Gromova_LP / Громова Л.П. - История русской журналистики XVIII - XIX веков - 2003 / 19 век / 2 пол 19 в / 1855-1870 / 6 Время и Эпоха Достоевских

§ 6. «Время» и «Эпоха» М. М. и Ф. М. Достоевских. «Дневник писателя»

Издание братьями Достоевскими журналов «Время» (1861-1863) и «Эпоха» (1864-1865) стало заметным явлением общественной и лите­ратурной жизни России 1860-х годов. Хлопоты о разрешении изда­вать периодический орган Михаил Михайлович Достоевский начал в июне 1858 г., еще до возвращения брата Федора Михайловича из ссыл­ки, в которой тот находился после осуждения по делу петрашевцев с 1849 г. После получения разрешения на издание еженедельной поли­тической и литературной газеты «Время» М. М. Достоевский обра­щается в С.-Петербургский цензурный комитет с ходатайством изда­вать «под тем же самым заглавием» ежемесячный журнал объемом 25-30 печатных листов. Разрешение было получено 3 июля 1860 г.; а в

сентябре газеты и афиши опубликовали объявление об издании жур­нала «Время» как журнала литературного и политического с пятью отделами. Конец 1860 г. был заполнен организацией хозяйственной, издательской и редакционной жизни журнала, подготовкой первых его номеров, подбором сотрудников и публикуемого материала. Всю работу взял на себя М. М. Достоевский, как более искушенный в практических вопросах и умевший вести денежные дела.

Журнал все время своего существования печатался в типографии Э. Праца. Подписка в Петербурге и Москве принималась в книжных магазинах А. Ф. и И. В. Базуновых. Кроме того, она велась и через другие книжные магазины, редакцию журнала и департаменты разных мини­стерств и учреждений. Деньги от иногородних подписчиков поступали С почты, через экспедицию почтамта отправлялись читателям и номера журнала. Подписка на год составляла 16 рублей. В 1861 г, когда журнал имел лишь 1600 подписчиков, его общий доход достигал 25 000, расход — 29 000 рублей. Но уже через год финансовые дела «Времени» пошли в гору: при 4000 подписчиков в 1862 г. доход составил свыше 60 000, расход около 47 000 рублей. Для связей с подписчиками и по другим редакцион­ным делам у М. М. Достоевского имелись штатные служащие. В редак­ции не только велся учет общих денежных сумм, получаемых с подпис­чиков, но и их географическая статистика — тщательный анализ читателей по губерниям и областям Российской империи.

Быстрый рост успеха журнала позволил редактору повысить раз­мер гонораров до уровня других солидных журналов (не ниже 50 руб­лей за печатный лист), часто деньги выдавались вперед, за еще не на­писанные произведения. Кроме того, нуждавшимся сотрудникам по их просьбе редакция выплачивала небольшие суммы дополнительно.

М. М. Достоевский сам осуществлял подбор авторов, вел с ними переговоры. Значительна его роль в выработке общей линии и в ре­дактировании журнала. Оценивая впоследствии итоги его деятельно­сти как редактора, Ф. М. Достоевский писал: «Михаил Михайлович был редактором но преимуществу... Всегда буквально заваленный работой по изданию, он сам писал в журнале мало; всего было толь­ко несколько статей его в отделении критики... Если редактор действи­тельно занимается сам своим журналом, то дух, цель, направление издания, все исходит от него. Он мало-помалу неприметно окружает себя постоянными, согласными в убеждениях сотрудниками. Он, ча­сто неприметно для самих сотрудников, наводит их на мысль писать именно о том, что надо журналу. От редактора исходит единство и целость журнала».

Вокруг «Времени» уже со второй половины 1860 г. начал сплачиваться круг разнообразных авторов. Тех, чьи имена названы в журна­ле, было за время издания около ста человек. Имена не всех участни­ков известны, так как многие статьи печатались без указания автора.

