно историческое место российской революции, то он никогда не будет художником революции, т. е. он никогда не будет работником пролетариата и трудящихся масс.

Литература должна объяснить, литература должна сделать несомненной для миллионов мысль о том, что Октябрьская революция была законнейшим детищем истории, что вся ее "вина" заключается только в том, что она прежних хозяев жизни заменила новыми, вышедшими из рядов трудящихся и осуществляющих дело трудящихся, что вычеркнуть пятилетие революции это значит снова отдать судьбу десятков миллионов в руки кучки рабовладельцев... Разумеется, художественная литература эту мысль должна популяризировать не публицистически, а по своему, художественно. Сумел же гр. Пильняк художественно сказать о неисторичности русской революции, - столь же художественно, а скорее всего, более художественно можно сказать правду о русской революции, можно и должно поставить ее на свое историческое место.      Революционное пятилетие нужно вычеркнуть целиком - так говорит белый лагерь. Прежде всего это значит - власть нужно отдать господствовавшим ранее классам. Никакая уступка, умещающаяся в рамках сохранения власти рабочим классом, бывших господствующих классов не удовлетворит. Они хотят полновластия. Это основной решающий пункт, пункт, который мирным путем разрешен быть не может, ибо уступки в данном случае невозможны, а без уступок примирение невозможно.

 Революционная литература должна быть пропитана, пронизана великим гневом рабочего класса, его волей, его непоколебимым стремлением к освобождению, очищению, движению вперед. Настоящая революционная литература там именно, где отражены идеи и воля миллионов, где с небывалой до сих пор силой заклеймен буржуазный мир, где эксплоататорская часть человечества подвергается беспощадному разоблачению и жесточайшему наказанию, - за все ее чудовищные преступления перед трудящимися мира.      Да, новая литература, смотря на все глазами рабочего класса, должна научиться наказывать буржуазию, - иначе она не революционная литература, и, следовательно, не имеет права на получение "входного билета" в новые ворота истории...

Отвергая "демократию", "всеобщность", "всенародность" в политике, коммунизм отвергает ее и в литературе. Требуя ясности и определенности во всем, он и в литературе добивается этой ясности и определенности. Подчиняя все интересам освобождения рабочего класса, - следовательно, освобождения всего угнетенного человечества, - коммунизм и литературу подчиняет этой великой цели.

Дело трудное, но оно будет сделано. Рабочий класс будет иметь свою литературу. Республика Советов даст миру великий образец новой, свободной от влияния капитала, революционно-пролетарской литературы. Старый мир получит сокрушительные удары на фронте искусства.      Лишь бы наша литературная "братия", в особенности наша литературная молодежь, серьезно задумалась над "проблемой" политграмоты...

ВОРОНЩИНУ НЕОБХОДИМО ЛИКВИДИРОВАТЬО политике и литературе      В чем основная ошибка тов. Воронского и его сторонников? В том, что они недооценивают политического значения литературы, что они переоценивают "об'ективный момент" в творчестве попутчиков, что они неясно представляют себе совершенно исключительное положение литературы в эпоху гигантской войны классов.

Литературная политика тов. Воронского это - фактически наша традиционная, "почти-марксистская" (в духе Львова-Рогачевского, Кубикова), интеллигентская, прогрессивно-культурническая политика. Она в общем правильно учитывает значение культурного наследства, более или менее правильно ставит вопрос об исторической преемственности, но оказывается совершенно беспомощной в разрешении активных политических задач пролетариата в области литературы. Мало того: в условиях революционной эпохи эта "традиционная" литературная политика фактически превращается в орудие, за которое разбитая на главных позициях буржуазия ухитряется уцепиться. На наших глазах политика т. Воронского превратилась в политику антиреволюционную. А. Воронский. Один оглушительный аплодисмент.

(Литературный фельетон-пародия).

«Я сказал себе:

- Довольно критических статей, силуэтов, заметок, арабесок, портретов, отзывов и откликов... Не пора ли испробовать свои силы на ином, более обещающем поприще? По теперешним временам критика – занятие неблагонадежное, убыточное и сомнительное. И, действительно, много огорчений приносит она писателю, немало путает читателей, и отнюдь не благоденствует сам критик. И кроме того: в состоянии ли сухая теория поспорить с живыми изобразительными средствами искусства? Нет и нет!».

В общем, критик решил заняться художественной прозой. Плюс наполнить ее «идеологической выдержанностью». То есть – превратиться в настоящего пролетарского писателя «без изъянов и оговорок». А для этого нужно наполнить текст штампами и подражаниями другим пролетариям (типа Зонина и Ермилова).

Свое творение в трех главах он назвал «Один оглушительный аплодисмент».

     «Глава первая.

Было и лето и осень дождливы. Были затоплены пажити, нивы, хлеб на полях не созрел и пропал... (начало - дань старому культурному наследию)».

Дальше он пишет о назначении тов Микешина красным предом «в одно учреждение». «Совслужащие вверенного ему учреждения встретили преда у подъезда на улице с непокрытыми головами и с неописуемым восторгом в глазах. Они бросали вверх шапки выше облака ходячего и оглашали воздух победными, но благопристойными криками».     

Его первую речь встретили восторженно. «От избытка невыразимых чувств многие плакали и даже рыдали. Одна совбарышня позабыла даже намазать губы кармином и попудрить нос. Другая упала в обморок».     

«Раздался один оглушительный аплодисмент.

Тов. Микешин отбыл в свой кабинет».

     «Глава вторая.

В кабинете секретарша прежнего преда совершила на тов. Микешина наглое нападение: она подошла к его столу, вихляя бедрами, полуоткрыв сочно-карминный рот и блистая зубьями. Она подсунула преду бумаги для подписи, выставляя намеренно узкие, отполированные, розовые буржуазные ногти, наклонилась так, что ее пепельные, пышные, видимо, дворянского происхождения волосы коснулись девственно-целомудренной рабоче-крестьянской щеки тов. Микешина. И она, - т. е. не щека, а секретарша, - она сказала:

- Тов. Микешин, нужно подписать вот эти бумаги.

Но весь ее похабно-преступный, хотя и обольстительный вид говорил:

- Вы - дуся, дуся, красный пред. Я готова служить вам столь же беззаветно, как и прежнему преду, и даже еще больше. Я ничего не имею против, если вы поцелуете меня.

Микешин сразу пропитался нестерпимой классовой ненавистью к секретарше:

- Этот номер не пройдет. Я - женат и имею детей. Кроме того у меня есть своя секретарша, а вы увольняетесь за сокращением штатов.

- Ах, - воскликнула секретарша и упала в помрачительный обморок.

Тов. Микешин твердой поступью и с гордо поднятой главою вышел из кабинета.

Секретарша мигом поднялась, вполне хладнокровно, и промолвила:

- Не прошло здесь, пройдет в другом месте».     

Глава третья.

Обрисовка героя. Он «никогда не опаздывал на службу; наоборот, приходил за полчаса ранее всех, дабы показать блистательный и заразительный пример. Он никогда не пользовался автомобилем и всегда прибывал в учреждение пешком, вызывая тем самым несказанное умиление среди подчиненных ему. Он был доступен, обходителен и обаятелен, но без позорного послабления и мелко-буржуазной расхлябанности. Он благодетельно и невозбранно руководил всеми заседаниями, комиссиями, подкомиссиями и бюрами (тут как будто неграмотно; ничего: слопают!).

Однажды он заболел тяжко и смертоносно. Уже холодели его уста, уже готовы были закрыться его орлиные вежды, и уже сочинялись некрологи с трогательными и прочувствованными окончаниями: "спи спокойно, дорогой товарищ!" - и вот раскрылись его замутненные предсмертной тоской очи, разомкнулись уста, и он сказал слабым, но проникновенным голосом:

- Подайте мне портреты всех завов нашего главка, прошлых, настоящих и будущих.

Их было много. И он смотрел на них и не мог насладиться. Потом встал и пошел как ни в чем не бывало в учреждение и подписывал бумаги, и все были подавлены.

- До него и после него, - в таких кратких, простых и полных значения словах надлежит выразиться по поводу несравненной и потрясающей деятельности тов. Микешина.

Достаточно сказать, что его учреждение стало недосягаемым образцом для иных прочих учреждений. Служащие перестали слоняться по коридорам, рассказывать друг другу юдофобские анекдоты. Теперь они вдохновенно сидели за столами и даже не требовали сверхурочных за время, проведенное в курительных, в уборных и в иных злачных местах.

Звучит Интернационал.

     * * *

Тут я должен кончить свой выдержанный рассказ. Интернационалом, как известно, кончаются лучшие повести, рассказы, романы. Это уж так заведено: раз конец, значит Интернационал и мерная поступь.

Последующие за написанием рассказа события, происшедшие с автором, оказались далеко невеселыми и не оправдали роскошных его надежд на торжественные в пользу его приветственные шествия.

Решился я отправиться по редакциям. Направился к Бухарину. Я гонялся за ним сорок дней и сорок ночей и в конце концов поймал его.

Он встретил меня, выражаясь мягко, не очень приветливо:

- Не подойдет: однообразная идеологическая пища.

Я был несколько обескуражен, но бодрости и твердости духа не потерял и поспешил в ВАПП.

- Не напечатаем, - ответили ВАПП'ы хором, коллективно просмотрев мое произведение. - Во-первых, это - плагиат. Вы списали у нас рассказ и выдаете за свое, оригинальное произведение. Во-вторых, оставьте ваши штучки, подвохи и подходы: обанкротившись, вы решили примазаться к нам. Идите к своим Горьким, Бабелям, Ивановым, Леоновым и разлагайтесь с ними до конца. В третьих, нам негде помещать, так как "Октябрь" из-за отсутствия подписчиков и читателей думают закрыть. В четвертых, мы организуем федерацию советских писателей и не знаем, как на ваше произведение посмотрит Абрам Маркович Эфрос. Словом, проваливайте, пока ноги целы.     

Потрясенный отказом, я отправил рассказ в редакцию "Звезды".     

Спустя две недели я получил обратно рукопись и письмо от редакции:      - Что вы, очумели, что ли, - писала мне почтенная редакция, - или с луны свалились, или белены объелись, или проспали двести лет, или притворяетесь, или не читаете нашего журнала? А где режим экономии, а где самоокупаемость, а где органический подход к человеку, а где общечеловеческая точка зрения в вопросах искусства, а где наши критические разъяснения и изумительные статьи тов. Зонина?! С попутнически-коммунистическим приветом - редакция.

Тут уж я впал в мелко-буржуазную расхлябанность и побежал к тов. Микешину, к моей последней надежде.     

- Ложь, непотребство, сусальность, тульский пряник, полнейшая безответственность, - загремел исступленно тов. Микешин.          

Он схватил меня за шиворот, потащил к дверям, поддал куда следует коленом, я загремел вниз по лестнице.

Докатившись до последней ступени, я встал, ощупал себя, отряхнулся, принял независимый, хотя чуть-чуть и обиженный, но вполне достойный вид и даже начал насвистывать нечто бравурное.     

На улице встретил Бабеля. Просмотрев мой рассказ, он прищурил глаз, сказал:      - Воняйте, воняйте, дорогой мой, как старый сыр: со слезой и доброкачественно.

Илья Ильф, Евгений Петров. Одноэтажная Америка

Часть первая. ИЗ ОКНА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОГО ЭТАЖА

Глава первая. "НОРМАНДИЯ"

Ильф и Петров плывут на корабле в Америку. Пароход называется «Нормандия». Они наблюдают за пассажирами. Это уже "Нормандия". Каков ее внешний вид пассажирам неизвестно, потому что парохода они так и не увидели. Ильф и Петров пытались подняться к себе на лифте, но он работал, пришлось идти пешком.

"Нормандия" делала свой десятый рейс между Европой и Америкой. После одиннадцатого рейса она пойдет в док, ее корму разберут, и конструктивные недостатки, вызывающие вибрацию, будут устранены.

Утром пришел матрос и наглухо закрыл иллюминаторы металлическими щитами. Шторм усиливался. Маленький грузовой пароход с трудом пробирался к французским берегам. Иногда он исчезал за волной, и были видны только кончики его мачт.

В полукруглом курительном зале три знаменитых борца с расплющенными ушами, сняв пиджаки, играли в карты.

Мы спустились в кухню. Там много нарожу готовит.

"Нормандию" называют шедевром французской техники и искусства.

Накануне прихода в Нью-Йорк состоялся парадный обед и вечер самодеятельности пассажиров. Там всем раздали подарки, чтобы пассажиры не тырили имущество с корабля.

На пятый день прилыли. Пассажиры ушли, не увидев корабля, на котором плыли.

Глава вторая. ПЕРВЫЙ ВЕЧЕР В НЬЮ-ЙОРКЕ

Ильфа и Петрова никто не встречал. Они поехали в отель. Пытались увидеть Америку из машины, но это не удалось. Они описывают желтые такси, яркие электрические вывески и огромные небоскребы.

В их отели было 32. Номера они толком не посмотрели и пошли гулять. Описыают продавцов газет, девушек-продавщиц.

Потом они пошли гулять, куда глаза гледят. Погулялт по Бродвею. В итоге, нечаянно забрели в ночлежку для бездомных, где нищих кормили с давали спать и призывали их петь

Они были в шоке. Потом они побрели по трущобам искать гостиницу. Они были удивлены богатством города.

Глава третья. ЧТО МОЖНО УВИДЕТЬ ИЗ ОКНА ГОСТИНИЦЫ

Описывается лифт, Они доезжают до 27 этажа. Рассказывают, что отели очень экономны. Однако эти маленькие комнаты очень чисты и комфортабельны. Там всегда есть горячая и холодная вода, душ, почтовая бумага, телеграфные бланки, открытки с изображением отеля, бумажные мешки для грязного белья и печатные бланки, где остается только проставить цифры, указывающие количество белья, отдаваемого в стирку. Стирают в Америке быстро и необыкновенно хорошо.

Дальше впечатления от номера: постели не заправлены, не принято. Из окна виднеется Гудзон. Мысли о том, что каждый американец спит и видит миллион долларов.

Глава четвертая. АППЕТИТ УХОДИТ ВО ВРЕМЯ ЕДЫ

Улицы расположены странно. Улицы делятся на два вида: продольные - авеню и поперечные - стриты. Нью-йоркскую геометрию нарушает извилистый Бродвей, пересекающий город вкось и протянувшийся на несколько десятков километров.

Основные косяки пешеходов и автомобилей движутся по широким авеню.

