3. “Коперниканская революция”

Этот период анализировался в разных аспектах: помимо историко -астрономического, также в философско-мировоззренческом, эпистемологическом, социокультурном и др. 

Наибольшие споры вызывают "контекст открытия" коперниканской системы мира. Необходимость выхода из сферы астрономического исследования в мировоззренческую сферу диктовалась Копернику осознанной им невозможностью двигаться, оставаясь в рамках самой астрономии. Многочисленные затруднения, связанные с решением "технических задач" астрономии и "внутренним несовершенством системы" Птолемея, все более расходившейся с античными идеалами гармонии и красоты, лишь подчеркивали эту необходимость. Следуя А.Койре, многие вполне справедливо считают Коперника неоплатоником, причем, согласно самому "экстремистскому" варианту такого подхода, он следовал не только общим принципам пифагорейско-платоновской философии, но принял и просто воспроизвел в контексте эпохи Возрождения образ космоса, уже известный за 1800 лет до него(!) Альтернативный подход, который разделяет и автор, считает мировоззренческим истоком коперниканской революции "соприкосновение " ряда античных традиций _ пифагорейско -платоновской, аристотелевской и даже демокритовской. Новая теория Вселенной была создана путем синтеза философских образов космоса и наблюдательных данных, критически переосмысленных Коперником. Его система мира качественно отличается и от пифагорейско-платоновских умозрений, и от гениальной догадки Аристарха как собственно астрономическое достижение. Коперник создал новую картину мира.

Система мира Коперника была своеобразным "кентав ром". Она объединила обе основные ветви античной астрономии на основе принципа гелиоцентризма, устранив многие нарушения принципа гармонии, свойственные предыдущим системам мира. В этом смысле она может считаться завершением античной астрономии. Но, вместе с тем, она оказалась, первой в астрономии истинной теорией, которая позволила описать строение и кинематику Солнечной системы. Парадоксальным образом коперниканская система и укладывалась в контекст образов античного космоса, и одновременно способствовала его разрушению, о чем говорил А.Койре.

Коперник создал не только новую космологию, но и новый тип научной рациональности, который во многих отношениях предвосхищает классический и даже неклассический типы научной рациональности. Ни выдвижение гелиоцентрической картины мира, ни ее обоснование не были бы возможны без формулировки новых идеалов и норм описания и объяснения астрономических явлений (наблюдатель находится на движущейся Земле и, в отличие от Птолемея, занимается не "спасением" явлений, а поиском их истинных причин) строение нового знания (предвосхищение идеала гипотетико-дедуктивной теории), движения к новому знанию, его доказательности (признание огромной роли эмпирических знаний).

Коперниканская революция стала "точкой бифуркации" в науке и культуре. Она является пробным камнем для современных философских и эпистемологических концепций науки. Если, например, та или иная концепция рассматривает коперниканский феномен в качестве простого "поворота" к античным умозрениям, как бы не замечая собственно астрономического его содержания и отказываясь в то же время от объяснения огромного мировоззренческого, социально -психологического, социокультурного резонанса, вызванного Коперником _ это говорит в большей мере об ограниченности и недостаточности самой этой концепции, чем об отсутствии коперниканского "переворота".

а) Н. Коперник

Коперник перевернул систему мира. Однако он перенес в свой новый мир многие фрагменты и структуру старого мира. Мир Коперника — не бесконечная вселенная; он больше, чем мир Птолемея, но это замкнутый мир. Совершенная форма — сферическая; совершенное и естественное движение — круговое. Планеты не движутся по орбите; скорее они перемещаются с помощью вращающихся кристаллических сфер. Сферы обладают материальной реальностью. Баттерфилд говорил о «консерватизме Коперника». Действительно, у Коперника мы обнаруживаем многое от старого мира, а также отголоски герметической традиции. Переходящий в новый мир всегда несет с собой что-то из старого мира. Но при этом важно, что новый мир все-таки есть, прикосновение к нему совершилось. Именно это произошло с Коперником. И хотя его теория «не была более точной, чем теория Птолемея, и не дала немедленного усовершенствования календаря» (Кун), все-таки она была революционной: она порвала с более чем тысячелетней традицией. Коперник не стал — хотя у него имелись средства для этого — улучшать или латать в том или другом месте систему Птолемея: последняя превратилась в чудовищную смесь теорий, которые уже больше ничего не могли дать.

Величие Коперника в том, что он решился сойти с проторенного пути: он предложил новый образец, альтернативную теорию, которая вначале не казалась более простой и заслуживающей внимания, был Эразм Рейнгольд (1511—1553). Ему принадлежат «Прусские таблицы» ( 1551), составленные по расчетам Коперника, которым было суждено стать необходимым инструментом в астрономических изысканиях.

