2. Социально-экономическое

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

Усложнение экономических связей капиталистического общества в США в период смены капитализма свободной конкуренции империализ­мом и резкое обострение классовых антагонизмов предопределяли неиз­бежность изменения традиционных форм социально-экономической поли­тики буржуазного государства. Эта трансформация носила сложный, противоречивый характер, зачастую происходила подспудно, незаметно для глаз современников. Необходимо отметить, что господствовавшая в конце XIX в. в буржуазной идеологии доктрина «невмешательства» го­сударства в социально-экономическое развитие, по которой историки США нередко судят о реальном содержании социально-экономической по­литики правительства, дает в действительности крайне искаженное пред­ставление о последней.

Принцип государственного невмешательства в хозяйственную жизнь представлял в рассматриваемый период кредо господствующего класса. Ему поклонялись академические круги, деятели республиканской и де­мократической партий, бизнесмены, президенты. Социальное звучание этого принципа, который оформился еще в XVII—XVIII вв. и исполь­зовался тогда революционной буржуазией для критики регламентаций торгово-промышленного развития феодальными государствами, претерпе­ло в эпоху перехода к империализму серьезное изменение.

В конце XIX в. в условиях смены свободной конкуренции господством монополий выразители интересов мелкой буржуазии отказались от лозун­га государственного невмешательства и выдвинули развернутую програм­му социально-экономического законодательства, направленную на защиту интересов немонополистической буржуазии от посягательств со стороны корпораций. Последние же, напротив, взяли этот лозунг на вооружение, ибо полная свобода рук обеспечивала им наибольшие возможности как для сокрушения мелкого и среднего бизнеса, так и для эксплуатации пролетариата.

25Ibid., p. 146.

Идея абсолютной свободы бизнеса обосновывалась буржуазными идео­логами и политиками при помощи экономических, социологических, пра­вовых теорий. Но особой популярностью пользовались среди них социал-дарвинистские доктрины, представлявшие циничную форму защиты ин­тересов монополий. Социал-дарвинистские идеи пронизывали все буржуазные общественные науки, проповедовались с кафедр универси­тетов, со страниц массовой печати, подчинили себе буржуазное со­знание.

Сущность социал-дарвинизма заключалась в перенесении законов би­ологической эволюции, сформулированных Ч. Дарвином, на обществен­ное развитие. Общественные связи рассматривались социал-дарвинистами не иначе как сквозь призму «борьбы за существование» людей, выжи­вание «наиболее приспособленных» среди них и гибели «наименее при­способленных». Биологизация законов общества оборачивалась в их ра­ботах обоснованием извечного характера закономерностей капитализма. Так, непреходящим явлением мироздания, реализацией биологической борьбы за существование объявлялась частнокапиталистическая конку­ренция. Свойственные капитализму поляризация бедности и богатства, разорение сотен тысяч мелких предпринимателей и бедственное положе­ние пролетариата, с одной стороны, и усиливающийся гнет монополий — с другой, определялись как продукт естественного отбора. Результатом естественного отбора, проявлением «разума вселенной», «цветами циви­лизации» главе социал-дарвинистов У. Г. Самнеру представлялись моно­полии ²⁶. Самнер твердил об извечном характере классовых различий и классовой борьбы, которые в его истолковании представали как проявле­ние неискоренимой борьбы за существование ²⁷.

В социально-политических рекомендациях социал-дарвинисты реши­тельно настаивали на полном невмешательстве государства в ход «есте­ственного прогресса» и осуждали любые попытки облегчить участь «ме­нее приспособленных» индивидуумов и как-то ограничить устремления «более приспособленных». Спасение «менее приспособленных» в ущерб интересам «более приспособленных», заявлял Самнер, грозило бы гибелью общества, утверждением антицивилизации вместо цивилизации ²⁸.

Совершенно очевидно, что социал-дарвинистские доктрины и их ве­нец — идея государственного невмешательства — означали апологию частного предпринимательства и ничем не смягчаемой эксплуатации про­летариата, мелкой и средней буржуазии со стороны горстки монополий. Неудивительно, что монополисты, единожды познакомившись с ними, не­медленно обратились в социал-дарвинистскую веру. Все они — Э. Карне-ги, Дж. Рокфеллер, Дж. Херст, Дж. Хилл и другие — неизменно изобра­жали себя как вид наиболее приспособленных человеческих особей, а фи­нансово-промышленные империи — как высшее достижение естественного отбора.

Соотнесение формулы государственного невмешательства и конкрет­ной практики связей монополистов с правительством обнаруживает ли-

26 Sumner W. G. The Challenge of Facts and Other Essays. New Haven (Conn.), 1914.p. 90.

27 Sumner W. G. The Forgotten Man and Other Essays. New Haven (Conn.), 1918, p. 253—254.

28 Sumner W. G. What Social Classes Owe to Each Other. N. Y., 1920, p. 113—120.

41

ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС

цемерие их индивидуалистической веры. В реальной действительности,а не в теории руководители корпораций отказывали в праве на госу­дарственное содействие эксплуатируемым ими слоям общества и в то же время активно использовали правительство для поддержки собственных экономических и социальных интересов. В последней трети XIX в. осо­бенно широкую огласку получили тесные связи между государственным аппаратом и железнодорожными компаниями. Империи железнодорож­ных королей Гульдов и Вандербилтов были созданы в первую очередь благодаря щедрым подачкам из государственного земельного фонда, ко­торый согласно гомстед-акту 1862 г. предназначался формально для ор­ганизации мелких фермерских участков. Земельные владения, получен­ные железнодорожными компаниями от федерального правительства и властей штатов, равнялись территории Франции и в 5 раз превосходили площадь штата Нью-Йорк.