По пути к кафе они видят бастующих, смешные плакаты. Еда в Америке плохая. Самое нормальное это помидорный сок, остальное все красиво, но не вкусно. Еще в Америке есть автоматы: каждый может кинуть деньгу и получить из автомата обед.

А еда не вкусная, т.к это не выгодно.

А теперь краткое:

Цель Ильфа и Петрова была объехать Америку на машине и посмотреть чего кого. Но была одна проблема: нужен был человек, который хорошо ориентируется в стране и который согласен поехать с ними столь большое расстояние.

Они хотели узнать Америку, но им все время говорили, что если они не видели или не делали того-то, то они не видели Америки.

Для путешествия по Америке необходимо набрать кучу рекомендательных писем, чтобы тебя везде пускали. Короче, у Ильфа и Петрова их было очень много.

На приеме в консульстве они знакомятся с мистером Адамсом, который хорошо говорит по-русски. Он 10 лет прожил в России и очень ее полюбил.

Ильф и Петров знакомятся с Хэменгуэем. Последний устаивает им экскурсию в СингСинг (тюрьма с электрическим стулом). Они туда берут мистера Адамса. Тюрьма состоит из новых и старых корпусов. А еще там есть электрический стул, который показывают гостям. Мистер Адамс просит, чтобы его туда посадили и начали готовить к казни. Ему было интересно. Тогда Ильф и Петров решили, что это именно то человек, который поедет с ними по Америке.

А вечером они пошли слушать джаз в ресторан «Голливуд».

Потом они попали на прием «немецкого клуба», где, как почетные гости, выступили с речью, которая имела успех. Потом был бокс, не очень интересный для писателей.

Потом Ильф и Петров уговорили Мистера Адамса и его жену оставить дочь и поехать в ними по Америке. Они очень не хотели расставаться со своей беби. Но писатели их уговорили. Мистер Адамс составил тщательный маршрут, рассчитанный на два месяца пути. Ильф и Петров купили машину (долго выбирали и выбрали недорогой новый форд).

« Сначала мы пересекаем длинный и узкий штат Нью-Йорк почти во всю его

длину и останавливаемся в Скенектеди - городе электрической промышленности.

Следующая большая остановка - Буффало.Потом, по берегу озера Онтарио и озера Эри, мы поедем в Детройт. Здесь мы посмотрим фордовские заводы. Затем - в Чикаго. После этого путь идет в Канзас-сити. Через Оклахому мы попадаем в Техас. Из Техаса в Санта-Фе, штат Нью-Мексико. Тут мы побываем на индейской территории. За Альбукерком мы переваливаем через Скалистые горы и попадаем в Грэнд-кэньон. Потом-Лас-Вегас и знаменитая плотина на реке Колорадо-Боулдер-дам. И вот мы в Калифорнии, пересекши хребет Сиерра-Невады. Затем Сан-Франциско, Лос-Анжелос, Голливуд, Сан-Диэго. Назад, от берегов Тихого океана, мы возвращаемся вдоль мексиканской границы, через Эль-Пасо, Сан-Антонио и Юстон. Здесь мы движемся вдоль Мексиканского залива. Мы уже в черных штатах - Луизиана, Миссисипи, Алабама. Мы останавливаемся в Нью-Орлеане и через северный угол Флориды, через Талагасси, Саванну и Чарльстон движемся к Вашингтону, столице Соединенных Штатов». Вот такой путь выбрали.

Они поехали в Скенектеде. Дороги в Америке клевый, все они пронумерованы. Везде газолиновые станции. Здесь мы услышали слово "сервис", что означает – обслуживание, т.е в стоимость включается куча неоплаченных услуг.

Еще они узнали слову эксидент.

Остановка в маленьком городе, каких в Америке тысячи. Они имеют похожие названия (часто используют названия мировых столиц, типа Париж), они имеют главную улицу с названием Мейн-стрит или Стрип-стрит и свой Бродвей. Эти города жутко похожи. В городе они покушали в аптеке, где помимо продажи лекарств была еще и столовка. Так были устроены все аптеки в Америке.

Потом они доехали до электрического города Скенектеди. Так все в огнях, все электрофицировано, куча машин. Куча инженеров, которые разрабатывают эти машины. Однако многие проклинают такие удобства, т.к они отбирают у многих людей работу.

Путешественники заходят в гости к знакомому мистера Адамса, у которова в доме все электрофицированно. Там и звонок электрический, супер вентиляция, духовой шкаф, где посуда всегда теплая и много, много всего.

Потом они выехали из скенектеди. Оказалось, что мистер Адамс забыл шляпу. На протяжении всего произведения они будут отправлять телеграммы в разные города с просьбой переслать ее туда-то.

В электрическом домике мистера Рипли они поняли, что такое - паблисити.

Будем называть его - реклама. Она не оставляла нас ни на минуту. Она

преследовала нас по пятам.

Потом подъехали к Ниагарскому водопаду перед вечером. Уезжая в Кливленд они спросили дорогу у рабочего, который бросил всю свою работу и принялся радостно рассказывать дорогу.

Кар Ильфа и Петрова приехал в город Дирборн - центр фордовской

автомобильной промышленности. Тут была куча машин и реклама машин еще не наступившего года выпуска.

Они приехали на завод Форда. Это был не завод. Это была река, уверенная, чуточку медлительная, которая убыстряет свое течение, приближаясь к устью. Она текла и днем, и ночью, и в непогоду, и в солнечный день. Миллионы частиц бережно несла она водну точку, и здесь происходило чудо - вылупливался автомобиль.

На главном фордовском конвейере люди работают с лихорадочной быстротой. Нас поразил мрачно-возбужденный вид людей, занятых на конвейере. Работа поглощала их полностью, не было времени даже для того, чтобы поднять голову. На заводе было все механизировано. Люди следили за правильностью сборки. КОнвеер – это плохо. Они погуляли позаводу, посмотрели как делаются автомобили и даже посидели в только сошедшем с конвеера автомобиле. А еще пообщались с Соренсом – инженером завода.

Потом встретились с Фордом, который, несмотря на свой возрас, тусил на заводе и не имел отдельного кабинета.

Форд оказался милым старичком. Он рассказал о заводе, о том, что хочет построить не один большой завод, а много маленьких заводиков, чтобы люди могли работать как фермеры.

Они заехали в так называемую "Деревню". Сюда была перенесена старая лаборатория Эдисона.

Потом они поехали в Чикаго. Ночевали в кэмпах или туристических домиках.

Ночной Чикаго, к которому мы подъехали по широчайшей набережной, отделяющей город от озера Мичиган, показался ошеломительно прекрасным. Небоскребы, огоньки и всякая такая лажа.

В Чикаго водились ганкстеры. О них рассказывалось во всех газетах. Еще Ильф и Петров побывали на балу студенческом, на котором никто не пи, все танцевали

Вечером, легкомысленно оставив автомобиль у подъезда отеля, мы

отправились на концерт Крейслера.

Богатая Америка завладела лучшими музыкантами мира. В Нью-Йорке, в "Карнеги-холл", они слушали Рахманинова и Стоковского.

После концерта они нарвались на полицейского, но тот их простил и не послал в суд.

После Чикаго они направились на родину Марка Твена. По дороге пожрали «хат доги», узнали, что здесь ближе к югу говорят не ол Райт, а ю бет (держу пари).

Ровно через тридцать девять миль показался Ганнибал, где жил Твен. Тут все напоминало фрагменты из Тома Соера.

Они отправились к Кардифскому холму, где стоит один из самых редких памятников в мире - памятник литературным героям. Чугунные Том Сойер и Гек Финн отправляются куда-то по своим веселым делишкам. Недалеко от памятника играли довольно взрослые мальчишки. Они ничем не отличались от своих чугунных прообразов.

Они поехали дальше в Сан-францизско. По дороге подобрали хичкайкера (автостопщика). Он был морским офицером и с другом (не влез в машину и поехал на следующей) ехал к месту службы. Он рассказал, как ехал, что подороге много кутил, рассказал, как кутил в Париже, рассказал, что у него есть жена.

Они приехаливв Амарилло - город новый и чистый. В аптеке они нашли кучу девушек, одетых опрятно, шедших на службу. Дальше идет усредненный портрет девушки. Она работает какой-нить стенографисткой. Ее будущее: выйти замуж, купить домик в рассрочку и всю жизнь выплачивать долг.

Амарилло находится в Техасе, и по дороге из этого городка в Санта-Фе нам то и дело встречались живописные местные жители, ковбои.

ПО дороге они подобрали еще одного хичхайкера Роберта. Он родился в Техасе, был фермером. Женился. Они все делали вместе, дела шли хорошо, но тут жена упала с лестницы и сломала позвоночник.Теперь все деньги уходят на лечение. А он скойно относится к своей судьбе и говорит типа не повезло.

Дальше разгон про то, какие американцы отзывчивые, вытащили машину героев из кувета, а потом они и сами помогли путникам.

Затем народ очутился в Санта-Фе. Они останавились не в очень прикольной гостинице и пошли кушать в мексиканский ресторан, где их накормили блинами с перцем.

Санта-Фе - столица штата Нью-Мексико Весь город какой-то искусственный, как будто

сделанный для американских туристов.

В длинном здании старого губернаторского дворца помещается теперь музей Нью-Мексико, экспонаты которого дают довольно хорошее представление об индейской, испанской и мексиканской материальной культуре.

Потом, захватив с собой рекомендательное письмо, мы отправились к Уитер Бинеру (поэту). На улицах Санта-Фе можно иногда увидеть индейцев племени пуэбло, которые пришли из своей деревни, чтобы продать ковер или чашку. Бинер оказался фанатом Твена и индейской культуре. Он послал их к индейцам, поехать в город Таос, в двух милях от которого находится большая деревня индейцев племени пуэбло.

Они приехали к индейцам, сходили в гости к индейцу Агапино Пино, который пел им индейские песни. Потом они погнали в Таос, смотреть на индейцев пуэбло. Там они познакомились с русской теткой Фешиной, которая давно здесь жевет, уехала вслед за мужеми-художником, а он ее бросил. Кстати, в Таосе много всяких художников и т.п

Утром они сразу отправились в деревню Пуэбло. Индейцы очень чтят традиции. Их дети ходят в школу, т.к обязывает правительство, но потом большинство забывает все, оч ем их учили, т.к препадование ведется на английском языке и белыми учителями. Это не нравилось. Индейцы вообще не дружат с белыми людьми.

Следующий день путешествия был день неудач. Они переезжали через скалы, шел дождь, было противно. Машина заглохла, вытаскивая ее все промокли, Адамсы поссорились… Жрать было негде, чуть было не кончился бензин. Но день прошел,

и все кончилось.

Писатели приближались к пустыне. Это было на кануне Рождества. Край, в который мы заехали, был совершенно глух и дик, но мы не чувствовали себя оторванными от мира. Напротив того - красота, созданная природой, дополнена красотой, созданной искусными руками человека. Любуясь чистыми красками пустыни, со сложной могучей архитектурой, мы никогда не переставали любоваться широким ровнымшоссе, серебристыми мостиками, аккуратно уложенными водоотводными трубами, насыпями и выемками.

Мы въезжали в огороженный колючей проволокой заповедник окаменевшего леса. Сперва мы не заметили ничего особенного, но вглядевшись попристальнее, увидели, что в песке и щебне торчат пни и лежат стволы деревьев. Подойдя поближе, мы рассмотрели, что и щебень представлял собою мелкие частицы окаменевшего леса.

По дороге они подсадили еще одного человека. Он езди с места на место в поисках работы. Чтобы исправить ситуацию человек предлагал отобраь у богатых все их деньги и раздать бедным, оставив только по 5 миллионов (т.к сам надеется когда-нить стать миллионером).

Путники приехали к Грэнд-каньону.

Зрелище Грэнд-кэньона не имеет себе равного на земле. Да это и не было похоже на

землю. Пейзаж опрокидывал все, если можно так выразиться, европейские представления о земном шаре. Такими могут представиться мальчику во время

чтения фантастического романа Луна или Марс. Мы долго простояли у края этой великолепной бездны. Мы, четверо болтунов, не произнесли ни слова. Глубоко внизу проплыла птица, медленно, как рыба. Еще глубже, почти поглощенная тенью, текла река Колорадо.

Где-то в этом район живут индейцы новаго. Они ненавидят белых людей и не за что не станут с ними разговаривать. Однако писатели сунулись к ним в дом, но радушно приняты не были, их выставили вон.

Они пошли ночевать в местный кемп, хозяин которого оказался другом индейцев. Он рассказал историю, какие индейцы честные, что даже не могут продавать, т.к продают по той же цене, что и покупают.

По дороге они садят еще одного хичхайкера, который оказывается баптистом.

Они въехали в Зайон-кэньон Зайон-кэньон мы проезжали по дну или по

выступам стен, в которых была пробита дорога. Грэнд-кэньон представлялся нам

формой гор, горами наоборот. Здесь мы видели стены кэньона, которые представлялись нам горами в обыкновенном понимании этого слова. Тот пейзаж

казался нам холодным пейзажем чужой планеты. Сегодня в один день, вернее даже за несколько часов, перед нами прошли все четыре времени года.

Потом они приехали в Лас-Вегас, который их не приколол.

Потом они погнали к плотине Боулдер-дам. Такая огромная махина, а иненеры ее не известны, известны только заказчики.

Дальше Была КАЛИФОРНИЯ. Эта таже пустыня, Толька все орашеная, так что там все было красиво и зелено.

Пока ехали, чуть не свалились в пропасть, но все обошлось. И вот они добрались до Сан-Франциско. Погнали на пароме, там Адамс потерял ключи. При выезде все их материли, т.к выехать не могли. В итоге служащие вынесли машину на сушу, а Адамс нашел ключи в кармане.

В Сан-фРАНЦИСКО они погуляли, посмотрели, как плетут веревочный мост через океан, а мистер Адамс даже повисел на нем.

Здесь разгон о коммерции: в счет включают подарки, а говорят, что это подарок. Они побывали на фуболе американском, который оставил кучу впечатлений.

Потом они сгоняли на встречу с представителями молоканской общины, которые были русскими и всяко чтили русские традиции. Они пели песни русские и быт их был как в при царе.

Они побывали в калифорнийском университете, в котором может учиться кто угодно… Там даже есть старичек, которому что-то около семидесяти, а он все учится (просто наследство он получает, пока студент, вот всю жизнь и учится).