Круг авторов «Времени» можно условно разделить на три груп­пы. В первую входили писатели, связанные с братьями Достоевски­ми еще с молодых лет, участники литературной и журнальной поле­мики ЗО-40-х годов. Одни из них (Тургенев, Некрасов, Григорович) печатались эпизодически, другие (Ли. Майков, Плещеев, Милюков и Порецкий) сыграли значительную роль в истории нового журнала. Вторую группу составляли сверстники братьев Достоевских, близ­кие им по социальному положению, но сблизившиеся с ними только в связи с изданием журнала. К ним принадлежа! Полонский, Страхов, Ли. Григорьев и Разин. Все они стали влиятельными сотрудниками издания. Хотя их социальное происхождение было различным (Стра­хов — попович, Разин — из крестьян, Полонский — сын чиновника, предки Григорьева представляли все эти три сословия), всех их объе­диняло полученное в одно время образование, необходимость со­держать себя работой, для чего они избрали педагогическую деятель­ность. Полонский и Григорьев были связаны с Москвой, Московским университетом. Страхов и Разин — с Петербургом и его учебными заведениями. Третью, наиболее многочисленную группу сотрудни­ков журнала составила молодежь, сознательная жизнь которой при­шлась на период, когда кончился гнет николаевского царствования и начался общественный подъем. В эту группу входили поэты В. Кре­стовский, Ф. Берг, В. Костомаров; прозаики и драматурги С. Левитов, Помяловский, Воронов, Л. Уткин, Бибиков, Суслова, В. Острогор­ский; авторы публицистических статей и рецензий П. Ткачев, Н. Бла­говещенский, М. Владиславлев, М. Семевский, II. Барсов, Щеглов и др. В основном это были выходцы из провинции, многие происходи­ли из духовного сословия или мелкочиновничьей и мещанской сре­ды. Для некоторых из них участие во «Времени» было началом их литературной, научной или публицистической деятельности (Ткачев, Левитов, Благовещенский, Владиславлев, Острогорский). Весьма при­мечательно, что редакция «Времени» охотно предоставляла место в журнале начинающим авторам. Со многими провинциальными ав­торами М. М. Достоевский переписывался, другие, переселившись в Петербург, постоянно общались с редакцией. Разность взглядов со­трудников обнаруживалась в редакционных спорах, которые позво­ляли согласовывать позиции, сглаживать противоречия.

Но со временем определилось размежевание сил. Одним по­люсом был А. А. Григорьев с его стремлением найти связи запад-

ничества со славянофильством, примирив их с погодинской «на­родностью». Его единомышленником в поисках «почвы» являлся Н. Н. Страхов, непримиримый противник материализма. На другом полюсе находился А. Е. Разин, который последовательно вел ради­кальную демократическую линию, сближая журнал с «Современни­ком», чем вызывал противодействие Григорьева. Направление Рази­на проводили Ткачев, Благовещенский, Бибиков, Щеглов. Центр между двумя полюсами занимали люди 40-х годов, либеральные де­мократы, в прошлом связанные с кружком Петрашевского, — Пле­щеев, Милюков, Порецкий, Полонский, к ним частично примыкала и молодежь — Берг, Владиславлев и др. Редакционная жизнь проходила во внутренней борьбе, в которой определялось направление журнала и корректировались позиции редакторов. В то же время многие со­временники отмечали творческую, благожелательную атмосферу, в которой проходила совместная работа людей разных поколений, пред­ставлявших орган так называемых «почвенников».