Уже с момента возникновения первых предпринимательских объедине­ний правительства штатов буквально соперничали друг с другом в пре­доставлении наиболее благоприятных условий для развития монополий на своих территориях. В 1875 г. в штате Нью-Джерси, который известен как «родина корпораций», был принят закон, отменявший большинство ограничений на предельные размеры капиталов предпринимательских объединений, резко расширявший их возможности при получении займов и выпуске акций и облегчавший условия их ответственности перед кре­диторами ²⁹. Другие штаты, боясь отстать от Нью-Джерси и стремясь инкорпорировать на своих территориях как можно больше предпринима­тельских объединений, создавали для них поистине тепличные условия. В 1892 г. законодатели Нью-Йорка, желая предотвратить инкорпорацию крупнейшей промышленной компании США «Дженерал моторз» на тер­ритории соседнего Нью-Джерси, приняли специальный закон об учрежде­нии этой монополии на чрезвычайно льготных условиях.

В 70—90-е годы во многих штатах были приняты законы, полностью отменявшие предельные размеры капиталов корпораций, предоставляв­шие им право заниматься многими видами хозяйственной деятельности, позволявшие монополиям выпускать акции без указания их номинальной стоимости и т. п.³⁰

Крупный капитал США, не стесненный законодательными ограниче­ниями в притязаниях на экономическое господство, а, напротив, всячески поощряемый правительством, не пренебрегал и откровенно преступными средствами для достижения своих целей. Отношение к Фемиде, выражен­ное К. Вандербилтом, было не менее циничным, чем отношение монопо­листов к «менее приспособленным» индивидам: «Какое мне дело до за­кона? У меня что — нет силы?» Нефтяной владыка Дж. Рокфеллер прокладывал путь к власти, как показал в 1894 г. Г. Д. Ллойд в книге «Богатство против общества» и в 1902 г. А. Тарбелл в серии разоблачи­тельных статей, с помощью поджогов нефтехранилищ независимых пред­принимателей, сговоров с владельцами железных дорог и подкупа судей и законодателей. Преступления «баронов-разбойников» в полной мере были разоблачены макрейкерами в начале XX в., но и в 70—80-е годы они уже стали достоянием широкой огласки.

29. Мозолин В. П.Корпорации, монополии и право США. М., 1966, с. 38.

30. Там же, с. 38—41.

ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС

43

Уже в 70—80-е годы в различных слоях и кругах общества отмеча­лись выступления против утверждения господства монополистического капитализма. Радикальная линия в критике «баронов-разбойников» по­лучила законченное выражение в воззрениях Э. Беллами, которые явля­ются попыткой разрешения противоречий, порождаемых монополиями, с позиций утопического социализма. Его роман «Взгляд назад», увидев­ший свет в 1888 г., был воспринят в среде разорявшейся мелкой буржуа­зии как пророчество и вызвал к жизни широкое социальное движение. С более умеренных позиций критиковал утверждавшееся господство монополий один из основателей буржуазной социологической науки в США, Лестер Уорд. Он первым среди буржуазных обществоведов США в 1883 г. в труде «Динамическая социология» попытался оспорить со­циал-дарвинистскую концепцию целей и средств общественного прогресса. В отличие от социал-дарвинистов Л. Уорд отводил значительное место в общественном развитии субъективному фактору, целенаправленным уси­лиям личности, общественных групп, политических институтов. Он тре­бовал проводить различие между развитием естественного мира и обще­ства, объявляя движущим фактором первого «естественный», а второго — «искусственный отбор». Сам прогресс цивилизации оказывался возможным, по Уорду, благодаря возрастающей роли в обществе методов «социального регулирования» и «планирования». Свою формулу «субъек­тивного фактора цивилизации» Уорд использовал как методологическое основание для доказательства возможности использования в обществен­ных отношениях методов «социального мелиоризма» — планомерного ис­правления обществом социальных язв и пороков, смягчения вопиющих экономических контрастов и противоречий капитализма.

Концепция Уорда звучала резким диссонансом с господствовавшими в американской буржуазной социологии социал-дарвинистскими теориями, не оставлявшими эксплуатируемым массам никаких надежд на улуч­шение своего положения. Она показывала, и совершенно справедливо, что человек может вмешиваться в общественное развитие, влиять на его ход. Вместе с тем очевидно, что концепция «субъективного фактора» Уорда имела глубоко идеалистический характер. Путь между преобразователь­ными проектами и социальной реальностью в схемах Уорда был прост. Социолог полностью отрицал роль классовой борьбы в изменении общест­венных отношений. Уорд постоянно подчеркивал, что улучшение «соци­альной среды» предполагало лишь наличие в обществе просвещенной по­литической элиты, способной, по его мнению, овладеть методами социального планирования. Выдвинутая им концепция социального дей­ствия как изобретательства, основанного на активности просвещенной элиты, исключавшего возможность классовой борьбы и самостоятельного творчества масс, соответствовала именно реформистскому воздействию на общественные отношения.

Очевидна и буржуазно-реформистская ограниченность социальной критики Уорда. В своих трудах он показал, что разные социальные слои американского общества имеют неодинаковые жилищные условия, дохо­ды, возможности для получения образования. Но, фиксируя проявления неравенства, свойственные капиталистическому обществу, Уорд не вскры­вал механизма его возникновения. «Социальный мелиоризм», который, по Уорду, мог использовать косвенные методы и каналы воздействия на об­щественные условия, совершенно не затрагивал социального статуса раз-

личных общественных групп, сложившейся общественной структуры³¹. Тем самым «социальный мелиоризм» был не чем иным, как реформами, воздействующими на крайности неравенства при капитализме, но не на его причины.