б) Г. Галилей

12 марта 1610 г. Галилей издает в Венеции «Звездный вестник». В начале работы он пишет: «Велико значение вопросов, предлагаемых мной в этом кратком трактате вниманию и изучению исследователей природы. Велико как по исключительности самого материала, так и по его новизне, поскольку ранее эти вопросы никогда не поднимались, а также из-за инструмента, благодаря которому рассматриваемые предметы впервые открылись нашему взору»

Коперник утверждал, что «все сферы вращаются вокруг Солнца как центра, и поэтому центр Вселенной — вокруг Солнца». Он думал, что это истинное представление о Вселенной. Но во введении к работе «О вращениях» лютеранин Андрей Осиандер (1498—1552) утверждал: «...нет необходимости, чтобы эти гипотезы были верными или даже правдоподобными, достаточно одного: чтобы они предложили расчеты, соответствующие наблюдению». И Птолемей, теория которого приходила в столкновение с физикой Аристотеля, утверждал, что его гипотезы связаны с «математическими расчетами». Для Осиандера, как и для Птолемея, астрономические теории были только инструментами, предназначенными быстро прогнозировать движения небесных тел. Против инструменталистской интерпретации теории Коперника, данной Осиандером, резко выступает в «Пире на пепле» Джордано Бруно: Коперник не только «математик, который предполагает», но и «физик, доказывающий движение Земли»; и добавляет, что анонимное введение Осиандера «присоединено» к работе Коперника «каким-то невежественным и самонадеянным ослом». И для Кеплера «гипотезы Коперника не только не ошибочны относительно природы, но, наоборот, наиболее созвучны ей. Природа любит простоту и единство. В этом корень разногласий между Галилеем и Церковью. И в этом причина инструменталистской интерпретации учения Коперника, предложенной Беллармино и отвергнутой реалистом Галилеем.

Галлилеевский образ науки

1. Прежде всего наука, по Галилею, уже не знание на службе у веры; у них различные задачи и основы. Священное Писание несет послание о спасении души, и в его функции не входит определять «устройство небес и звезд». «Как попасть на небо», знает верующий. «Чувствующий опыт и необходимые доказательства» выявляет, «как перемещается небо». На основе разных целей (спасение души — для веры, познание — для науки) и различия в способах формулирования и восприятия (для веры — авторитет Писания и ответ человека на открывшееся ему послание; для науки — чувственный опыт и необходимые доказательства) Галилей разделяет научные суждения и суждения веры. «Мне кажется, что в размышлениях о природе оно [Писание] не играет важной роли».

2. Если наука независима от веры, тем более она должна быть независима от всех тех земных оков, которые — как вера в Аристотеля и слепая привязанность к его высказываниям — мешают ее развитию. «И что может быть постыднее, — говорит Сальвиати в «Диалоге о двух главнейших системах», — чем слышать во время публичных диспутов, как один зажимает рот другому, когда идет речь о доказанных заключениях, текстом, нередко написанным по совсем другому поводу. <...> Но, господин Симплиций, выдвигайте доказательства, ваши или Аристотеля, а не цитаты и не голые авторитеты, потому что наши диспуты касаются мира чувственного, а не бумажного».

3. Наука независима от веры, она не имеет ничего общего с догмой, представленной аристотелевской традицией. Это, однако, не означает для Галилея, что традиция опасна сама по себе. Она опасна, когда вырастает до догмы, неконтролируемой, а следовательно, неприкосновенной. «Я не говорю, что не надо слушать Аристотеля, наоборот, я приветствую обращение к этому учению и его тщательное изучение и лишь осуждаю слепое принятие любого его высказывания, без каких бы то ни было попыток найти другие объяснения, принятие его как нерушимого установления; такая крайность влечет за собой другую крайность, отбивает стремление понять силу доказательств».

По мнению последователей Аристотеля, Луна не могла иметь гор и долин; они лишили бы ее той совершенной сферической формы, которая свойственна небесным телам. Однако Галилей обращает внимание на следующее: «Это суждение достаточно затерто перипатетическими школами, но я сомневаюсь в его действенности, хотя оно и укоренилось в головах людей, не будучи доказанным и необходимым; наоборот, я скорее склонен его считать нечетким и неопределенным. Прежде всего, я не уверен в том, что сферическая форма более или менее совершенна, нежели прочие. Об этом можно говорить лишь в определенных случаях, например, когда требуется способность вращаться во все стороны, сферическая форма является самой совершенной, и потому глаза и головки бедренных костей созданы природой совершенно сферическими; напротив, для тела, которое должно оставаться стабильным и неподвижным, такая форма будет самой несовершенной; и кто при строительстве стен станет пользоваться камнями сферической формы, поступит наихудшим образом, а совершенными будут здесь камни, имеющие углы». Таким образом, Галилей показывает бессмысленность понятия «абсолютного», в то же время он выявляет его действенность в эмпирическом плане, где оно становится относительным: идея «совершенства» работает только в «определенных случаях», т. е. с точки зрения определенной цели вещь более или менее совершенна, в зависимости от того, насколько она приспособлена к заранее поставленной цели.

