_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 1
.pdfГ. Голохвастов |
161 |
В нем зажгла зарей нетленной Первозданная любовь.
Снится мне сегодня странно В одиночестве моем Близость светлой и желанной, Ощутимой здесь во всем.
И с надеждой близкой встречи На заре легко идти.
Цветом яблони мне плечи Осыпают по пути.
Так под райские напевы По ликующим садам
Ш ел в предчувствованьи Евы Первосозданный Адам.
ТРОИЦЫН ДЕНЬ
Колоколов гудящий зов Плывет в ликующем прибое...
К ак это утро голубое, Твой взор глубок и бирюзов,
Иароматная березка
Удревних темных образов — Твоя задумчивая тезка.
** *
Свод листвы роскошней малахита, Ярче бронзы светится кора, А трава богаче перевита, Чем узор молельного ковра.
Это — храм. В его тиши охранной — Близ Творца творение и тварь:
6 Зак. 878
162 |
Г. Голохвастов |
Каждый странник может невозбранно Здесь воздвигнуть свой простой алтарь.
И, забыв, как праздную тревогу, Вечный спор о Ликах Божества, Своему Неведомому Богу Принести бесстрашные слова.
** *
Гамак в тени, а вкруг повсюду И свет и блеск и полдня хмель:
Кружась, жужжит тяжелый шмель...
И, усыпляющему гуду
Без дум внемля, дремлю слегка,
Как дремлет, выйдя на запруду,
Вразливе леностном река.
ПОГИБШАЯ ПЕСНЯ
Луны лукавые лучи В душе по бархату печали
Всю ночь желанной ложью ткали Мечты в узор цветной парчи,
И сердце пело им ответом...
Но песня канула в ночи, А ночь растаяла с рассветом.
** *
Твердя, что мы, прожив наш век, Уничтожаемся бесследно, — Ты, горделивый человек, Беднее гусеницы бедной.
Г. Голохвастов |
163 |
Червяк пред смертью вьет кокон Как ложе сна, и грезит жадно, Что, пресмыкающийся, он Проснется бабочкой нарядной.
В ЗАМКЕ
Букеты роз цветут на пяльцах,
Аза окном гудит метель;
Ипеснь прохожий менестрель Поет о рыцарях-скитальцах.
Все в замке спит... Трещит камин...
Иголка медлит в тонких пальцах...
А в сердце — странник-паладин.
' * * *
Вугаре жизни год за годом
Ябрал, бросал и вновь искал, И, осушая свой бокал, Пил горький опыт мимоходом.
Я— мудр, но ноша тяжела,
И никну я, как лишним медом Отягощенная пчела.
* * *
В ночи, прислушиваясь к звуку Грозы, идущей стороной, Я нашу изживал разлуку:
Ни ты, ни я тому виной,
Что страсть, остыв, ушла навеки. И все же, глядя в душный мрак,
164 |
Г. Голохвастов |
Я ждал, чтоб мне он подал некий Понятный сердцу вещий знак.
Ибыло. Молния сверкнула, К ак росчерк властного пера,
Ив книге жизни зачеркнула Все то, что умерло вчера.
** *
Загадка все одна и та ж:
Игрушка ль мы судьбы случайной; Иль жизни смысл окутан тайной,
К ак сфинкс, песков безмолвный страж;
Иль красота и радость мира Нам только снится, как мираж В пустынях синего эфира?
** *
Рукой бесстрастной кости мечет Судьба, бессменный банкомет; Несчастье — нечет, счастье — чет, Сегодня — чет, а завтра — нечет...
Играй! Не бойся — прост расчет: Ведь жизнь твой проигрыш залечит, А смерть и выигрыш возьмет.
НА ПЕРЕЛОМЕ
В душе ни ропота, ни горьких сожалений...
Мы в жизни знали все. Мечтавшийся давно Расцвет искусств — был наш; при нас претворено Прозрение наук — в триумф осуществлений.
Г. Голохвастов |
165 |
Мы пили творчества, любви, труда и лени Изысканную смесь, как тонкое вино; И насладились мы, последнее звено
В цепи взлелеянных веками поколений.
Нахлынул мир иной. С ним — новый человек. Под бурным натиском наш утонченный век В недвижной Красоте отходит в область мифов.
А мы, пред новизной не опуская век, Глядим на пришлецов, как некогда на скифов
С надменной жалостью глядел античный грек.
СВЕЧА
Благой со строгими глазами Темнеет Спас: благая Русь.
Явновь в былом.'.*. Опять молюсь
Япред родными образами,
Молитвы детские шепча...
О чем же крупными слезами Так плачет белая свеча?
ВЬЮГА
Всю ночь мело. Бил ветер ставней И жутко плакал у окна...
И, одинокая, без сна Душа томилась болью давней,
Молясь все ярче, все страстней, Чтоб эта вьюга замела в ней И самый след минувших дней.