Во второй половине 80-х годов идеи Уорда подхватили и развили ряд представителей буржуазной политэкономии США, среди которых выде­лялись Р. Эли, С. Пэттэн, Э. Зелигман. В отличие от Уорда, уделившего основное внимание критике с буржуазно-реформистских позиций социал-дарвинизма, они подвергли пересмотру теорию экономического либерализ­ма, уходящего истоками к А. Смиту. На буржуазных экономистов США большое влияние оказала германская историческая школа в политэконо­мии, особенно ее второе поколение — Г. фон Шмоллер, А. Вагнер, Л. Брентано.

Вслед за ними американские буржуазно-реформистские экономисты подвергли критике традиционную либеральную концепцию «естественно­го» и «неограниченного» права индивидуума на частную собственность. Они доказывали, что это право всегда было лишь юридическим и форми­ровалось обществом в соответствии со своими потребностями. Р. Эли, например, выделял два элемента в частной собственности — «индивиду­альный» и «социальный» — и всячески акцентировал внимание на по­следнем. Апеллируя к «социальному элементу» в частной собственности, Эли и его единомышленники обосновывали право государства вмешивать­ся в экономическую жизнь, ограничивать злоупотребления монополий, смягчать крайности неравенства, осуществлять рабочее законодательство. В 1885 г. ими была основана Американская экономическая ассоциация, которая стала на многие годы главным проводником буржуазно-рефор­мистских идей в США ³².

В движении протеста против наступления монополий участвовала не­большая, но сплоченная и достаточно влиятельная группа протестантских деятелей, критиковавшая «новый индустриализм» прежде всего с пози­ций нравственно-этических и выдвигавшая в качестве панацеи от всех зол идею «евангелизации» американского общества. Жертвуя рядом при­вычных для протестантизма представлений, ставящих акцент на «личном спасении», сторонники нового либерального течения обратились к «со­циальному спасению». Они утверждали, что главной миссией христиан­ства является спасение не отдельной личности, а целого социального ор­ганизма и построение «царства божьего на земле».

Социальный евангелизм (а именно такое название получило новое течение в протестантской церкви) нес в себе критический заряд: порицал антигуманные черты капиталистического общества, разоблачал антихри­стианский характер некоторых его институтов и т. д. Одновременно со­циальный евангелизм давал оптимистическую надежду на «возрождение» этого общества с помощью «социального учения Христа». Его адепты за­являли, что христианство может стать реальной силой общественного прогресса, если принципы «социального учения Христа» получат доста­точно широкое распространение и признание во всех слоях и классах общества. Социальные евангелисты были воодушевлены стремлением ре-

31 Ward L. Applied Sociology. A Treatise on Conscious Improvement of Society by So­ ciety. N. Y., 1906, p. 28, 31, 288, 291—295.

32 Согрин В. В. Истоки современной буржуазной идеологии в США. М., 1975, с. 62—

125.

I. ОТ СВОБОДНОЙ КОНКУРЕНЦИИ К ГОСПОДСТВУ МОНОПОЛИЙ

формировать общественные институты на началах «добра и справедли­вости», смягчить и исправить нравы, покончить с классовой борьбой и с этой целью призывали церкви активнее включаться в материальную жизнь общества, полнее участвовать в социально-политических и эконо­мических движениях. Особое внимание они уделяли укреплению связей с рабочим движением, стремясь таким образом усилить на него религи­озное влияние и отвлечь от выступлений, которые могли бы представ­лять угрозу для существующего строя.

В начале 70-х годов группа протестантских деятелей образовала Хри­стианский рабочий союз, который выступил в поддержку требований аме­риканского пролетариата об улучшении условий труда и быта³³. Это была одна из первых попыток либерального протестантства, действовавше­го под влиянием английских христианских социалистов, сблизиться с ра­бочим движением. В конце 70-х — начале 80-х годов тема соединения христианства с рабочим движением находит свое развитие в деятельности конгрегационалистского священника В. Глэддена, которого американская историография называет «ранним апостолом социального евангелизма». В своих книгах, статьях и воскресных лекциях Глэдден последовательно утверждал этические идеалы социального евангелизма, особый упор делая на необходимости укрепления союза церкви и рабочего класса. Обраща­ясь к проблемам практической борьбы рабочего класса с капиталистами, Глэдден убеждал первых, что им следует ограничиться применением «христианских» и одновременно наиболее «экономически оправданных» средств, таких, как тред-юнионистское движение. Одновременно Глэдден предупреждал против участия рабочих в социалистическом Движении, ко­торое считал вредным и бесплодным ³⁴.

Сильный импульс развитию социального евангелизма дал Р. Эли, уделявший большое внимание роли церкви в достижении классового мира. В уставе Американской экономической ассоциации говорилось: «...мы призываем церковь, как главную силу в нашей стране, помочь нам, поддержать нас, обеспечить нашей работе полный успех, на который мы можем рассчитывать лишь в случае содействия с ее стороны» ³³. По инициативе Р. Эли в 1893 г. был создан Американский институт христи­анской социологии, в стенах которого получали теоретическую подготов­ку многие социальные евангелисты.

Наиболее живо реагировала на выступления социального евангелиз­ма баптистская церковь США. В 1892 г. группа баптистских священни­ков, приходы которых, как правило, располагались в рабочих районах, образовала «Братство царства божьего». На своих собраниях это братст­во обсуждало вопросы, связанные в первую очередь с так называемой «социальной деятельностью» церкви, иначе говоря, практическим участи­ем в ее жизни прихожан. В 1897 г. на очередном собрании братство при­няло резолюцию, выражавшую чувства симпатии к бастующим горня­кам ^з6. Активным участником и одним из руководителей братства в

33 Dombrowski J. The Early Days of Christian Socialism in America. N. Y., 1936, p. 78.

34 Gladden W. Tools and the Man. Property and Industry under the Christian Law. L.,

s. d.

35 Цит. по: Dombrowski J. Op. cit., p. 54.