Идеология «почвенничества», получившая обоснование в выступ­лениях Ф. М. Достоевского, представляла собой специфическую моди­фикацию идей славянофильства в новых условиях общественно-лите­ратурной жизни России 60-х годов. «Почвенничество» возникло из стремления выработать общую идею, которая примирила бы западни­ков и славянофилов, «цивилизацию» и «народное начало». Демокра­тический характер новой теории был заявлен Ф. М. Достоевским с пер­вого номера журнала в «Ряде статей о русской литературе», публиковавшихся в течение 1861 г. В единении общечеловеческого зна­ния, накопленного веками, и национального, самобытного опыта рус­ского народа Достоевский видел основу примирения. Цивилизация, по его мнению, не заменяет собой древнюю культуру народа, она лишь инструмент, открывающий для него новые возможности. Новая Русь переросла цивилизацию, пропустила ее через себя и выделила самое главное — науку, которую и несет народу. «Наука вечна и незыблема для всех в основных законах своих, но плоды ее зависят от национальных особенностей, т.е. от почвы и народного характера». Начало духовного примирения Достоевский видел в образовании. Размышляя о своеоб­разии русского народа, он выделил его «всеиримиримость» и «всече-ловечность», в которых находил «точку соединения и примирения».

Впоследствии в заметках «О русской литературе» публицист сфор­мулирует эту идею более емко: «О, все это славянофильство и запад­ничество наше есть одно только великое у нас недоразумение, хотя исторически и необходимое. Для настоящего русского Европа и удел всего арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли, потому что наш удел и есть всемирноеть и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления на­шего к воссоединению людей».

Летом 1862 г. Ф. М. Достоевский впервые совершил поездку за границу. Он побывал в Германии, Италии, Швейцарии, Франции. Англии, в Лондоне посетил Герцена. Эта поездка вызвала новые раз­мышления Достоевского о судьбах России и Запада, отразившиеся в «Зимних заметках о летних впечатлениях», опубликованных в журна­ле но возвращении в 1863 г. «Зимние заметки...» проникнуты резкой критикой европейской буржуазной цивилизации. В Европе, считает писатель, идея братского единения вытеснена из самой натуры чело­века индивидуализмом и собственническими вожделениями, и толь­ко для русского человека это не абстрактная формула, а живая по­требность духа, которая воплотится когда-нибудь в действительности. В центре внимания публициста три основные проблемы: соотноше­ние буржуазной действительности и социального идеала, суть соци­алистической идеи и возможности ее реализации и роль националь­ного начала в исторических судьбах России. Идея равенства и братства являлась одной из наиболее распространенных в социальных теориях XIX в. Но именно Достоевский определил иную, по сравнению с со­циалистическими концепциями, заданность этой идее: братство не может вводиться насильственно, оно должно стать результатом есте­ственного развития человека и общества. Идеал Достоевского обра­щен к человеку, а не к представителям социальных слоев и классов. Основой его реализации может быть развитость разума и нравствен­ности человека и общества, а не политическое чутье и классовый интерес. Достоевский обращает внимание на то, что конструктивная простота социалистических теорий вступает в противоречие с чело­веческой природой и жизнью человека в обществе.

Предпринятые правительством реформы вызвали на страницах «Времени» свою оценку. Объявление Манифеста 19 февраля и «Поло­жений» не иолучило широкого освещения в журнале. В то время как мартовские обозрения других изданий («Отечественных записок», «Библиотеки для чтения») были целиком посвящены восторженным откликам на свершившееся событие. «Время» наряду с текстом Мани­феста поместило лишь несколько фраз о «великом событии», о славе Александра II и о начале нового этапа в истории России. Причем жур­нал интересует прежде всею нравственная сторона освобождения кре­стьян: «Преимущества свободного труда над несвободным уже давно не подлежат никакому спору; они огромны не в одном экономиче­ском смысле: за развитием свободного труда неизбежно следует раз-

витие чувства человеческого достоинства, которое необходимо пред­полагает и возвышение уровня народной нравственности».

Проявленное журналом внимание к нравственному значению лик­видации крепостного права, к защите личности человека стало лейтмо­тивом почти всех последующих выступлений о реформе. Естествен­ным следствием было усиленное внимание к нарушениям дарованных прав со стороны бывших владельцев и полиции (телесные наказания и пр.), а также вопросы грамотности, культурного развития крестьян. Что же касается экономических условий, в которых оказались бывшие крепостные, и какова их реакция на эти условия, то эти вопросы в пер­вые месяцы издания «Время» не затрагивало.