Они покинули Франциско. Потом заехали в гости к знакомому Адамса, который боролся за права угнетенных мексиканцев и неквалифицированных рабочих, был коммунистом. Они рассказывал, что денег не хватает на переворот.

Заросшие зеленью улички Кармела спускаются к самому берегу океана. Тут, так же как и в Санта-Фе и Таосе, живет много художников и писателей.

Альберт Рис Вильямс, американский писатель и друг Джона Рида. В своей рабочей комнате Вильямс открыл большую камышовую корзину и чемодан. Они были доверху наполнены рукописями и газетными вырезками.

- Вот, - сказал Вильямс, - материалы к книге о Советском Союзе, которую я заканчиваю. У меня есть еще несколько корзин и чемоданов с материалами. Я хочу, чтобы моя книга была совершенно исчерпывающей и дала американскому читателю полное и точное представление об устройстве жизни в Советском Союзе.

Вместе с Вильямсом и его женой, сценаристкой Люситой Сквайр, мы отправились к Линкольну Стеффенсу. На Люсите Сквайр было холщовое мордовское платье с вышивкой.

Стеффенс - знаменитый американский писатель и фанат Советского Союза, который мечтает умереть там. Он стар и болен и присмерти. Год тому назад Линкольн Стеффенс вступил в коммунистическую партию.

Вечер мы провели у одного кармельского архитектора, где собралась на вечеринку местная интеллигенция: чемпион мира по бокса мистер Шарки.

Наутро, попрощавшись с Линкольном Стеффенсом, мы выехали в Голливуд. Он понравился не очень. Голливуд производит очень много картин в год, но хорошие из них лишь единицы. Актеров тут как мусора, хорошие актеры получают нормально, все остальные копейки.

Есть четыре главных стандарта картин: музыкальная комедия, историческая драма, фильм из бандитской жизни и фильм с участием знаменитого оперного певца

Сюжет музыкальной комедии состоит в том, что бедная и красивая девушка

становится звездой варьете.

В исторических драмах события самые различные, в зависимости от того, кто является главным действующим лицом. Делятся они на два разряда: древние

- греко-римские и более современные - мушкетерские.

В фильмах из бандитской жизни герои с начала до конца стреляют из автоматических пистолетов, ручных и даже станковых пулеметов

Наконец, фильм с участием оперного певца.

Дальше рассказывается, как Мак Фактор приехал нищим, стал делать грим и прославился.

Под нашими окнами восемнадцать часов в сутки завывали молодые газетчики.

Однако еще страшнее, чем отчаянные продавцы газет, оказалась кроткая женщина, стоявшая против наших окон. С самого утра она устанавливала на углу деревянный

треножник, с которого свисало на железной цепке ведро, закрытое решеткой, и

начинала звонить в колокольчик.

Средняя картина в Голливуде "выстреливается" за три недели. Но для крутых режиссеров исключение – 1,5 месяца.

Они шарахались по различным съемочным повельонам и знакомились с актерами и режиссерами, все они были недовольны. Фильмы говно, т.к. все зависимы. Делают то, что дешево и приносит прибыль. Шедевры снимать некогда, а все режисееры зависимы.

Потом настало Рождество. Описывает сумашествие при покупке подарков. Все сходят с ума.

В Америке много религий и много богов, сект.

Например, "Христианской наукой". Она не предлагает ждать бесконечно долго

вознаграждения на небесах. Она делает свой бизнес на земле. Эта религия практична и удобна. Она говорит;

- Ты болен? У тебя грыжа? Поверь в бога - и грыжа пройдет!

Короче, религию в Америке пропагандируют все, кому не лень, но она не должна быть абстрактной, она д.б четкой.

Адамсы тут посетили лекцию создательницы новой религии Эмми Макферсон. Они были в шоке, т.к она пытала вымагать деньги у прихожан, говоря, что надо дать богу пенни с каждого фунта веса человека. Это их взбесило.

Потом Адамсам и Ильфу с Петровым пришлось расстаться, Адамсы погнали в Мексику, а последние двое дальше гулять по Америке. Они встретятся в Сан-Диего. Ильф и Петров пошли дальше шататься по студиям, где встетили актера русского, который говорит, что м. бы сделать карьеру в России, но вот щас просиживает тут. Т.к. несколько лет назад остался сдесь на пару недель на съемки, да так и остался.

Наутро мы выехали поездом в Сан-Диэго по санта-фейской железной дороге.

Для этого мы сперва отправились в Лос-Анжелос, отстоящий от Голливуда.

Лос-Анжелос - тяжелый город, с большими зданиями, грязными и оживленными улицами, железными пожарными лестницами, торчащими на фасадах домов. Это калифорнийское Чикаго - кирпич, трущобы, самая настоящая нищета и

самое возмутительное богатство.

Уже стемнело, когда мы прибыли в Сан-Диэго. На вокзале нас встретили радостными воплями супруги Адамс.

Адамсы повезли нас в "Калифорниа Отто Корт" (автомобильный постоялый двор, он же кэмп),

Сан-Диэго и расположенный поблизости город Сан-Педро являются базами тихоокеанского военного флота Соединенных Штатов.

В самом Сан-Диэго есть большой авиационный завод. Он интересен по двум причинам. Прежде всего - он построен за три месяца. Второе - возле него толкутся посторонние люди, словно возле популярного кафе.

Хотя мы двигались теперь к востоку, но солнца с каждым днем становилось меньше. Опять мы увидели далекие горы, синеющие и лиловеющие на горизонте, опять спустился сумрак, настала ночь, засверкали фары. Было уже поздно, когда мы прибыли в Эль-Сентро.

Они приехали Уайт-сити, где были Карлсбадские пещеры. На сотни миль вокруг была пустыня. И вот, когда мы, озабоченные тем, что придется, наверно, ползти куда-то под землю на карачках, подъехали к пещерам, мы увидели удивительную картину: два лифта, два превосходных лифта с красивыми кабинами, которые с приятным

городским гуденьем опустили нас на семьсот футов под землю. Наверху были магазин, где продавались индейские сувениры, отличное информационное бюро и туалетные комнаты, которые сделали бы честь первоклассному отелю. Это был электрический, громкоговорящий, ультрасовременный кусочек пустыни.

Потом они погнали дальше…Проезжали мимо мексиканских лачуг, многие убеждены, что сколько бы не плати им, они все равно будут нищенски жить…это натура такая.

Эль-Пасо, город на самом юге Техаса чегез мост от него находится мексиканский город город Хуарец. Герои погнали туда. Они прошли таможню. Погнали на бой быков, который никого не приколол. Хилых быков было жалко, а убить нормально их никто не смог. Девушки – мотодоры были корявые, только мучили несчастных животных.

Был канун Нового года, когда наш серый кар въехал в Сан-Антоиио – самый большой город штата Техас. Мистер Адамс завопил, что знает здесь крутой ресторан, где можно покутить ночь. Но сначала надо было отправить открытки, что они и сделали. Начался дождь. Они пошли искать этот ресторан. В результате жутко вымокли. Пришлось вернуться в центр, зайти в аптеку и там встретить Новый год.

Утром они погнали на юг к неграм, в "Штат Луизиана".

Здесь, на Юге, мы увидели то, чего еще ни разу не видели в Америке, - пешеходов, бредущих вдоль шоссе. Среди них не было ни одного белого. Потом Адамс лоханулся (впервые), назвав какую-то речку Миссисипи.

Они приехали в Луизиану, которая когда-то принадлежала Франции и Нью-Орлеан был основан французами. Там было много интересного. Они ходили на кладбище, посочувствовали бедному художнику (дали ему денег перед Новым годом) и т.д

Чем дальше мы продвигались по Южным штатам, тем чаще сталкивались со всякого рода ограничениями, устроенными для негров. То это были отдельные уборные - "для цветных", то особая скамейка на автобусной остановке или особое отделение в трамвае. Здесь даже церкви были особые, - например, для белых баптистов и для черных баптистов.

Потом они увидели негров, которые копали яму лопатами, и очень удивились.

Народ ехал дальше на юг. По дороге их застал дожд. Адамс испугался, что батарейка у машины сдохнет. Предлагал остановиться где-нить. Но всем уже очень хотелось домой, и они поехали дальше. Тут путешественники попадают в стену тропического дождя, но все хорошо осталось.

В общем, как и у Жюль Верна, все кончилось благополучно.

Мы переночевали в городе Талагасси и уже утром были в Джорджии.

Джорджия оказалась лесистой. Негры встречались все чаще, иногда по нескольку часов мы не видели белых, но в городках царил белый человек.

Мы остановились в Чарльстоне, Южная Каролина. Там они увидели танцующую негритянскую девочку, которая всех поразила. Негры талантливы, впечатлительны и имеют сильное воображение. Ему сколько не заплати, он будет жить как свинья. Негры экспансивны. Негры любопытны. У негров почти отнята возможность развиваться и расти.

Тут народ встретил последнего своего хич-хайкера. Это безработный мальчик, который после школы хаписался в «ССС», где работал. Но он не отчаивается, все будет «ол Райт», хотя он хочет в колледж.Они проезжали мимо негритянской деревушки, и мальчик сказал, что негры все очень бедные, а дома у них плохие. В Америке негры бесправные. Их никогда не посадя за стол с белым, на них нельзя жениться и т.д

Они могут только прислуживать белым, а негр, чего-то добившийся, это нонсенс.

В Северной Каролине стало холодно, а в Вирджинии еще холоднее. Редкий дождик поливал крышу нашего кара весь последний день путешествия.

Глава сорок пятая. АМЕРИКАНСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ

У одной американки были семнадцатилетняя дочь и взрослый сын. Однажды

девушка не вернулась домой. Ее не было всю ночь. На другой день она тоже не

явилась. Девочка исчезла. Ее искала полиция и не нашла. Мать считала свою

дочь погибшей. Прошел год. И вот, как-то приятель ее сына сообщил ему

страшную новость. Он видел девушку, которую считали погибшей, в тайном

публичном доме. Брат пошел бороться, чтобы всех обидчиков посадили, но у него ничего не вышло. Ни одни СМИ не напечатали эту историю. Исходя из подобных случаев, какая, к черту, демократия».

А на деле происходит то, о чем рассказывал нам чикагский доктор:

приходит ракетир-политишен и шантажом или угрозами заставляет голосовать

хорошего человека за какого-то жулика.

Итак, право на свободу и на стремление к счастью имеется несомненно, но возможность осуществления этого права чрезвычайно сомнительна.

Вашингтон - со своими невысокими правительственными зданиями, садами, памятниками и широкими улицами - похож немножко на Вену, немножко на Берлин,

немножко на Варшаву, на все столицы понемножку. И только автомобили

напоминают о том, что этот город находится в Америке.

В Вашингтоне они побывали на встрече Рузвельта с журналистами. Жуткая толкучка, куча вопросов. На некоторые каверзные президент отшучивался, на некоторые не отвечал вовсе.

Путешествие пришло к концу. За два месяца мы побывали в двадцати пяти

штатах и в нескольких сотнях городов, мы дышали сухим воздухом пустынь и

прерий, перевалили через Скалистые горы, видели индейцев, беседовали с

молодыми безработными, старыми капиталистами, радикальными интеллигентами,

революционными рабочими, поэтами, писателями, инженерами. Мы осматривали

заводы и парки, восхищались дорогами и мостами, подымались на Сьерра-Неваду

и спускались в Карлсбадские пещеры. Мы проехали десять тысяч миль.

И в течение всего пути нас не покидала мысль о Советском Союзе.Они по нему скучали и только в Америке оценили по достоинству. Наш человек любит свою Родину, т.к. любит, Американец любит юридическую сторону Родины.

Американцы не очень интересны, даже тупы. Они не любят отвлеченных разговоров. Им нужны цифры. Короче, в Америке куча недостатков.

Америка богата. Америка поднялась до высокой степени благосостояния, оставив Европу далеко позади себя. И вот тут-то выяснилось, что она серьезно и тяжело больна. И страна пришла к полному абсурду: они богаты, а люди боятся всего.

В основе жизни Советского Союза лежит коммунистическая идея. У нас есть точная цель, к которой страна идет. Вот почему мы, люди, по сравнению с Америкой, покуда среднего достатка, уже сейчас гораздо спокойнее и счастливее.

Америка не знает, что будет с ней завтра Мы знаем и можем рассказать, что будет с нами через пятьдесят лет.

Мы писали об американской демократии, которая на деле не дает человеку

никаких свобод и только маскирует эксплуатацию человека человеком. Демократизм в отношенияхмежду людьми. Хотя этот демократизм также прикрывает социальное неравенство и является чисто внешней формой, но для нас, добившихся социального

равенства между людьми, такие внешние формы демократизма только помогут

оттенить справедливость нашей социальной системы

Мы можем сказать честно, положа руку на сердце: эту страну интересно

наблюдать, но жить в ней не хочется.

Потом они вернулись в Нью-Йорк. Рассуждалово на тему, как много автомодбилей и грохота в Америке.

В Нью-Йорке торгуют тишиной, и этот товар стоит

дорого. В Нью-Йорке нельзя расстаться с чувством тревоги.

Несколько дней мы прощались с нью-йоркскими друзьями, улицами и

небоскребами.

Перед отъездом они посетили Адамсов, потом поднялись с ними на «импаер». Описание Америки оттуда. Потом Ильф и Петров поехали домой.

Ильф и Петров

«Веселящаяся единица»

Коротко о смысле фельетона:

В фельетоне «Веселящаяся единица» идея культурного отдыха превращается бюрократами в отчаянную свалку по вопросам «методов борьбы за здоровое гулянье». Даже из отдыха Советская власть стремится извлечь пользу. Нельзя же гулять просто так, без дела. Это и высмеивается Ильфом и Петровым. Идеологи отдыхательного дела говорили: «Мы должны, мы обязаны дать нагрузку каждой человеко-гуляющей единице. И эта единица должна, товарищи, не гулять, а, товарищи, должна проводить огромную прогулочную работу…»

Так,товарищ Горилло предлагает повесить на спину каждого человека плакат на актуальную тему. К тому же, нужно добиться, чтобы гуляющие шли гуськом. Всем гуляющим должны выдаваться мусорные ящики, чтобы по дороге собирать мусор. А чтобы люди смотрели под ноги, каждому на шею навешивается агитгирька, двадцать кило весу. А вот пожилых рабочих предлагается спускать в шахту, где все увешано плакатами. Авторы против превращения парка в кузницу канцелярских лозунгов, против навязывания стандартов.