36 Hopkins Ch. H. The Rise of the Social Gospel in American Protestantism, 1865—1915.New Haven, 1940, p. 133.

45

ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС

90-е годы был У. Раушенбуш, который спустя 10 лет стал признанным идеологом американского социального евангелизма.

Вцелом социальный евангелизм выступал как умеренно либеральноетечение в американском протестантизме, что не исключало появления в нем в определенные моменты радикальных настроений. В конце XIX в. выразителем таких настроений явился в числе других У. Д. Б лисc.

Ширящиеся протесты против беззаконий корпораций явились той ос­новой, которая побудила власти задуматься над мерами, способными хоть в какой-то мере сгладить конфликты между монополиями и эксплу­атируемыми ими слоями общества. Буржазный реформизм набрал силу в США в начале XX в., но уже в XIX в. были сделаны шаги в этом направлении. Монополистические объединения первоначально получили наиболее широкое распространение на железнодорожном транспорте. Большинство железнодорожных компаний являлись монополиями в рам­ках своих территорий, а если не были таковыми, то стремились дого­вориться с конкурентами об установлении единых максимальных тари­фов на перевозку грузов.

Консервативные члены Верховного суда свято охраняли принцип го­сударственного невмешательства в деятельность бизнеса. Верховный суд объявил недействительным статут штата Иллинойс, ограничивавший про­извол железнодорожных компаний на том основании, что регулирование междуштатной торговли и коммерции являлось согласно ст. 8 федераль­ной конституции прерогативой конгресса США³⁷. Вследствие такого ре­шения утрачивали значение и аналогичные статуты других штатов. В 1887 г. в США был принят первый федеральный закон о государ­ственном регулировании междуштатной железнодорожной сети. В основе мотивов вашингтонских законодателей лежало желание предотвратить распространение требования о национализации железнодорожного транс­порта, которое отстаивало фермерское движение и которое пользовалось все более широкой поддержкой среди других слоев. Заслуживает внима­ния то обстоятельство, что в пользу закона выступили и некоторые же­лезнодорожные компании, надеясь с помощью правительственного арби­тража ослабить междоусобную войну и выработать общую тарифную политику.

Закон 1887 г. запрещал сговоры между железнодорожными компания­ми об установлении монопольной цены на перевозку грузов и пассажи­ров, осуждал практику дискриминационных тарифов и в крайне расплыв­чатой формулировке провозглашал, что тарифы должны быть «разумны­ми и справедливыми». Компании должны были уведомить правительство о желании изменить тарифы за 10 дней до принятия решения. Для на­блюдения за выполнением закона создавалась междуштатная торговая комиссия. Она имела право доступа ко всем бумагам компаний, могла расследoвать злоупотребления, но внесенные ею решения обретали силу только после соответствующих постановлений судебных органов.

Закон 1887 г., несмотря на всю его расплывчатость и крайне ограни­ченные возможности междуштатной торговой комиссии, означал распро­странение власти федерального государства на сферу экономики, кото-

37 United States Reports: Cases Adjusted in the Supreme Court. N. Y.; Wash., 1876—,vol. 118, p. 557—596.

Oт СВОБОДНОЙ КОНКУРЕНЦИИ К ГОСПОДСТВУ МОНОПОЛИИ

ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС

47

рая до того была подчинена законам рыночной конъюнктуры и частной нициативы.

Очень скоро после принятия закона о регулировании междуштатной торговли выяснилось, что для господствующего класса в целом он был не более чем тактическим маневром, декларацией, призванной успокоить общественное мнение, и что суды намерены твердо стоять на страже сво­боды предпринимательства, освящать полный произвол корпораций. А в 1897 г. Верховный суд США, как бы выражая свое отношение по поводу 10-летия создания федеральной междуштатной торговой комиссии, объявил в двух решениях, что она вообще не вправе выносить какие-либо суждения по поводу железнодорожных тарифов, ибо это, по мнению чле­нов суда, означало узурпацию ею законодательных прерогатив, которы­ми конституция наделила только конгресс США ³⁸.

В июле 1890 г. американский конгресс принимает закон Шермана, с которым в США традиционно связывают начало федерального антимо­нополистического законодательства вообще. Статьи закона звучат весьма радикально. Так, уже в первой из них говорится: «Всякий договор, объ­единение в форме треста или в любой иной форме, или договор с целью ограничения коммерции или торговли между штатами или с иностранны­ми государствами объявляются незаконными». Лица, виновные в наруше­нии статьи, подвергались штрафу в размере до 5 тыс. долл., или тюрем­ному заключению сроком до 1 года. Ст. 7 закона указывала, что лица, потерпевшие ущерб от незаконных объединений, могли требовать возме­щения убытков в тройном размере ³⁹. К концу XIX в. в 27 штатах были приняты аналогичные по духу законы, а в 15 штатах антимонополисти­ческие акты даже были включены в конституции⁴⁰. Антимонополистиче­ских законов было необычайно много, они превосходили друг друга в об­личении трестов, но судьба у всех была одна — оставаться на бумаге. Все эти законы представляли собой необходимую уступку многочис­ленным слоям немонополистической буржуазии, причем уступку идеоло­гического свойства: авторы закона Шермана, например, с самого начала не сомневались, что он не будет проводиться на практике. Сенатор О. Платт впоследствии откровенничал, что в принятии антитрестовского закона не было ничего «четного» и что его авторы озабочены лишь тем, как бы «завоевать поддержку у нации» в преддверии приближавшихся выборов ⁴¹.