В апрельском номере была помещена без подписи статья «19 ап­реля 1861 года». Называя крестьянскую реформу величайшим исто­рическим событием, которое может быть сопоставлено с крещени­ем, освобождением от татарского ига, реформами Петра и событиями 1812 г., автор видит ее главное значение в устранении разрозненности сословий: «Наступает нора постепенного соединения народа в гар­моническое стройное целое; на месте искусственного сожительства людей на одной почве создается органическое целое — нация». Во «Внутренних новостях» проводилось настойчивое требование отме­нить телесные наказания и отучить от них народ: «А это привычка уже конечно не из тех, от которых отвыкать трудно, и не знаю, что другое могло бы так успешно произвести нравственное перерожде­ние русского человека, как эта отвычка». Параллельно с постоянным напоминанием о нравах человеческой личности на всех социальных уровнях ее существования «Время» последовательно выступало про­тив сословных границ, которыми пыталось отмежеваться дворянство, обличало его чванство и презрение к «низшим» сословиям.

Права личности стояли в центре внимания журнала и при обсуж­дении готовившейся судебной реформы. То, что Россия полна в судах «неправдой черной», было ясно и верхам, и низам, и революцион­ным демократам, и консерваторам. Об этом писали в конце 50-х годов издания разных направлений, что побудило правительство в 1861 г. поручить государственной канцелярии с участием специалистов-юристов разработать «основные положения» нового судоустройства и судопроизводства. Осенью 1862 г. утвержденные правила были опубликованы и разосланы для отзыва в судебные учреждения и уни­верситеты. Особое внимание «Времени» к подготовке реформы суда, обилие опубликованных статей по этому вопросу в значительной сте­пени связано с интересом Ф. М. Достоевского к проблеме преступ­ности и справедливости наказания.

Одной из основных тем в журнале являлась также идея развития грамотности, образования, науки. Проблема распространения гра­мотности требовала разрешения задач: что читать народу и откуда взять учителей для его обучения. Они стали предметом обсуждения в статьях Ф. Достоевского («Введение» к «Ряду статей о русской лите­ратуре», «Книжность и грамотность»), во внутренних обозрениях Порецкого о воскресных школах, об открытии специальных школ для подготовки сельских учителей, об устройстве народных училищ. О сближении с народом на почве его обучения и грамотности пи­сал Н. Страхов в рецензии на первый номер журнала «Ясная поляна» Л. Н. Толстого. В журнале и школе Толстого Страхов увидел идеал воспитания без принудительной педагогики, с установкой на «живую душу воспитываемого». Обращаясь к реформе высшего образова­ния, «Время» писало о необходимости его демократизации, доступ­ности, о восстановлении автономии университетов.

Одним из наиболее ярких в журнале было международное поли­тическое обозрение, которое вел А. Е. Разин, давая из месяца в ме­сяц по 30—40 страниц печатного текста. Обычно его статьи состояли из краткого введения под названием «Общее положение», далее шли обзоры состояния дел в трех-четырех государствах, взятых в зависи­мости от происходивших в них событий («Итальянские дела», «Фран­цузские дела»), и помещалось небольшое заключение в виде «По­следних известий». В политических обозрениях 1861-1862 гг. более всего было отведено места Италии, личности Гарибальди, писалось о политических силах, мешавших объединению страны. Второй, не менее актуальной, темой международного политического обозре­ния были события в Соединенных Штатах Америки — война север­ных и южных штатов. Тема эта была тем более злободневна в Рос­сии, что в сознании читателей ассоциировалась с проведением крестьянской реформы. Австрийские и турецкие дела вызвали Ра­зина на разговор о прошлом славянских народов в их борьбе с тур­ками. При всем сочувствии угнетенным славянам Разин далек от славянофильских тенденций. Его более занимает позиция Англии, которая предала славян, отдав их на произвол Турции, опасаясь уси­ления России. Он выражал надежду, что Гарибальди поможет сла­вянам освободиться от гнета Австрии.