Начало:

«Было такое нежное время в текущем бюджетном году». В одном из столичных парков висел плакат: «Все на борьбу за здоровое гулянье!»

Однако здесь никто не гулял, а здесь только боролись. Борьба происходила так:

«С утра идеологи отдыхательного дела залезали в фанерный павильон и, плотно закрыв окна, до самого вечера обсуждали, каким образом следует гулять. И если на лужайке появлялась робкая фигура гуляющего, его тот час же кооптировалив президиум собрания как представителя фланирующих масс. И с тех пор он уже не гулял. Он включался в борьбу.

По поводу гуляния велись дебаты. Необходимо осмыслить процесс гуляния. Необходимо дать нагрузку каждой человеко-луляющей единице. Эта единица должна не гулять. А проводить огромную прогулочную работу.

Рассмтривается предложение тов.Горилло. Он предлагает повесить на спину каждого человека плакат на актуальную тему. К тому же, нужно добиться, чтобы гуляющие шли гуськом. Всем гуляющим должны выдаваться мусорные ящики, чтобы по дороге собирать мусор. А чтобы люди смотрели под ноги, каждому на шею навешивается агитгирька, двадцать кило весу.

А вот пожилых рабочих предлагается спускать в шахту, где все увешано плакатами.

Авторы против превращения парка в кузницу, против стандартов.

Так, из парка исчезла «Комната чудес». Почему? Воображение рисует страшные подробности. Ей решили дать смысловую нагрузку. Решили в комнате повесить плакаты, уничтожить все таинственное и назвать не «Комната чудес», а «комната №1». Тогда сразу исчезнеть весь дурацкий. Ничем не нагруженный смех.

Табличка:

«ПРЕВРАТИМ ПАРК В КУЗНИЦУ ВЫПОЛНЕНИЯ РЕШЕНИЙ СЪЕЗДА ПРОФСОЮЗОВ»

«Превратим парк в кузницу! Что может быть печальней такой перспективы! Как это нелучезарно! Какое надо иметь превратное понятие об отдыхе, чтобы воображать его себе в виде кузницы».

«Нет, мы за выполнение решений. Мы против превращения парка в кузницу канцелярскх лозунгов и принадлежностей. И самым лучшим делом было бы не только принять к выполнению решений, а выполнять эти решения. Превратить парк в место настоящего пролетарского отдыха…»

«Между тем, невзирая на усилия отдыхательных идеологов в парке слышится радостный смех. Но парк тут не при чем. Посетители смеются сами по себе. Однако если не остановить борьбы за превращение парка в кузницу, если не прекратить отчаянной свалки по поводу методов «борьбы за здоровое гулянье», то вскоре перестанут смеяться даже они – семнадцатилетние.

Вот о чем необходимо столковаться зимой, ЧТОБЫ ОПЯТЬ НЕ УВИДЕТЬ ЭТОГО БУДУЩИМ ЛЕТОМ».

Ильф и Петров

«Костяная нога»

Коротко о смысле фельетона:

В фельетоне «Костяная нога» высмеивается бюрократизация общества. Двое влюбленных хотят пожениться, быть вместе, но не могут. Необходимо подчиняться целому ряду правил. Молодой доктор приехал на отдых в Одессу. Там познакомился с милой девушкой. Они полюбили друг друга. Доктор забрал невесту к себе в Москву. Но! Вот парадокс: молодых не хотят расписать, так как у девушки нет московской прописки. Получается, что человек, живущий в Москве, может влюбиться только в москвичку. Как же может любовь подчиняться таким законам?

Здесь Ильф и Петров создают неологизмы: «Знаешь что – сказала она, – ты меня любишь, и я тебя люблю. Ты не ханжа, и я не ханжа. Будем жить так. Действительно, если вдуматься, то с милым рай и в шалаше… Но с милым рай в шалаше, товарищи, возможен только в том случае, если милая в шалаше прописана и занесена шалашеуправлением в шалашную книгу. В противном случае возможны довольно мрачные варианты»

Начало:

И так, как я уже говорила выше, молодой доктор приехал в Одессу и познакомился там с хорошей девушкой. «Он изо всех сил старался понравиться. Конечно, говорил грудным и страстным голосом, конечно, нес всякий вздор… Он предложил руку, комнату в Москве, сердце, отдельную кухню и паровое отопление. Девушка подумала и согласилась».

В Москве молодые решили расписаться.

«Когда доктор со своей докторшей, расточая улыбки, вступил в загс, то сразу увидел на стене укоризненный лакат:

«ПОЦЕЛУЙ ПЕРЕДАЕТ ИНФЕКЦИЮ»

К несчастью молодоженов, им не разрешили расписаться, т.к. у девушки нет московской прописки.

Ильф и Петров

«Лентяй»

В девять часов утра комната сектора планирования наполнилась сотрудниками. Последним явился Яков Иванович Дубинин. Сначала он был жизнерадостным, но увидев на своем столе большую кучу деловых папок, увял. Он всеми способами пытается тянуть время и ничего не делать. Он хватается за газету «Правда». Читает медицинскую статью.

- Товарищи, - внезапно воскликнул он, высоко подымая брови, - вы только смотрите, что делается! Вы читали сегодняшнюю «Правду»?

Трудолюбивые сотрудники подняли на него затуманенные глаза, а Людмила Филипповна на минуту даже перестала печатать.

- Можно будет рожать без боли! Здорово, а?

Затем он прочитывает газету полностью и просит принести ему «Известия». Но их не оказалось, что очень расстроило Якова Ивановича. Потом он стал изготовлять картонный переплет для своего паспорта.

К часу дня труд над изготовлением переплета закончен. Яков Иванович с тоской, даже с отвращением смотрит на свой стол.

- Сегодня солнечно, но ветрено, - сообщил Яков Иванович, набиваясь на разговор.

- Не мешайте работать, - ответила Людмила Филипповна.

- Я, кажется, всем здесь мешаю, - обидчиво сказал Дубинин. – Что ж, я могу уйти.

Дубинин обиделся и ушел в уборную. Там сидел сорок минут, размышляя о нетоварищеском отношении к нему сотрудников. Когда Дубинин вернулся. Людмила Филипповна сообщила, что к нему приходил посетитель по поводу планирования стеклянной тары. Но тут Дубинина вызвали к начальнику.

- Слушайте, товарищ Дубинин, - сердечно сказал начальник. – Оказывается, вы сегодня опять опоздали на десять минут к началу служебных занятий. Это что ж получается? Не планирование, а фланирование. Вы понимаете, что такое десять минут, украднные у государства?

Я ков Иванович в ярости. Он пишет объяснительную начальнику по поводу своего опоздания, объясняя тем, что на площади им.Свердлова была пробка.

В половине пятого Дубинин поднялся из-за стола.

- Так и есть, - сказал он. – Полчаса лишних просидел в этом проклятом. Высасывающем всю кровь учреждении. Работаешь, как дикий зверь, никто тебе спасибо не скажет.

Объяснительную записку он решил дописать и окончательно отредактировать на другой день.

И.Ильф и Е.Петров

«Отдайте ему курсив»

Кратко о смысле фельетона:

Здесь Ильф и Петров обличают критиков, которые не могут разобраться в сути, мало того, они и не пытаются это делать. Так, в статьях начала 30-х годов авторы чрезмерно пользовались курсивом, таким образом, пытаясь в чем –то убедить читателя. Оказывается, это делали и критики.

«Зубрила никогда не пытался проникнуть в глубь грамматического вопроса. Он не допытывался, почему вдруг бес бегает по лесу и жрет хрен. Он знал только, что нужно ответить без запинки. Тогда все будет хорошо»

И, так! «Вначале в общем шуме ничего нельзя было разобрать. Писатели говорили обо всем». Вскоре выясняется, что речь идет о критиках. «Высказывались, например, в том смысле, что критиков хорошо бы вешать на цветущих акациях». «Предлагали поймать известного младокритика и отобрать у него литературный инструмент (кавычки, многоточия,sic, восклицательные знаки и «курсив мой»). Авторы говорят, что, мол, зря так отзываться о критиках. Они имеют право существовать. «Пусть только не будут первыми учениками, зубрилами с вытаращенными от усердия глазами».

Далее авторы сокрушаются, как плохо быть зубрилой и не вдумываться в суть вопроса. «А главное, не надо было думать. Выпалил заученное, получил пятерку и пошел прочь. Завтра выпалил то же самое. Послезавтра – опять то же самое. Хорошо быть первым учеником, критическим зубрилой литературной прогимназии!»

Пока автор ночью мучается муками творчества, в писательском доме «монотонно бормочет свои критические вирши первый ученик:

Бойтесь, дети, гуманизма,

Бойтесь ячества, друзья.

Формализма, схематизма

Опасайтесь, как огня.

Страшен, дети, техницизм, Биология вредна –

Есть в ней скрытый мистицизм,

Лефовщина, феодализм, механизм,

Непреодоленный ремаркизм,

Непреодоленный ревматизм,

А также шулятиковщина в ней видна.

Разделяйте все моменты

На шаги и на проценты

Шаг вперед,

Два назад,

Автор плачет, критик рад.

Задавим «Новый мир»

И др. и др.

И вот

И вот таким образом, зазубрив такой стих, первый ученик принимается за написания критической статьи. «Он уже овладел техникой. Он знает все слова на ять. Основа статьи имеется».

Помимо этого, для названия статьи употребляется «формула сомнения». Так, если произведение называется «Жили два товарища», статья о ней первого ученика будет называться «Жили ли два товарища?».

Первый ученик начинает свою критическую статью так: «Автор пытался изобразить».

Если писатель написал что-то веселое, про него пишут: «Автор не поднялся до высоты подлинной сатиры», или про юмор – «беззубое зубоскальство».

Особенно критик не любит произведений о любви. Он говорит, что не стоит отображать это чувство в литературе. Любви вообще нет.

Под ударами первого ученика писатель склоняется все ниже и ниже, а зубрила принимается вскрывать писательское лицо. Тут он беспощаден. Формула требует сравнения. Поэтому Советского автора называют агентом британского империализма, отождествляют с П.Н.Милюковым... сравнивают даже с извозчиком Комаровым. И все эти обвинения обязательно набираются курсивом и снабжаются замечанием: «Курсив мой».

Это курсив первого ученика. «И эти придирчивые притязания хорошо бы наконец удовлетворить.

- Не мучьте ученика, отдайте ему его вещи, пусть возьмет свой курсив и чуть-чуть поразмыслит над ним. Пусть опомнится от зубрешки».

И.Ильф и Е.Петров

«Саванарыло»

Краткий смысл фельетона:

Здесь мы видим сатиру на нравственные устои советского общества. Такое ощущение, что в Советском Союзе совсем не было элементарных человеческих чувств. Они, конечно, были. И мужчинам нравились женщины. Но все это пытались скрыть, завуалировать. Это острая сатира на советское «ханжество». И красивым девушкам в этом «ханжеском» обществе не место.

Так, у девушки-официантки, нарисованной художником, грудь слишком большая. По мнению редактора, лучше бы ее совсем не было. «Значит, нужен мальчиковый размер, номер двадцать восемь. В общем, бросим дискуссию. Все ясно. Грудь – это неприлично»

Красивых девушек не берут в актрисы. Они словно изгои общества. Слишком красивы. Такого допустить нельзя.

«Актриса заплакала.

- Отчего я такая несчастная? Талантливая – и не кривобокая?

- В семье не без урода, - сухо заметил режиссер. – Что ж мне с вами делать? А ну, попробуйте-ка сгорбиться. Больше, гораздо больше. Еще. Не можете? Где ассистент. Товарищ Сатанинский, навесьте ей на шею две-три подковы…)

Здесь, конечно, мы видим очень сильное преувеличение. Порой доходит даже до абсурда. Но в этом фельетоне так или иначе выражена обстановка в советском обществе мастерски.

Начало:

В одной из фанерных комнат Изогиза ведется странный разговор между редактором и художником. Художник, Константин Павлович, нарисовал плакат на тему «Больше внимания общественному питанию». На фабрике-кухне девушка-официантка подает обед. Подпись: «Дома грязь, помои, клоп – здесь борщи и эскалоп. Дома примус, корки, тлен – эскалоп здесь африкен». Редактор ругает художника за то, что тот нарисовал девушку с грудью. Редактор: «Эту грудь надо свести на нет». Редактор сокрушается, что плакат будут смотреть женщины и дети, даже взрослые мужчины. А это неприлично. Художник в недоумении. По его мнению, грудь совершенно нормальная. Редактор просит нарисовать женщине «мальчиковый размер».

Художник: «Тогда, может быть, нарисовать мужчину?

Редактор: «Нет, чистого, стопроцентного мужчину не стоит. Мы все – таки должны агитировать за вовлечение женщин на производство.

Таким образом, сходятся на том, чтоб грудь на плакате надо замазать. И замазал.

«Добродетель (ханжество плюс чопорность из штата Массачусетс, плюс кроличья паника) восторжествовала».

Красивых девушек перестали брать на работу в кинематографию.

Разговор режиссера (Люцифер Маркович) с актрисой.

- Дарование у вас, конечно, есть... Даже талант. Но какая-то вы такая...с физическими изъянами. Стройная, как киевский тополь. Какая –то вы, извините меня, красавица. Одним словом, в таком в идее никак нельзя. Что скажет общественность, если увидит на экране подобное?

Девушка страдает по этому поводу. «... я значительно лучше выгляжу. Смотрите, какие морщинки на лбу. Даже седые волосы появились». Режиссер не унимается.

«Один глаз надо будет завязать черной тряпочкой. Чересчур они у вас симметрично расположены. В таком виде. Пожалуй, дам вам эпизод. Почему же вы плачете? Фу, кто его поймет, женское сердце!» (режиссер).

«Мюзикл – холл был взять ханжами в конном строю одним лихим налетом, который, несомненно. Войдет в мировую историю кавалерийского дела. В захваченном здании была произведена рубка лозы. Балету из 30-ти девушек выдали:

30 пар чаплинских чоботов

30 штук мужских усов

30 старьевщицких котелков

30 пасторских сюртуков

30 пар брюк

Штаны были выданы нарочно широчайшие, чтоб никаким образом не обрисовалась бы вдруг волшебная линия ноги.

Зрители были удивлены, что им обещали 30 девушек, а увидели они 30 существ неизвестного пола.