Уверенность авторов закона Шермана в его полной безопасности для монополий покоилась прежде всего на том, что дальнейшая судьба акта вверялась судебным органам, которые уже не раз доказали способность услужить крупному капиталу. Но акт Шермана претерпел в интерпрета­ции судов такую метаморфозу, в сравнении с которой померкли прежние искажения судами демократических законодательных постановлений. В 1894 г. судебные власти приравняли к трестам профсоюзное объедине­ние железнодорожных рабочих, возглавляемое Ю. Дебсом, потребовали от него прекратить Пульмановскую забастовку и возместить убытки соб­ственникам в тройном размере. В 1895 г. Верховный суд США одобрил

38. United States Reports, vol. 167, p. 479; vol. 168, p. 144.

39. The Statutes at Large of the USA, vol. 26. Wash, 1891, p. 209—210.

40. Seager H. R., QuLlick Ch. A., Jr. Trust and Corporation Problem. N. Y., 1929, p. 341— 348.

41 Marcus R. D. Op. cit., p. 154.

эту интерпретацию антитрестовского закона ⁴², превращенного в одно из средств борьбы с организованным рабочим движением.

Когда же вставал вопрос о привлечении к ответственности за нару­шение закона Шермана предпринимательских объединений, суды без осо­бых затруднений находили лазейки, позволявшие монополиям уйти от наказания. В 1895 г. Верховный суд США объявил недействительным иск против сахарного треста. Растолковывая судам низшей инстанции, как следует правильно понимать антитрестовский закон, Верховный суд де­кларировал, что пресекаться могут попытки монополизировать сферу торговли, но не производства. Сахарный трест был признан производст­венным объединением⁴³. Решение Верховного суда раскрыло корпора­циям ту истину, что, изменяя организационные и правовые формы пред­принимательских объединений, можно обойти любой антимонополистиче­ский закон.

В 1897 г. Верховный суд пошел еще дальше в защите интересов мо­нополий — объявил незаконными не всякие ограничения торговли и ком­мерции, а только их «неразумные» проявления ⁴⁴. Задача адвокатов сво­дилась теперь к обоснованию «разумного» характера действий монополи­стических объединений. Интерпретации Верховного суда вытравили как дух, так и букву антимонополистического законодательства.

Одно из главных мест во внутренней политике последней трети XIX в. занимал вопрос о денежном обращении. Споры вокруг него разделили различные группы американской буржуазии на два больших лагеря: сто­ронников золотого стандарта, или «дорогих» денег, и защитников «де­шевых» денег, под которыми понимались бумажные (гринбэки) и сереб­ряные деньги. Носительницей идеи золотого стандарта была по преиму­ществу крупная финансово-промышленная и торговая буржуазия. Соци­альную опору движения за «дешевые» деньги составляло фермерство, мелкая и средняя сельская буржуазия. Но в защиту их агитировали так­же и представители некоторых групп промышленной буржуазии⁴⁵. В широком смысле за «дешевые» деньги выступали те буржуазные слои, которые извлекали экономическую пользу от инфляции. Она же была вы­годна владельцам неприбыльных и малодоходных хозяйств и предприя­тий. Всем им постоянное возрастание денег в обращении представлялось верным способом увеличения покупательной способности населения, по­вышения спроса и цен на их товары и оживления деловой активности. Хроническая инфляция облегчала для них, кроме того, возможность рас­платы с долгами: они могли погашать их при помощи все более обес­ценивающейся валюты.

Легко объяснима особая популярность теории «дешевых» денег среди фермерства: цены на сельскохозяйственные продукты в последней трети XIX в. катастрофически и непрерывно падали, задолженность все возра­стала, закладывались и перезакладывались хозяйства. Теория же «деше­вых» денег обещала им быстрое повышение цен, облегчение выплаты дол­гов, освобождение от экономических тягот.

42. United States Report, vol. 158, p. 564.

43. Ibid, vol. 156, p. 1.

44. Ibid., vol. 166. p. 290.

45. Kirkland E. С. Industry Comes of Age: Business, Labor and Public Policy, 1860—1897.

N. Y., 1967, p. 35, 36.

48

I. ОТ СВОБОДНОЙ! КОНКУРЕНЦИИ К ГОСПОДСТВУ МОНОПОЛИЙ

ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС

49

Глубинные корни ухудшения положения фермерства заключались в мировом аграрном кризисе и в чрезвычайно усилившейся конкуренции на мировом рынке со стороны сельскохозяйственной продукции из Авст­ралии, Аргентины, России и Канады. Складывалась парадоксальная си­туация: улучшая обработку земли, удешевляя и увеличивая производст­во пшеницы, хлопка, маиса, овса, фермер способствовал углублению кри­зиса, росту перепроизводства. С 60-х по 90-е годы сбор этих культур

ЗДАНИЕ ВЕРХОВНОГО СУДА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ

значительно увеличился, цены же на них снизились в среднем в 1,5— 3 раза. В результате прибыль фермеров не возросла, а упала ⁴⁶. Ухуд­шение положения фермерства было связано и с бурным процессом моно­полизации в посредническом бизнесе, с нещадной эксплуатацией сельско­хозяйственных производителей железнодорожными корпорациями, отнимавшими у них половину прибылей.

Сторонники «дешевых» денег объясняли падение цен на сельскохозяй­ственные продукты исключительно уменьшением количества денег в об­ращении. Они подыскивали красноречивые доказательства своей точке зрения: например, было подсчитано, что с 1865 по 1890 г. количество денег в обращении сократилось в расчете на одного человека с 31,18 до 20 долл. Увеличить количество денег в обращении при сохранении золо­того стандарта не представлялось возможным: естественные запасы этого благородного металла были ограниченны. После гражданской войны сто-

46Лене С. Бедность: неискоренимый парадокс Америки. М., 1976, с. 215—217.

ронники «дешевых» денег настаивали на расширении выпуска гриноэков, а с конца 70-х годов, когда в западных штатах были обнаружены бога­тейшие запасы серебра и ежегодная добыча его возросла в 4 раза, вы­двинули лозунг свободной чеканки серебряной монеты и уравнения ее с золотой. Так оформилось движение биметаллистов, поборников двойно­го — золотого и серебряного — денежного стандарта.