в) И. Ньютон

В 1642 г. на Рождество, в Вулсторпе, в окрестностях деревни Колстерворт, Линкольншир, родился Исаак Ньютон.

Ньютон завершил научную революцию, и с его системой мира обретает лицо классическая физика. Но не только астрономические или оптические, а также математические открытия (он, независимо от Лейбница, изобрел дифференциальное и интегральное исчисление) обессмертили его имя. Ньютон занимался также актуальными теологическими проблемами, вырабатывая точную методологическую теорию. Без правильного понимания идей Ньютона мы не сможем понять вполне ни значительной части английского эмпиризма, ни Просвещения, особенно французского, ни самого Канта. Действительно «разум» английских эмпириков, лимитируемый и контролируемый «опытом», без которого он уже не может свободно и по желанию перемещаться в мире сущностей, — это «разум» Ньютона. Вольтер, побывав в Англии, «увидит, что там граждане могут стремиться к любой должности, что свобода не порождает несовместимости с порядком, религия терпимо относится к философии. <...> Чтение сочинений Локка даст сведения по философии, чтение Свифта — модель, чтение Ньютона — научную доктрину» (А. Моруа). «Разум» деятелей эпохи Просвещения — это «разум» эмпирика Локка, образец которого в науке Бойля и физике Ньютона; последняя не теряется в гипотезах о внутренней природе или сущности явлений, но, постоянно контролируемая опытом, ищет и испытывает законы их функционирования. Наконец, мы не должны забывать, что «наука», о которой говорит Кант, —это наука Ньютона. Кант верил, что обязанность философа — объяснить уникальность и истинность теории Ньютона. Без понимания образа науки Ньютона поистине невозможно понять «Критику чистого разума» Канта.

Наиболее знаменитое сочинение Ньютона — «Математические начала натуральной философии» впервые издано в 1687 г. «Опубликование «Начал...» было одним из наиболее важных событий во всей физике. Эту книгу можно считать кульминацией тысячелетних усилий понять динамику вселенной, физику движущихся тел». И «в той мере, в какой непрерывность развития мысли позволяет нам говорить о подведении итогов и о новой отправной точке, мы можем сказать, что с Исааком Ньютоном классическая наука... обрела независимое существование и с этих пор начала оказывать значительное влияние на человеческое общество. Если кто-нибудь решил бы описать это влияние в его многочисленных разветвлениях... Ньютон стал бы отправной точкой: все, что сделано раньше, было лишь введением» 

Жизнь и творчество

В 1661 г. он поступил в колледж Св. Троицы в Кембридже, где нашел поддержку у преподавателя математики Исаака Барроу (1630—1677), автора известных «Лекций по математике» и сочинений по греческой математике. Барроу оценил выдающиеся способности своего ученика, который очень быстро овладел всеми основными математическими знаниями. К концу обучения Ньютон постиг исчисление бесконечно малых величин и использовал его при решении некоторых проблем аналитической геометрии. Он передал тетрадь со своими заметками Барроу и некоторым друзьям для прочтения.

В 1665 г. на два года из-за чумы Ньютон, как и многие другие преподаватели и студенты, вынужденно покидает Кембридж. Он вернулся в Вулсторп, в маленький каменный домик, уединенно расположенный в сельской глуши, чтобы предаться там размышлениям.

 начале 1684 г. известный астроном Эдмунд Галлей (1656—1742) встретился с сэром Кристофером Реном (1632—1723) и Робертом Гуком (1635—1703) с тем, чтобы обсудить проблему движения планет. Гук утверждал, что законы движений небесных тел следуют закону силы, обратно пропорциональной квадрату расстояния. Рен дал Гуку два месяца на формулировку доказательства закона. Но Гук пренебрег этим поручением.

В августе Галлей отправился в Кембридж, чтобы узнать мнение Ньютона. На вопрос Галлея, какой должна быть орбита планеты, притягиваемой Солнцем с гравитационной силой, обратно пропорциональной квадрату расстояния, Ньютон ответил: «Эллипс». Обрадованный Галлей спросил у Ньютона, как ему удалось это узнать. Ньютон отвечал: после соответствующих расчетов. Тогда Галлей попросил показать ему эти расчеты, но Ньютон не смог найти их и пообещал прислать позже, что и сделал. Кроме того, он написал работу «О движении тел», которую послал Галлею. Последний сразу понял важность работы Ньютона и убедил его написать и обнародовать трактат. Так появился самый большой шедевр в истории науки — «Математические начала натуральной философии».