Направление «Времени» как по внешнеполитическим вопросам, так и проблемам внутренней жизни страны наиболее четко проявля­лось в полемике с российскими изданиями разных направлений.

В сложной ситуации 1861-1863 гг. Ф. М. Достоевский занимал не­зависимую позицию, осуждая консервативно-охранительную линию

М. Каткова, в полемике с которым иногда солидаризировался с рево­люционно-демократическим «Современником», и в то же время рез­ко расходясь с публицистами «Современника» в необходимости ре­волюционных преобразований. Достоевский считал возможным после реформы сближение правительства и интеллигенции с наро­дом, их мирное сотрудничество.

Полемика идей проходила через все разделы журнала. Вопрос о крестьянской реформе, о судьбах дворянства, об экономическом раз­витии России, о принципах судебной реформы, о народном образо­вании, о роли искусства и значении Пушкина — эти и другие темы в полемической форме обсуждались как в научных статьях и рецензи­ях, так и в публицистической форме в виде фельетонов, писем в ре­дакцию и др. В течение всего существования «Времени», а в первый год особенно, полемика Достоевского была в основном нацелена на издания Каткова «Русский вестник» и «Современная летопись». Они резко расходились со «Временем» и по вопросам о крестьянской реформе, о значении дворянства, о дальнейшем экономическом раз­витии страны и об организации судебных, городских и земских уч­реждений. Достоевский выступал против Каткова и его соредактора П. М. Леонтьева за их кабинетную оторванность не только от народа, но и от русского общества, от родной литературы, за их преклонение перед «зрелыми странами» Европы. Достоевский взял под защиту «Свисток», против которого ополчился «Русский вестник». «Мы во­все не увлекаемся свистящим направлением „Современника", — пи­сал публицист в «Ответе „Русскому вестнику"». — Свист его иногда легкомыслен и даже пристрастен, так, по крайней мере, нам кажется. Но все-таки, повторяем, мы находим его во многом полезным... Пусть они иногда не правы, далеко заходят, опрометчивы, неумеренны. Но мысль-то их недурна. Она нова в нашей литературе». Резкость Досто­евского в полемике с «Русским вестником» объяснялась не только высокомерием, англоманией и нетерпимостью Каткова, но и полити­ческой позицией, которую занимал его журнал, исполнявший охра­нительные функции и не гнушавшийся со своих страниц доносить на литературу и прогрессивное «меньшинство». Свою статью «По по­воду элегической заметки „Русского вестника"» Достоевский закон­чил прозрачным намеком на карьеру журнала как правительственно­го доносчика, как современного Фаддея Булгарина: «Да, „Русский вестник", мы уже вам пророчили прежде, что вы рано ли, поздно ли поворотите на одну дорожку. Дорожка эта торная, гладкая. Вероятно, найдете и товарищей. Счастливый путь! И весело, и выгодно!..» В 1862 г. Достоевский выступал против «Русского вестника» уже не но частным поводам, а развернуто, с обобщениями, прослеживая эво­люцию катковского журнала.

В 1861 г. Ф. Достоевский начал также полемику со славянофилами, поместив в ноябрьской книжке статью о новой газете И. С. Аксакова «День». При своем личном уважении к редактору и при том, что по отдельным вопросам (русской общины, самобытности народа и др.) их взгляды совпадали, Достоевский выступил против основ славяно­фильского учения. Он вступился за западников, так как для него была несомненна связь с ними общественной роли литературы «за десят­ки последних лет»: «Эта самая литература, страстно-отрицательная, с неслыханной ни в какой еще литературе силою смела и доброволь­ного самоосуждения, благородная и с энтузиазмом шедшая прямо к тому, что считала доблестным и честным... эта самая литература во­сторженно поддерживалась самыми крайними западниками». Ука­зав на «ошибки» западников, Достоевский подчеркивал сочувствие к ним «массы общества», видел значение петровской реформы в том, что она внесла «великий элемент общечеловечности» и поставила его «как главнейшую цель всех стремлений русской силы и русского духа». Полемику со славянофилами Достоевский продолжил в 1862 г. статьями «Два лагеря теоретиков», «Девятнадцатый нумер „Дня"». Автор упрекает славянофилов за беспощадные обвинения общества во лжи, за слепую вражду к молодому поколению, «материалистам и коммунистам», за теоретический подход к жизни.