К великому огорчению сторонников «дешевых» денег, правительст­венная политика после гражданской войны заключалась в последователь­ном укреплении золотого стандарта. В 1875 г. государство изъяло из об­ращения треть бумажных денег — гринбэков. Еще раньше, в 1873 г., был издан указ о прекращении чеканки серебряной монеты, которая с 1837 г. имела хождение наравне с золотой ⁴⁷. Противники этих актов на­звали их преступлениями, указав, что девальвация доллара и курс на монополию золотого стандарта означали падение цен на сельскохозяйст­венные продукты и принуждали фермера расплачиваться за займы, пре­доставленные ранее в дешевых деньгах, дорогой валютой. Постепенно в сознании сторонников «дешевых» денег оформлялась мысль о гигантском заговоре правительства США и других государств с международными и отечественными финансовыми воротилами в целях утверждения господст­ва золотого стандарта и экономического порабощения армии должников.

При всем том, что сторонники «дешевых» денег давали неверное по существу объяснение причин ухудшения положения американского фер­мерства и наивно связывали утверждение золотого стандарта с заговором могущественных банков и правительства, их программа определенно за­ключала в себе способ частичного улучшения экономических позиций мелких производителей — должников. Ретроспективный взгляд на движе­ние за «дешевые» деньги в конце XIX в. позволяет обнаружить, что оно фактически добивалось от правительства дотаций для фермерства посред­ством и ценой создания бюджетного дефицита и инфляции, т. е. полити­ки, которая стала использоваться в США с 1930-х годов.

С конца 70-х годов движение за «дешевые» деньги, опиравшееся до того почти исключительно на фермерство, получило ощутимую поддержку со стороны владельцев серебряных рудников Запада, которые в резуль­тате стремительного роста добычи этого металла столкнулись с пробле­мой явно недостаточного спроса на него. Их лозунгом стало требование свободной, неограниченной чеканки серебряной монеты. Этот лозунг по­степенно восприняли как фермеры, так и организации демократической партии в западных штатах. В 1878 г. они добились частичной уступки своему требованию от конгресса США. Одобренный обеими палатами кон­гресса билль Бланда — Эллисона (он стал законом, преодолев вето пре­зидента Хейса) предполагал ежемесячную закупку федеральным прави­тельством серебра на сумму от 2 млн. до 4 млн. долл. для нужд денеж­ного обращения. Республиканская администрация, однако, с самого начало бойкотировала этот закон, и он ничуть не поколебал позиций сто­ронников золотого стандарта.

Республиканцы оставались твердыми защитниками золотого стандар­та и на протяжении 80—90-х годов. Защищая его, они указывали, что золотой стандарт утвердился как в большинстве европейских стран, так и

47Friedman M., Schwartz A. J. A Monetary History of the United States, 1867—1960. Princeton (N. J.), 1966, p. 48, 49.

50

I. ОТ СВОБОДНОЙ КОНКУРЕНЦИИ К ГОСПОДСТВУ МОНОПОЛИЙ

ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС

51

на мировом рынке и что в этих условиях свободная чеканка серебряных денег в США приведет к падению доверия к доллару и утечке золотых запасов из страны. В демократической же партии постепенно складыва­лась достаточно сильная «серебряная» фракция. После победы на прези­дентских выборах 1884 г. Г. Кливленда она повела решительное наступ­ление на администрацию, добиваясь эффективного проведения в жизнь закона Бланда — Эллисона. Но президент от демократов обнаружил со­вершенно противоположное намерение, выдвинув предложение о приоста­новке действия этого закона. Он заручился поддержкой демократов, вы­ражавших интересы финансово-промышленной буржуазии северо-восточ­ных штатов. В конгрессе же его опорой стал республиканский сенат⁴⁸. В 1890 г., когда у власти был уже республиканский президент Гарри-сон, «серебряным» демократам удалось провести через конгресс билль, который примерно вдвое по сравнению с законом Бланда — Эллисона увеличивал сумму федеральных средств на закупку серебра⁴⁹. Победа «серебряных» демократов носила временный характер, она была подаре­на им республиканцами за обещание поддержать билль о новом повыше­нии протекционистских тарифов. Уже в 1893 г. Г. Кливленд, во второй раз занявший президентское кресло, указом исполнительной власти отме­нил закон 1890 г. и, окончательно вбив клин в свои отношения с «се­ребряными» демократами, распорядился выделить 50 млн. долл. из феде­ральных средств на покупку золота у Моргана⁵⁰. Всего на закупку золота в 1894—1896 гг. правительством было выделено 300 млн. долл. Уолл-стрит встретил решение президента с нескрываемой радостью. Решительная поддержка Кливлендом золотого стандарта привела к расколу демократов накануне президентских выборов 1896 г. Демократы, выражавшие интересы промышленных и сельскохозяйственных кругов Запада, добились выдвижения кандидатом в президенты Брайана. Брайа-нисты сумели заручиться поддержкой и со стороны популистов. Для фер­мерской партии этот шаг означал принесение в жертву единственному лозунгу свободной чеканки серебряной монеты широкой программы демо­кратических социально-экономических и политических требований. По­жертвовав большим, популисты не смогли добиться успеха и в малом. Поражение Брайана обернулось смертным приговором лозунгу неогра­ниченной чеканки серебра. В конце XIX в. в США окончательно востор­жествовал золотой стандарт.

Предметом нескончаемых споров между демократами и республикан­цами в последней четверти XIX в. являлась и тарифная политика. При­верженность демократов низким тарифам опиралась на давнюю тради­цию. В эпоху перехода к империализму они попытались изыскать новые способы защиты низких тарифов с тем, чтобы заручиться в этом вопросе поддержкой народных масс. Новый аргумент демократов, рассчитанный на мелкобуржуазные слои, сводился к тому, что высокие тарифы подав­ляют конкуренцию со стороны иностранных товаров и способствуют раз­витию внутри страны монополий. Идея о том, что жесткая протекцио­нистская политика является «матерью трестов», прозвучала в президент-

ском послании Г. Кливленда конгрессу в 1887 г. (лидер демократов надеялся с ее помощью завоевать доверие масс в преддверии выборов

1888 г.).

