-
Гераклит Эфесский
На занятой ионийскими городами узкой полосе земли на западном побережье Малой Азии, кроме Милета, в котором возник греческий материализм, выделился также город Эфес – родина философа Гераклита. Гераклит родился приблизительно в середине 40-х годов VI в. до н.э. (около 544 или 540 г.), умер в 480 г. Он жил в Эфесе в эпоху политического упадка Ионии; её разъединённые города продолжали враждовать и соперничать, несмотря на иноземное иго, которому они попадали один за другим. Учение Гераклита – не только один из образцов древнегреческого материализма, но также и замечательный образец ранней древнегреческой диалектики.
Первым положением философии Гераклита является закон всеобщего изменения или движения: “всё течёт” (panta rei), “всё движется и ничто не пребывает” – таков общий закон всего бывающего. Всё изменяется во времени. Движется небо, движутся стихии, поколения живых существ сменяют друг друга. В круговороте Вселенной нет ничего неизменного и неподвижного. “Нельзя войти дважды в одну и ту же струю, нельзя дважды коснуться одного и того же тела: наши тела текут, как ручьи”, и вещество обновляется в них, как тот воздух, которым мы дышим. Изменение, происхождение, уничтожение представляют собой загадочный переход от небытия к бытию и наоборот: возникает нечто, чего не было, или обращается в ничто - нечто такое, что было. В этом переходе заключается парадокс, противоречие, непостижимое для человеческого рассудка. Вслед за Гераклитом Парменид пытался разрешить это противоречие, признав абсолютную неизменность истинно сущего: небытия нет вовсе, значит, нет перехода от небытия к бытию. Изменение, происхождение, уничтожение есть лишь нечто кажущееся, призрачное; точно так же учил он и относительно движения. По Гераклиту, наоборот, изменение, движение именно и есть подлинная форма бытия: нет ничего безусловно неизменного и неподвижного. Только нашим омертвелым, грубым чувствам вещи кажутся таковыми, так же, как может казаться неподвижным поток или пламя огня. На деле всё возникает и уничтожается: все вещи и сама Вселенная следуют этому закону. Единство возникновения и уничтожения в процессе всеобщего изменения является величайшим парадоксом, “согласованием разногласного”, соединением противопложностей: смерть одного есть рождение другого и рождение одного – смерть другого в общем круговороте Вселенной. День и ночь, холод и зной, зима и лето, голод и насыщение, болезнь и здоровье переходят друг в друга: “всё едино – одно из всего и всё из одного”. Жизнь и смерть, сон и бдение, молодость и старость, удовольствие и страдание суть состояния одного и того же существа, которые переходят одно в другое. И точно так же, как этот круговорот происходит в единичном существе и в ограниченный промежуток времени, так и в целом Вселенной, и в вечности совершается круг, в котором “конец сходится с началом”. Бог смерти, Аид, и бог жизни, Дионис, - один и тот же бог. “Бог есть день, ночь, зима, лето, война, мир, изобилие и голод. И он видоизменяется, подобно огню, когда он смешивается с курениями, и всякий даёт ему название по своему желанию”.
Таким образом одно и то же божественное начало видоизменяется во всех формах бытия. Мы называем его по-разному, смотря на то, в каких формах оно нами воспринимается, но в действительности оно одно во всех них, едино в самих противопложностях. Всеединство деятельно осуществляется именно в вечном процессе изменения и движения, в котором, как у Анаксимандра, уничтожается всякое обособление или разделение. Сравнение с огнём, который меняет свой вид, смешиваясь с дымом жертвенного курения, здесь не случайно: то всеединое начало, из которого всё возникает, которое всё движет, всё изменяет и “на всё меняется”, всё превращает и во всё обращается, определялось Гераклитом как “вечно живой” огонь – деятельная божественная стихия. Оригинальная особенность Гераклита состоит в том, что он мыслил сущее как процесс и не мог представить себе действительного бытия иначе, как в форме бывания (genesiz, Werden). Огонь не есть качественно неизменная стихия, подобная стихиям других физиков: “все вещи меняются на огонь, и огонь меняется на все вещи, как товары на золото и золото на товары”. Огонь, как видимая форма процесса горения, является наиболее подходящим определением для стихии, которая понимается как вечный процесс. Вещи, формы сущего возникают и рассеиваются как клубы курящегося дыма; пребывает лишь огонь, “мерами воспламеняющийся и мерами угасающий”.
Во всеобщем потоке явлений рождаются и проходят единичные формы, но общие отношения остаются неизменными; “всё течёт”, всё меняется, но строй целого остаётся неизменным. В движении светил, в смене дня и ночи, времён года, в смене жизни и смерти, - словом, в общем круговороте бытия есть закономерная правильность, есть мера, есть закон, есть “рассуждение”, или слово, которое “пребывает всегда”.
“Единое” Гераклита, то единое, к которому сводится “всё”, определяется как “мудрое” (to sofon), и высшая человеческая мудрость состоит в том, “чтобы познать разумную мысль (gnwmh), могущую править всем через всё”. Этот мироправящий разум иногда получал у Гераклита специальное наименование, приобретшее в позднейшей греческой философии величайшее значение: он называл его Логос или Слово.
Всё в мире творится по этому слову, правящему всем. Оно есть всеобщий закон всех вещей, которого люди не разумеют, хотя постоянно с ним сталкиваются. Ему должны следовать мудрые, из него все человеческие закоы черпают свою силу.
“Истинное слово” убеждает, что всё едино и что это “единое” разумно и божественно. Орфики называли своё всеединое божество Зевсом и в своём пантеизме подходили довольно близко к идее о соединении противополжностей. Гераклит, как бы в отличие от них, утверждал, что “единое мудрое одно; он и не хочет и хочет называться именем Зевса”: оно не допускает этого имени, поскольку оно отлично от Зевса мифологии или народной религии; он оно допускает его, поскольку Zhn (поэт. Зевс) значит “жизнь (zhn): божество, божественное всеединство есть жизнь с точки зрения Гераклита. Далее можно найти у него положение, где он ещё решительнее указывал своё отличие от всех предшественников – милетских физиков, орфиков Ксенофана: “чьих слов я ни слыхал, никто не дошёл до того, чтобы познать, что мудрое есть от всего отрешённое” (otisofon esti pantwn cecwrismenon). Таким образом божественный разум или божество признаётся здесь не только как всеединое, но и как отрешённое от всего; оно, стало быть, и едино со всем, и отрешено от всего; и тождественно с целым Вселенной отлично от неё, - “имманентно” и вместе с тем “трансцендентно”, как сказал бы современный философ.
Качественным воплощением космологических “законов” Гераклита представляется физика небесных явлений: за пределами неба находится чистый огонь, а светила небесные суть прикреплённые к небу полные сосуды, обращённые отверстиями к земле; в этих сосудах собираются светлые блестящие облака, которые воспламеняются при восходе и угасают при закате. Таким образом, следуя общему закону, и само солнце ежедневно обновляется; и оно “мерами” воспламеняется и “мерами” угасает, и если бы оно переступило эти положенные ему “меры”, - божественное правосудие (Дике) настигло бы его. Чистые, светлые испарения обращаются в огонь, огонь, угасая, обращается в воду, а вода – частью в землю, частью в “огневицу”, prhsthr, или воздух.
Не будем долее останавливаться на подробностях этой космологии. Отметим только, что и здесь, несмотря на строгий монизм, отводится место дуализму: огонь есть и целое, как единая общая стихия, и нецелое, т.е. часть целого, как небесный, пламенеющий огонь, которому противопоставляется огонь угасющий – вода, пассивная, холодная стихия, принцип материального мира.