Непросто складывались отношения «Времени» с демократически­ми журналами «Современник» и «Русское слово». «Современник» приветствовал выход первого номера «Времени» благожелательной статьей Чернышевского, в которой призывал внимание публики к новому журналу, одобрительно отнесся к обещанию быть «предста­вителем честного и независимого мнения». Он несколько иронично отозвался о широковещательном заявлении «Времени» о борьбе с авторитетами и в то же время одобрил его позицию в вопросе гласно­сти. Однако Чернышевскому уже было ясно, что «Время» расходится с «Современником» по многим вопросам, что оно «так же мало на­мерено быть сколком с „Современника", как и с „Русского вестни­ка"». В первой же книжке «Времени» он увидел, что в ней «порядком достается» и его журналу.

Действительно, с первого номера «Время» так или иначе «задева­ло» «Современник», причем с каждым разом атака усиливалась. Во второй книжке журнала Достоевский поместил большую статью «Г. -бов и вопрос об искусстве», в которой он, рассматривая разные направления русской критики, сосредоточил свой анализ на «Современнике», положив гем самым начало борьбы редакции с «нигили­стическим направлением». Автором большинства выступлений в 1861 ив начале 1862 г. был Страхов. В статье «Вражда» он приравнял «один наиболее читаемый и любимый публикою журнал» к одиоз­ной «Домашней беседе» Аскоченского, имея в виду критические вы­ступления «Современника» против Пушкина и других литературных авторитетов. В ответ на статьи Чернышевского «О причинах падения Рима» и Писарева «Схоластика XIX века» Страхов в «Письме к ре­дактору „Времени" по поводу двух современных статей. Еще о пе­тербургской литературе» рассказывает, что одна из статей отрицает историю как науку, а вторая — философию, что является особенно опасным, так как речь идет уже об отрицании не отдельных авторите­тов, а целых направлений в человеческом знании. Корень отрицания Страхов видел в провозглашении самостоятельности мышления и обвинял нигилизм в оторванности мышления от всего развития куль­туры, нежелании учиться у других, называя это «тиранией собствен­ных мыслей». Он возмущался проповедью здравого рассудка и эго­изма, которые Писарев противопоставлял «бесполезной философии», лишь отвлекавшей людей от практической деятельно­сти и познания подлинных явлений жизни. Особенно возмущался Страхов тем, что целью жизни провозглашалось «материальное бла­гополучие».

Наряду с систематическими выступлениями Страхова основная линия журнальной полемики с конца 1862 г. перешла к Ф. М. Достоев­скому. Это было связано с появлением в сентябре написанного им развернутого «Объявления» о подписке на 1863 г., где речь шла о многозначительных «недоброжелателях» «Времени» и были указаны два их лагеря, которые Достоевский назвал «теоретиками» и «доктри­нерами». Характеризуя «теоретиков» (редакцию «Современника»), Достоевский писал: «С первого появления нашего журнала теорети­ки почувствовали, что мы с ними во многом разнимся. Что хотя мы и согласны с ними в том, что всякий в настоящее время должен быть убежден окончательно (мы разумеем прогресс), но в развитии, в иде­алах и в точках отправления и опоры общей мысли мы с ними не могли согласиться». Далее Достоевский утверждал, что «теоретики», прекрасно понимая основную идею «почвенников», тем яростнее нападали на них, так как не признают народности, стоят за «начала общечеловеческие» и представляют собой западничество «в самом крайнем своем развитии и без малейших уступок». Критика «доктри­неров» («Русского вестника») сводилась прежде всего к непонима­нию ими народности, их приверженности к прошлому: «они понимают еще слишком по-старому», этим объясняется их боязнь «за на­уку», за цивилизацию, их высокомерие. Недавнее личное знакомство Достоевского с Европой, лондонские и парижские наблюдения, об­щение с Герценом вселили в него уверенность, что «в иных есте­ственных началах характера и обычаев земли русской несравненно более здравых и жизненных залогов к прогрессу и обновлению, чем в мечтаниях самых горячих обновителей запада, уже осудивших свою цивилизацию и ищущих из нее исхода». Указывая на существование крестьянской общины, которая, по его мнению, должна бы исклю­чать возможность бедности в деревне, он явно идеализировал «но­вую жизнь», начавшуюся после 19 февраля 1861 г.