Республиканская пропаганда со своей стороны изощренно обосновыва­ла противоположный тезис — о преимуществах, исходящих для нации из протекционистской политики. Снижение ввозных пошлин, доказывали республиканцы, приведет к понижению прибылей отечественной промыш­ленности, что, в свою очередь, повлечет повышение рыночных цен и со­кращение заработной платы рабочих. В целом тарифная проблема отра­жала противоречия между различными группами буржуазии. Большинст­во представителей крупного капитала выступали в пользу протек­ционизма.

Ввозные пошлины возрастали в США на протяжении последних четы­рех десятилетий XIX в. На первый взгляд может показаться странным, что американская промышленность, давно вышедшая из младенческого возраста и способная конкурировать в эпоху перехода к империализму с товарами самых развитых капиталистических стран, продолжала оста­ваться под опекой протекционизма. Неприятие американскими промыш­ленниками фритредерства имело, однако, под собой глубокие основания. Оно объяснялось тем, что у американского капитала не было собствен­ных колониальных рынков и его инвестиционные позиции за границей оставались крайне слабыми. Это и побуждало его к монополизации воз­можностей внутреннего рынка. Немаловажное значение в защите протек­ционизма промышленниками США имела боязнь того, что американские товары, несмотря на меньшую себестоимость в сравнении с импортными, окажутся все же дороже из-за более низкой оплаты труда рабочих за границей.

С 1861 г. импортные товары облагались на американских таможнях 5—10%-ной ввозной пошлиной. Этого оказалось достаточно для того, чтобы начиная с 1881 г. ежегодные наполнения федеральной казны стали превышать расходы государства на 100 млн. долл.⁵¹ Опираясь на этот факт, демократ Г. Кливленд, придя к власти в 1885 г., потребовал сни­зить ввозные пошлины. Дальнейшее увеличение федеральной казны он объявил опасным; излишки средств, доказывал Кливленд, ведут к расто­чительству и в конечном счете подрыву моральных устоев государства. Конгресс счел пуританские проповеди президента безосновательными. Федеральным средствам было найдено применение: морской министр У. С. Уитни предложил списать все устаревшие корабли и выдвинул до­рогостоящую программу строительства 22 современных броненосцев.

В 1890 г. конгресс США одобрил законопроект Маккинли — Олдрича, вводивший рекордные 49,5%-ные ввозные пошлины. Это был не просто защитительный, но и запретительный тариф, направленный фактически на искоренение иностранной конкуренции на внутреннем рынке. Под защиту тарифа попадали даже те отрасли, которые вообще еще отсутст­вовали в США, например производство броневой стали. Критикуя тариф Маккинли — Олдрича, Дж. Блейн указал, что столь жесткий протекцио­низм приведет к аналогичным ответным мерам со стороны иностранных

48. Coletta P. E. Greenbackers, Goldbugs and Silverites.— In: Gilded Age. A Reappraisal, p. 124—126.

49. Friedman M., Schwartz A. J. Op. cit., p. 106.

50. History of the U. S. Political Parties, vol. 2, p. 395—399.

51 Schlesinger A. M. Political and Social Growth of the United States, 1852—1933. N. Y., 1933, p. 182.

52

I. ОТ СВОБОДНОЙ КОНКУРЕНЦИИ К ГОСПОДСТВУ МОНОПОЛИЙ

ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС

53

государств и сузит возможности американской экспортной торговли. По его настоянию некоторые товары, ввозимые из латиноамериканских стран, были освобождены от пошлин.

В 1894 г. тариф Вильсона — Гормана снизил ввозные пошлины до 39,9% и освободил от них импортную шерсть, медь, лесоматериалы. Но в 1897 г. тариф Дингли поднял ввозные пошлины до 57%. Протекционист­ская политика в США достигла апогея.

Призывая правительство на помощь, когда вставал вопрос о защите национальной промышленности от иностранной конкуренции, капитал США в то же время неукоснительно и твердо следовал принципу госу­дарственного невмешательства в подходе к проблеме законодательного обеспечения прав рабочих. С точки зрения правового положения проле­тариат США в эпоху перехода к империализму продолжал оставаться парием буржуазного общества. В стране отсутствовали даже зачатки со­циального страхования рабочих, а требования пенсий для инвалидов и престарелых, компенсаций в случае болезни и производственного травма­тизма, пособий для безработных считались слишком радикальными. В развитии социального страхования США оказались далеко позади ряда западноевропейских стран, отставали не только от Англии, но и от бур­жуазно-юнкерской Германии, где первые законы о социальном обеспече­нии были введены Бисмарком в 80-е годы.

С конца 70-х годов некоторые штаты предприняли робкие попытки законодательного обеспечения самых элементарных норм и условий без­опасности на капиталистическом производстве. В 1877 г. в Массачусетсе был принят первый в США закон об охране труда рабочих. К 1900 г. аналогичные акты, направленные на уменьшение производственного травматизма, существовали в 21 из 45 штатов ⁵². На практике они, од­нако, были совершенно неэффективны. Органам фабрично-заводской ин­спекции выделялись крайне скудные средства, и они были обречены на бездействие. Предприниматели, преступившие законы об условиях тру­да рабочих, в крайнем случае подверглись штрафу от 5 до 50 долл. Нарушение законов стоило капиталистам много дешевле, нежели их со­блюдение.

