_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 4

Н. Моршен

181

** *

...И развевался в отдаленье Флаг на линейном корабле, Когда по щучьему веленью Исчезли люди на земле.

Еще крутился eabi шарманки, Дудя в какую-то трубу,

Ипопугай тащил из банки Несбудущуюся судьбу.

Ив подозрительном отеле, Где ночевали, кто хотел, Еще постели не успели Изгладить отпечатки тел.

В дверях распахнутого храма Сновала взвешенная пыль, И выл из придорожной ямы Свихнувшийся автомобиль.

Аквамариновые шпили Шли параллельно в эмпирей

И в бесконечности сходились В равнобесцельности своей.

** *

За каждою гранью — свое мирозданье. Смотри, я сейчас поднимаю листок.

Ты видишь — под ним копошится созданье: Стоножка? двухвостка? улитка? жучок?

За льдиной — тюлени, за глыбой — медведи, За речкой — селенье, за стенкой — соседи, Свое кукованье за каждой сосной, И сердце — за каждою клеткой грудной.

Весь мир поделен на мирки, на мирочки, Куда ни толкнись — номерки, номерочки.

182

Н. Моршен

Такие барьеры, такая раздельность, Что вера невольно растет в запредельность.

...Зевали кефали, смотрели макрели, Как в небо летучие рыбы летели — Не то чтобы в небо, а чуточку ниже,

Но дальше от жижи и к солнцу поближе.

С восторгом проклюнувшегося орленка Они прорывались сквозь влажную пленку

Имчались по новооткрытым орбитам, Подобно болидам и метеоритам.

Имне бы промчаться зазубренной тенью Сквозь все отрицанья и недоуменья, Сквозь все средостенья прорваться и мне бы —

Ирыбой, и рыбой, и рыбой — по небу!

ОТВЕТ НА НОТУ

«...то, что принято называть парижской нотой...»

Из статей

А ты, бедняк, я вижу, заново Поешь о том, что мы умрем?

Поверь, что жизнь так многопланова, В ней столько тайного и странного, Не обреченного на слом.

Пусть кролики с глазами пьяницы Следят в испуге, как удав К ним ближе тянется и тянется, А ты бы загадал желаньице Да помечтал бы, загадав:

«Хочу, чтоб создавало творчество Из бунта храмы, а не храмики, Чтоб побеждало смертоборчество Второй закон термодинамики...»

Н. Моршеи

183

Я на такое предложение Твое предвижу возражение, Что мысли эти — отражение Моей игры воображения.

Не отрицаю. Но пойми: Затем в бессрочное владение Нам и дано воображение,

Чтоб приходило все в брожение, Чтоб все играло, черт возьми!

Твое ж о.смерти многослезие Есть род трагической амнезии (Долг поэтический забыт), Капитуляция поэзии Пред очевидностью (о стыд!),

Пред тем, что ведомо заранее.

...Глядим в небесное сияние, Свои устало шепчем жалобы,

А там — в насмешку? в назидание? — Летит крылатое желание, Шестимоторное, Дедалово...

Желали ж люди небывалого.

** *

Поэты атомного племени, Мы не из рода исполинского,

Мы гибнем без поры, без времени, Как недоносок Боратынского.

Мы тоже ищем в мире Зодчего, Но, не желая долго мучиться, Мы живы верою доходчивой В идею всеведьникчемучества.

Мы тоже можем грезить демоном, Но забываем то и дело, Что задается эта тема нам

Не Лермонтовым, а Максвеллом.

184

Н. Морщен

И мы сгибаемся под бременем Того, что быть должно бы знаменем, Рождаясь в веке двоевременном:

Плоть — в атомном, а души — в каменном.

** *

Повисла ива у обрыва, Где, размывая берега, О, как поет у корня ивы Быстротекущая река!

С какою щедрою игрою Уносит вдаль она свое • Непостоянное, хмельное, Поверхностное бытие!

Но за сверкающею гранью Течет, прозрачна и черна, Таинственнее подсознанья Медлительная глубина.

Где ограничило движенье Свои свободы и права И где вода, как вдохновенье,

Целенаправленно трезва.

* * *

В отходящем, уже холодеющем дне Заменись желтизна синевою! Догори, доиграй, допылай в тишине Над пожухшей от пыли травою!

Чем еще любоваться в смятении нам, Кроме смены тонов и оттенков,

Вмире схем, конференций, таблиц, стенограмм,

Вмире партий, программ и застенков?

Н. Моршен

185

Где полярные льды затирают весну, Где подсолнух поник головою, Где голодные псы по ночам на луну Заунывно стенают и воют?

Где сгибают в бараний, как водится, рог Всех, кто верит и мыслит инако, Где надеются тщетно, седеют не в срок, Говорят невпопад... И однако

В мире тусклых надежд и бездомных собак По утрам расцветают цветы.

И встает Будапешт. И ведет Пастернак Разговоры с бессмертьем на ты.

Возникают живые как ртуть полыньи. Собираются в строчки слова. Загораются солнца. Гремят соловьи. И асфальт разрывает трава.

НОЧЬ НА ВЗМОРЬЕ

Развивается цепь соразмерных причин, Увлеченных единою целью.

Блещет небо всей мощью подвижных пучин, Ворожа над морской колыбелью.

Отразилась луна на приливной волне, Порожденной ее притяженьем, Хоть не знает вода ничего о луне, Ни луна о своем отраженье.

Иволна за волной, и звезда за звездой Набухают в просторах вселенной,

Ив латунные дюны швыряет прибой Залпы грохота, соли и пены.