«Во время танцев слышалсь подавленные рыданья фигуранток. Но зрители думали, что это штуки Касьяна Голейзовского – искания, нюансы, взлеты».

«Но это были штуки вовсе не Голейзовского. Это делали и делают кустарные Савонаролы. (Савонарола Джироламо (1452 – 1498) – монах-доминиканец, проповедовал аскетизм, боролся против светского искусства).

Они корректируют великого мастера Мопассана, они выбрасывают оттуда художественные подробности, которые им кажутся безнравственными, они ужасаются, когда герой романа женится. Поцелуй для них страшнее взрыва снаряда».

Так, старая гувернантка никогда не выходит на улицу, так как может встретить там мужчину. А мужчины – это неприлично.

- Что ж тут неприличного? – говорят ей. – Ведь они ходят одетые.

- А под одеждой они все-таки голые! – отвечала гувкрнантка. – Нет, вы меня не собьете!

Михаил Кольцов «Испанский дневник»

Автор описывает свое пребывание в Испании во время борьбы испанцев против фашистов в 1936 году.

«Барселона»: Кольцов прилетает в Каталонию, подробно описывает обстановку в городе, свои впечатления. Царит хаос:«На поле соседствуют и фактически смешались военная авиация с гражданской, испанская с иностранной».Неразбериха:«Полковник Фелипе Сандино, каталонский военный министр и начальник авиации, … пробует сосредоточиться…, но его сейчас же отвлекают…». Едет на машине в Барселону:«Мы вступаем в поток раскаленной человеческой лавы, неслыханного кипения огромного города, переживающего дни высшего подъема, счастья и безумства».Автор поселяется в отель, возле которого дежурит вооруженный отряд. Отмечает«озорной праздник вырвавших на свободу автомобилей»- все ездят без правил, на машинах – лозунги. Военным не хватает винтовок, а город ими наводнен. Но«в городе нет озлобления… еще длится… триумф уличных боев народа с реакционной военщиной». Кольцов завтракает у полковника Сандино, здесь же Мигель Мартинес – мексиканский коммунист. Мигелю было сложно прилететь в Испанию: документы не в порядке, всего двое пилотов согласились лететь, так как опасно. Во время полета Мигель понял, что они летят слишком долго, не видно моря, хотя должно было быть видно. Хватался за пистолет, готов был убить пилота, но тот вовремя объяснил, что специально делает крюки, меняет маршрут, чтобы не встречаться с рейсовыми самолетами. Теперь этот пилот Абель Гидез тоже пьет вермут с Кольцовым, Мигелем, Сандино.

«Дурутти»:«… Ночью в маленьком театрике при раскаленном внимании идет кинофильм»про Чапаева, он скромен, хотя и является символом рабочей боевитости и непобедимости. «Вдруг суматоха, слышен рокот мотора».С ночлегом туго, автор спит на паровой мельнице, с ним в одной комнате – репортер барселонской газеты. С утра Кольцов решил ехать в Бухаралос, к Дурутти.«Здесь все подчинено показу демонстративной храбрости».Вокруг много декретов за подписью Дурутти. Этот анархист говорит, что «Покажет вам, большевикам, русским и испанским, как надо делать революцию, как доводить ее до конца».У них с писателем завязывается спор по поводу того, как должны служить солдаты. Д. утверждает, что не должно быть диктатуры. Все служат из-за желания бороться, по собственному желанию.«Население обязано помогать нам – ведь мы боремся против всякой диктатуры, за свободу для всех! Кто нам не поможет, того мы сотрем с лица земли!». Кольцов доказывает ему, что это и есть диктатура и что без дисциплины невозможно вести войну. В отряде Дурутти «строевых занятий ведется очень мало… довольно сильно дезертирство». Несмотря на спор, они разошлись по-доброму, Д. даже дал записку, по которой Кольцову и Ко выдали шикарный паек.

«С Долорес на фронте»: здесь описывается, как Кольцов вместе в Долорес Ибаррури ходил на фронт в Сирере Гвадаррама к солдатам, как ее все любят. Здесь уже месяц идет напряженная борьба. Долорес отказывается ползти, перебегает, как все, в полный рост: «Чем я хуже вас!». Она общается с каждым, подбадривает. У нее есть двое детей, дочь – в Иванове, сын – в Москве.

«Мигэль Мартинес»: он лежит вместе с дружинниками на шоссе Мадрид – Лиссабон. Ему очень хочется увидеть мавров. Мегэля возмущает отсутствие дисциплины в дружине, в ней «неспокойно, число все время таяло», он упрекает в этом майора, учит, как надо воевать: «Не война, не революция, а какая-то сиротская школа». Майор объясняет:«вы себя чувствуете на осенних маневрах 1936 года, а мы смотрим на все это глазами 1897 года». Дружина вернулась в Талаверу, Мигэль ушел оттуда. Утром обнаружил, что его оставили. Он не знал, может, он уже в плену? Долго шел пешком, его нагнал грузовичок, на котором они доехали до деревни Мальпики. Там сержант и алькальд покормили его шикарной рыбой. Сержант знает, что фашисты рядом, но ему наплевать. Они взорвут динамит, если фашисты подойдут. Ведь если их пустить, то они «опять запретят рыбную ловлю вокруг деревни»!!!!

«Под стенами Алькасара»:Мигэль у замка Алькасар, у автора прелестные улочки вызывают ассоциации с искусством. Много журналистов, они«приказывали дружинникам принимать позы, прикладываться к винтовке, палить. Мятежники в замке решили, что это атака, и начали ее отражать». Для репортеров это обыденная работа, они болтают, ищут обед, «но его уже успели сожрать в гостинице кинооператоры». Руководства никакого не чувствуется. В монастыре Санта-Крус стоят несколько отрядов. В одном дворе сидят, лежат, закусывают. Тут же перевязка, на носилках мертвецы. На рассвете сообщили, что фашисты взяли Македу, они близко к Алькасару. Начинается бой, осажденные должны ринуться вверх из монастыря, но арьергардная группа из-под дома военного губернатора не дает солдатам выйти из монастыря в атаку. Все-таки удается вырваться, начинают мелкими перебежками взбираться вверх, столпились в домик, кто-то помахал флагом, призывает своих. Сверху заметили, стали стрелять прямо в них. спустились обратно в монастырь. Через час солдаты жаждут опять идти на штурм. Подползают к ограде военной академии, ждут подмогу. Вторую половину не дождались. Настало время обеда:«Внизу, под нами, в монастыре Санта-Крус, анархисты обедают. Сзади, в Алькасаре, над нами, фашисты обедают».Через полтора часа бойцы стали забрасывать Алькасар гранатами. А сами«несутся вниз, как мальчишки, что позвонили у парадной двери и удирают по лестнице».

«Премьера фильма»: Кольцов описывает, как выглядит премьера фильма в октябре 1936 года. «министерство просвещения взяло на себя теперь функции также и политико-просветительной работы на фронте и в тылу». Фильм посвящен памяти испанских моряков, погибших за родину и республику. Но Кольцов замечает, что в пьесе море, пейзаж не испанские. Это балтийское море, фильм Вишневского. Бойцы забыли дисциплину, пристают к девушке, ее спасают красноармейцы, комиссар создает боевой отряд. Посередине фильма сообщают плохие вести, взята Ильекас, Сесенья. Но завороженные зрители не понимают о ком говорят: о реальных фашистах или тех, что в фильме. «Мы еще не знаем судьбы Мадрида. Но знаем конец замечательного фильма о кронштадских моряках».

«Мадрид обороняется»: начали бомбить Мадрид. Кольцову позвонили из Москвы, сказали, что свяжутся 7 ноября, в праздник. Писатель размышляет об испанском народе, о городе, о том, что итальянская культура заслонила от нас испанскую. А испанцы первыми в тридцатых годах приняли вызов фашизма. Основная масса мадридских жителей никуда не уходит, ждет решения властей. А правительство по быстрому решило эвакуироваться и не предупредить об этом никого. Назначили военным руководителем генерала Миаху (миаха - крошка), которого никто не воспринимает всерьез, нашли козла отпущения и приказали оборонять столицу любой ценой. Миаха долго не мог никого найти из военных, солдат, не было и оружия.

«Рафаэль и Мария Тереса»: Кольцов решил заехать в Альянсу писателей. Там не было никого, кроме Рафаэля и Марии Тересы. Они решили не эвакуироваться, а остаться, так как «агитировали за оборону Мадрида, руководили антифашистским союзом писателей – значит, мы должны погибнуть вместе с городом», чтобы «показать всему миру пример массового самопожертвования перед лицом фашизма. Кольцов орет на них, переубеждает, говоря, что нужно отойти, чтобы собраться и драться с новыми силами. «Речь идет о спасении культурных кадров».

«Генерал Лукич»: сформирована вторая интернациональная бригада, командир – Павел Лукич, он же Матэ Залка. Венгерец, писатель, который долго жил в Москве.«Для всех он находит по нескольку слов…. Даже строптивые люди, поворчав, делают именно то, что хотел Залка».Он не может привыкнуть к гибели людей, хотя сам ведет их в бой. Он жадно и трепетно любит людей. В Венгрии он заочно приговорен к смертной казни, как непримиримы враг режима. Генерал Лукач завел хозяйство для своих солдат, у него есть все: и оружие, и мастерская, и лазарет, и машины. Он хороший знакомый Кольцова. Писатель поехал в Валенсию, встретил Эренбурга. Во время завтрака им сообщили, что Лукач убит. Все в шоке. «Милый Лукач, неужели это случиилось?». Лукач вошел в испанскую историю как незыблемый герой.

«Капитан Антонио»:«Утром умер капитан Антонио». «Странный обычай в Испании: гроб запирают на ключ». На вопрос, кто здесь самый близкий, Кольцов сказал:«Я самый близкий родственник».

«Танковый бой»:«Вот это бой!… Можно, и обороняясь, драться так, что противнику будет жарко». Автор описывает этот бой. Неприятельский и свой танки стреляют одновременно, затем ожидание: кто кого? Но результат уже есть, если бы он был не в нашу пользу, то мы ощутили бы его.«Машина, техника опережают человеческие чувства». Третья бригада не уступит, она заупрямилась – стала выигрывать. На радостях Галан хочет отобрать обратно у противника кладбище, но теперь она заупрямилось. Настроение бойцов падает. Вовремя остановились.

«Новогодняя встреча»: «новый год мы встречали с «курносыми» (летчики)… мы приехали с Миахой и Рохой» (военачальники). Кольцов вспоминает, как праздновал прошлый нг в Москве. В «Правде» он публикует шуточный гороскоп с предсказаниями, но не хватило фантазии догадаться, что будет встречать этот год с консервированными кроликами и пивом в монастыре в горах Кастилии.

«Сосна и пальма»: «Какое красивое дерево сосна!»… оно светолюбиво, сухолюбиво…Сосна – это пальма нашего Северного полушария… Но больше всего сосна – это, конечно, Россия». Кольцов вспоминает стихотворение Гейне о сосне, переведенное Лермонтовым. «Это тема вечной разлуки, двух друзей, которые никогда не встретятся»…но пальма и сосна все-таки встречаются. Автор описывает, как дети играют под соснами, здесь все спокойно, дети сыты, хорошо одеты. Их разговор с путешествий и развлечений переходит на Испанию. Им жалко испанских детей, хотят перевезти их к себе: «Мы им дадим дом. Пусть живут в нашем метро, пусть забирают хоть пять станций». Кольцов рассказывает этим детям о своем маленьком друге Ксавере, продавце газет, который остался в Мадриде. Звучит идеализация СССР:«в нашем доме у каждого есть будущее. «ничем» у нас дома остаться нельзя. А ведь это удел каждого бедняка там, за рубежом». Снова начинает цвести сосна. «Как хорошо у себя дома!»

«Опять Испания»: очень сложно и опасно перелететь из Франции в Испанию. Из Байонны Кольцову нужно перебраться в Бильбао. Байонна – международный наблюдательный пункт. Здесь сидят журналисты. «Корреспонденты ни разу не переезжали границу – подлинные герои своей безопасности!». Испанские мятежники чувствуют себя в Байонне как дома. Кольцов купил себе место на завтрашний самолет, но не смог вылететь, так как в ночь перед вылетом фашисты сбили самолет той же компании, пострадали пилот и пассажиры. Начальник аэродрома – фашист, он передает, когда самолеты отправляются в рейс. Нашли другого пилота, но сославшись на неисправность батареи, он не полетел:«Какая скотина! Какой трус! Какой жалкий предлог он выдумал! Ну и скотина!». Кольцов нашел Янгуаса, «дикого» пилота, «воздушного извозчика-одиночки, некооперированного кустаря». Кольцов все же попал в Бильбао.

«В осажденном Бильбао»: «наступление на Бильбао – сокрушительный, безнаказанный террор массированной авиации». Автор и Ко долго укрывались от обстрела с воздуха. «Как страдает этот город!» за то, что баскам предоставили законную автономию, «У меня дома, где народы составляют союз равных, может ли баскская автономия удивить даже ребенка?».

«В Валенсии»: «Бильбао, видимо, переживает последние часы». Кольцов уверен, что чуда не случится, как это было в Мадриде. Так как нет командира, солдат некому организовать. «Валенсия омрачена, но спокойна… Здесь сумеют быстро свыкаться с потерями и даже забывать их». Но постепенно происходит очищение и укрепление боеспособности армии.«Правительство Негрина охотно принимает помощь всех партий, и коммунистов в том числе, в организации фронта и тыла. «Стало легче дышать», - говорит Долорес». Оказывается, Долорес очень нравится писать, но она стесняется своих статей. Кольцов и Долорес вспоминают, как познакомились 6 лет назад в Бильбао. Ее представили как«Первую женщину-коммунистку».

«Конгресс писателей»: суета и бестолковщина при подготовке этого конгрессе. «Главная забота министерских чиновников – скрыть от делегатов тот неприличный факт, что в Испании сейчас происходит война». Испанцы приготовили прекрасное меню. Конгресс открылся торжественно и официально, выступили множество ораторов. Кольцов – один из немногих, кто давно живет в Испании. Ночью город основательно бомбили. «Каково?» - спросил я тоном гостеприимного хозяина. Все были взволнованы и очень довольны».

