Порфирий

 

Выше уже шла речь о том, что в пределах Среднего платонизма мы не встречаемся с [стр. 27] разработанной концепцией воображения и что свобода обращения с этим термином отличала, собственно, только стоическую традицию. Зафиксировав, что Сириан хорошо знаком с концепцией воображения и что для него она _ как и для Прокла - прямо не связывается с "пифагорейской" (ямвлиховской) тенденцией, мы оставили тем самым единственную фигуру, которая реально могла повлиять на Сириана и Прокла. Речь идет о Порфирии.

 

Порфирий оказывается весьма подходящей фигурой для объяснения исключительного пассажа о воображении во втором прологе по разным причинам. Во-первых, Порфирий был автором комментария к Евклиду, и Прокл прямо ссылается на него в самом тексте комментария (255,12-256,8; 297,5-298,10; 316,1-13; 323,9-326,5; 350,17-352,10). Во-вторых, Порфирий знаменит среди неоплатоников как раз своей приверженностью стоическим теориям и склонностью модифицировать их в специфическом плане: таковы, в частности, его концепции пневмы как первичного тела души и его концепция зрения. Наконец, именно Порфирий разработал уникальную в постплотиновском платонизме концепцию воображения. Последние два момента разберем подробнее.

 

В Сентенциях Порфирий рассуждает о том, что воображение помещается между чувственным восприятием и умом (Sent. 43). Выше он отмечает, что, находясь в теле, умная часть души не может проявить себя иначе как с помощью воображения (Sent. 16). У находящегося под влиянием Порфирия Синесия в сочинении О сновидениях (De insomniis, PG, t. LXVI, 1316C) [стр. 28] находим следующий пассаж: "...воображением сущие изымаются из бытия, и вводится в бытие никогда и ни в каком смысле не сущее и не имеющее природного бытия". Последний пассаж показывает исключительную силу и самостоятельность акта воображения, каковая именно и необходима для того, чтобы создать не имеющее бытия в разуме множество геометрических фигур: "Мысль, - рассуждает Прокл, обладает рациональными построениями, но не обладая силой рассматривать их как сложные сочетания, разбивает их на простые компоненты и переводит в другую область рассмотрения, то есть передает их воображению..., и уже в нем - или с его помощью - дает о них развернутое знание (anelittei ten gnosin autou)" (54,27-55,4). Вспомним в связи с этим, что в первом прологе (16) Прокл говорит о душе: "...душа также является умом, потому что она в соответствии с предшествующим умом разворачивает себя самое, и есть образ ума и его внешний очерк". Будучи eikon и typos, в "пифагорейском" контексте первого введения, душа во втором введении обладает той же развертывающей ум силой благодаря воображению.

 

Мы, таким образом, начинаем нащупывать за различной терминологией двух введений общую рациональную структуру, которую Прокл выстраивает, не стремясь упорядочить различные используемые им источники. Между тем активная разработка Порфирием концепции воображения имела хорошие предпосылки в философии Плотина [прим. 1], тогда как подчеркнутый [стр. 29]пифагореизм Ямвлиха вызывал у того же Порфирия по существу отрицательную реакцию: в комментарии на Гармонику Птолемея Порфирий принимает критику Птолемеем произвольных математических спекуляций пифагорейцев. Хотя Плотин характеризует воображение традиционно как низшую способность души (например, I 8, 15, 18: "воображение - результат внешнего иррационального импульса"), у него тем не менее есть тексты, дающие основу для развития этой темы (например, IV 3, 23, 31-32): "Чувство в каком-то смысле выносит суждения, а воображение - мыслит"). В особенности интересен с этой точки зрения пассаж из II 4, 11, 29-38: "...некоторые говорят, что материя тождественна с пустотой; но я называю ее призраком объема (phantasma ogkou)... Такого рода объем есть неопределенность материи, восприемница величины в ней; [стр. 30] а в воображении она - объем, как было сказано выше". Достаточно перевести эту конструкцию в сферу души - материи ума, оставив душе активность в развертывании умного образца, чтобы можно было самостоятельно разрабатывать проблему геометрической материи. Показав, что концепция воображения, представленная у Прокла во втором введении, и по свидетельствам и по существу - то есть по тем предпосылкам, которые имеются для этой концепции у Плотина - могла быть развита именно Порфирием, обратим внимание еще на один момент второго введения. Прокл пишет: "...если должно согласовать наши рациональные построения с самими вещами и в то же время с изложением Платона, проведем следующее разделение..." (50). Эта необходимость двойного соотнесения - с действительностью и с Платоном - требование не столь банальное, как может представиться на первый взгляд: для Прокла гораздо естественней и обычней утверждать, что в диалогах Платона божественная истина проявляется так же, как само божество проявляется в мире (см., напр., Theol. Plat. I 5, p. 23, 22-24, 11 Saffrey-Westerink). Но именно с таким ходом мысли мы сталкиваемся у Порфирия в трактате "Как одушевляются зародыши": сначала Порфирий подтверждает высказываемое мнение сочинениями Платона, а затем считает необходимым "без помощи Платона исследовать феномен в его реальности" (IX 1 Kalbfleisch).

 

В заключение этого раздела обратим внимание на то, что Прокл завершает рассуждение о геометрической материи следующим образом: "Вот что мы можем сказать о геометрической [стр. 31] материи, имея при этом в виду и то, что Порфирий-философ написал в своих Исследованиях по разным вопросам и что излагается большинством платоников, но полагая, что это более согласуется с подходами геометров, а также с Платоном..." (56-57). Это за мечание Прокла понимается так, что изложенная им концепция противопоставлена концепции Порфирия. Однако, вернее понимать это место иначе: Прокл предпочитает излагать этот вопрос по комментарию Порфирия к На чалам, хотя он знает и его рассуждения в другом сочинении (из которого мы знаем только фрагменты). Именно в этом случае оправдано выделение Порфирия с одним из его сочинений и общее упоминание "большинства платоников".