166 |
Г. Голохвастов |
** *
Камин пригас. Пушась, как иней, Зола повила головни.
Чуть дым клубится струйкой синей. А за окном лежит пустыней Чужой нам мир. И мы одни.
Простой, но близкий на чужбине Напев, все тот же искони, Ведет сверчок. В простой кручине
Мы, как в обрядном строгом чине, Былые воскрешаем дни.
И в созерцательном помине До боли милы нам они:
Друг, дай мне руку!.. А в камине, Зардев, как алый блеск в рубине, Мерцают угольев огни.
** *
Всем жизнь моя была богата: Любовью, песней и вином, — Так пусть же вечер за окном! Полны живого аромата
Былые сны, и их красу
Ссобой, под грустный блеск заката,
Яв сон последний унесу.
АМАРИ
К Р О В Ь Н А С Н Е Г У
(Стихи о декабристах)
НИКОЛАЙ I
Как медленно течет по жилам кровь, Как холодно-неторопливо.
Не высекала искр в душе твоей любовь: Ты как кремень, и нет огнива!
Как вяло тянутся холодной прозой дни: Ни слов, ни мук, ни слез, ни страсти. Душа полна одним, знакомым искони, Холодным сладострастьем власти.
Повсюду в зеркалах красивое лицо И стан величественно стройный. Упругой вопи узкое кольцо
Смиряет нервов трепет беспокойный.
Но все ж порою сон медлительный души Прорежет их внезапный скрежет, Как будто мышь грызет, скребет в ночной тиши Иль кто-то по стеклу визгливо режет.
В ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕТЕ
На кафедре высокий молодой человек Громко, не подымая тяжелых век, Читает.
На бумагу падает бледный свет, И вокруг Государственный Совет Благоговейно внимает
168 |
Амари |
Всей своей верной легавой душой, К ак хозяину преданный пес большой, В слуховые трубки И в трубочки рук Впитывая, как губки, Каждый звук.
Устами, глазами Пьют слова.
Лысыми и блестящими лбами, От краски зелеными волосами, Порами явных и тайных морщин Внемлют, слышат, Дышат едва, И громкий голос,
Благодатный ветр высочайших слов, Еле колышет Перезрелый колос
Старческих отяжелевших голов.
Слились все:
Лопухин в своей пышной красе, Великолепный вельможа, И мумия юноши, вставшая с ложа, —
Оленин с мальчишеским древним лицом, Граф Литта с мальтийским крестом, Наивный и седокудрый Карамзин, и Сперанский мудрый, Князь Куракин и Кочубей,
Ималенький буффа — Голицын. Не разберешь, хоть убей, Где виги, где тори — Все лица Слились в одно.
Ионо
С блаженством во взоре В некое светоносное море Погружено.
«Ангелом я покойным дышу, Пусть он мне предводительствует, Но можем ли мы рисковать
Амари |
169 |
Положением государства, Этого обожаемого отечества? Я исполняю свой долг.
Присягну, как первый верноподданный Брату и моему Государю».
В ответ На слов превыспренних ворох
Сблаженной тоскою во взорах
Шептали ему верноподцанно — слабое «нет!».
БУНТ
Буйность воскликновений, Звоны копыт о лед; Гуды и гул борений, Камней разгульный лет. Это свободы Гений Толпы мутит, мятет.
Всюду водовороты, Лопнул упругий кран.
Ввесе полен — полеты,
Вгрузе бревна — таран. Богом был царь. Но что-то Сдвинулось. Он — тиран!
Зверь, отхлебнувший крови, И захлебнется в ней. Гончую ль остановишь Свору ночных страстей? Вихорь безумья, внове Веяньем вольным вей!
Миг — и в щепах плотина, Вал все препоны снес.
Вот ниспадет лавина, Вот запоет хаос.
Миг... Вдруг хлыст господина! Зверь заскулил, как пес.
170 |
Амари |
Тщетно борись с волнами, Дно нащупывай, шарь...
Ничего под ногами, — Тонешь ты, русский царь! Вдруг барабан и знамя Твердо идут, как встарь.
Преображенский, первый Близится батальон. Царские крепнут нервы, Выпрямляется трон.
О, воистину первый В мире всём батальон!
Словно Урала скалы Или Невы гранит, Синяя сталь сверкала. Что за волшебный вид! Щурится зверь; оскалы Морды; визжит; бежит.
Громче «ура», солдаты, Слуги, друзья, рабы! Самодержавье свято И тяжелей судьбы. Дружно «ура», ребята, Ш ире крестите лбы.
Вам же года неволи Ваши несут штыки. Бунту безумной голи Окрик, прицел, клыки!
В буйном ты, Русь, камзоле Цепи тоски влеки.
Вашим же детям цепи И подневольный труд. Эх, широки вы, степи, Буйных разгулов гуд!
Против себя же крепи Выстрой, о русский люд!