«Полет в Москву»: одно из окон комнат Кольцова смотрит на Москву. По линии, ведущей в столицу СССР, часто мысленно пролетал писатель. Линия пересекает город, автор описывает обстановку в нем (торгуют зажигалками, гребешками…). Близится праздник, 7 ноября, устроили подземную иллюминацию, начинаются представления в театрах. Прошел год с первого праздника, который Кольцов отмечал в Испании («Мадрид обороняется»). «враг не продвинулся внутрь Мадрида… мы ждем новых атак».Дальше по линии Чехословакия. «Пример беззащитной, неопытной Испании, ее полуторагодичное сопротивление завоевателям прояснил мозги очень многим, кто раньше покорно и панически ждал, пока в Чехословакию придет беда…». Дальше по линии – Польша, Минск, Смоленск, Москва…

Кинококки

«Началось все очень просто. Секретарь правления «Лензолота» Яушев пришел на службу и … сообщил товарищам:

- А я, братцы, сценарий написал! … И сам не знаю, как это вышло…

«Когда с человеком случается невольная промашка, ближние – если это действительно ближние, - обязаны дружески пожалеть его. Помочь…

Узнав, то Яушев … заболел писанием киносценариев, товарищи… должны были … его послать к доктору, дать кратковременный отпуск…

Вместо этого сотрудники… подняли восторженный визг… Машинистки влюбленно оглядывали Яушева…

Яушев уже не смущался этих похвал…

Когда-нибудь… мы займемся бактериологией и изучим новейший бич человечества.. – кинококку.

Пока же установим без подробностей: кинококки перекочевали из головы секретаря правления «Лензолота» в головы окружающих его с быстротой разлива Волги.

Вскоре по правлению… разнеслась сенсационная весть:

- Киноэкспедиция едет на Лену снимать яушевскую картину!..

Общее ликование. Проливной дождь газетных заметок. Снимки в журналах…

«Лензолото» из Москвы предписывает в Бодайбо:

«Предоставлять экспедиции квартиры, … снабжение, … рабсилу…»

Весь список состоит из 51 статьи…

Кроме самонужнейших стаканов и «надевашек», экспедиция предъявила к управлению поисков требования и более тонкие. Заведующий бодайбинскими лезозаготовками… в отчаянии срочно докладывает по начальству:

«… Сорока оседлых лошадей у меня тоже не найдется. И к тому же у меня во всей команде нет ни одного бородатого человека. Прошу срочно дать указания…»

Семьдесят тысяч были затрачены, а картина не была снята.

Собственно, что-то такое режиссер Икс и оператор Зет снимали. Что-то такое актриса Игрек перед аппаратом изображала. Но, когда снятая лента была привезена в Москву и рассмотрена, обнаружилась такая белиберда и чепуха, что Пролеткино постановило считать картину не снятой и использовать из нее только несколько кусков с видами Лены – для хроники.

…Отойдем в сторонку: человеку тяжело. Автор плачет.

И семьдесят тысяч - тоже».

В самоварном чаду

Начинается все с рассуждений о богатстве нашего языка.

Но бывают случаи, когда он оказывается беден. Например, когда мы говорим о побоях. Ведь не говорим же «ударил по лицу». Непременно – «по роже» или «по морде». Это вскрывает наше неуважение в окружающим.

Поэтому глупо говорить о возрастающем хулиганстве. Ведь оно появляется не само по себе. Из такого вот неуважения. Из ссор, когда «тихий житель… подбрасывает соседу в суп сор, кошачий помет, подливает в самовар керосин или скипидар, кладет испражнения в карманы висящих на общей вешалке пальто, как бы невзначай обливает соседских детей кипятком, опрокидывает на голову помои, измазывает непотребными словами соседские двери».

Все это – ступени к 176 статье, карающей хулиганство. И начинать надо с того, что прививать уважение друг к другу. Тогда и хулиганов станет меньше.

Душа болит

Воловский Эдуард Карлович возмущен тем, что все специалисты выполняют не свою работу. «Инженер-текстильщик ведает импортом химического оборудования, спец по черным металлам регулирует ввоз машин для строительной промышленности». Он сам – морской инженер и судостроитель руководит «импортом для черной, цветной металлургии и машиностроительной промышленности». Аж «душа болит за социализм».

А работает он так потому, что с работы по специальности уволился из-за конфликта. Там сказали, что он плохо разбирается в технических вопросах. Но ведь он окончил судостроительный факультет Стокгольмского политехникума!

Но когда его начинают экзаменовать по высшей математике и тригонометрии, выясняется, что ничего он не знает. Да и насчет политехникума преувеличил. Родился он в Виленской губернии, в Ошманском уезде, в Воложенской волости. А закончил вечернюю школу. Четыре дня в неделю по два часа.

Вот какие люди работаю на центральных, командных пунктах нашего хозяйства.

Три дня в такси

Автор – таксист из гаража на Крымской набережной.

Первой его нанимает «высокая старуха с поклажей». Она едет на машине первый раз. Просит довезти до Ярославского вокзала. Поедет к внуку, что работает на Резиновом заводе. Везет ему скрипку – вдруг заиграет.

Он довозит ее и начинает ждать пассажиров с раннего ленинградского поезда.

Наконец, подходит «молодой военный со взводным квадратиком в петлицах».хочет ехать до Киевского вокзала. По пути подхватывает «гражданку Анюту» с «васильковыми глазами и приоткрытым нежным ртом». Военный побежал забирать багаж, а водила пока говорит с Анютой. Она в Москве впервые. Переезжает к мужу по месту работы.

Они едут черепашьим шагом, чтоб рассмотреть строящуюся Москву. В конце военный щедро оставляет на чай.

У водителя «форд-лимузин». Но в ужасном состоянии. Развалюха.

У Киевского вокзала в такси влезает «московский поджарый гражданчик». Доехав до Ситцева Вражека, он исчезает на четверть часа. А возвращается со всем семьей. «У Калужской заставы выпархивает жена. Потом мы едем на Земляной вал. Ждем. Оттуда – на Долгоруковскую». Потом на Усачевку. «С Усачесвки, после ожидания, на Никитскую. Под конец проехали Проломные ворота и в Зарядье».

По пути его штрафуют на пять рублей за проезд на желтый. К московским шоферам милиционеры особенно беспощадны. Некоторые из них вообще превращают свою работу только в собирание рублей. А помогать забывают.

«Нет города в Европе, производящего впечатление большей многолюдности, чем нынешняя Москва… В этом кипящем людовороте советской столицы такси нужны… немногим меньше, чем трамваи и автобусы… От четырнадцати тысяч извозчиков осталось только четыреста». Ведь такси значительно дешевле. Но их не хватает. И не хватает даже не машин – гаражей. В этом главная проблема.

Семья опаздывает на поезд с Белорусского вокзала. Мать и дочь Нина уезжают. Сын Петя – провожающий – мертвецки пьян. И это клад для водителя – таких легко надуть. Да и щедрые они бывают.

С утра – у того же вокзала. Прибыл варшавский поезд. С него в такси села зажиточная американская пара. Они удивляются очередям в магазинах, высотным новостройкам. Путаются в деньгах разных стран.

«Опять пассажиры, еще и еще.

Двое узбеков набрали всякого добра в Центральном универмаге и едут в гостиницу.

Девушки с «Шарикоподшипника» везут свернутые в трубку чертежи.

Тройка озабоченных людей тащит сложенные в узел флаги для избирательного собрания и гипсовый бюст.

Хозяйка перевозит ручную швейную машину.

Старый рабочий купил стул.

Куда-то на выставку перевозят небольшую модель электрической машины…

Многое из этой поклажи я, по инструкции, не вправе возить». Но «инструкция – это только мелкий повод для взяток за ее нарушение».

«Опять вечер, ночь, и опять пьяные… Теперь это осколки какой-то неудавшейся великосветской вечеринки». Сами не знают, куда ехать. И обижаются еще на острящего шофера.

Опять утро. Шофер решил провести опыт: «положил на заднее сиденье пакетик в газетной бумаге». Там «ключ, сапожная щетка, два яблока и «Записки охотника» Тургенева». В итоге, ни один из пассажиров не обратил внимания. Один решил, что забыл предыдущий. А умыкнули пакет два «прожигателя жизни» четырнадцати лет.

Последних пассажирок – рабочих девушек – пятеро. «Число незаконное». Но упрашивают так весело, что он соглашается. В салоне машины они затягивают песню.

«Веселый город – Москва!».

Нариньяни С.Д. Дорога в совершеннолетие

«Магнитострой – это грандиозная стройка… в Магнитогорске воздвигается самый большой в мире гигант, но что это за гигант, какие цехи будут работать на этом гиганте, что будет выпускать Магнитогорский завод, об этом ты знаешь лишь понаслышке». «… очерки и ставят себе целью рассказать ленинскому комсомолу об опыте магнитогорской организации». «Магнитогорский комбинат - … комбинат черной металлургии, равного которому нет на всем земном шаре». Подробно описывается работа всех цехов комбината. Постоянно подчеркивается масштабность и высокая скорость работы. В конце рассказывается о строительстве социалистическогог. Магнитогорска, «чтобы рабочие … жили в культурной обстановке, которой достойны строители социализма».

Дорога в совершеннолетие

«Каждая стройка делит свою жизнь на три периода: детство, отрочество и юность».

«Свои младенческие годы стройка проводит в земле». Ее люди «говорят словами земли и сенокосов». «Бетон – это отроческие дни». Лексикон этих людей уже отражает механизацию. «Юность стройки приходит…, когда появляются люди железомонтажа». Рассказывается о трудностях работы: перебоях с электричеством, со стройматериалами, водой. И о первых перевыполненных планах. Подчеркивается внимание иностранцев к стройке. «- Русские комсомольцы поразили меня. Еще вчера они были простыми чернорабочими, а уже сегодня пневматические молотки повинуются им, как приученные звери. Комсомольцы – подчеркнул Стак (американский инженер), - не только перегнали домну № 1, они вдобавок удешевили работу на 20% и дали в 3 раза меньше брака».

Речь о горячем слове

Это горячее слово – штурм. «Оно делало обычным и заурядным то, что прежде считалось невозможным…, не позволяло компрессорам останавливаться…, гнало … прорабов из постелей к домнам». Застопорилась стройка домны № 2. Несколько месяцев шли споры – опускать днища или перечеканивать их. Положение усугубляли лодыри и оппортунисты – они радовались простою в работе, «прорабьему лету». К тому же, постоянные проблемы с инструментами и стройматериалами. Тогда и возникла идея комсомольского штурма – ударной работы ночами. «Штурм растворил широко окна и двери стройки и впустил … ураганную струю рабочего энтузиазма… пролетарии еще раз поняли, что срок пуска в их руках».

Короче, все успели вовремя.

Рассказ о ведущих шестернях

Немец Гартман поругался с бригадиром Банных и инженером Тумасовым. Потому отменил монтаж и демонстративно ушел с работы. А все из-за того, что русские просят сократить срок монтажа с 4 месяцев до 20 дней. И они спокойно относятся к задержкам, опозданиям. Гартмана с его немецкой точностью все бесит. Банных понимает, что сроки и темпы сбиваются из-за неполадок в коллективе. Он знакомится с каждым лично. Выясняет, что большинство из них – непрофессионалы. Значит - «ведущими шестернями», ударниками стать не могут. Тогда Банных набирает нескольких комсомольцев. Вот они-то и решают все сделать ударными темпами. Гартман возмущается – они работают. В итоге, за ударные сроки из 1600 труб плохо сделана только одна. Гартман сражен и плачет.

Товарищ Зуев-Мазетов

Сибгатулла Мазетов – единственный кормилец в семье из 6 человек. они приехали из Казани в поисках работы. Всю жизнь он добывал уголь. А потом умер в тюрьме. Погиб партизаном и его старший сын. Младший – Гашик – после долгих скитаний остался на Кузбассе работать плотником. Потом вошел в бригаду энтузиастов – после работы таскал бетон. И все никак не мог поверить, что причастен к огромной стройке. Параллельно, ночами, неграмотный Гашик стал осваивать чертежи и планы. Его первым бригадиром стал Зуев, ударник и рекордсмен. Он освоил новые американские технологии. Тогда бригады решили объединиться. Работали ударно. Спали всего по три часа. На крыше стройки. Там же переждали ураган. Так, доказав свою смелость и преданность работе, они завоевали право стать членами партии.

Плотина

Плотина более. Пульс слабый. У нее язвы и струпья. А все потому, что на стройке никакой дисциплины: план не выполняется, все прогуливают. Ударник Коршунов призвал к изменению ситуации. В конце августа решили к 10 ноября строительство закончить. Общественность рада – рабочие стонут. Тогда подумали еще – и передвинули сроки на 1 ноября. Чтобы сделать плотину показательным участком. И в сентябре работа закипела. Среди рабочих появились ударники, в 3 раза перевыполнявшие норму. Одна бригада – Ковалева – все-таки отлынивала. Но им пригрозили. И тогда большинство взялось за ум. А остальных уволили. К октябрю уже работали и днем, и ночью. Плотину закончили строить на 4 дня раньше. Но что важнее – «коллектив плотины перевоспитал сотни рабочих». Ее назвали в честь IX Съезда комсомола.

«Марион» на хозрасчете

Строители уже привыкли к масштабности Магнитостроя. И это привело к халатному обращению с серьезными деньгами – миллионами и миллиардами.

В марте 1931 г. решили организовать хозрасчет. И начали его с убитой машины – «марион». Она была первой машиной Магнитостроя. В первой же применении, однако, она пала «жертвой бесплановости и технической безграмотности» - поломалась. И стала выполнять множество других функций. Но не по назначению. Благодаря хозрасчету она вновь стала экскаватором. Более того – с ее помощью перевыполняли план. После взялись за подробную калькуляцию. Они позволила установить минимальную постоянную стоимость кубометра земли. Для мотивации был придуман принцип «прогрессивной сдельшины» - чем больше переработка, тем больше приработок. Поначалу новшества принимают с трудом. Халатность процветает – нормы недовыполнены. Но объем недоработок постепенно снижается. Начинаются перевыполнения. Результаты блестящи. Хозрасчет всех спасет.

Записи из блокнота

«Блокнот в кожаном истрепанном переплете» «обязан следить за хроникой магнитогорских событий и предоставлять листки свои разным записям».