Этой звездносоленою смесью дыша И колебля пытливое пламя, Вдаль уходит, уходит, уходит душа, Как свеча меж двумя зеркалами.

186

Н. Морщен

МНОГОГОЛОСЫЙ ПЕРЕСМЕШНИК

Мне ближе всех из птичек здешних Жонглер подхваченных идей — Многоголосый пересмешник, Тысячесвистый лицедей.

Чужие речи он счастливо Сплетает в пении своем:

И«зин-зи-вер», и «чьи-вы, чьи-вы»,

И«пить-пить-пить», и «спать-пойдем».

Заслышав трели реполова И козодоя стон глухой, Он их смешает с полуслова:

Тут — козо-лов, там — репо-дой.

Фигуру ставя на фигуру, Раскатом передразнит гром, Прищуром на синкопе — щура,

Щегла — вокальным щегольством.

Синеть он может, как синица, Способен, как сова, советь, Умеет выпить, петушиться, Малиноветь и соловеть.

Он так поет не ради смеха,

Ав силу свойства своего,

Иесть у зеркала и эха

С ним ипостасное родство.

У каждой птицы, в свисте, в такте ль, Своя задача, свой закон:

Есть птица-ямб, есть птица-дактиль, Но птица-рифма — только он.

Н. Моршен

187

ПОЭТ, ХУДОЖНИК И ЧИТАТЕЛЬ

Поэт:

Как переменны речи наши:

За шесть веков — отрезок малый! —

Унас «Не лепо ли ны бяшет» Становится «Начнем, пожалуй»,

Услов подвижны габариты, Тона, каноны и орнамент. Для нас дуплет «поэт-пиита»,

Как для зоологов «слон-мамонт».

Червленый обратился в красный, Скудель дошла до каолина,

Авы все те же трете краски

Имесите все ту же глину.

Художник:

Но как стареют речи ваши, Как все концы уходят в воду! Ну кто «Не лепо ли ны бяшет» Поймет теперь без перевода?

Скажите, разве вам не грустно, Что труд поэта скоросмертен?

У нас подвижно лишь искусство — Материал у нас инертен.

Не знают смены поколений Оттенки, линии, объемы, А слову угрожает тленье.

Поэт:

Конечно: как всему живому.

188

Н. Моршен

БЕЛЫМ ПО БЕЛОМУ

Зима пришла в суровости, А принесла снежновости.

Все поле снегом замело, Белым-бело, мелым-мело, На поле снеголым-голо, И над укрытой тропкою,

Над стежкой неприметною, Снегладкою, сугробкою, Почти что беспредметною, Туды-сюды, сюды-туды Бегут снегалочьи следы, Как зимниероглифы, Снегипетские мифы.

В лесу дубы немногие, Снеголые, снежногие. Висят на каждой елочке Снегвоздики, снеголочки. И снеголовая сосна Стоит прямее дротика. Сугробовая тишина. Снеграфика. Снеготика.

ПРОБА ПЕРА

Птенчик оперился. Значит, пора. Так начинается проба пера.

Проба пера — это проба крыла:

В воздух, как в омут, была не была.

Проба пера — это ай да полет, Красносмотрителен и желторот!

Проба пера — это поиски сфер, Где кругозору сродни глазомер.

Проба пера — это проба беды, Проба судьбы от гнезда до звезды.

Н. Моршен

189

ВОСПАЛЕНИЕ ЗРИТЕЛЬНОГО НЕРВА

И как будто в глаза сыпануло песком, Так смутило меня этой штукой:

Красна девица сделалась синим чулком, Сине море — зеленою скукой.

Привязался ко мне дальтонический дух: Проповедует инообразье:

Синей птицей мерещится красный петух, Белый свет — семицветною грязью,

Чистым золотом — серое слово тупиц,

Красной нитью — дорога в тумане...

Может быть, отказаться от вещих зениц За соблазн исказить мирозданье?

ЗАКАТ

Дивишься краскам жутковатым, Воспламененным облакам, — И попадаешь в плен к закатам, Как попадают в плен к стихам:

Пленясь багровой светотенью, Ее победу славя, ты От изумленья к вдохновенью

Летишь, не чуя темноты.

Но терпишь ряд усекновений, Когда застанет ночь врасплох: От светотени — только... тени, От вдохновенья — только вдох...

И от победы — только... беды, От изумленья — только... лень...

Тьма с топором идет по следу Добить кровоточащий день.

190

Н. Моршен

И на нижайшем небосклоне, Где свет укрылся до поры, Как для молитвы — две ладони, Вот-вот сомкнутся две горы.

ВОЛЧЬЯ ВЕРНОСТЬ

Вольных пасынков рабской земли Мы травили — борзыми, цианом, Оплетали — обманом, арканом, Ущемляли — презреньем, капканом, Только вот приручить не могли.

Перелязгнув в ремни и веревки Или лапу отхрупнувши, волк Уходил от любой дрессировки, Как велел генетический долг.

Ковылял с холодеющей кровью, С волчьим паспортом, волчьей тропой Из неволи в такое безмолвье, Где хоть волком в отчаянье вой.

Чтоб, в согласии с предначертаньем И эпохе глухой вопреки, Волчьим пеньем и лунным сияньем —

Волчьим солнцем своим! — одурманен, В волчью яму свалиться с сознаньем Обреченности, тайны, тоски.

Иль за обледенелою кочкой Затеряться в российских снегах, Околев с недоглоданной строчкой, Словно с костью в цинготных зубах.