В продолжение полемики, в ответ на неблагоприятную реакцию «задетых» оппонентов, Достоевский пишет очередную статью «Не­обходимое литературное объяснение но поводу разных хлебных и нехлебных вопросов»: «В последнее время в текущей литературе объявилось множество голосов и мнений против нашего журнала. Нападения раздавались особенно дружно тотчас по выходе в свет нашего прошлогоднего сентябрьского объявления об издании „Вре­мени" в 63 году». Считая, что часть нападок надо отнести на счет конкуренции в период подписки, Достоевский остановился на тех, кто обиделся, приняв на свой счет его слова о ненависти к «свисту­нам, свистящим из хлеба», т.е. тех, кто, якобы отстаивая правду, гото­вы освистать любые идеи, следуя заказу или моде. Разоблачая суще­ствование такого явления в журналистике, публицист коснулся и «нехлебных» свистунов, но «мелко плавающих», поверхностных и лег­комысленных, опошляющих все, чего они касаются.

В январской книжке «Времени» за 1863 г. Достоевский поместил «Журнальную заметку. О новых литературных органах и новых тео­риях», посвященную тому новому в русской прессе, что явилось ре­зультатом перемены курса правительства и было подхвачено и разви­то либералами и консерваторами. «Современника» в этой статье он не касался, так как первый его номер за 1863 г. после приостановки вышел лишь в феврале. В сущности, вся статья пронизана сознанием, что происходит движение назад с уже достигнутых позиций, что ожи­вились те силы, которые вынуждены были ранее молчать, а теперь уверяют в своем предвидении происходящего и обвиняют во всем общество. Ссылка охранительной прессы на бывшие весной пожары, на «подметные письма», обвинение во всех грехах молодежи, общая ставка на «умеренность и аккуратность» — все это глубоко возмуща­ло Достоевского. Он вступился за деятельность общества в течение последних шести лет: «Общество заявляло себя по всем пунктам, всегда и везде, кто же этого не помнит? — именно заявляло себя ровно до тех нор, ровно до той самой черты, до которой возможно было ему заявить себя. Вспомните: общество заявило себя и по вопросу о распространении обществ трезвости, и но вопросу о грамотности, и но вопросу о воспитании, и но вопросу о гласности, и по вопросу крестьянскому; оно составляло по этому вопросу съезды, комитеты, адреса... В самом начале, лет шесть тому назад, приобретен был вели­колепный результат: все общество проснулось, восстало в одном ве­ликом движении и с верою и надеждою стало заявлять свои требова­ния». Говоря о неизбежности ошибок в начале большого общественного движения, Достоевский осуждал тех, кто тянул обще­ство назад, и воздавал должное тем людям, которые «твердо верили в успех и реформу». Вновь предметом негодования публициста стал всех поучавший Катков. «По-нашему, скорее систему Фурье можно у нас ввести, чем идеалы Каткова, действующего в Москве», — писал Достоевский, намекая на англоманство редактора «Русского вестни­ка». Особенно возмущал его антидемократический взгляд Каткова на высшее образование как на привилегию аристократов, и Достоев­ский напоминал о Петре Великом, который установил право на обра­зование «на самом демократическом и плодотворном основании».