Записи исторические

В 1747 году компанейщики Иван Мясников и Иван Твердышев на горе Магнитской решили построить Ивановский завод железных руд. В 1752 г оренбургская канцелярия завела, наконец, «Дело № 36». И Магнитская перешла в собственность Иванов. На добычу руды Мясников сгонял окрестных крестьян. В 1874, когда обоих Иванов уже не было в живых, а гора кучу раз перепродавалась, «оренбургские казаки начали тяжбу с заводчиками за гору Магнитскую, стоявшую на их земле». Но проиграли. А в октябре 1917 гора стала собственностью республики. В годы гражданской войны на ней расстреливали коммунистов, дрались красные партизаны и размещал свою базу Блюхер. Угольно-металлургическую бузу здесь первым решил создать Ленин. 15 июня 1930 года была заложена первая домна. 1 февраля 1932 она дала первый чугун.

Записи о людях и событиях

Инженер женского полу

Рая – единственная женщина в первой партии мобилизованных инженеров. Ее звали «инженер женского полу». «На работу она ходила как на праздник» - в белом платье и открытых туфельках. На стройке у нее еще и ребенок родился. Там же, весной 1930, она его и выкармливала грудью. Осенью 1931 она неожиданно родила дочку. А уже через 3 недели вышла на работу и также, в перерывах, растила второго ребенка.

Литвин взял чертежи

На сортировочной пробка. Из-за этого простой. Комсомольцы ругаются – железнодорожникам все равно. Руководитель комсомольской бригады слесарь Литвин взялся за работу прямо на платформе, у стоящих вагонов. И другие бригады тоже переняли этот опыт. Так удалось выполнить план.

Ходок и редакция

Бюро комсомольского горкома решило, что магнитогорской организации нужна молодежная газета. На заседании оно вместе с постом «Комсомольской правды» немедленно решило начать ее выпуск. Но без ведома заведующего типографией. Через два дня он увидел газету и взбесился – решил, что типография выпуска еще одной газеты не потянет. Но его переубедили и 1 сентября 1930 г вышел первый номер «Комсомольской правды на Магнитострое».

Комнату под редакции не выделили. Потому она разместилась на ходке (дрожках. Короче, на санях). Через месяц им выделили комнатку. А именоваться газета стала «Магнитогорский комсомолец». Через год она разрослась до большой ежедневной газеты. А разбитая типография стала настоящей печатной фабрикой, которая выпускает 17 газет и 3 журнала.

Записи об одной ночи

Шла вторая ночь беспрерывного дежурства. Перед бригадой Охотникова всего одна задача: не допускать простоев. И вот потух свет. Уже 20 минут назад. А монтера все нет. Тогда решили ехать в заводоуправление. Наши кучера с лошадью – он ждал американского инженера – поболтали с ним на ломаном английском, он купился и их отвез.

На третьем этаже сидел первый зам. начальника строительства. А перед ним оправдывался начальник временных электростанций: решено было провести реорганизацию электропитания домны. Теперь остается только включить рубильник. Но в этом случае монтера (который ушел) может убить током. А может и не убить. Но лучше, конечно, не рисковать. Кто-то даже предложил наплевать на монтера, а его семье, в случае смерти, выплатить компенсацию. Так делают в Америке. Но все отказались. Через полчаса появился свет. Только о судьбе монтера так ничего не известно. Зато к появлению света часть рабочих успела уйти в бараки. И опять простой – из-за нехватки рабочей силы. Нашли рабочих – проблемы возникли со снабжением. И только утром выяснили, что монтер жив. То есть ночью все-таки пошли на риск. Домна заработала в срок.

Мистер Робинс снял шляпу

Снял шляпу перед дробилкой «Трайлор». Но это сегодня – а вчера он ругал ее вместе с инженером Беккером и в официальном письме снимал с себя ответственность за действия обоих.

«Трайлор» весом 260 тонн нужно поставить на фундамент. А подъемного крана нет. Робинс предлагает поднимать. По частям. Но как это сделать, если сам фундамент еще не готов? Потому монтировать пришлось на земле, одновременно доделывая фундамент.

Тогда Робинс и уехал, на прощание посоветовав строителям обратиться к врачу. Он они произвели механические расчеты и с помощью системы из тросов и свечей за ночь подняли дробилку. А утром Робинс снял шляпу.

Мобилизация человеческих ресурсов

В первом квартале 1931 года в Магнитогорске проживало уже 140 тысяч человек. а на стройке работала только пятая часть. Вот Магнитогорский комсомол и решил провести «мобилизацию человеческих ресурсов». За день на работу попросились 300 жен рабочих. Одно только их держит – дети. Ведь в Магнитогорске не т ни яслей, ни детских площадок. Тогда плотники решают использовать выходные для строительства «помещений для детей». И все хорошо.

Разговор документами (записи из истории комсомольской домны)

Весь текст состоит из телеграмм, приказов, речей. Комитет комсомольской домны рапортует заводу Стальмост о начале железомонтажа на второй домне. Через две недели ответ, к котором Стальмост обещает заниматься только заказами для второй домны. Они перевыполняют план, работают ночами, все будет готово за половину отведенного времени.

Далее следует воззвание комсомольского горкома. В нем сообщается, что «стройка магнитогорского гиганта должна стать делом всего ленинского комсомола». Теперь на заводе решают построить «домну, размеры которой не имеют равно себе во всем мире». Поэтому через «Комсомольскую правду» они объявляют «всесоюзный набор молодых энтузиастов на постройку».

Домна № 2 становится отдельной хозрасчетной единицей. Ее комплектация полностью проведена за два дня. Для ее строительства люди раньше времени уходят из отпусков. Ее строят значительно быстрее, ведь при постройке первой домны люди набрались опыта. Бригады готовы отрабатывать по 5 смен подряд, трудиться без выходных.

Записи о пусковых днях

Вот пришло время, когда на первых двух домнах уже работают металлурги. На третьей и четвертой хозяйничают монтажники. А у двух следующих, что на 300 метров западнее, закладывают фундамент. С каждым днем качество добываемой руды, кокса улучшается. Осваивается новая техника. Планы перевыполняются.

В ночь перед пуском первой домны ударили морозы. Да еще и ураганный, 9-балльный ветер. И перед самым пуском произошла авария – на сором первом колодце прорыв воды. Но ее быстро устранили. Первая домна была задута в срок – в конце февраля. 6 июня комсомольцы задули вторую домну.

Нариньяни «Гугина мама» 1949 г.

«Евгений Евгеньевич Шестаков был не только хорошим пианистом, но и хорошим педагогом». Его назначили директором муз. школы. Все родители радовались, пока он не отчислил 3 неспособных учеников. Посыпались жалобы, в редакцию автору позвонил работник Главсахара. Он просил поддержать мать Гуги, отчисленного мальчика. Позже позвонили еще восемь человек с той же просьбой. Дело Гуги было ясным, он не обладал музыкальными талантами, его нужно было определить в другое училище. Но мать Гуги мечтала, чтоб ее сын стал пианистом, добивалась его восстановления. «И ведь сумела же она привлечь на свою сторону всю эту почтенную публику! Как?Каким образом?».

Автор понял, в чем дело, когда она сама к нему пришла. Она была серенькой, незаметной. Все, что она умела – плакать.

«И эти тихие слезы творили чудо. Из склочной, эгоистичной женщины они превращали Гугину маму в маленькую обиженную девочку, и вот вы готовы были уже броситься в бой против ее обидчика».

Автор тоже не выдержал и стал звонить, просить восстановления Гуги. Шестаков согласился, но пригласил в школу, чтобы заступники подтвердили свою просьбу. В школе оказалось, что никто не знает Гугу лично. Тогда директор пригласил мальчика в класс и попросил сыграть. Он играл холодно, равнодушно. «Если вы действительно хотите помочь Гуге, то вам следует прежде всего серьезно поговорить с Гугиной мамой». На это никто не согласился, все разошлись.

Когда автор отъезжал от школы, его машина заглохла. Гуга помог завести ее, почистил свечи, поменял две. Автор решил подвезти парня. Оказывается, Гуга «два года состоял членом Детского автомобильного клуба». «Только не говорите маме». Мальчик хотел подать заявление в автомеханическое ремесленное училище, но там москвичам не дают общежития. «Хороший специалист - тот, который идет снизу вверх». После училища Гуга хочет в техникум, потом в институт. Автор решается пойти наперекор Гугиной маме и помочь парню, ему все-таки выделяют общежитие. «родительские мечтания не должны быть эгоистичны», хотя автор и знает, что «завтра же Гугина мама начнет бегать, плакать и жаловаться на меня».

«Дяденька, дай прикурить…» 1948 г.

«Сын моего соседа Миша устроил на днях банкет по случаю благополучного перехода из седьмого класса в восьмой». Родители пришли домой, а дети уже пьяные, мать заплакала, а отец выпорол сына и племянника Леню. Леня-то и подбивал Мишу отметить по-взрослому: с алкоголем. Миша пошел в «Гастроном» и купил водку. Автора возмущает то, что никто не остановил детей.

«Почему в магазине продают водку несовершеннолетним?». Продавца и завмага удивил такой вопрос, если есть деньги, они обязаны продать. «Советский человек должен радеть о правильном воспитании как своего, так и чужого ребенка».В том же магазине маленький человечишка может купить и папиросы.

- «Дяденька, дай прикурить!

И дяденька делится огоньком, часто даже не поворачивая головы к просящему, не думая о нем». И в кинотеатре, вечером детям нельзя на сеанс, для них время – день. Но стали показывать не предназначенные для детей фильмы днем. Автор настаивает на том, что «заправильное воспитание детей морально отвечает каждый из нас, дети должны всегда видеть и уважать в тебе строгого и любящего старшего».

«Плох тот отец, который дома читает сыну проповеди о вреде табака, а на улице прикуривает папиросу от одной спички со школьником».

Рейснер Л.М. Уголь, железо и живые люди

«Красная новь»: «Ей нужно было жить и нужно было помереть где-нибудь в степи, в море, в горах, с крепко стиснутой винтовкой или маузером в руках, ибо она отличалась духом искательства, неугомонной подвижности, смелости, жадности к жизни и крепкой воли. Этот воинствующий дух, не щадя себя, она отдала революции».

Книгу составили очерки, печатавшиеся в «Известиях», 1924, № 162, а также в журналах «Прожектор», 1924, № 22, и «Красная новь», 1924, №№ 4, 7, 8.

Описание местности и работ очень образное, живое. Много метафор, сравнений. Во всех рассказах видно сочувственное отношение к рабочим.

Билимбай (рудник)

Описывается вход в шахту, затем сама шахта, тусклый свет керосиновых ламп, освещающих маленькие пещеры в конце каждого коридора. Рабочий готовит динамитный патрон. Работа очень опасна: динамит может взорваться в руках. Три сильных взрыва. У секретаря билимбаевской компартии спрашивают, правда ли хотят сделать 8-часовой рабочий день вместо 6-часового. А ведь вентиляции почти нет, все ползет, одежда – не резина, а холст один, спирта, полагающегося после работы, не выдают. Говорят ему: «А восьми часам не бывать! Так и запиши».

Дым от взрыва приближается, пора уходить.

Говорится, что для работы нужно электричество, новые машины, технические усовершенствования, огромные деньги. А денег нет и не скоро будут. Раньше тут работали ссыльные политические, во время войны пытались пристроить на каторжные работы немецких военнопленных (что не удалось из-за их сопротивления). Рудник работает на Билимбаевский чугуноплавильный завод. Хотели закрыть – рабочие не дали; сами отказались от электрификации, чтобы не повысить себестоимость.

За 6 часов забойщик получает 1 руб. 12 коп. может с трудом приработать сверх нормы 30-34 коп. Каталь получает 50-70 коп. Не всегда деньгами. Каждый взмах кирки на этих дьявольских рудниках совершается в надежде на скорое наступление жизни более человеческой и справедливой.

Много чахоточных, но посылают лечиться на Урал же, где холодно. Лишь 1 чел в год –

на теплое море.

Завод Билимбай строен крепостными. Вокруг осело 7 крепостных сел. Церковь на холме. Оборудование все уже устарело (было бы смешно европейцу). Алексей Алексеевич Кашин, хранитель и полновластный хозяин домны, спец, 35 лет состоящий при домнах. Повел к сердцу домны. Тут каторжный труд: постоянно подсыпать руду и уголь, а тут жар, дым и огонь. По приказу старшего мастера добавляется флюс для очищения руды.

Неслыханное мужество рабочих, несмотря на все протесты и неудовольствия, на своем горбу вытаскивающих Россию из экономической трясины.

Ревда

Из истории. Про воровскую шайку, разбойников (пугачевщина). Через 100 лет Умнов писал про фабрику. Принадлежит Демидовым.

Тут делают кирпичи и какие-то трубы. Где делают песок – дышать нечем. Работают, в основном, женщины. За 260 кирпичей в день 52,5 коп., столько же за 60 труб плюс надбавка за все лишнее. Это работают вдовы и одинокие с 3-4 детьми на руках, почти все – члены партии. Мыла не дают. Вокруг сухая и душная жара.

Далее черный цех прокатки и литья. Достают слиток из печи: описывается как роды. В общем, в каждом рассказе подробно, но образно и художественно описывается весь процесс того или иного производства (в зависимости от специализации завода-рудника-фабрики). Заведующий заводом товарищ Юшков. Тут, кажется, делают проволоку. Тяжелые условия труда, плохое питание. Всем плохо, но все равно говорят: «А может быть, сейчас иначе и нельзя» (Мокрецов, один из самых ожесточенных рабочих).

Шайтанка

Жара. Рабочие бросают в мартеновскую печь металлические отходы. Продолжается 6 часов. Потом выливают. Еще не готово. Опять закидывают в печь. У печи все сильные, молодые, здоровые люди. Как ни жарит печь, легче жить под чистым уральским небом, чем в вонючей тесноте Выборгской.

Успевают отдохнуть за пару минут: курят и дремлют стоя с открытыми глазами.

Владелец Ефим Александрович Ширяев. Были готовы убить за бесчеловечное обращение. И был убит разбойником атаманом Рыжанко.

Последняя проба: инженеры и старший печной. Потом звучит набат. Сплав готов. Делают слитки. Сталь переходит в следующую фазу своих трудовых воплощений.

Лысьва

Перед заводом церковь. Денег нет.

При Колчаке печи погибли. В сердце завода – руины. Сутунка – пылающая змея железа, которую режут ножницами на куски. Через год вместо двух станков будет три.

Железопрокатный и жестеотделочный

Великолепный и мучительный цех-колесо.

- Нет, лучше на фронте, чем здесь гореть…

Делают листы металлические. Опять-таки ужасные условия, но к стене прибит листок: «Помните о Ленине». В каждом очерке беседа с рабочим о его жизни, зарплате, отношении к работе: всем тяжело, мало платят, плохо кормят, все ропщут, но все же готовы еще терпеть. Возмущение понижением оплаты.