Одной из немногих сфер рабочего законодательства с конца XIX в. становится ограничение применения женского и детского труда в про­мышленности. К концу 80-х годов в трех штатах были приняты законы, устанавливающие для женщин 8-часовой рабочий день. В четырех шта­тах было запрещено использовать женский труд на шахтах. В девяти шта­тах приняты законы, запрещавшие нанимать на производство детей до определенного возраста (он варьировался в разных законах от 10 до 13 лет). Использование труда подростков старше этого возраста не огра­ничивалось.

Решительно отказывая рабочим в какой-либо материальной поддержке или вспомоществовании под предлогом государственного «невмешатель­ства» в социально-экономические отношения, федеральное правительство и власти штатов в то же время занимали самую активную позицию во время классовых конфликтов между трудом и капиталом. Главный удар буржуазная государственная власть направляла при этом против проф­союзов, против стремления пролетариата улучшить свое положение и

52 David Th. H. History of the Haymarket Affair. N. Y., 1936, p. 31.

защититься от монополий с помощью объединенных, а не разрозненных индивидуальных действий.

Пролетариат добился признания права на создание профсоюзов в 40-е годы XIX в., когда в одном из решений высшей судебной власти было декларировано, что рабочие могут объединяться для достижения своих целей честными средствами ⁵³. Но и после этого буржуазия не примири­лась с существованием профсоюзов. Более того, арсенал средств, исполь­зуемых ею в борьбе с тред-юнионами, пополнялся и разнообразился.

В эпоху капитализма свободной конкуренции в борьбе с профсоюзами судебные органы чаще всего обращались к доктрине «преступного заго­вора», заимствованной из «общего права». Эта доктрина обнаружила, однако, свою неэффективность в условиях перехода США к империализ­му, когда происходит резкое укрупнение масштабов частнокапиталистиче­ского производства, а вместе с ним стремительно возрастает как числен­ность профсоюзов, так и число стачек, особенно массовых. Обращение к доктрине «преступного заговора» требовало подчас длительного судебно­го разбирательства, поименного привлечения к ответственности всех ба­стующих. Более действенным средством борьбы с профсоюзами оказалась система судебных предписаний («инджанкшнз»), которая с конца 70-х го­дов становится главным орудием расправы с забастовщиками. Доктрина же «преступного заговора» после 1877 г. исчерпывает себя ⁵⁴.

Преимущество судебных предписаний в борьбе с рабочим движением заключалось в том, что они не требовали разбирательства дела присяж­ными и могли быть вынесены по одностороннему ходатайству предприни­мателей. «Инджанкшнз» являлись превентивным средством пресечения забастовки: судья отдавал соответствующие приказы профсоюзам, едва обнаружив у них намерение организовать стачку, а если та была начата, мог остановить ее с помощью предписания в любой момент. Неповинове­ние судье, который при вынесении предписания не был связан буржуаз­но-демократическими процессуальными нормами, влекло за собой суровое наказание. В последней четверти XIX в. «инджанкшнз» были использова­ны против всех значительных стачек, в том числе и против знаменитой Пульмановской забастовки 1894 г. Число выносимых судебных предписа­ний стремительно росло: в 80-х годах их было издано 28, в следующем десятилетии — 122 ⁵⁵.

Приспосабливая систему судебных предписаний, выносимых по так называемому «праву справедливости», юристы нимало не смущались тем обстоятельством, что формальная цель издания «инджанкшнз» заключа­лась в предотвращении только «непоправимого вреда имуществу». Пре­цедент допускал обращение к судебным предписаниям, если существова­ла угроза физического уничтожения собственности предпринимателя. Американские суды обошли это препятствие, отождествив постепенно в своих трактовках понятия «собственность» и «делать бизнес». После того как в определение «имущество» было включено право предпринимателя беспрепятственно производить, продавать и покупать товары, судебные предписания стали использоваться против любых попыток и намерений

53. Фонер Ф. С.История рабочего движения в США...: В 5-ти т. М., 1949—1983, т. 1, с 190.

54. Сивачев Н. В. Правовое регулирование трудовых отношений в США. М., 1972. с. 15.

55. В 1900—1909 гг. вынесено 329 «инджанкшнз», в 1910—1919 гг.—446. См.: Грома- ков В. С. Антидемократическое законодательство США. М., 1957, с. 62—65.

54

I. ОТ СВОБОДНОЙ КОНКУРЕНЦИИ К ГОСПОДСТВУ МОНОПОЛИЙ

ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС

55

профсоюзов остановить капиталистическое производство. Рабочим орга­низациям и их руководителям тем самым было отказано в праве рассмот­рения их интересов в законном порядке, как он был определен консти­туцией США.

Пренебрежение судебными властями духом и буквой закона, если это отвечало классовым интересам капитала, раскрылось со всей полнотой, когда они превратили в средство расправы с профсоюзами антитрестов­ский акт Шермана. Применение акта Шермана к трудовым отношениям предоставило капиталу универсальное средство борьбы с рабочим дви­жением. В законе была заключена возможность использовать все три вида наказания рабочих организаций, известные в то время: уголовное преследование, возмещение ущерба (в тройном размере) и вынесение судебного предписания ⁵⁶.

В борьбе с рабочим движением капитал США неоднократно прибегал к услугам разветвленного аппарата насилия. Сюда входила и служба так называемого «частного насилия», которую составляли детективные аген­ты. В трех наиболее крупных из них насчитывалось 135 тыс. (в 5 раз больше численности федеральной армии США) ⁵⁷. Самой известной «частной армией» монополий было агентство Пинкертона. Но решающее слово в подавлении выступлений принадлежало воинским соединениям штатов и федерации. Своего рода максимой, выражающей отношение буржуазной власти к требованиям рабочих, явились слова одного из ру­ководителей моргановской стальной империи: «Я всегда придерживался такого правила: если рабочий поднимает голову, нужно ударить по ней» ⁵⁸.