Эмалировочный цех

Сухо и тепло. Покрывают посуду эмалью. Работают женщины 8 часов. Ругаются на чем свет стоит. Зарплату уменьшили, фартуки отобрали. И тут мыла нет.

Цех штамповальный

Холоден, шумен и черен. Штампуется посуда из жести. Женщины приделывают ручки к сковородкам и горшкам. За смену 85 коп. Шьют чайники. Наука говорит: самое большое – три года, четыре. Больше человеческие легкие выдержать не могут.Отнято мясо (противоядие), разряды урезаны (по новому колдоговору, о котором говорится и в других очерках).жизни донашиваются как старые платья.

Кытлым (платина)

Кытлым по вотяцки значит котел. Добывают платину. Опять история места: были европейские владельцы. Потом отвоевали.

Процесс добывания платины безобразен, нелеп и возмутителен. Вся долина превращается в кладбище ради нескольких крупиц, которые человечество почему-то решило считать драгоценными. Машины – драги. Опять подробно этапы процесса обработки породы для добывания платины. Говорит о платиновой лихорадке.

Старательские места болотистые. Там издавна ведется охота (на дичь). На приисках работают артели. Продажная земля, которая отдается всякому и подолгу остается бесплодной.

Уголь черный и белый (Кизелстрой)

Речка Косьва. Кизеловские копи. Огромное предприятие: сильная шахта в Половинке и три в Губахе, верстах в 20 от Кизела. Свои центры и окраины, подземные шоссе, тропинки. Добыча угля и руды. Бывает, что нет тока, и вентиляционная машина перестает работать. Тогда шахтерам глубоко под землей не хватает воздуха и не откачивается вода. Говорится о создании мощной районной электростанции – Кизелстрой, ГРЭС. Турбогенераторы. Ведутся постоянные записи с приборов.

Подземники

Забой № 46, в него надо ползти на животе. Михаил Матвеевич – заведующий шахтой. Забой № 25. Товарищ Деревнин – фанатик, доброволец горы, любит шахты. Наверху был трусом, не хотел воевать. Здесь – солдат подземной армии, неутомимый рядовой.

Володарская копь. Одна из самых трудных по качеству угля и по роду работ. Моторгин. Исключен из партии.

Одна из причин, благодаря которой производительность Кизеловских копей была поднята, - привлечение молодых сил. У стариков лучше не спрашивать про партию, революцию и гражданскую войну – покроют матом. Старики ценны.

Ленинская копь. Шахта № 3. Ленинский набор (в партию): спрашивает всех, зачем вступили.

Надеждинский завод (черновой набросок двух цехов)

1. Домна

Каталь Есин. Домна стара. Опять процесс приготовления металла (уголь и руда). Товарищ Пельник.

2. У доменных и в листопрокатных

Крестьяне и коренные рабочие. Крестьяне не привыкли – делают все медленнее. Оно, конечно, хорошо написано, образно и жизненно, но все почти одно и то же… уже невозможно об этом читать: кто когда вступил в партию, где воевал, когда вернулся, сколько работает, сколько получает, какой разряд, что у него дома творится… и т.д.

Горловка (Донбасс)

Один из самых крупных угольных колодцев Донбасса. Искусственные горы из отходов. Спасательный отряд Черницына сколько-то лет назад спасал шахтеров, и никто не выжил. Работа одна из самых трудных по Донбассу. Настоящей вентиляции нет. Работают не вертикально, а под углом.

Пласт «Сорока». Как обычно, везде ядовитый воздух. Жилища рабочих – рассадник туберкулеза (досталось от бельгийцев, которые строили так, чтобы эти здания давно развалились). Недостаток в жилищах. Но вроде должны построить новые общежития. Больница бедна, всех отправляет лечиться домой.

Описывается воскресный день Горловки.

Соль

Бахмутская долина, это – кусок черного хлеба, густо посыпанный солью. Под слоем чернозема – сплошной соляной пласт. Площадь – 54 версты. Раньше из 9 рудников 7 принадлежало голландцам и французам. Рудник «Свердлов». Тут достроены лучшие на Донбассе дома для рабочих; идеальная силовая станция и мельница для размола более дорогих сортов соли.

«Шевченко» - огромный и все еще богатый соляной колодец. Старые верные машины. Способ бурения устарел так же, как машины. Опять из истории (про красных, белых, революцию, гражданскую войну и т.д.)

В итоге: мне понравились произведения Рейснер. Во-первых, написаны не нудно. Во-вторых, удивляет, что Рейснер сама везде побывала, во всех шахтах. При этом успела про всех узнать, со всеми поговорить, узнать про историю того или иного места.

Иван Рябов. Стальная конница.

Первый трактор появился в Ухтомском районе 3 года тому назад. «Трактору приходилось преодолевать консерватизм мужика, упорно и долго добиваться признания в деревне». Постепенно все по достоинству оценили работу трактора.«Мы не допустим никакого преувеличения, если скажем, что зачатки коллективизации связаны с появлением его - трактора». Потом появились еще 3 «фордзона». В Ухтомском районе решено организовать МТС (машинно-тракторную станцию): идут конференции и совещания, посвященные МТС. Но вокруг МТС в деревнях закипает классовая борьба: кулак выдвигает «тезисы» против механизации. Зная, что никто не поверит в разговоры о том, что трактор – это нечистая сила (как было раньше), кулак говорит, что механизация порождает безработицу. Но колхозники дают горячий отпор кулакам.«Это совершенно закономерно. Машина, в условиях социалистического хозяйства являющаяся первым помощником трудящегося, становится убийцей для эксплуататора».

1 января 1931 г.

Иван Рябов. Василий Сидоров.

С детства Василию Сидорову внушались чувства нелюбви и неуважения к земле его родины. Он наблюдал за жизнью бобылей и бедняков соседей-ремесленников. Его отец был ткачом, умер на 48 году жизни, «задавленный непосильным трудом». С 11 лет Василий стал работать помощником шорника в мастерской соседа-кулака. Его жизнь была бы повторением нищей жизни отца, если бы не революция.

Василий Сидоров хотел изменить свою жизнь, но не ушел из родной деревни Настасьино. Он хотел быть земледельцем, стал членом комсомольской организации. Василий Сидоров, опираясь на полученные из книг знания, стал реализовывать свои замыслы, стал агрономом. Благодаря кропотливой работе Сидорова и его товарищей, в Настасиьине была организована сельскохозяйственная артель «Победа»; колхозная бригада под руководством Сидорова собирала самый высокий урожай и т.д. В Настасьине Василия Сидорова любят, ценят и уважают, приходят за советом и за помощью.

Своим примером Василий Сидоров показал и доказал, что для коллективного сельскохозяйственного строя нет преград.

29 ноября 1937 г.

Иван Рябов. Народная учительница.

Чехов говорил Горькому о неловкости, которую испытывал писатель, встречаясь с русским учителем - робким, забитым, бедно одетым человеком.

Елене Ивановне Воробьевой, молодой учительнице, выросшей в условиях новой, колхозной деревни, незнакомо то явления, о котором говорил Чехов. Он «учительствует в Муриковской неполной средней школе Шаховского района, московской области».

- Любовь к родине начинается с любви к месту своего рождения, - говорит Елена Ивановна. Эта любовь определила ее решение стать учительницей в Мурикове. За 4 года она завоевала прочный авторитет.Колхозники ценят Елену Ивановну Воробьеву как учительницу-общественницу.

- Без любви к ребенку нет педагога, - говорит она. В ее классе 100% успеваемость.Воробьева гордится профессией педагога, стремится повысить свое мастерство, работает над собой…молодая учительница Елена Ивановна Воробьева, награжденная правительством, олицетворяет новое поколение народной интеллигенции.

17 мая 1939 г.

Иван Рябов. Десять лет колхоза в Борисполье.

1. О чем говорят документы.

До революции этот край числился в бесславной категории «оскудевающих губерний» … Вытеснив крестьянство с земли, курские помещики называли его «бродячим сословием»…

2. Как бориспольские колхозники князя Юсупова обогнали.

27 ноября 1939 года в деревне Борисполье, Ракитянского района, Курской области, состоялся большой праздник… торжественно отмечалось десятилетие существования в деревне сельскохозяйственной артели… Бориспольская артель «12 лет Октября» - одна из первых колхозных ячеек Курской области…

Деревня возникла в 1854 году по прихоти помещика Юсупова…

Истина постигается путем сравнения. В юбилейный день бориспольцы сравнивали век нынешний и век минувший, вчера и сегодня. Сравнение с прошлым было в пользу настоящего: в колхозе произошла механизация, резкий подъем эффективности труда и т.д.

3. Крестьяне, которых не знала история.

Кузьма Михайлович Кравцов (37 лет) – председатель правления Бориспольского колхоза. Кузьма Кравцов ростом своей личности обязан колхозному строю.

Ефросинья Матвеевна Деревянкина – колхозница, звеньевая в 3 бригаде. Ее муж – шофер в колхозе. Ефросинья живет интересной жизнью: ходит в школу, в агрономический кружок и т.д.

Труд в артели стал делом чести и достоинства.

4. Чувство нового.

…И вот чаще и настойчивее заговорили в Борисполье о новой стройке… Надо бы расширить кирпичное производство, новый пруд копать, обзавестись динамо-машиной. Надо строиться, повышать урожайность, идти вперед…

27 декабря 1939 г.

Заславский Д.И. «Маргарита с бомбой».

Про американскую журналистку Маргариту Хиггинс. Автор сравнивает её с Маргаритой из «Фауста» Гете. Но не потому, что она красива, а потому, что наивна.

«её приводит, видите ли, в неописуемое умиление тот факт, что «Соединенные штаты, благодаря огромному количеству баз за океаном смогут посылать управляемые снаряды на территорию Советского Союза из многих мест Европы и Африки».

Мы видим, как милое дитя хлопает ручонками и выкрикивает на страницах «Нью-Йорк геральд трибюн»: «У русских положение таково, что хотя Европа и окажется в пределах досягаемости, но Соединенные Штаты будут вне этих пределов. Если случится самое худшее, мы сможем посылать свои управляемые снаряды на Москву и Ленинград. Русские же не могут с помощью управляемых снарядов нанести удар ни Вашингтону, ни Нью-Йорку».

А отсюда милое дитя делает вывод: развязывайте войну, дядя Пентагон, не откладывайте, спешите!

Поражают бесстыдство и цинизм этой девочки бальзаковского возраста. Хорошо бы размножить её статью в миллионах экземпляров, снабдить выразительными иллюстрациями – изображениями людей, гибнущих от бомб Парижа, Лондона, Берлина, поместить под стеклом в изящных рамках и повесить на стене у каждого западноевропейца. Вот, любуйтесь, счастливые партнеры США, как представляет себе некоторая часть американцев, не самая умная, ваше блаженное будущее. Вы будете погибать, а заокеанские империалисты, сидя в Вашингтоне, как в театральной ложе со всеми удобствами, в полной безопасности, будут развлекаться видом горящей Европы.

…Надо полагать, что бывший командующий стратегической авиацией США генерал Джордж Кенни лучше разбирается в этих делах, чем Маргарита. И вот этот генерал не далее как в прошлом месяце заявил: «Соединенные Штаты уступили свое превосходство в воздухе Советскому Союзу».

…Имеющий уши да слышит. А имеющий чрезмерно длинный язык пусть лучше спряет его.

Спрячьтесь, Маргарита Хиггинс!

Заславский Д.И. «Сроки, пророки и сороки» (Драматические сцены)

Действие происходит за горами, за долами и за синими морями, между небом и землей, в тридевятом царстве, в тридесятом государстве.

Кабинет Повелителя. Все в высшей степени условно. Ничего конкретного. Повелитель, очень старый мужчина с холодными глазами, сидит на троне за письменным столом и подписывает бумаги, которые подкладывает ему Секретарь, еще молодой человек с ироническим выражением лица.

Видно, что это занятие длится уже не первый час и обоим оно смертельно надоело.

Секретарь приносит Повелителю на подпись телеграмму: «Искренне и сердечно поздравляем Советский Союз Социалистических Республик с 39-летием существования и желаем процветания великому советскому народу».

Повелитель: Я бы охотнее послал ему свои проклятия и пожелание скорее погибнуть.

Секретарь: Ваши проклятия и пожелания можете оставить при себе. К сожалению, они недействительны. Я их не слышал.

Повелитель: Дожили! (Вздыхает) А надо ли поздравлять?

Секретарь: Надо. Министр иностранных дел требует. И министр внешней торговли тоже. «Мы, - говорит, - в этом заинтересованы». Ну, и народ тоже.

Повелитель: А почему? Ведь было же время, не поздравляли.

Секретарь: Мало ли что было! Было и сплыло. Это раньше мы могли позволить себе делать вид, будто не замечаем Советского Союза.

Повелитель: А теперь нельзя взять да позволить себе?

Секретарь: Нельзя. Великая держава! Мировая сила! Не мы одни, все поздравляют. И международное положение требует: ослабление напряженности… В итоге Повелитель подписывает, вычеркнув слово «сердечно», но оставив «искренне» - потому что это «принятая условность».

Во второй сцене приходят звездочеты, ученые, гадалки, которые предрекали скорую смерть Советскому Союзу. Повелитель упрекает их в том, что они были неправы, но потом приносит извинения.

Повелитель: Мы всегда стояли и стоим за свободу частной инициативы и за конкуренцию, в чем бы она ни проявлялась! Частная прибыль священна для нас! Прошу вас извинить меня за грубые выражения. Я могу презирать ваши предсказания, но я должен уважать вас как коммерсантов, торгующих своим товаром. Идите с миром в дома и заведения ваши, но будьте осторожны. Выражайтесь по возможности надвое. Не могу сказать вам: говорите правду, - но по крайней мере соблюдайте правдоподобие. Предсказывайте, но не назначайте сроков. К примеру, сколько еще лет просуществует капитализм?

Академики (хором): Вечно!

Астрологи: Сто лет с гаком!

Гадалки: Сто гаков и еще гак!

Секретарь: Ну, и глупо! Говорите неопределенно: долго, пока рак не свистнет. Расходитесь.

Сцена третья.

Повелитель: Что за шум на улице? Почему кричат?

Секретарь: Народ поздравляет Советский Союз.

Повелитель: Безобразие! Телеграмма ведь послана. Разогнать!

Занавес.